Сокровище Картахены. Береговое братство. Морские титаны (сборник)
Мучительные страдания и нужда обнаружили твердость и непоколебимую силу воли в раненом и лишенном всякой помощи человеке. Он не поддался отчаянию, не пал духом, но вооружился терпением и мужественно вступил в борьбу с постигшими его бедствиями, чтобы отстаивать свою жизнь до последнего.
Он проводил все дни в переходах, не зная наверняка, куда идет, но все же не теряя надежды проникнуть наконец сквозь окружавшие его со всех сторон густые заросли и выйти на настоящую дорогу.
Часто он взбирался на вершины гор, чтобы оттуда увидеть море. Тогда он чувствовал прилив сил и спешил спуститься вниз, чтобы продолжить путь. Но первая же тропа, проложенная дикими зверями, вновь сбивала его с толку и заставляла терять направление, которого решил держаться.
Собака, не оставляя своего нового хозяина в этих блужданиях по нескончаемым лесам, время от времени подстерегала дичь. Эту добычу человек и собака делили между собой по-братски.
Мало-помалу человек свыкся с такой пищей: сырое мясо стало казаться ему почти вкусным. Он научился подмечать кустарники, где скрывалась дичь, и охота пошла удачнее. А вскоре у него появились новые помощники – молодые дикие собаки и молодые кабаны. Он случайно обнаружил их во время скитаний и решил выдрессировать. Помощь этих животных пришлась весьма кстати.
Около года и двух месяцев продолжалась эта странная жизнь. Беглец уже почти потерял всякую надежду выбраться из леса, когда в одно прекрасное утро вдруг столкнулся лицом к лицу с группой французских буканьеров. Пораженные увиденным, французы не на шутку струхнули, что было не удивительно: наружность бедняги была весьма непривлекательна и не внушала доверия.
Волос и бороды за все время странствий ни разу не касались ножницы и гребенка. Одежда его, состоявшая когда-то из панталон и рубашки, превратилась в лохмотья, едва прикрывавшие тело. Сильно загоревшее лицо имело дикое выражение, а на поясе незнакомца болтался кусок сырого мяса. Три собаки и два кабана, вида столь же дикого, как их хозяин, следовали за ним по пятам.
Незнакомец откровенно и бесхитростно поведал о своих мытарствах. Буканьеры едва пришли в себя, некоторые признали, что видели этого человека прежде, и теперь проявили к нему участие. Тут же они принялись держать совет.
По зрелом размышлении, вникнув во все обстоятельства дела, они решили, что Пальник злоупотребил присвоенной ему в силу берегового обычая властью над своим слугой и что безжалостным обхождением, в особенности же гнусным хладнокровием, с которым он бросил несчастного, буканьер сам расторг скреплявшие их узы и, следовательно, лишил себя всяких прав на слугу, который теперь должен быть объявлен свободным.
Это решение, единодушно одобренное, было немедленно приведено в исполнение. Нашего героя нарекли шуточным прозвищем Медвежонок, и он охотно принял его. Что греха таить, он гораздо больше походил на медведя, чем на человека. Таким образом, уже с именем Медвежонок, он был принят в число Береговых братьев и обрел права и преимущества, принадлежащие буканьерам и флибустьерам.
Новые друзья не ограничились этим: они дали ему одежду, оружие, порох, пули и взяли с собой в Пор-Марго, где в присутствии д’Ожерона заявили о принятом решении, а губернатор, в свою очередь, придал этому решению законную силу, несмотря на упорное сопротивление Пальника, который никак не хотел отказаться от своей власти над слугой, утверждая, что не бил его и уж тем более не бросал, а тот сам убежал и выдумал все это со злости на хозяина.
Жестокость Пальника была так хорошо известна в Пор-Марго и окрестностях, что д’Ожерон даже не удосужился выслушать его, пригрозив примерным наказанием, если впредь буканьер не будет по-человечески обходиться со своими слугами.
Человек, получивший имя Медвежонок, нисколько не опасался угроз прежнего хозяина: теперь, когда он стал свободным, он имел право защищаться. Спустя несколько дней он уже отправился в экспедицию под командованием Монбара Губителя.
С этих пор он участвовал во многих экспедициях под предводительством знаменитых флибустьеров и за непродолжительное время приобрел не только большое богатство, но, благодаря отваге, храбрости и в особенности острому уму, еще и добрую славу среди товарищей.
С тех пор как его объявили свободным, Медвежонок никогда не пенял на свои жестокие страдания во время рабства, ни разу имя Пальника не было им произнесено ни для порицания, ни для похвалы. Если в его присутствии заходила речь о свирепом буканьере, он не принимал участия в разговоре, хотя его мнением и интересовались. Впрочем, в течение двух лет, миновавших после вышеописанных событий, у двух врагов ни разу не было случая встретиться лицом к лицу.
История Медвежонка и Пальника стала уже преданием в местах, где каждый день приносит все новые приключения. Все забыли о ней, и тот, кто когда-то ожидал блистательной мести со стороны новоиспеченного флибустьера, недоверчиво покачивал головой, если речь случайно заходила о непримиримой вражде бывшего слуги и его хозяина. Но одним прекрасным вечером судьба свела этих двоих в гостинице «Сорванный якорь».
Вот как было дело.
Дня два или три назад флибустьерское судно под командованием Мигеля Баска после месячного крейсирования в водах Мексиканского залива вошло в гавань с грузом золота и пленников. Шесть испанских судов, захваченных флибустьерами с Тортуги, были взяты на абордаж, разграблены и, по обычаю, сожжены в море.
Едва корабль Мигеля Баска бросил якорь на рейде Пор-Марго, пленников высадили на берег и приступили к дележу добычи. Получив свою долю, флибустьеры поспешили, как случалось всегда, растратить в безудержных оргиях добытое золото. Они ценили сей драгоценный металл лишь из-за удовольствий, которые он мог им доставить.
Наибольшим почетом у флибустьеров пользовалась игра, ей они предавались яростно, с бешенством, ставя на кон огромные суммы, и по большей части прекращали партию, лишь когда проигрывали все награбленное золото, одежду и нередко даже свободу.
С прибытия корабля Мигеля Баска в Пор-Марго игра шла везде: на улицах и на площадях, на опрокинутых бочках, в гостиницах и даже в доме губернатора. Ссоры возникали повсеместно, и кровь лилась потоками. Рассудительные и безумцы подчинились влиянию игорной горячки, не менее ужасной и убийственной, чем настоящая.
Быть может, из всех Береговых братьев один только Медвежонок не поддался всеобщему сумасбродному увлечению: он презирал игру, считая ее постыдной страстью. Приятели частенько подтрунивали над ним, называли его «пуританином», но он оставался непоколебим, ничто не могло заставить его изменить своих взглядов.
В тот вечер, к которому относится наш рассказ, часов в семь, когда солнце уже стало опускаться в голубые волны Атлантического океана, Медвежонок Железная Голова, равнодушный к тому, что происходит в городе, медленно расхаживал по берегу с сигарой во рту, опустив голову и заложив руки за спину. Верные собаки и кабаны сопровождали его, не отходя ни на шаг.
– Эй! – раздался внезапно веселый голос. – Какого черта ты предаешься тут мечтаниям, когда весь город гуляет и ликует?
Медвежонок поднял голову и с улыбкой подал руку одному из самых знаменитых флибустьеров.
– Как видишь, мой любезный Дрейф, – ответил он, – гуляю и восхищаюсь закатом!
– Хорошенькое удовольствие, нечего сказать! – вскричал со смехом собеседник. – Чем бродить тут на берегу, словно душа, осужденная на вечные муки, лучше пойдем-ка со мной.
– Что поделаешь, дружище, всякий веселится, как умеет.
– Против этого, разумеется, возразить нечего. Но почему ты отказываешься идти со мной?
– Пока не отказывался. Однако если тебе все равно, то охотнее бы не пошел. Ты будешь играть, а я, как тебе известно, не терплю игры.
– Разве это мешает смотреть, как играют другие?
– Нисколько. Но подобные зрелища печалят меня.
– Ты совсем спятил! Послушай-ка, в «Сорванном якоре», говорят, какой-то богатый буканьер с берегов Артибонита, или не знаю хорошенько откуда, играет с чертовским везением и чуть ли не обобрал половину экипажа Мигеля Баска.
– Что же мне-то тут прикажешь делать, мой дорогой? – со смехом воскликнул Медвежонок. – Не могу же я помешать его везению?
– Кто знает!
– Как же это?
– Послушай, брат, как только я увидел тебя, мне пришла в голову великолепная мысль: я хочу играть с этим буканьером. Пойдем со мной, ты будешь стоять возле меня. Ведь тебе везет во всем, за что бы ты ни взялся. Ты принесешь мне счастье – я выиграю!
– Да ты рехнулся.
– Нет, но я игрок, следовательно, суеверен.
– Ты и впрямь так сильно желаешь этого?
– Пожалуйста, не отказывай!
– Так пойдем, испытаем счастье, – согласился Медвежонок, пожимая плечами.
– Спасибо, приятель! – вскричал Дрейф, крепко пожав ему руку. – Черт возьми! – прибавил он, весело щелкнув пальцами. – Теперь я уверен, что выиграю.
Медвежонок лишь улыбнулся в ответ, и два товарища направились к гостинице «Сорванный якорь».
Глава II
Как играли в кости бывший слуга и его хозяин и что за этим последовало
Когда флибустьеры открыли дверь гостиницы и шагнули через порог, их взгляду предстало удивительное зрелище. Медвежонок и Дрейф невольно остановились и с изумлением огляделись вокруг.
При свете ламп, копоть от которых вместе с дымом от сигар и трубок стояла черным облаком под потолком, виднелись, словно сквозь туман, уже изрядно подвыпившие городские обыватели, колонисты и Береговые братья. Их искаженные лица судорожно подергивались от азарта игры и принимали зловещее выражение при мерцающих отблесках светильников, постоянно колеблемых ветром.
Посреди залы стоял длинный стол, сооруженный на скорую руку из досок и бочек. Груды золота лежали перед игроком, который, встряхивая кости в стакане, дерзким и насмешливым взглядом вызывал на сражение толпившихся вокруг стола флибустьеров.
За игроком стояло десятка два испанцев, мужчин и женщин, захваченных в плен во время экспедиции и послуживших последней ставкой в игре своих прежних владельцев.
– С этим-то буканьером мы и будем иметь дело, – сказал Дрейф. – Следуй за мной.
Медвежонок бросил рассеянный взгляд на человека, указанного ему товарищем, и тут же узнал в нем Пальника. При виде бывшего хозяина Медвежонок нахмурил брови, смертельная бледность разлилась по его лицу, и он невольно сделал шаг назад.
– Что с тобой? – спросил Дрейф, заметив это. – А! – прибавил он спустя мгновение. – Понимаю: ты узнал своего прежнего хозяина!
– Да, – мрачно ответил Медвежонок, – это он.
– Что ж за беда! Разве ты не свободен? Тебе нечего бояться.
– Я не боюсь, – пробормотал капитан Медвежонок Железная Голова как бы сам себе.
– Так пойдем.
– Ты прав, – ответил Медвежонок со странной улыбкой, – пойдем! Может, и лучше покончить с этим раз навсегда.
– Что ты намерен предпринять? – слегка встревоженный, осведомился его товарищ.
– Бог свидетель, я не искал встречи с этим человеком. Напротив, я всячески старался избегать его. Когда ты встретил меня на берегу и попросил пойти с тобой, я пытался отговориться.
– Это правда.
– Итак, ясно, что только случай свел нас теперь.
– Чтоб меня черт побрал с руками и с ногами, если я понимаю хоть одно словечко из всего, что ты говоришь!
Медвежонок поднял голову и посмотрел на своего товарища с неподражаемым выражением насмешливого торжества. Потом взял его под руку и вкрадчивым голосом произнес:
– Пойдем, Дрейф. Ты часто ставил мне в укор, что я не играю… Ну так вот, сегодня, ей-богу, ты будешь присутствовать при игре, которую ни ты, ни наши товарищи не забудут.
– Ты станешь играть?! – вскричал Дрейф вне себя от изумления.
– Да, и партия будет решительная.
– С кем же?
– С человеком, который так нахально обобрал наших братьев, – ответил Медвежонок, указывая на буканьера.
– С Пальником?
– Да, и вместо того, чтоб присутствовать при твоей игре, я буду играть, а ты – присутствовать при этом.
– Берегись! – заметил Дрейф.
– Решение принято. Пойдем!
– Да поможет тебе Бог! – прошептал флибустьер, следуя за Медвежонком.
Они вошли в залу, без труда прокладывая себе путь в толпе, так как оба пользовались большим уважением товарищей. Вскоре они очутились перед столом, за которым сидел буканьер.
– Ага! – вскричал он и грубо рассмеялся. – Уж не собираетесь ли вы попытать счастья, друзья?
– Почему бы и нет? – откликнулся Дрейф.
– Попробуй, если такая уж охота, – продолжал, посмеиваясь, буканьер, – я готов принять от тебя все, вплоть до последнего дублона, приятель.
– Во-первых, я тебе вовсе не приятель, благодарение Богу! Так что побереги это звание для других, – возразил флибустьер. – Что же до того, чтобы взять у меня все до последнего дублона, то это мы еще посмотрим, причем сейчас же, не откладывая на потом.
– Возьму не только дублоны, но и твоего товарища в придачу, если он, против своего обыкновения, осмелится сразиться со мной, – прибавил буканьер со злой усмешкой.
– Не задирайся понапрасну, Пальник, когда тебя не трогают, – холодно произнес Медвежонок.
– Прошу без наставлений, я не нуждаюсь в них, – грубо заявил буканьер. – Если ты чем-то недоволен, готов дать тебе удовлетворение, где, когда и как пожелаешь.
– Прошу принять во внимание, – спокойно заметил Медвежонок, – что не давал ни малейшего повода к ссоре, которую ты стараешься завязать со мной. Ведь я не вмешивался в твой спор с моим приятелем.
Вокруг спорящих мгновенно образовался круг из Береговых братьев: все с любопытством ждали начала неминуемой схватки. Каждому из присутствующих была известна обоюдная ненависть Медвежонка и Пальника. И теперь зрители предвидели страшную развязку так дерзко начатой буканьером словесной перепалки.
Береговые братья не любили Пальника, а его постоянное везение в игре еще больше, если это вообще было возможно, усилило общее нерасположение. Бо́льшая часть присутствующих втайне питала надежду, что наконец-то Пальника настигнет страшная месть, которую его противник откладывал так долго, вероятно, только за отсутствием удобного случая.
Медвежонок был холоден и спокоен, хотя и немного бледен. Он вполне владел собой.
– Ладно! – проговорил буканьер, презрительно пожав плечами. – Хватит болтать. Дурную собаку след взять не заставишь.
– Медвежонок прав! – вскричал Дрейф. – Ты сам привязался к нему, и если он не отвечает тебе так, как следовало бы, то, вероятно, имеет на то свои причины. А теперь пора приступить к игре.
– Согласен. Что ставишь?
– Две тысячи пиастров, – ответил Дрейф, вынимая из кармана штанов кошелек.
– Постой, – холодно сказал Медвежонок, остановив его руку, – дай мне поговорить с этим человеком.
Флибустьер взглянул на своего приятеля и, увидев в его потемневших глазах зловещий огонь, опустил руку с кошельком назад в карман, пробормотав:
– Как хочешь…
Медвежонок сделал шаг вперед, оперся руками о стол и наклонился к буканьеру.
– Входя сюда, – резко отчеканил он, – я не знал, что встречусь с тобой. Я не искал встречи, потому что мое презрение к тебе равняется ненависти. Но если уж твоя несчастливая звезда подсказывает тебе отбросить сдержанность, которую мы сохраняли в отношениях друг с другом все это время, отбросить, пусть и мнимое, равнодушие – будь по-твоему! Я принимаю твой вызов!
– Сколько слов, чтоб прийти к такому ничтожному выводу! – воскликнул буканьер, и лицо его искривилось в улыбке.
– Посмотрим. Слушай меня, а присутствующие пусть будут свидетелями: мы сыграем в гальбик[3] три партии, ни меньше ни больше, и ты должен принять мои условия. Согласен?
– Еще бы, ведь ты проиграешь мне!
– Не проиграю, – возразил капитан, – я вступаю с тобой в решительную борьбу и убежден, что выйду победителем.
– Полно, не с ума ли ты спятил?
– Если трусишь, я настаивать не стану. Извинись передо мной и товарищами за оскорбление, и я тотчас уйду.
– Извиниться? Мне? Черт возьми! Ты думаешь, что говоришь?
– Предупреждаю, – холодно произнес Медвежонок, вынув из-за пояса пистолет и взводя курок, – что при малейшем подозрительном движении я уложу тебя на месте как лютого зверя, каков ты на самом деле и есть.
Вне себя от ярости, сдерживаемый только наставленным ему на грудь длинным дулом пистолета, буканьер окинул взглядом присутствующих, быть может желая найти поддержку.
Флибустьеры мрачно молчали, и их лица выражали одно лишь насмешливое злорадство.
Неимоверным усилием воли Пальник усмирил порыв гнева и, хотя кровь его закипала, голосом спокойным, в котором невозможно было подметить и малейшего волнения, ответил:
– Принимаю твое предложение.
– Какое? Извиниться?
– Никогда.
– Хорошо. Вы слышали, братья? – обратился капитан к присутствующим.
– Слышали, – ответили они в один голос.
– Итак, вот мои условия, – продолжал Медвежонок громко и отчетливо. – Три кости и стакан, равно неизвестные и мне и тебе, будут взяты у кого-либо из присутствующих здесь.
– Уж не думаешь ли ты, что у меня крапленые кости? – вскричал Пальник.
– Не думаю и думать не хочу, просто пользуюсь своим правом, вот и все.
Буканьер с яростью швырнул об пол свой стакан с игральными костями и принялся топтать его ногами.
Все бросили игру и с любопытством толпились вокруг стола. Кто-то взобрался на скамьи, кто-то на столы и бочки, чтобы присутствовать при этой весьма необычной дуэли. Все затаили дыхание, дабы не нарушить тишины, до того глубокой, что полет мухи был бы слышен в зале, где находилось более двухсот человек.
– Вот кости, друг мой, – сказал, подходя к капитану, человек, перед которым почтительно расступились все присутствующие.
– Благодарю, Монбар, – ответил Медвежонок, дружески пожимая руку страшного флибустьера.
Потом он обратился к своему противнику:
– Каждый из нас будет кидать кости поочередно. У кого выпадет на трех костях бо́льшая сумма очков, тот и выиграл, если только у противника не будет равное количество на всех трех костях. Согласен?
– Согласен, – мрачно ответил буканьер.
– Сыграем всего три партии.
– Ладно.
– И я один буду иметь право назначать ставки. Сколько у тебя тут, на столе?
– Восемь тысяч семьсот пиастров.
– Во сколько ценишь свое имущество: дома, мебель, слуг… Словом, всё?
– В такую же сумму.
– Ты выставляешь себя что-то уж слишком богатым, – смеясь, заметил Медвежонок.
– А ты, что ли, считал мое состояние? – грубо вскричал буканьер. – Это моя цена, и делу конец.
В эту минуту капитан почувствовал, что кто-то слегка тронул его за плечо. Он оглянулся.
За ним смиренно стояли, с отчаянием на лицах, несчастные пленники-испанцы.
– Сжальтесь, сеньор! – прошептал в самое его ухо голос нежный и жалобный.
– И в самом деле! – сказал капитан. – А этих людей во сколько ты ценишь? – И он указал на невольников.
– В десять тысяч пиастров, ни одним реалом[4] меньше.
Капитан заколебался.
– Ради Святой Девы, сжальтесь, сеньор! – произнес тот же голос с выражением глубокой печали.
– Итак, все вместе составляет сумму в двадцать семь тысяч четыреста пиастров, – заключил он.
– Отлично умеешь считать, любезнейший, – посмеиваясь, сказал Пальник. – Цифра хорошая, не правда ли?
– Очень хорошая. На первую игру я ставлю тринадцать тысяч семьсот пиастров.
Ропот удивления пробежал по внимающей происходящему толпе.
– Хорошо! Выкладывай деньги, – сказал буканьер со злой усмешкой.
– При мне их нет, – хладнокровно возразил Медвежонок.
– Тогда я отказываюсь, приятель. На слово я не играю.
Капитан закусил губу, но не успел ничего ответить.
– Я ручаюсь за него, – вступил Монбар, остановив свой орлиный взгляд на буканьере.
Тот в смущении опустил глаза.
– И я ручаюсь! – вскричал Дрейф. – Ей-богу! Все что имею, я с радостью отдам ему.
– И я также, – прибавил Красавец Лоран, пробираясь в толпе к столу, за которым сидел Пальник.
– Что скажешь на это? – спросил Медвежонок, пожимая протянутые ему руки. – Находишь ли ты эти ручательства достаточными?
– Будем играть, сто чертей! И чтобы все было поскорей кончено!
– Вот стакан, начинай.
Буканьер молча взял стакан, минуту встряхивал его в лихорадочном волнении, и наконец кости с глухим стуком полетели на пол.
– Удачно! – сказал Медвежонок. – Шесть и шесть – двенадцать, да пять – семнадцать. Теперь моя очередь.
Он небрежно взял стакан, встряхнул его и опрокинул.
– Вот тебе на! – вскричал он, смеясь. – По шестерке на каждой кости. Ты проиграл.
– Проклятье! – вскричал буканьер, побледнев.
– Счастье, видно, тебе изменило, – продолжал флибустьер. – Теперь – за вторую партию! Поручителей мне больше не нужно. Я ставлю свой выигрыш против того, что у тебя остается.
Буканьер с силой встряхнул стакан и опрокинул его.
– Ага! – вскричал он вдруг с торжествующим хохотом. – Удача еще не отвернулась от меня! Погляди-ка, приятель, на всех костях по четыре очка.
– Бесспорно, это хорошо, – ответил Медвежонок, – но ведь может быть и лучше. Что ты скажешь об этом? – заключил он и перевернул стакан.
На всех трех костях было по пяти очков.
– Разорен! – вскричал буканьер, отирая холодный пот с лица.
– Как видишь, – ответил Медвежонок, – ты разорился, но это не все. Разве ты забыл, что нам предстоит сыграть третью партию?
– У меня ровно ничего не осталось!
– Ошибаешься, у тебя есть еще то, что я хочу выиграть.
– Что же?
– Твоя жизнь! – вскричал капитан голосом, наводящим ужас. – Не воображаешь ли ты, что я вступил в эту смертельную игру из одного низкого наслаждения отнять золото, которое я презираю? Нет, нет, мне нужна твоя жизнь! Чтоб выиграть ее, я ставлю все твое состояние, которое теперь перешло ко мне, и свою жизнь в придачу. Кто проиграет, пустит себе пулю в лоб тут же, на месте, при всех.
Дрожь ужаса пробежала, подобно электрическому току, по рядам Береговых братьев.
– Это безумие, Медвежонок! – вскричал Монбар.
– Брось, брось! – с живостью вмешались еще несколько флибустьеров.
– Братья, – ответил Медвежонок с тихой улыбкой, – благодарю вас за участие, но я решился. Впрочем, будьте спокойны, я играю наверняка. Человек этот заранее осужден, он одержим страхом, и лишь остатки гордости поддерживают его силы. Я согласен, однако, дать ему последнюю возможность спасти свою жизнь: пусть он публично сознается в своих преступлениях и смиренно попросит у меня прощения. С этим условием я готов простить его.
– Никогда! – вскричал буканьер в порыве неудержимого бешенства. – Твоя жизнь или моя – пусть будет так! Один из нас тут лишний и должен исчезнуть. Сыграем же эту партию, и будь ты проклят!
Он бросил кости, отвернувшись. Крик ужаса раздался в толпе.
На верхней грани каждой кости было по пяти очков.
– Да, до победы рукой подать, – капитан равнодушно пожал плечами, собирая кости, – но не торопись торжествовать… Ты ближе к смерти, чем полагаешь.
– Да бросай же, наконец! – вскричал буканьер задыхающимся голосом, в глазах его была смертная тоска.
– Братья, – заговорил Медвежонок все с тем же хладнокровием, – это суд Божий. Чтоб доказать, что человек этот безвозвратно осужден Божественным правосудием, я не прикоснусь к стакану… Один из вас бросит кости вместо меня.
– Не я! – вскричал Монбар. – Зачем испытывать терпение Всевышнего!
– Ошибаешься, брат, напротив. Этим воочию будет доказано Его могущество и правосудие. Бери кости и бросай.
– Клянусь честью, я не сделаю этого!
– Прошу тебя, брат.
Монбар колебался.
– Да бросай же кости, или ты трусишь? – повторял безотчетно Пальник. Он сжался, точно тигр, готовый прыгнуть на добычу. Руки его судорожно вцепились в край стола, а взгляд был дик и неподвижен.
Медвежонок почти насильно вложил стакан с игральными костями в руку Монбара.
– Бросай, не бойся, – сказал он.
– Да простит мне Господь! – пробормотал Монбар и, отвернувшись, бросил кости.
В ту же минуту раздался пронзительный, нечеловеческий крик, чья-то рука внезапно дернула Медвежонка назад, грянул выстрел, и пуля со зловещим свистом засела в потолочной балке.
Все это совершилось очень быстро, крик отделяло от выстрела всего лишь мгновение.
Столь неожиданный поворот дела поверг флибустьеров в оцепенение. Когда они опомнились, то увидели буканьера уже поваленным на стол. Могучая рука Красавца Лорана удерживала Пальника, несмотря на его сопротивление. В судорожно сжатых пальцах буканьера все увидели дымящийся пистолет. На каждой из упавших костей оказалось по шести очков.