Ураган. Книга 1. Потерянный рай

Человек обернулся и увидел, что там творилось. Он прокричал еще одну команду, обругав своих людей. Они без всякой опаски заорали на него в ответ, потом помедлили минуту и вылезли из машин в сгущающиеся сумерки, оставив за собой хаос.

– Пожалуйста, извините их, – сказал мужчина. – Мое имя Затаки. Я возглавляю комитет Абадана. С Божьей помощью мы теперь управляем Бендер-Дейлемом.

В животе у Руди творилась кутерьма. Его команда экспатриантов и иранских рабочих стояла, замерев, рядом с низеньким административным зданием в окружении направленных на них автоматов.

– Мы работаем на британскую компан…

– Да, мы знаем о «С-Г хеликоптерз». – Затаки повернулся и прокричал еще один приказ; с явной неохотой несколько человек из его группы направились к воротам и начали занимать оборонительные позиции. Он опять обернулся к Руди. – Ваше имя?

– Капитан Луц.

– Вам нечего бояться, капитан Луц, ни вам, ни вашим людям. У вас здесь есть оружие?

– Нет, за исключением легких пистолетов системы Вери, они входят в летный комплект. Сигнальные пистолеты, для подачи сигнала в случае аварии.

– Принесите их. – Затаки повернулся, подошел поближе к группе сотрудников «С-Г» и встал там, изучая их лица.

Руди видел, как напуганы его иранцы, повара, наземные рабочие, слесари, Джахан и Йемени, менеджер из «Иран ойл».

– Это все мои люди, – произнес он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо. – Все они – работники «С-Г».

Затаки взглянул на него, потом подошел вплотную, и Руди пришлось напрячь всю свою волю, чтобы опять не отшатнуться.

– Вы знаете, что такое «Моджахедин аль-хальк»? Федаины? Туде? – тихо спросил иранец; Затаки был мощнее Руди и вооружен автоматом.

– Да.

– Хорошо.

Затаки продолжил внимательно изучать иранцев. Одного за другим. Молчание нарастало. Внезапно он ткнул пальцем в одного из них, слесаря. Человек осел под его взглядом, потом сломя голову бросился бежать, что-то крича на фарси. Его быстро схватили, и после нескольких ударов он потерял сознание.

– Комитет будет судить его и приговорит во имя Аллаха. – Затаки бросил взгляд на Руди. – Капитан, – сказал он, и его губы сложились в жесткую улыбку, – я просил вас принести ваши пистолеты Вери.

– Они в сейфе, под надежным замком, – ответил Руди так же жестко, совсем не чувствуя в себе храбрости. – Вы можете забрать их, когда пожелаете. Вертолету они придаются только на время полета. Я… я хочу, чтобы этого человека освободили!

Без предупреждения Затаки развернул автомат и ударил Руди прикладом по голове, но Руди среагировал молниеносно: одной рукой он перехватил автомат, отведя его в сторону, вырвал его из рук иранца и, прежде чем автомат успел упасть на землю, натренированным ребром ладони рубанул Затаки по незащищенному горлу, однако в последнее мгновение остановил смертельный удар, едва коснувшись кожи иранца. Руди отступил назад, совершенно не представляя, что ему теперь делать. Все автоматы были наведены на него.

Тишина сгущалась. Его люди оцепенели от ужаса. Затаки сверлил Руди взглядом, полным ярости. Тени вытянулись, легкий ветерок играл «колдуном», издавая негромкое потрескивание.

– Поднимите автомат!

В еще более пронзительном безмолвии Руди услышал в голосе иранца угрозу и обещание и понял, что его жизнь – жизнь каждого из них – висит на волоске.

– Фаулер, выполняйте! – приказал он, молясь про себя, что сделал правильный выбор.

Фаулер медленно выступил вперед.

– Есть, сэр, так точно, иду! – Ему показалось, что двадцать шагов, которые он проделал, заняли очень много времени, но никто его не остановил, а один из иранцев даже шагнул в сторону, пропуская его. Он поднял автомат, привычным движением поставил его на предохранитель и аккуратно протянул Затаки прикладом вперед. – Он не погнулся и… э-э… совсем как новый, сынок.

Иранец взял автомат и толкнул предохранитель вниз; щелчок прозвучал для всех как удар грома.

– Вы разбираетесь в оружии?

– Да… да, вообще-то. Мы… все механики были… мы все проходили курсы в ВВС… в Королевских военно-воздушных силах то есть, – произнес Фаулер, глядя Затаки в глаза, и подумал: «Какого дьявола я тут делаю, корчу храбреца перед этим вонючим отродьем левой титьки базарной шлюхи?» – Можно нам разойтись? Мы же гражданские, сынок, не солдаты там какие, прошу прощения. Нейтралитет у нас.

Затаки дернул большим пальцем в сторону группы:

– Возвращайтесь на место. – Потом он повернулся к Руди. – Где вы научились карате?

– В армии. В немецкой армии.

– А-а, немецкой. Вы немец? Немцы хорошо относились к Ирану. Не то что британцы или американцы. Кто здесь ваши пилоты, их имена и национальности?

Руди поколебался, потом показал пальцем:

– Капитан Дюбуа, француз, капитаны Тайрер, Блок и Форсайт, англичане.

– Американцев нет?

Руди опять почувствовал, как его желудок куда-то провалился. Джон Тайрер был американцем и имел фальшивое удостоверение личности. В этот момент его ухо уловило звук приближающегося вертолета, он узнал характерное «транк-транк» 206-го и непроизвольно посмотрел на небо вместе со всеми остальными. Затем один из «зеленых повязок» крикнул что-то и вытянул руку вверх, остальные бросились занимать оборонительные позиции, все разбежались, кроме экспатриантов. Они узнали маркировку на борту.

– Все в ангар! – приказал Затаки, когда вертолет появился над летным полем на высоте тысяча футов и начал кружить. – Один из ваших?

– Да. Но не с этой базы. – Руди прикрылся от заходящего солнца; сердце забилось чаще, когда он разобрал маркировку. – Это ЕР-НХТ из Ковисса, с нашей базы в Ковиссе.

– Что ему нужно?

– Очевидно, сесть.

– Узнайте, кто на борту. И без фокусов.

Они вместе прошли к аппарату УВЧ-связи в его кабинете.

– НХТ, вы меня слышите?

– НХТ, слышу вас хорошо. Говорит капитан Старк из Ковисса. – Пауза, потом: – Капитан Луц?

– Да, это капитан Луц, капитан Старк, – сказал Руди, поняв по официальности обращения, что на борту наверняка находятся враждебные лица, так же как и Старк теперь поймет, что здесь тоже не все в порядке.

– Прошу разрешения на посадку. У меня кончается топливо, и требуется дозаправка. Я получил разрешение абаданского центра радиолокационного контроля.

Руди бросил взгляд на Затаки.

– Спросите, кто на борту? – произнес иранец.

– Кто у вас на борту?

Пауза.

– Четыре пассажира. А в чем проблема?

Руди ждал. Затаки не знал, что делать. Любая из военных баз могла их сейчас прослушивать.

– Разрешайте посадку… рядом с ангаром.

– Посадку разрешаю, НХТ. Сажайте машину рядом с восточным ангаром.

– НХТ.

Затаки наклонился вперед и выключил рацию:

– Впредь радиосвязью вы будете пользоваться только с разрешения.

– Мы должны передавать регулярные сообщения на радары Абадана и Киша. Мой радист работает у нас в тече…

Кровь бросилась в лицо Затаки, и он заорал:

– До дальнейших распоряжений радиосвязью пользоваться только в присутствии одного из нас! И никаких взлетов или посадок без нашего разрешения. Вы за это отвечаете. – Его ярость улетучилась так же быстро, как и возникла. Он поднял автомат. Предохранитель был все еще снят. – Если бы вы не остановили удар, то сломали бы мне шею, проломили горло и я бы умер. Так?

– Так, – помолчав, кивнул Руди.

– Почему вы остановились?

– Я… я никого раньше не убивал. Не хотел начинать.

– Я убил многих. Исполняя труд Божий. Многих, хвала Богу. Многих. И убью еще многих врагов ислама с Божьей помощью. – Затаки щелкнул предохранителем. – То, что удар был остановлен, всего лишь воля Бога. Не больше. Я не могу возвратить вам того человека. Он иранец, это Иран, он враг Ирана и ислама.

Они наблюдали из ангара, как 206-й опускается на площадку. На борту было четыре пассажира. Все гражданские, все вооружены автоматами. Переднее сиденье занимал мулла, и натянутые нервы Затаки немного ослабли, но не его гнев. Едва вертолет коснулся бетона, его революционеры выскочили из укрытий и, с автоматами наготове, окружили его.

Мулла Хусейн выбрался из машины. Его лицо посуровело, когда он увидел враждебность Затаки.

– Мир вам. Я Хусейн Ковисси из ковисского комитета.

– Добро пожаловать на мой участок, во имя Бога, мулла, – ответил Затаки, его лицо еще больше помрачнело. – Я полковник Затаки из абаданского комитета. Мы правим в этой местности и не одобряем, когда люди ставят себя между нами и Богом.

– Сунниты и шииты – братья. Ислам есть ислам, – сказал Хусейн. – Мы благодарны нашим братьям на абаданских нефтепромыслах за их поддержку. Давайте отойдем и поговорим. Наша исламская революция еще не одержала победу.

Затаки натянуто кивнул, отозвал своих людей и махнул рукой мулле, чтобы тот последовал за ним туда, где их не могут услышать.

В ту же секунду Руди торопливо подбежал под вращающийся винт.

– Руди, что, черт возьми, происходит?! – спросил Старк из кабины.

Он заканчивал остановку двигателя, чувствуя, как ноют плечи.

Руди рассказал ему.

– А у тебя?

Так же быстро Старк сообщил о том, что произошло ночью на базе и в кабинете полковника Пешади.

– Мулла и эти головорезы вернулись в полдень, и их чуть удар не хватил, когда я отказался брать на борт вооруженных людей. Да, брат, думаю, пусть меня прикончат, но вооруженных людей я не повезу. Это делает нас сообщниками революционеров, а революции этой еще очень далеко до победы: по дороге сюда мы видели сотни солдат и блокпостов на дорогах. – Тяжелым взглядом он окинул базу и группки «зеленых повязок» тут и там; остальные члены команды все еще стояли под охраной возле своих трейлеров, слесарь-иранец все так же лежал без сознания. – Сволочи! – произнес он, вылез из кабины, потянулся, размял затекшие плечи и почувствовал себя лучше. – В конце концов мы пришли к компромиссу. Автоматы они оставили при себе, но я собрал их магазины и сложил в багажном отде… – Он замолчал.

К ним приближался высокий мулла Хусейн. Лопасти винта теперь лениво пробегали над их головами, замедляя свое вращение.

– Капитан, пожалуйста, ключ от багажного отделения, – сказал Хусейн.

Старк передал ему ключ:

– Нам не хватит времени, чтобы вернуться в Ковисс, и не хватит времени, чтобы долететь до Абадана.

– Вы разве не можете летать ночью?

– Могу, но это против ваших правил. Вы надевали наушники, вы слышали, как здесь работает радар. Мы едва успеем подняться в воздух, как нас со всех сторон облепят военные вертолеты и самолеты. Я заправлюсь, и мы переночуем здесь. По крайней мере, я переночую. Если вам нужно в город, вы всегда можете взять машину у своих здешних приятелей.

Хусейн вспыхнул.

– Времени у тебя совсем мало осталось, американец, – сказал он на фарси. – У тебя и всех твоих империалистических паразитов.

– На все воля Бога, мулла, на все воля Бога. Я буду готов к отлету после первой молитвы. После нее я улетаю, с вами или без вас.

– Ты доставишь меня в Абадан, подождешь там, а потом вернешься в Ковисс, как нужно мне и как приказал полковник Пешади!

Старк резко бросил, переходя на английский:

– Если вы будете готовы лететь после первой молитвы! Только мне Пешади ничего не приказывал. Я не подчиняюсь его приказам или вашим. «Иран ойл» попросила меня перевезти вас на этом чартерном рейсе. Мне нужно будет дозаправиться на пути назад.

– Очень хорошо, – раздраженно ответил Хусейн, – мы вылетаем на рассвете. Что касается дозаправки… – Он подумал секунду. – Мы сделаем это на Харке.

И Руди, и Старк в ошеломлении уставились на него.

– Как мы сможем получить разрешение для перелета на Харк? Харк лоялен… э-э… все еще под контролем ВВС. Вы только добьетесь, что нам головы снесут.

Хусейн лишь взглянул на них:

– Вы будете ждать здесь, пока комитет не примет решение. Через час я хочу связаться с Ковиссом по ВЧ. – Он, негодуя, зашагал прочь.

– Эти сукины дети слишком хорошо организованы, Руди, – тихо произнес Старк. – Мы по уши в дерьме – и без весла.

Руди почувствовал, как у него слабеют ноги.

– Нам нужно сорганизоваться, приготовиться свалить отсюда к чертовой матери.

– Займемся этим после ужина. Ты в порядке?

– Я думал, мне конец. Они собираются прикончить всех нас, Дюк.

– Не думаю. По какой-то причине мы для них очень важные персоны. Они нуждаются в нас, именно поэтому Хусейн уступил. Как и твой Затаки. Они могут крепко нас тряхнуть при случае, чтобы мы не вольничали, но по крайней мере на ближайшее время мы для них почему-то очень важны. – Старк еще раз попытался прогнать ноющую боль и усталость в спине и плечах. – Эх, сейчас бы к Эрикки в его сауну. – (Они оба обернулись, услышав торжествующую пальбу: несколько «зеленых повязок» стояли, задрав автоматы в воздух.) – Эти сукины дети совсем рехнулись. Из того, что мне удалось подслушать, ясно, что эта операция – часть всеобщего восстания против вооруженных сил. Оружие против оружия. Как у вас тут радиоприем? Би-би-си или «Голос Америки»?

– Между неустойчивым и очень плохим, их глушат день и ночь. Радио «Свободный Иран», понятное дело, как всегда, проходит громко, без помех. – (Это была советская радиостанция, развернутая сразу по ту сторону границы, в Баку на берегу Каспийского моря.) – И «Радио Москвы», как всегда, звучит так, будто разместилось у тебя в саду на заднем дворе.

Глава 7

НЕДАЛЕКО ОТ ТЕБРИЗА. 18:05. В заснеженных горах далеко на севере, рядом с советской границей, 206-й Петтикина быстро перевалил через возвышенность, продолжая подниматься на перевал. Вертолет скользил над верхушками деревьев, следуя извивам дороги внизу.

– «Тебриз-1», вас вызывает HFC из Тегерана. Как слышите? – повторил он уже в который раз.

Опять молчание. Быстро темнело, предвечернее солнце пряталось за плотной серой, тяжелой от снега завесой облаков, раскинувшейся всего в нескольких стах футов над его головой. Петтикин еще раз попытался вызвать базу. Он чувствовал глубокую усталость, его лицо покрывали кровоподтеки, донимала тупая боль от полученных ударов. Ему было неудобно нажимать на кнопку радиопередачи в перчатках, под которыми к тому же мучительно саднили ободранные до крови костяшки пальцев.

– «Тебриз-1», HFC из Тегерана. Как слышите меня?

Снова никакого ответа, но это его особо не тревожило. Связь в горах всегда была плохой, его здесь никто не ждал, и ни у Эрикки Йокконена, ни у начальника базы не было никаких причин устанавливать радиовахту. Дорога ползла вверх, поэтому облачное покрывало опускалось ему на голову, но Петтикин с облегчением увидел, что вершина перевала была все еще свободна от облаков, а по ту сторону дорога убегала вниз, и там, в полумиле от вершины, лежала база.

Сегодня утром дорога до небольшой военной базы Хале-Морги, неподалеку от тегеранского международного аэропорта, заняла у него гораздо больше времени, чем он думал. И хотя из квартиры он вышел еще до рассвета, Петтикин добрался туда, когда холодное солнце уже довольно высоко поднялось в грязном, сером от дыма небе. Ему много раз приходилось сворачивать и двигаться в объезд. Столкновения на улицах все еще продолжались, и многие дороги были перекрыты, некоторые обстоятельно, с настоящими баррикадами, другие, таких было больше, наспех перегорожены обгоревшими остовами машин или автобусов. Множество тел валялось на покрытых снегом тротуарах и дорогах, он видел массу раненых, дважды сердитые полицейские заворачивали его обратно. Но он не отступал, выбирая еще более длинные объездные маршруты. Когда Петтикин добрался до места, то с удивлением обнаружил, что ворота, которые вели на тот участок базы, где располагалась их летная школа, были открыты и никем не охранялись. Обычно там всегда стояли часовые из солдат ВВС. Он въехал и поставил машину в безопасном месте у ангара «С-Г», но не увидел никого из обязательной минимальной команды механиков или дежурного наземного персонала.

День выдался холодным и ясным, и Петтикин был одет для полетов в зимнее время. Снег покрывал летное поле и бо́льшую часть взлетно-посадочной полосы. Ожидая, пока кто-нибудь появится, он проверил стоявший в ангаре 206-й, на котором собирался лететь. Машина была в полном порядке. Запасные части для Тебриза – рулевой винт и два гидравлических насоса – находились в багажном отделении. Баки были полные, что давало ему от двух с половиной до трех часов в воздухе – от двухсот до трехсот миль, в зависимости от ветра, высоты и используемой мощности. Ему все равно придется дозаправляться на маршруте. План полета предписывал ему сделать это в Бендер-Энзили, порте на Каспийском побережье. Без особых усилий он выкатил 206-й на площадку перед ангаром. В следующий миг вокруг начался настоящий ад, и он едва не очутился в гуще сражения.

Грузовики с солдатами на полной скорости ворвались в ворота и помчались через поле под градом пуль со стороны основной части базы, где располагались ангары, казармы и административные здания. Другие грузовики понеслись по дороге вдоль периметра базы, стреляя на ходу, потом к ним присоединился гусеничный бронетранспортер «Брен», изрыгая огонь из своих пулеметов. Ошеломленный Петтикин с ужасом узнал на касках эмблему «Бессмертных» и разглядел их погоны. Следом за ними появились бронированные автобусы с военизированной полицией и еще какими-то людьми, которые рассредоточились на его стороне базы, оцепив ее. Прежде чем он успел сообразить, что происходит, четверо из них схватили его и потащили к одному из автобусов, что-то крича на фарси.

– Ради всего святого, да не говорю я на фарси! – кричал он им в ответ, стараясь вырваться из их рук.

Тогда один из них ударил его кулаком в живот, и он рыгнул, вырвался на свободу и ударил своего обидчика в лицо. Другой тут же выхватил пистолет и выстрелил. Пуля пробила ворот его парки и с жутким взвизгом срикошетила от автобуса, оставив после себя крупинки горящего кордита. Петтикин замер. Кто-то наотмашь хлестнул его по губам, остальные принялись осыпать его ударами и пинками. В этот момент рядом появился полицейский.

– Американец? Ты американец? – зло спросил он на плохом английском.

– Англичанин, – выдохнул Петтикин. Его рот был полон крови, он пытался вырваться от иранцев, прижавших его к капоту автобуса. – Я из вертолетной компании «С-Г», и это моя…

– Американец! Диверсант! – Полицейский сунул пистолет в лицо Петтикину, и тот увидел, как палец напрягся на курке. – Мы в САВАК знаем, вы, американцы, – причина всех наших бед!

Тут сквозь марево обуявшего его ужаса Петтикин услышал голос, прокричавший что-то на фарси, и почувствовал, как державшие его железные руки ослабли. Не веря своим глазам, он увидел возникшего перед ними молодого британского капитана-десантника в защитном комбинезоне и красном берете и двух невысоких тяжеловооруженных солдат с восточными лицами, с гранатами на портупее, рюкзаками за спиной. Капитан с безмятежным видом подбрасывал в левой руке гранату, словно это был апельсин; чека гранаты была на месте. На поясном ремне у капитана висел револьвер и странной формы нож в ножнах. Внезапно он прекратил играть гранатой и показал сначала на Петтикина, потом на 206-й, сердито заорал на полицейских на фарси, повелительно махнул рукой и отдал Петтикину честь.

– Черт подери, смотрите на них построже, капитан Петтикин! – быстро произнес он с приятным шотландским выговором, потом сбил руку полицейского с руки Петтикина.

Один из полицейских начал было поднимать автомат, но остановился, увидев, как капитан выдернул из гранаты чеку, продолжая удерживать скобу на месте. В тот же миг два его солдата щелкнули затворами автоматических винтовок, держа их небрежно, но наготове. Тот из двоих, что был постарше, широко улыбнулся и проверил, легко ли вынимается нож из ножен.

– Ваша вертушка готова к взлету?

– Д-да… да, готова, – промямлил Петтикин.

– Заводите ее, и как можно быстрее. Дверцы оставьте открытыми, а когда будете готовы взлетать, дайте мне знак, покажите большой палец, и мы все к вам заберемся. Приготовьтесь уходить отсюда низко и быстро. Давайте! Тензинг, пойдешь с ним. – Офицер ткнул большим пальцем в вертолет, стоявший от них в пятидесяти шагах, повернулся назад, опять перешел на фарси, обругал полицейских и приказал им убираться на другую сторону базы, где перестрелка стала чуть менее ожесточенной.

Солдат, которого он назвал Тензингом, зашагал рядом с Петтикином, все еще не вполне пришедшим в себя.

– Пожалуйста, быстрее, сахиб, – сказал Тензинг и прислонился к одной из дверец, держа винтовку наготове.

Петтикин в понуканиях не нуждался.

Мимо пронеслись еще какие-то бронированные машины, но не обратили на них никакого внимания, как и группы полицейских и солдат, с отчаянной поспешностью пытавшихся закрепиться на базе и удержать ее против толпы, приближение которой они уже могли слышать. За их спиной офицер полиции сердито спорил с десантником-британцем, остальные нервно поглядывали через плечо туда, откуда доносился нарастающий гул «Аллаху-у-у-у акбарррр!». К этому гулу теперь примешивались частая стрельба и взрывы. В двухстах шагах от забора на окружавшей базу дороге передние ряды толпы подожгли припаркованную машину, и та взорвалась.

Двигатели вертолета ожили, и этот звук привел полицейского в ярость, но в этот момент фаланга вооруженных молодых людей в гражданском ворвалась в ворота с противоположной стороны. Кто-то крикнул: «Моджахеды!» Тут же все по эту сторону базы сконцентрировались, чтобы их перехватить, и открыли огонь. Воспользовавшись этим как отвлекающим маневром, капитан и второй солдат бросились бежать к вертолету, запрыгнули в него, Петтикин дал полный газ и понесся в нескольких дюймах над травой, принял в сторону, увернувшись от горящего грузовика, и, пьяно раскачиваясь, поднялся в небо. Капитана качнуло, он едва не выронил гранату, попробовал вставить чеку, промахнулся из-за резкого крена, который заложил Петтикин, уходя из-под огня. Десантник сидел на переднем сиденье, отчаянно стараясь удержаться. Он открыл дверцу и аккуратно выбросил гранату за борт, проводив ее взглядом.

Она разорвалась, никому не причинив вреда.

– Славненько, – произнес британец, захлопнул дверцу, пристегнул ремень безопасности, проверил, все ли в порядке у его двух солдат, и показал Петтикину большой палец.

Петтикин едва его заметил. Как только они выбрались за пределы Тегерана, он посадил машину среди редкого кустарника, подальше от дорог и деревень, и осмотрел ее, отыскивая повреждения от пуль. Ничего не обнаружив, он с облегчением вздохнул.

– Господи, не знаю, как вас и благодарить, капитан, – произнес он, протягивая руку; голова у него раскалывалась. – Поначалу я вообще принял вас за чертов мираж. Капитан?..

– Росс. Это сержант Тензинг и капрал Гуэнг.

Петтикин пожал руки и поблагодарил сержанта и капрала, низкорослых, с улыбчивыми лицами, но при этом крепких и ловких. Тензинг был старше своего напарника, ему было лет пятьдесят с небольшим.

– Мне вас небо послало, вас всех.

Росс улыбнулся; зубы на его загорелом лице блеснули ослепительной белизной.

– Я не слишком хорошо себе представлял, как нам удастся выбраться из этой передряги. Не очень-то благовидно это бы смотрелось: прикончить полицейских, любых полицейских, если уж на то пошло, даже САВАК.

– Согласен. – Петтикин ни у кого в жизни не видел таких голубых глаз; он прикинул, что капитану лет тридцать. – Что за чертовщина творилась там на базе?

– Часть личного состава ВВС взбунтовалась, и с ними несколько офицеров, лоялисты примчались наводить порядок. Мы слышали, что сторонники Хомейни и левые подтягивались, чтобы помочь бунтовщикам.

– Ну и каша! Спасибо вам от всего сердца. А откуда вам известно мое имя?

– Мы… э-э… прослышали о выданном вам разрешении на полет в Тебриз через Бендер-Энзили и хотели попросить, чтобы вы нас туда подбросили. Мы сильно задержались и уже думали, что вас не застанем… Нам пришлось сделать черт-те какой крюк, чуть не сгинули. Однако вот мы здесь.

– Благодарение Богу за это. Вы гуркхи?

– Просто… э-э… случайные ребята, так сказать.

Петтикин кивнул с задумчивым видом. Он обратил внимание, что ни у одного из них не было погон или знаков отличия, только капитанские звездочки у Росса и их красные береты.

– А каким образом случайные ребята могут прослышать о планах полетов?

– Даже и не знаю, – безмятежно обронил Росс. – Я просто подчиняюсь приказам. – Он огляделся. Местность вокруг была ровная, каменистая, открытая, на земле лежал снег, и было холодно. – Может, нам стоит двинуться дальше? Мы тут как на ладони.

Петтикин забрался в кабину:

– А что в Тебризе?

– Вообще-то, нам бы высадиться, немного не долетая Бендер-Энзили, если вы не возражаете.

– Конечно. – Петтикин механически начал процедуру подготовки к взлету. – А что там творится?