Под знаком Близнецов. Дикий горный тимьян. Карусель

Он был близок к отчаянию, когда пришла первая открытка. Это было изображение Большого каньона с небрежно нацарапанным на обороте нежным посланием, из которого ничего нельзя было понять. Через неделю пришла еще одна открытка. Из нее следовало, что Роза остается в Америке на все лето. За это время Энтони получил от нее пять совершенно ничего не значащих открыток.

Настойчивые вопросы из Фернрига не улучшали его настроения. Энтони умудрялся парировать их с помощью объяснения, которое придумал для себя: просто Роза не любит писать письма.

Но сомнения нарастали, сгущаясь, как тучи на горизонте. Энтони начал терять уверенность в себе, в своем основательном шотландском здравом смысле. Что, если он сделал глупость? Быть может, эти несколько волшебных дней, проведенных в Лондоне с Розой, были лишь иллюзией любви и счастья?

А затем случилось то, что вытеснило из его головы мысли о Розе. Из Фернрига позвонила Изабель и сообщила, что Таппи больна. Она подхватила простуду, которая перешла в пневмонию. Пришлось пригласить сиделку. Изабель изо всех сил старалась успокоить его:

– Не волнуйся. Я уверена, все будет хорошо. Просто я не могла не сказать тебе об этом.

– Я приеду, – импульсивно вырвалось у него.

– Нет, не надо. Это вызовет у нее подозрения, она подумает, что действительно дело плохо. Может быть, позже, когда Роза вернется из Америки. Или… – Изабель замолчала в нерешительности. – Или она уже вернулась?

– Нет, – признался Энтони. – Нет, еще не вернулась. Но скоро должна вернуться.

– Да, конечно, – сказала Изабель.

Она хотела утешить его, как всегда утешала в детстве. И от этого Энтони стало еще хуже.

Он чувствовал себя так, как будто у него постоянно ноет аппендикс и одновременно нестерпимо болит зуб. Он не знал, что делать, и в конце концов, вопреки своей энергичной и решительной натуре, не стал делать ничего.

Это ничегонеделанье продлилось неделю, и тут началась черная полоса. С утренней почтой принесли посылку от Розы, небрежно завернутую и заклеенную, с лондонским штемпелем. В посылке было обручальное кольцо вместе с единственным письмом, которое она написала ему за все время. Энтони не успел опомниться, как снова позвонила Изабель. На этот раз ей не удалось совладать с голосом – в нем слышались слезы и настоящая боль. Хью Кайл озабочен состоянием Таппи. Как подозревала Изабель, ее дела гораздо хуже, чем они предполагали. Возможно, она умирает.

Все, чего хотела Таппи, – это увидеть Энтони и Розу. Она жаждала этого, волновалась, хотела принять участие в составлении свадебных планов. И будет ужасно, если что-то случится, а Таппи так и не увидит молодых.

Намек был очевиден. У Энтони не хватило смелости сказать Изабель правду, и, произнося вслух немыслимое обещание, он не представлял, как выполнит его. И однако, надо держать слово.

Со спокойствием приговоренного к казни он начал приготовления. Не вдаваясь в подробности, отпросился у начальства в пятницу после обеда. Ни на что не надеясь, позвонил в Лондон в квартиру Шустеров; никто не ответил, поэтому он отправил телеграмму. Потом забронировал место на лондонский рейс. И вот теперь, ожидая в аэропорту, когда объявят посадку, он сунул руку в карман пиджака и достал то самое письмо. Оно было написано на роскошной бумаге голубого цвета, с тисненым адресом: «Кадоган-корт, 82. Лондон».

Почерк Розы никак не соответствовал солидному бланку. Размашистые строчки, напоминавшие детские каракули, извивались по странице, сползая вниз, почти без знаков препинания.

Милый Энтони!

Мне ужасно жаль, но я возвращаю тебе кольцо обратно потому что думаю что не смогу выйти за тебя замуж и все это жуткая ошибка. Нет не жуткая, потому что ты очень милый и те дни что мы провели вместе были чудными, но сейчас все выглядит по-другому и я поняла что не готова начинать семейную жизнь особенно в Шотландии. Я ничего не имею против Шотландии там очень мило, но это не для меня то есть я не смогу жить там все время. Я прилетела в Лондон на прошлой неделе, буду здесь еще пару дней, а потом не знаю. Мама передает привет, но она тоже считает что мне еще рано замуж и что вряд ли я буду жить в Шотландии. Она тоже считает что это не для меня. Так что прости, но лучше сейчас чем потом. Развод такая хлопотная штука, отнимает много времени и стоит кучу денег.

Все еще с любовью,

Роза.

Энтони сложил письмо и убрал обратно в карман, где в кожаном футляре лежало кольцо с сапфиром и бриллиантами. После этого он приступил к бутербродам и пиву, поскольку до посадки на самолет оставалось совсем немного времени.

Он прилетел в аэропорт Хитроу в половине третьего, доехал на автобусе до терминала и взял такси. Лондон сиял в лучах осеннего солнца, и было заметно теплее, чем в Эдинбурге. Деревья только-только начали желтеть, но трава в парках пожухла после знойного лета. Слоун-стрит была полна жизнерадостных ребятишек, которых элегантно одетые молодые мамы вели за ручку из школы домой. «Если ее нет дома, – подумал Энтони, – сяду под дверью и буду ждать».

Такси повернуло за угол и остановилось у знакомого дома из красного кирпича. Это был новый дом, очень шикарный, с деревцами, выставленными в кадках у широких каменных ступенек, и стеклянными дверями.

Энтони расплатился с таксистом, поднялся по ступенькам и прошел через стеклянную дверь. Пол от стены до стены покрывал темно-коричневый ковер, повсюду стояли пальмы в кадках, и чувствовался респектабельный запах кожи и дорогих сигар.

Портье за стойкой не было. Наверное, пошел за вечерней газетой, решил Энтони, нажимая кнопку лифта. Лифт медленно спустился, двери бесшумно открылись. Энтони нажал кнопку пятого этажа и вспомнил, как стоял в этом лифте с Розой, держа ее в объятиях и целуя каждый раз, когда они проезжали очередной этаж. Сердце мучительно сжалось.

Лифт остановился, и двери открылись. Энтони вышел с дорожной сумкой в руках, прошел по длинному коридору к восемьдесят второй квартире и, не давая себе времени на размышление, нажал на кнопку. Изнутри донесся приглушенный звонок. Поставив сумку на пол, Энтони прислонился к дверному косяку. Вряд ли она дома. На него вдруг навалилась смертельная усталость.

Неожиданно за дверью послышался какой-то шум. Хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей. Шаги по короткому коридору между кухней и прихожей. И в следующее мгновение дверь перед ним распахнулась. На пороге стояла Роза.

Он смотрел на нее как идиот, а в голове мелькали отрывочные мысли. Она здесь, он нашел ее. У нее не слишком сердитый вид. И она подстригла волосы.

– Да? – вопросительно произнесла она.

Было забавно услышать от нее это, но и сама ситуация была забавной.

– Здравствуй, Роза, – сказал Энтони.

– Я не Роза, – ответила Роза.

Невероятные события вечера четверга наложили отпечаток странной нереальности и на пятницу. Флора намеревалась сделать так много, а в результате не достигла ничего.

Она добросовестно обошла несколько агентств в поисках работы и жилья, но думала совершенно о другом.

– Вам нужна постоянная или временная работа? – спрашивали ее.

А она лишь тупо смотрела в ответ, поглощенная мыслями, далекими от стенографии и машинописи. Как будто в дом, где жизнь текла мирно и размеренно, внезапно вторглась толпа чужаков.

– Есть квартира на первом этаже в Фулеме. Конечно, она маленькая, но, может быть, вас это устроит?

– Да. Надо поехать и посмотреть. Звучит заманчиво. Да, я об этом подумаю.

Она вышла на улицу и бесцельно зашагала вперед. Вчерашний безумный вечер затянулся далеко за полночь. Они поужинали у «Сеппи», допили шампанское, получили еще одну бутылку в подарок и долго сидели за кофе. В конце концов им намекнули, что надо бы освободить столик для тех, кто стоит в очереди у входа, и сестры неохотно покинули ресторан. Роза расплатилась кредитной карточкой. Сумма показалась Флоре астрономической, но Роза только махнула рукой и сказала, что не стоит беспокоиться, потому что Гарри Шустер все оплатит. Он всегда оплачивает ее счета.

Затем они нашли такси и поехали в гостиницу «Шелбурн». Пока Роза фыркала по поводу декора, персонала и постояльцев, Флора, смущаясь и с трудом сдерживая неуместный смех, объясняла ситуацию печальной женщине за стойкой регистрации. Наконец портье вынес чемоданы и погрузил их в такси, после чего сестры направились на Кадоган-корт.

Квартира располагалась на пятом этаже. Флора и не мечтала о такой роскоши: ковры, подсветка, суперсовременная сантехника. Большие стеклянные окна раздвигались в стороны, давая выход на небольшой балкон, уставленный цветами в горшках. Стоило нажать кнопку, как опускались тонкие прозрачные жалюзи. В спальнях на полу лежали пушистые белые ковры в два дюйма толщиной (такая морока искать, если уронишь, кольцо или заколку для волос, пожаловалась Роза), а в ванных комнатах пахло дорогим мылом.

Роза небрежным жестом выделила Флоре спальню (голубые шторы из тайского шелка и зеркала на стенах), села на кровать и велела распаковать вещи. Флора достала ночную рубашку, и тут ей в голову пришла неожиданная идея.

– Хочешь посмотреть, как выглядит твой отец?

– У тебя есть фотографии? – с удивлением спросила Роза.

Флора вытащила большой кожаный альбом и протянула Розе.

Они сели вместе на большой кровати, склонив рядом темные головы. В зеркалах по всей комнате отражались две одинаковые фигуры.

В альбоме были фотографии дома и сада и те, которые сделала Флора у церкви в день свадьбы отца и Марсии. Было большое фото отца, где он сидит на прибрежной скале, на фоне морских брызг и летающих чаек, с бронзовым от загара лицом и растрепанными на ветру волосами.

Реакция Розы доставила ей удовольствие.

– Он замечательно выглядит! Прямо как кинозвезда. Теперь я понимаю, почему мама вышла за него. И в то же время не понимаю. Я хочу сказать, что могу представить ее только женой такого человека, как Гарри.

– То есть богатого.

– Да. – Роза снова вгляделась в фотографию. – Интересно, как получилось, что они поженились? Что могло их объединить?

– Наверное, страсть. Они познакомились на лыжном курорте. Ты знала об этом?

– Понятия не имела.

– Говорят, на лыжных курортах обстановка такая же, как в морском круизе. Пьянящий воздух, загорелые тела и совершенно нечего делать, кроме как до изнеможения кататься с гор и влюбляться.

– Это стоит запомнить, – пообещала Роза. Она внезапно потеряла интерес к фотографиям, бросила альбом на шелковое покрывало и посмотрела на сестру долгим пристальным взглядом. Невозмутимо поинтересовалась: – Хочешь сполоснуться?

После того как обе побывали в душе, Роза включила музыку, а Флора сварила кофе. В халатах (Флора в старом, еще школьном, а Роза – в потрясающе красивом, из струящегося цветастого шелка) они сидели на обитом бархатом диване и говорили.

Говорили и говорили. Нужно было охватить столько лет! Роза рассказала Флоре о доме в Париже, о пансионе для девочек в Шато-д’Э и о зимних каникулах в Кицбюэле. А Флора посвятила Розу в историю своей жизни, которая звучала далеко не так интересно, сделав основной акцент на покупке домика в Корнуолле, появлении Марсии и том времени, когда она работала в Швейцарии и Греции. Это напомнило ей кое о чем.

– Роза, ты говорила, что собираешься в Грецию?

– Может, и соберусь. Но мне так надоело болтаться между небом и землей – шутка ли, всю Америку за лето умудрилась посмотреть.

– Ты хочешь сказать, что все лето провела за границей?

– Большую часть. Гарри планировал это путешествие много лет, и мы чем только не занимались – фотографировали пороги на Салмон-ривер и пробирались через Большой каньон верхом на мулах, обвешанные фотокамерами. Те еще туристы. – Она нахмурилась. – Когда отец женился снова?

Проследить ход ее мыслей было сложно.

– В мае этого года.

– Тебе нравится Марсия?

– Да, я ведь тебе говорила. Она грандиозная женщина. – Флора усмехнулась, вспомнив округлые бедра Марсии и с трудом застегивающиеся на груди пуговицы блузки. – Во многих смыслах.

– Он ведь очень привлекательный мужчина, правда? Почему он так долго оставался неженатым?

– Понятия не имею.

Роза склонила голову набок и посмотрела на Флору долгим взглядом из-под длинных темных ресниц:

– А ты? Ты влюблена, обручена, собираешься замуж?

– Сейчас – нет.

– А ты когда-нибудь мечтала о том, чтобы выйти замуж?

Флора пожала плечами:

– Ты же знаешь, как это бывает. Поначалу каждый раз думаешь, что мужчина, с которым ты встречаешься, – именно тот, кто поведет тебя к алтарю. А потом это перестает быть важным. – Она с любопытством посмотрела на Розу. – А как ты?

– Так же. – Роза встала и отправилась на поиски сигареты. Когда она прикуривала, длинные волосы упали вперед и закрыли лицо. – Да и кто теперь хочет заниматься домашним хозяйством и утирать носы хнычущим детям?

– А что в этом плохого?

– Возможно, тебе бы понравилось. Возможно, ты бы согласилась жить в провинции, в глуши.

У Флоры проснулся дух противоречия.

– Мне нравится провинция. И я поехала бы куда угодно с мужчиной, с которым хотела бы жить вместе.

– Выйдя за него замуж?

– Разумеется.

Роза взяла сигарету и повернулась к Флоре спиной. Она подошла к окну, раздвинула шторы и уставилась на освещенную фонарями площадь. После некоторого молчания она сказала:

– Что касается Греции – ты очень обидишься, если я улечу завтра и оставлю тебя здесь одну?

Флора опешила:

– Завтра?

– Я имею в виду пятницу. То есть, строго говоря, сегодня.

– Как – сегодня?!

Роза повернулась к сестре:

– Значит, обидишься.

– Не говори глупостей. Просто я не ожидала… что ты серьезно собираешься в Грецию. Думала, это так, разговоры.

– У меня уже забронирован билет на самолет, но я сомневалась, надо ли мне лететь туда. А сейчас поняла, что надо. Ты не будешь думать, что это подло с моей стороны – взять и уехать?

– Конечно нет.

На лице Розы заиграла улыбка.

– Знаешь, мы не так уж похожи, как я думала. Ты гораздо более искренняя, более открытая. И я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

– И о чем же?

– Что я, сволочь, бросаю тебя. И тебе интересно знать, почему я вдруг решила лететь в Грецию.

– Собираешься объяснить мне?

– Наверное, ты уже догадалась. Из-за мужчины. Ты ведь догадывалась?

– Возможно.

– Я встретила его на вечеринке в Нью-Йорке, как раз перед тем, как вернуться в Лондон. Он живет в Афинах, но вчера утром я получила от него телеграмму, он сейчас на острове Спецес, снял виллу у знакомых. И хочет, чтобы я тоже приехала.

– Тогда тебе следует ехать.

– Ты действительно так считаешь?

– Конечно. Я не вижу причин, по которым ты должна оставаться в Лондоне. И, кроме того, я все равно буду занята поисками работы и жилья.

– А пока ты останешься в этой квартире, хорошо?

– Но…

– Я договорюсь с портье. Пожалуйста. – Голос Розы звучал почти умоляюще. – Скажи, что ты останешься. Хотя бы на пару дней. В любом случае на выходные. Для меня очень важно, чтобы ты осталась.

Флора лихорадочно пыталась найти какую-нибудь отговорку, но тщетно. Слишком уж заманчивым было предложение.

– Хорошо. До понедельника. Но только если ты уверена, что все будет в порядке.

Лицо Розы озарила широкая улыбка, в которой Флора узнала свою улыбку.

– Конечно, все будет в порядке. – Роза подошла к Флоре и порывисто обняла ее, но за этим проявлением сестринской любви сразу же последовало обескураживающее предложение: – А теперь идем, поможешь мне уложить вещи.

– Но сейчас три часа ночи!

– Ну и что? Если хочешь, свари еще кофе.

– Но…

Флора хотела сказать, что устала до крайности, но почему-то не сказала. Видно, такова Роза. Попав в водоворот ее жизни, остается только подстраиваться к этому кружению, не всегда понимая, куда движешься.

В одиннадцать утра Роза отчалила. Флора вышла на улицу проводить ее.

– До встречи, – сказала Роза, обнимая Флору. – Оставь ключи портье, когда окончательно съедешь.

– Пришли мне открытку.

– Обязательно.

– Счастливого пути, Роза.

Роза села в такси, захлопнула дверцу.

– Береги себя! – крикнула она, помахав на прощание.

Флора стояла на тротуаре и махала вслед, пока такси не повернуло за угол на Слоун-стрит.

Вот так. Все закончилось. Флора медленно вернулась в дом, поднялась на лифте и вошла в пустую квартиру. Она чувствовала себя здесь чужой. Без Розы было как-то тихо и одиноко.

В гостиной Флора начала взбивать подушки, раздвигать шторы, вытряхивать окурки из пепельниц. Но вскоре ее внимание привлекли книжные полки Гарри Шустера. Забыв о наведении порядка, она стала рассматривать книги и обнаружила, что он читает Хемингуэя, Роберта Фроста, Нормана Мейлера и Сименона (на французском). В отделении для пластинок рядом с проигрывателем стояли альбомы Арона Копленда, а над камином висел портрет Фредерика Ремингтона, свидетельствуя о гордости хозяина квартиры за свою страну и ее достижения.

Флора решила, что Шустер бы ей понравился. Но пробудить в себе добрые чувства по отношению к матери, которая бросила ее в младенческом возрасте и уехала в поисках более обеспеченной жизни, забрав с собой ее сестру-близнеца, было трудно.

Из ночных разговоров с Розой и просмотра фотографий у Флоры сложился настолько реальный образ Памелы Шустер, как будто она действительно встретилась с ней: красивая, любящая земные блага, пахнущая духами «Джой» от Пату, одетая от Диора, а иногда – в джинсы «Левайс», стройная, как девчонка; Памела, отдыхающая в Сен-Тропе, катающаяся на лыжах в Санкт-Морице, за обедом в «Ла-Гренвиле» в Нью-Йорке; темные глаза жизнерадостно сияют, волосы коротко подстрижены, белозубая улыбка на лице. Ей были присущи потрясающее обаяние и уверенность в себе – но любовь, нежность? В этом Флора сомневалась.

Часы на каминной полке серебряным звоном отметили полдень. Утро кончилось. Флора сделала бутерброд, выпила стакан молока, взяла сумочку и вышла из квартиры.

Без особого энтузиазма она отправилась искать работу. Через несколько часов она вернулась домой, без каких-либо результатов, уставшая и крайне недовольная своей нерешительностью и заторможенностью. Прошла на кухню и включила чайник. Вечером надо принять ванну, посмотреть телевизор и лечь пораньше спать. Роза настояла, чтобы она осталась на выходные. За два дня можно как следует отдохнуть и выспаться, а в понедельник со свежими силами приступить к поискам работы и жилья. Чайник закипел, и в этот самый момент раздался звонок в дверь.

Он стал последней каплей.

– Проклятье! – не сдержалась Флора, выключила чайник и пошла к входной двери.

Проходя мимо зеркала в коридоре, она оглянулась. Усталая, растрепанная, с небрежно закатанными рукавами рубашки, как будто только что мыла полы. Но ей было все равно. Она открыла дверь.

У порога стоял мужчина – высокий, худощавый, довольно молодой. На нем был элегантный коричневый костюм в «елочку» и галстук медно-красного оттенка, напоминающего цвет шерсти ирландского сеттера. Лицо с тонкими чертами, бледная веснушчатая кожа, вероятно легко обгорающая на солнце. Глаза светлые и ясные, зеленовато-серого цвета. Он смотрел на нее, словно ожидая, что она сделает первый шаг. В конце концов Флора вопросительно произнесла:

– Да?

– Здравствуй, Роза.

– Я не Роза, – сказала Флора.

Наступила короткая пауза.

– Что? – переспросил молодой человек.

– Я не Роза, – повторила Флора, слегка повысив голос. А вдруг он глухой, или тупой, или и то и другое? – Я Флора.

– А кто такая Флора?

– Я, – ответила Флора, понимая, что ее ответ ничего не проясняет. Пожалев незнакомца, она добавила: – Я остановилась здесь на выходные.

– Ты шутишь.

– Не шучу.

– Но ты так похожа на Розу… – Он смущенно замолк.

– Да, я знаю.

Он сглотнул слюну. С хрипотцой, вдруг появившейся в голосе, он спросил:

– Близнецы?

– Да.

– Сестры?

– Да.

– Но у Розы нет сестры.

– Не было. А теперь есть. Со вчерашнего вечера.

Снова наступила пауза, потом он сказал:

– Может быть, вы объясните?

– Да, конечно. Дело в том, что…

– Можно мне сначала войти? – перебил он.

Флора застыла в нерешительности, в голове замелькали самые разные мысли. Квартира Гарри Шустера, полная ценных вещей, оставлена под ее ответственность; чужой человек… Мало ли что ему в голову придет. А вдруг он преступник?

– Я вас не знаю, – осторожно сказала она.

– Меня зовут Энтони Армстронг. Я друг Розы. Я только что прилетел из Эдинбурга.

Флора продолжала стоять в нерешительности. Гость начал проявлять нетерпение.

– Послушайте, спросите Розу. Если ее нет дома, позвоните ей. Я подожду.

– Я не могу позвонить ей.

– Почему?

– Она улетела в Грецию.

– В Грецию?

Неподдельный ужас в его голосе и мгновенно побледневшее лицо окончательно убедили Флору. Это явно не мошенник. Девушка отступила в сторону:

– Входите.

Чувствовалось, что гость бывал здесь не раз. Он привычным движением бросил сумку и плащ на стул в прихожей. Успокоенная его уверенным поведением, Флора предложила ему чашку чая. Он сразу согласился. Они прошли на кухню, и Флора снова включила чайник. Доставая чашки и блюдца, она все время чувствовала на себе немигающий взгляд молодого человека, который следил буквально за каждым ее движением.

– Вам индийский или китайский? – спросила она.

– Индийский. И покрепче. – Он подвинул поближе высокий кухонный табурет и сел. – А теперь рассказывайте.

– Что вы хотите знать?

– Вы и в самом деле сестра Розы?

– Да, в самом деле.

– Но как это случилось?

Флора объяснила, как можно более кратко: развод Рональда и Памелы Уоринг, раздел между родителями младенцев-близнецов; сестры, выросшие в полном неведении о существовании друг друга, случайная встреча вчера вечером в ресторане.

– То есть это произошло только вчера?

– Я же вам сказала.

– Не могу в это поверить.

– Мы обе не могли поверить, но это действительно так. Молоко, сахар?

– И то и другое. А что случилось дальше?

– Мы поужинали, потом Роза пригласила меня сюда, и мы проговорили всю ночь.

– А утром она улетела в Грецию?

– Да.

– А вы остались?

– Понимаете, я только вчера приехала из Корнуолла. Я целый год жила там с отцом и мачехой. И сейчас в Лондоне у меня нет ни жилья, ни работы. Я рассчитывала подыскать что-нибудь за сегодняшний день, но ничего не получилось. В любом случае Роза попросила меня остаться здесь на выходные. Она сказала, что никто не станет возражать. – Флора повернулась, чтобы передать Энтони его чашку, и опять поймала на себе его пристальный взгляд. – Роза обо всем договорилась с портье, – на всякий случай добавила Флора.

– Скажите, она специально просила вас остаться на выходные?

– Да. А почему вы спрашиваете?

Он взял в руки чашку с блюдцем и начал размешивать сахар, не сводя глаз с лица Флоры.

– Она говорила о том, что я должен приехать?

– А разве она знала об этом?

– Может, она упоминала о телеграмме, которую я прислал ей?

– Нет. – Флора смущенно покачала головой. – Ни о чем таком она не говорила.

Энтони Армстронг сделал большой глоток обжигающего чая, потом поставил чашку с блюдцем на стол, встал с табуретки и вышел из кухни. Через минуту он вернулся с телеграммой в руке.

– Где вы ее нашли?

– Куда обычно люди складывают телеграммы, письма и приглашения? За большую стеклянную сахарницу, стоящую на каминной полке. А в этой квартире роль сахарницы выполняет отполированный кусок мрамора. – Он протянул телеграмму Флоре. – Прочтите.

Флора неохотно взяла телеграмму в руки. Энтони снова взгромоздился на высокий табурет и как ни в чем не бывало отхлебнул чая.

– Ну, читайте же.

ПОСЫЛКУ И ПИСЬМО ПОЛУЧИЛ. НЕОБХОДИМО УВИДЕТЬСЯ. ТАППИ ТЯЖЕЛО БОЛЬНА. ВЫЛЕТАЮ ЛОНДОН ПЯТНИЦУ ПОСЛЕ ОБЕДА. ЭНТОНИ.

Флора стояла оглушенная. «Как Роза могла?.. Как она могла заткнуть эту телеграмму за сахарницу? Почему не ответила Энтони? Почему, в конце концов, ничего не сказала мне?»

– Кто такая Таппи?

– Моя бабушка. Что это Розе неожиданно понадобилось в Греции?

– Она…

Флора увидела, как настороженно прищурился Энтони, и ей вдруг не захотелось говорить ему правду. Она сделала нарочито беспечное лицо и попыталась придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение. Но все, что приходило в голову, казалось неубедительным и еще больше запутывало ситуацию.

– Ну?

Флора сдалась:

– Она поехала, чтобы встретиться с каким-то мужчиной, с которым познакомилась в Нью-Йорке. Он снял виллу на острове Спецес и пригласил туда Розу. – Сообщение было встречено каменным молчанием. – У нее был забронирован билет на самолет. Она улетела сегодня утром.