– Разве это не поразительно? – спросил Требоний Атрия, когда солнце зашло.
– Что? – безучастно спросил начальник лагеря, чувствуя, как дрожат колени.
– Он счастлив. О, он по-прежнему носит в себе свое горе, но он счастлив. Он опять творит нечто немыслимое для других.
– Надо было хотя бы отправлять корабли один за другим по мере погрузки!
– Это не для него! Он убыл с флотом и с флотом вернется. Все эти знатные галлы в гавани Итий должны видеть, что прибывает командующий, который держит все под контролем. А что это за флот, размазанный по морю? Нет, на подобное он ни за что не пойдет! И он прав, Атрий. Мы должны показать этим галлам, что мы лучше их во всем. – Требоний взглянул на темное небо. – Луна на ущербе. Но он отплывет, как только будет готов, не дожидаясь назначенного часа.
Верное предсказание. В полночь корабль Цезаря со свежим попутным ветром вышел в черноту моря. Лампы на корме и на мачте служили сигнальными огнями для других кораблей, следующих за ним.
Цезарь облокотился на леер между двумя опытными моряками, управлявшимися с кормовыми веслами, и стал смотреть на пляску крохотных светлячков над непроглядным мраком океана. «Vale, Британия. Я не буду скучать по тебе. Но что лежит там, за горизонтом, куда еще никто не плавал? Ведь это не маленькое море, это могучий океан. Именно там живет великий Нептун, а не в чаше Нашего моря. Возможно, состарившись, я возьму тяжелый корабль венетов, подниму его кожаные паруса и поплыву на запад, за солнцем. Ромул заблудился в Козьем болоте на Марсовом поле, и, когда он не вернулся домой, все подумали, что его забрали боги. И я уплыву во мглу вечности, и все будут думать, что я взят в царство богов. Моя Юлия там. Народ знает. Ее сожгли на Форуме и погребли среди героев. Однако сначала я должен выполнить все, чего требуют от меня моя кровь и мой дух».
Ветер гнал облака, но луна все же светила достаточно ярко, и корабли шли кучно под парусами, раздутыми, словно животы беременных женщин, так что весла в ход практически не пускали. Плавание заняло шесть часов. Корабль Цезаря вошел в гавань Итий вместе с рассветом. За ним в боевом порядке и в полном составе следовал флот. Удача вернулась к Цезарю. Ни один человек, ни одно животное или орудие не стали жертвой Нептуну.
Косматая Галлия
Декабрь 54 г. до Р. Х. – ноябрь 53 г. до Р. Х.
Квинт Туллий Цицерон
– С полными восемью легионами в гавани Итий зерно кончится еще до конца года, – сказал Тит Лабиен. – Снабженцы не слишком-то преуспели в его заготовке. У нас много соленой и копченой свинины, масла, сладкого свекольного сиропа и сушеных фруктов, но мало пшеницы и нута.
– Нельзя ожидать, что солдаты будут сражаться без хлеба, – вздохнув, согласился Цезарь. – Самое страшное в засухе то, что она ударяет по всем. Ни в Испании, ни в Италийской Галлии я не могу купить ни зерна, ни бобов. Там тоже голодают. – Он пожал плечами. – Что ж, нам остается одно: рассредоточить на зиму легионы и принести жертву богам в надежде на будущие урожаи.
– Очень жаль, что наш флот так потрепан, – бестактно заметил Квинт Титурий Сабин. – В Британии, несмотря на жару, урожай был хорошим. Будь у нас достаточно кораблей, мы могли бы переправить пшеницу сюда.
Присутствующие внутренне содрогнулись. Цезарь, лично следивший за состоянием флота, но не имевший влияния на ветры и приливы, мог воспринять сказанное как упрек. Но Сабину повезло, наверное, потому, что Цезарь с первого дня их знакомства держал его за пустослова и дурачка. Он только бросил презрительный взгляд и продолжил:
– По одному легиону в каждую область.
– Кроме земель атребатов, – внес предложение Коммий. – Мы пострадали от жары меньше других и вполне можем прокормить два легиона, если для будущей весенней пахоты и сева ты выделишь нам нестроевиков.
Сабин опять вмешался в разговор.
– Если бы вы, галлы, так озабоченные своим статусом, не считали, что ходить за плугом ниже достоинства свободного человека, – ядовито заметил он, – дело с сельским хозяйством пошло бы на лад. Почему бы не привлечь к этому бесполезных друидов?
– Что-то я ни разу не видел римлянина первого класса за плугом, Сабин, – спокойно сказал командующий и улыбнулся Коммию. – Хорошо! Значит, Самаробрива вновь готова принять нас. Но Сабина я вам не дам. Думаю, ему стоит отправиться в земли эбуронов со своим тринадцатым легионом, прихватив с собой Котту в качестве второго командира. Он может взять тринадцатый легион и разместиться в Атуатуке. Это место, конечно, не соответствует статусу Сабина, но, уверен, он приведет его в должный порядок.
Цезарь в Британии, 54 г. до н. э., и Галлии Белгике, 53 г. до н. э.
Легаты наклонили голову, скрывая улыбки. Цезарь только что послал Сабина в самую худшую из галльских областей, откомандировав вместе с ним человека, которого тот ненавидел, чтобы они на равных командовали новобранцами, кое-как сбитыми в легион, имевший к тому же не самый счастливый из номеров. Несправедливо по отношению к Котте (из рода Аврункулеев, а не Аврелиев), но кто-то ведь должен приглядывать за дурачком, и все, кроме бедного Котты, были довольны, что Цезарь не выбрал кого-то из них.
Присутствие Коммия, конечно же, оскорбляло не только Сабина. Многие задавались вопросом, почему Цезарь вообще пригласил на совет галла, пусть самого преданного и достойного доверия и пусть речь идет всего лишь о провизии и постое. Будь Коммий приятным человеком, к нему относились бы терпимее, но Коммий, увы, не вызывал симпатии. Невысокий, с острыми чертами лица, наглый. Его рыжеватые, жесткие, как щетка, волосы (по обычаю галльских воинов он мыл их раствором извести) были собраны в высокий хвост, на плечи был накинут ярко-красный клетчатый плащ. Легаты Цезаря видели в нем проныру и прилипалу, который всегда трется возле важных персон, и вовсе не склонны были считаться с тем фактом, что он – вождь очень сильного и воинственного народа. Северо-западные белги еще не променяли своих вождей на ежегодно избираемых вергобретов, и любой тамошний аристократ мог бросить вызов правителю. Статус вождя добывали силой, а не наследовали. А Коммий уже много лет был вождем.
– Требоний, – сказал Цезарь, – ты на зиму отправишься с десятым и двенадцатым легионами в Самаробриву и будешь отвечать за обоз. Марк Красс, ты встанешь лагерем как можно ближе к Самаробриве – не далее двадцати пяти миль от нее, на границе между белловаками и амбианами. Возьми восьмой легион. Фабий, ты останешься здесь, в гавани Итий, с седьмым легионом. Квинт Цицерон, ты с девятым отправишься к нервиям. Росций, ты вместе с пятым, «Жаворонком», сможешь вкушать мир и покой: я посылаю тебя к эзубиям. Пусть кельты знают, что я о них помню.
– Ты ждешь неприятностей от белгов? – хмурясь, спросил Лабиен. – Я согласен. В последнее время они что-то притихли. Пошлешь меня к треверам, как обычно?
– Не в самый Тревир. К треверам, но к тем, что соседствуют с ремами. Возьмешь одиннадцатый легион и кавалерию.
– Тогда я осяду на реке Моза, неподалеку от Виродуна. Если снега будет немного, кони там смогут пастись.
Цезарь поднялся, давая понять, что совет завершен. Он созвал легатов, как только сошел на берег, желая немедленно распределить на зимний постой все восемь легионов, которые сейчас находились в гавани Итий. Теперь уже все знали, что умерла Юлия. Но никто не осмеливался об этом заговорить.
– Ты будешь зимовать в хорошем месте, – сказал Лабиен Требонию, когда они вышли от Цезаря. Большие лошадиные зубы его обнажились в улыбке. – Глупость Сабина поражает меня! Если бы он держал рот закрытым, его еще можно было бы выносить. Вообрази: провести зиму в низовьях Мозы, продуваемых всеми ветрами и захлестываемых морскими приливами, среди скал, соленых болот и торфяников, когда германцы так и принюхиваются к твоей заднице в отличие от эбуронов и нервиев.
– В море можно ловить рыбу и угрей, в скалах – собирать птичьи яйца, – сказал Требоний.
– Благодарю, но мне нравится пресноводная рыба, а мои слуги разводят кур.
– Цезарь определенно ждет неприятностей.
– Или придумывает оправдание, чтобы не возвращаться на зиму в Италийскую Галлию.
– Что?!
– Требоний, он просто не хочет видеться с соотечественниками! На него тут же посыплются соболезнования отовсюду – от Окела до Салоны, и он боится, что не вынесет этого.
Требоний остановился, удивленно глядя на спутника:
– Я не подозревал, что ты так хорошо знаешь его, Лабиен.
– Я с ним с тех пор, как он отправился к длинноволосым.
– Но ведь мужские слезы не считаются в Риме чем-то зазорным!
– Он тоже так полагал, когда был молодым. Но тогда он был Цезарем только по имени.
– Что ты хочешь сказать?
– Теперь Цезарь уже не имя, а символ, – терпеливо пояснил Лабиен.
– О-о-о! – Требоний двинулся дальше. – Мне не хватает Децима Брута! – вдруг вырвалось у него. – Как ни верти, а Сабин не может его заменить.
– Он вернется. Все тут скучают по Риму.
– Кроме тебя.
Старший легат Цезаря усмехнулся:
– Я понимаю, как мне повезло.
– И я тоже. Самаробрива! Вообрази, Лабиен! Я опять буду жить в настоящем доме с теплыми полами и с ванной.
– Ты сибарит, – прозвучало в ответ.
Корреспонденции из сената накопилось много, и ее надо было просмотреть в первую очередь. На это у Цезаря ушло три дня. За стенами его деревянного дома легионы готовились к отбытию. Все шло спокойно, без суеты, так что ничто не мешало бумажной работе. Даже апатичный Гай Требатий был втянут в водоворот, ибо Цезарь имел привычку диктовать письма сразу трем секретарям, переходя от одного к другому, нагибаясь над их восковыми табличками, торопливо говоря каждому два-три предложения и никогда не путаясь в темах или мыслях. Его поразительная работоспособность покорила Требатия. Человека, легко и непринужденно занимающегося несколькими делами одновременно, нельзя недооценивать.
