Поэт, или Охота на призрака

После прогулки по заснеженному, торжественно-неподвижному парку салон автомобиля показался мне уютным и теплым, словно гостиная, где в камине пылает огонь. Захлопнув за собой дверцу и устроившись на заднем сиденье, я продолжил просматривать материалы «Трибьюн». Такси, набирая скорость, везло меня к Третьему участку.

Обстоятельства дела, которые я смог узнать из статьи, были не менее жуткими, чем подробности убийства Терезы Лофтон. Мальчишку выманили со школьного двора на Дивижн-стрит. Собственно говоря, Бобби и два его приятеля сами выбрались за ограду, чтобы поиграть в снежки. Когда учитель заметил, что троих учеников недостает, он сразу понял, где они могут быть, и отправился на поиски. Но к этому времени Бобби Сматерс уже бесследно исчез, а оба двенадцатилетних свидетеля так и не смогли сообщить полиции ничего конкретного. По словам одноклассников выходило, что Бобби просто пропал, словно бы сквозь землю провалился. Они втроем увлеченно строили снежную крепость, и, только закончив, мальчики обратили внимание, что Бобби с ними нет. Но это их не насторожило, так как ребята решили, что он нарочно спрятался, рассчитывая застать товарищей врасплох. Именно по этой причине никто из них не стал искать Бобби.

Пропавший мальчик, вернее, его окоченевший труп был найден только на следующий день на заснеженной поляне в Линкольн-парке. Расследование, которое возглавил детектив Брукс, продолжалось несколько недель, но так и не продвинулось ни на йоту дальше того, что уже было известно со слов двух соучеников жертвы: Бобби Сматерс таинственным образом исчез со школьного двора.

Просматривая статьи, я искал некие обстоятельства, которые роднили бы убийство мальчика с делом Лофтон, однако не слишком преуспел. Тереза была взрослой белой женщиной, а Бобби – двенадцатилетним темнокожим мальчишкой – иными словами, они были слишком разными, чтобы оказаться жертвами одного и того же маньяка. Тем не менее после своего исчезновения каждый из них больше суток находился неизвестно где, а изуродованные тела обоих были подброшены в городские парки и оставлены практически на самом виду. И наконец – это показалось мне самым существенным, – и Сматерс, и Лофтон накануне своего исчезновения находились в местах скопления детей: мальчик в школе, а Тереза – в садике, где подрабатывала воспитательницей. Я еще не знал, имеет ли данное обстоятельство какое-либо значение, однако больше ничего определенного у меня не было.

Третий полицейский участок был похож на небольшую средневековую крепость, сложенную из желтого кирпича. В этом же приземистом двухэтажном здании помещался и Первый муниципальный окружной суд, поэтому широкие двери из дымчатого стекла, в которые вливался постоянный поток посетителей, несмотря на холодную погоду, почти все время оставались открытыми. Зайдя внутрь, я оказался в вестибюле, выглядевшем крайне неопрятно из-за тающего снега на полу. Стойка в вестибюле была сложена все из того же желтого кирпича; если бы кто-то въехал в стеклянные двери на машине, он все равно не добрался бы до копов, находившихся за этой баррикадой. Так что простые граждане выстроились вдоль барьера, терпеливо ожидая своей очереди.

Поглядев на лестницу справа, которая, как я догадывался, вела в криминальный отдел, я подумал, не подняться ли прямо по ней, в обход существующего бюрократического порядка, но передумал. Когда имеешь дело с копами, не стоит нарушать даже самые глупые правила; полицейские умеют сделать слона из самой крохотной мухи.

Когда я подошел к одному из копов за стойкой, он с подозрением уставился на сумку с компьютером, висевшую у меня через плечо, и ворчливо поинтересовался:

– Пришли у нас поселиться?

– Нет, это всего лишь компьютер, – объяснил я как можно вежливее. – Мне нужен детектив Лоренс Вашингтон. Я хотел поговорить с ним о важном деле.

– А вы кто будете?

– Мое имя Джек Макэвой. Детектив Вашингтон меня не знает.

– Вам назначено?

– Нет. Но я по поводу убийства Бобби Сматерса. Можете прямо так и сказать.

Брови полицейского подскочили вверх чуть ли не на дюйм.

– Вот что, приятель, открой-ка сумку и покажи, что там у тебя за компьютер, а я пока позвоню.

Я сделал, как мне было велено: достав ноутбук, открыл его, включил, выключил и снова убрал. Подобная процедура была мне хорошо знакома; то же самое меня попросили бы сделать в любом аэропорту. Коп следил за мной, прижимая трубку к уху и обмениваясь с кем-то негромкими фразами. Должно быть, он беседовал с секретарем. Впрочем, я надеялся, что упоминание имени Сматерса избавит меня от предварительных переговоров.

– Тут пришел один парень, он хочет встретиться с Безногим Ларри. Говорит, по делу того мальчугана…

Выслушав ответ, коп положил трубку на рычаг.

– Ступайте на второй этаж. По лестнице налево, последняя дверь по коридору. Там написано – «Отдел по расследованию убийств». Вашингтон чернокожий, сразу его увидите.

– Благодарю.

Шагая к лестнице, я вспомнил, как коп назвал Сматерса «мальчуганом», а человек, с кем он говорил, сразу понял, о ком идет речь. Одно это уже способно было рассказать мне гораздо больше, чем можно было прочесть в газетах. Обычно полицейские стараются обезличить, деперсонифицировать жертву дела, которое ведут. В этом отношении они мало чем отличаются от убийц, на счету которых по несколько трупов. Если погибший представляется тебе безликой абстракцией, а не человеком, который жил, дышал, смеялся и чувствовал боль, ты не станешь потом думать о нем до конца своих дней. В таком контексте называть погибшего «мальчуганом» было совершенно против правил, и я мог не сомневаться: даже спустя год в Третьем участке все еще хорошо помнят дело Сматерса.

Комната, в которой помещался отдел по расследованию убийств, была величиной с половину теннисного корта, да к тому же еще выстлана казенного вида темно-зеленым ковром. Рабочие столы оказались составлены тремя группами по пять в каждой – четыре стола попарно друг напротив друга, а пятый, сержантский, с торца. Слева от меня выстроились вдоль стены запертые шкафы картотеки, а в дальнем конце находились два кабинета, отделенных от общего зала прозрачными стенами. Один из них, очевидно, принадлежал лейтенанту, а другой служил комнатой для допросов. В этом последнем помещении я рассмотрел стол, за которым удобно устроились мужчина и женщина. Они обедали: брали с картонных тарелок сэндвичи, а оберточную бумагу использовали в качестве скатерти. Кроме них, я увидел еще троих копов, работавших за столами в общей комнате, а за отдельным столиком у дверей сидела секретарша.

– Это вы ищете Ларри? – спросила она.

Я кивнул, и девушка указала мне на детектива, который низко склонился над самым дальним от входа столом. Он был один. Я направился к нему, но полицейский не поднял головы от бумаг, даже когда я остановился прямо напротив него.

– Снег еще не пошел? – спросил он неожиданно.

– Пока нет, но, похоже, скоро пойдет.

– Ясно… Я Вашингтон. Ну, что у вас за дело?

Я покосился на двух других полицейских за соседними столами. Ни один из них даже не посмотрел в мою сторону.

– Я хотел бы поговорить наедине, если возможно. У меня есть информация насчет того убитого парнишки, Сматерса.

Даже не оборачиваясь, я почувствовал, что полицейские оторвались от бумаг и уставились на меня во все глаза. Вашингтон тоже не выдержал и, отложив ручку, глянул на меня снизу вверх. На вид ему было лет тридцать с небольшим, однако в коротко подстриженных волосах уже проглядывала седина. Тем не менее он был в прекрасной форме – я понял это еще до того, как детектив встал. Кроме того, Вашингтон показался мне энергичным и неглупым. Коричневый костюм и белоснежная сорочка с галстуком в полоску сидели на нем превосходно, хотя и не могли скрыть его массивной грудной клетки.

– Поговорить наедине? Что же вы такое хотите мне сообщить?

– Именно об этом я и собираюсь рассказать, как только мы останемся вдвоем.

– Надеюсь, вы не из числа психов, что являлись по этому делу с повинной?

Я улыбнулся как можно более непринужденно:

– Даже если и так, разве не может статься, что на сей раз к вам пришел тот, кого вы давно ищете?

– Это, пожалуй, был бы настоящий праздник. Ладно, идем. – Детектив перешел на «ты». – Только не вздумай зря тратить мое время, я этого не люблю. Кстати, тебя как зовут?

– Джек Макэвой.

– Хорошо, Джек. Но имей в виду: если ты не расскажешь ничего путного, и я, и та парочка, которая сейчас обедает в комнате для допросов, – мы все будем очень недовольны.

– Я почти уверен, что у вас будет повод отнестись ко мне со снисхождением.

Только теперь Лоренс наконец поднялся, и я увидел, что он намного ниже ростом, чем я думал. Казалось, его нижняя часть принадлежит другому человеку. Короткие, крепкие, чуть-чуть кривые ноги поддерживали великолепный торс атлета.

«Отсюда и прозвище Безногий Ларри, – догадался я. – Как бы тщательно он ни одевался, этот изъян внешности не скроешь».

В молчании я последовал за ним к двери, за которой двое детективов доедали свой обед. Вашингтон обернулся только один раз, да и то не на меня, а на сумку, которую я держал в руках.

Примечания