– А ты как думаешь?
– Теперь ему придется самому поработать руками. Да, боюсь, разговор был не из приятных.
Чувствую, как меня прямо-таки распирает от желания защитить его. Я словно бы даже физически становлюсь больше. Грознее.
– Может, мне поехать к нему и заставить перед тобой извиниться?
Тома моя воинственность только смешит.
– Не злись.
– Не могу. Тебя вечно все используют. Даже мы.
Под «мы» я имею в виду нас с Джейми.
– Вы никогда меня не использовали.
Он откидывается назад, опершись ладонями о крыльцо и вытянув длинные ноги. Я тоже отклоняюсь назад, только ради того, чтобы почувствовать наши тела в сравнении. Рядом с его лапищей моя рука кажется лапкой чихуахуа. Мой ботинок находится где-то в районе его голени. Я поворачиваю голову. Мое плечо? По сравнению с его плечом оно все равно что перевернутая кружка рядом с баскетбольной корзиной.
Меня нельзя назвать миниатюрной, но рядом с ним я почему-то начинаю чувствовать себя размягченной. Маленькой и легкой. Принцессой. Нахмурившись, я выпрямляюсь и усилием воли загоняю себя обратно в жесткие рамки.
– Альдо хотел задвинуть ваш дом ради другого, более выгодного и легкого заказа. Я сказал, что откладывать больше нельзя. Если вы передумали его ремонтировать, то я попал, – говорит он почти весело, хотя какие уж тут шутки. – Я забрал с собой почти всех ребят.
– Не волнуйся, все в силе. Приведи дом в порядок, чтобы я могла наконец с чистой совестью свалить отсюда.
Он забрал с собой бригаду? Не могу себе представить, чтобы он пошел на такой решительный шаг. Потом краешком глаза кошусь на его мощную фигуру и понимаю, что, пожалуй, могу.
– Поверь, без регулярной зарплаты живется очень странно. – Я легонько толкаю его в плечо своим плечом, с трудом удержавшись от того, чтобы не привалиться к нему. – Спасибо, что выбрал нас, а не его.
– И тебе спасибо. За то, что… э-э… наняла меня.
– Ах, так, значит, я теперь твоя начальница?
Дофаминовая волна захлестывает меня, и в моей голове роится множество шутливых фразочек, которые я могла бы пустить в ход, но тут перед глазами встает лицо Меган, и я прикусываю язык. Дразнить его – это мой олимпийский вид спорта, выступить в котором удается раз в четыре года. Но очень скоро он станет ее мужем.
– Можешь считать нас партнерами по бизнесу.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – Том смотрит на меня со странным выражением.
– Прекрасно, а что?
Он поднимается на ноги:
– Я готовился получить порцию твоих фирменных подколок. Как тебе удалось от них удержаться?
Он протягивает мне руку и вздергивает на ноги с такой легкостью, что я на мгновение отрываюсь от земли.
Я вздыхаю: ну вот, лишилась очередного удовольствия в жизни.
– Я официально ухожу на покой. По понятным причинам.
Поднимаюсь на пару ступенек, чтобы наши глаза были на одном уровне. Патти по-прежнему бегает по саду.
– Давай побыстрее! – кричу я ей, обхватывая себя руками. – Я уже закоченела.
– А это что такое? – Том замечает красную отметину на моем запястье.
У него всегда было обостренное чутье на опасность.
– Да так, аллергия на новые духи.
Том тянется взять меня за запястье, но останавливается, когда нас разделяет всего один дюйм. Он раздвигает пальцы в воздухе и прикидывает размеры отметины. Он явно зол, чтобы не сказать – в бешенстве. Лицо его перекашивается от ярости. Странно, что небо не заволоклось черными грозовыми тучами и в них не сверкают молнии.
– Кто это сделал?
– Да не шуми ты. – Я прячу руку за спину и запихиваю в рот очередную маршмеллоу. – Оно выглядит страшнее, чем есть на самом деле, – произношу я с набитым воздушным сахарным облаком ртом и сама понимаю, как ужасно это звучит.
– Кто это сделал? – повторяет Том, и его глаза становятся сверхъестественного оранжевого цвета.
Он смотрит в сторону улицы. Кажется, он готов броситься в погоню за черной машиной. Он готов перегрызть Винсу горло.
Почему никто, кроме меня, не замечает этого зверя, который живет внутри его?
– Нет, это не тот парень. Это один идиот с работы. Я уже объяснила ему, что больше так делать не стоит.
С языка у меня уже готово сорваться мое всегдашнее: «Я способна сама за себя постоять». И он это знает. Обмениваемся такими взглядами, как будто друг друга ненавидим.
Я чувствую, как внутри у Тома все бурлит. У него есть свои мысли и свое мнение, но он заставил себя проглотить их, и на вкус они ему явно не понравились. Наверное, он сейчас думает, что сделал бы с тем, кто хоть пальцем тронул бы Меган. Мало бы этому бедняге не показалось.
– Скажи мне, если до него с первого раза не дойдет, – наконец выдавливает Том и отодвигается от меня подальше.
Есть вещи, которые он во мне не одобряет. Моя беспорядочная жизнь пугает его до чертиков.
Я тоже пытаюсь обуздать свой гнев, но сердита я по другой причине. Готова поручиться, что у Меган не хватает ума понять, какое сокровище ей досталось. Она сейчас наверняка дома чистит перышки, намазывает себя всякими кремами, отбеливает кутикулы и увлажняет фолликулы, или что там делают с собой все ухоженные женщины. Она ведь косметолог, а кто пойдет к косметологу, который не следит за собой. Готова поручиться, она сейчас разглядывает свое отражение в зеркале.
А ее жених тем временем брошен без присмотра, точно яблочный пирог на подоконнике, а ведь в мире полным-полно невменяемых сладкоежек вроде меня. Эта ее проклятая беспечность всегда выводила меня из себя.
Был бы он мой… Нет, нельзя думать в этом направлении.
Челюсть у меня сводит от усилий, которые я прикладываю, чтобы не ляпнуть это вслух.
Валеска стряхивает снег со своей шерсти. Я – со своей. Он взмахивает в воздухе старым брелоком:
– Смотри, что у меня есть.
– Ничего себе, вот это привет из прошлого!
Этот брелок Тому подарила Лоретта, когда мы были детьми. На нем кот Гарфилд в наушниках, а рядом с ним пес Оди c разинутой в лае пастью. Украшает брелок надпись «МОЛЧАНИЕ – ЗОЛОТО». Так Лоретта прозвала Тома: Золото. Я у нее была Сладенькой, а Джейми – Солененьким.
