– Свидетельств этому нет никаких. Поначалу, увидев Дирика, я решил, что тот лишь разыгрывает роль возмущенного адвоката. Однако за юридическими ужимками можно было почувствовать гнев, вполне искренний. – Я помедлил. – Кстати, миссис Кафхилл говорила мне, что королева очень симпатизировала Майклу.
– Подобное впечатление сложилось и у меня самого.
Роберт нахмурился. Было заметно, что он был бы рад вместе с Екатериной забыть об этом деле.
– И еще, мастер Уорнер, – продолжил я. – Говорят, что на момент своего переезда в Хэмпшир мастер Хоббей увяз в долгах. Я спрашивал об этом олдермена Карвера, который представляет в мэрии торговцев тканью, однако он не захотел рассказывать о члене своей гильдии. Нет ли другого способа узнать это?
– Попробую что-нибудь сделать.
Заслышав легкие шаги на лестнице, мой собеседник поднялся, кивком предложив мне последовать его примеру.
Дверь отворилась, и оба мы застыли в глубоком поклоне. Первой в дверях появилась камеристка, придержавшая створку открытой перед ее величеством.
Для воскресного дня королева Екатерина была одета слишком просто: серое шелковое платье и накидка с капюшоном без всяких драгоценностей. Я решил, что этот наряд, хотя и подчеркивает красоту ее золотистых, цвета осенних листьев, волос, королеве не так к лицу, как те яркие ткани, которые она обычно предпочитала. Жестом она предложила нам с Уорнером сесть. Камеристка опустилась на табурет возле окна и сложила руки на коленях.
– Мэтью, – начала Екатерина, – Роберт рассказал мне, что на вас напали. Как вы себя чувствуете?
– Вполне нормально, ваше величество.
– Слава Богу за это! A что вы можете сказать о деле? Насколько я понимаю, новых свидетельств немного. – Королева посмотрела на меня полными печали глазами.
Бесс была права. Екатерина несомненно испытывала к Майклу глубокую симпатию.
Я сообщил ее величеству, что, помимо уже известных фактов, выяснить удалось немногое – разве что Бротон подтвердил, что они с Кафхиллом были настроены против этой опеки.
Немного подумав, королева негромко произнесла:
– Я знала Майкла с самого его детства и могу сказать только одно: он был хорошим человеком, наделенным теми добротой и милосердием, которые Господь наш желает видеть в каждом из нас, хотя выпадают они на долю далеко не всякого. Он не стал бы ничего выдумывать просто ради того, чтобы насолить Хоббею. Нет, Майкл никогда бы не пошел на это, даже в том случае, если бы слегка тронулся умом.
– Таково и мое впечатление, – согласился я.
– Если этому мальчику и впрямь причинили некое зло, – заметил барристер, – это дело может произвести волнение. Не говоря уже о воспламенении общего мнения против Сиротского суда. Вдруг король будет недоволен этим?
– Нет, мастер Уорнер! – возразила Екатерина с внезапной резкостью. – Его величество не пожелает, чтобы несправедливость оставалась безнаказанной. Майкл хотел защитить этого несчастного мальчика, Хью Кертиса, все родные которого умерли. Этого же хочу и я. Ради него самого, ради Майкла и его матушки, ради самого правосудия!
Я посмотрел на Роберта. На мой взгляд, его прогноз относительно возможной реакции короля был точнее, чем представлялось в данный момент королеве. Однако Екатерина продолжила:
– Мэтью, завтра состоится слушание, но не считайте себя обязанным и впредь влачить это бремя. Можно назначить другого барристера, который поведет дело дальше и поедет на юг.
– Он должен будет знать все подробности дела, чтобы заниматься им надлежащим образом, – заметил я.
Ее величество кивнула:
– Это будет честно по отношению к нему.
– Можно найти человека, который за хорошие деньги продолжит расследование, – проговорил Уорнер, – однако одобрит ли его кандидатуру сержант Шардлейк?
Я понял, что мой коллега хочет, чтобы расследование и дальше вел я. Он доверял мне, и чем меньше людей будет знать о том, что королева замешана в таком сомнительном деле, которое к тому же может оказаться скандальным, тем лучше. Я просто ощущал, что Роберт желает посоветовать мне не отказываться.
– Я продолжу свою работу над этим делом, доведя его до логического конца, ваше величество, – заявил я.
Екатерина снова улыбнулась, открытой и теплой улыбкой:
– Я знала, что вы меня не разочаруете. – Живое лицо ее вновь сделалось серьезным. – Однако я помню все, что произошло в прошлый раз, когда вы погрузились в темные воды после злодейского убийства вашего друга, мастера Эллиарда. Это было еще до того, как я стала королевой.
– Я не сожалею о том, что ввязался в ту историю.
– Однако Хью Кертис не является вашим другом. Вы даже не знакомы с ним.
– Мне бы хотелось помочь ему, если я в состоянии это сделать. Но позвольте попросить назначить мне какого-нибудь спутника. Мой клерк не имеет возможности ехать со мной, а домоправитель непригоден для подобных дел.
Ее величество кивнула:
– Вы желаете, чтобы вас сопровождал хороший клерк и сильный человек. Уорнер, можете ли вы устроить это?
– Сделаю все возможное.
Королева улыбнулась:
– Я вижу ваше волнение, мой добрый слуга. Но я хочу, чтобы расследование по этому делу было проведено должным образом. Потому что оно ранит мое сердце. И еще потому, что этого требует справедливость. – С этими словами она повернулась ко мне. – Благодарю вас, Мэтью. А теперь мне пора идти. Я должна присутствовать на обеде вместе с королем. И пожалуйста, – она протянула мне руку для поцелуя, – непременно сообщите мне все, что случится на слушании.
Губы мои прикоснулись к мягкой коже, на меня пахнуло мускусным ароматом, и королева Екатерина оставила комнату, а последовавшая за ней камеристка закрыла дверь. Уорнер опустился в кресло и сочувственно посмотрел на меня:
– Стало быть, жребий брошен, брат Шардлейк.
– Да.
– Известите меня обо всем сразу же после окончания слушания, и, если вам придется оставить город, я позабочусь о том, чтобы вас сопровождали надежные люди.
– Благодарю.
Помедлив немного, Роберт произнес:
– Полагаю, что вы не впервые заботитесь об обездоленных детях.
Я улыбнулся:
– Разве Господь наш не говорил, что надлежит заботиться о малых сих?
Барристер наклонил голову. Мне было понятно, что он гадает о причине, побуждающей меня заниматься таким делом. Я и сам сомневался в собственных мотивах, если не считать того, что грозящие детям опасности и творимое юристами зло всегда самым тесным образом задевали меня. Как и желания королевы, к которой я ощущал более чем дружеские чувства. Впрочем, распространяться об этом было ни к чему. Откланиваясь, я ощутил новый прилив решимости, которую Барак иногда именует упрямством.
Через несколько часов я вновь шел по двору Бедлама. Его затянула какая-то теплая дымка, поглощавшая городской шум.
В то утро я решил побывать у Эллен. Мысль о том, что она не располагает даже официально положенной безумцу защитой, еще больше напрягала присущее мне чувство ответственности. Как минимум двое людей не могли не знать правду: попечитель Джордж Метвис и смотритель Эдвин Шоумс. С Метвисом я встречался два года назад – во время расследования по делу одного моего заточенного в Бедлам клиента. Этот типичный придворный даже не скрывал того, что воспринимает занимаемую должность исключительно как источник дохода. Заставить его поделиться своими секретами могли только суммы, находящиеся за пределами моих возможностей. А надзиратель Шоумс был лишь оружием в его руках. Посему я решил, быть может с излишней поспешностью, вновь повидаться с Эллен и еще раз попытаться что-либо выведать у нее самой.
Я постучал в дверь. Ее открыл один из младших надзирателей, крепкий, с отвисшей челюстью молодой человек по имени Пэлин. Он сонно кивнул мне.
– Я хочу повидать Эллен Феттиплейс, – сообщил я ему.
