Перестать быть панком или умереть
Очнувшись, Бубнов огляделся: «Странное помещение. Подвал, что ли?» Он сидел на каком-то жестком кресле с неудобно прямой спинкой, а руки и ноги его были надежно пристегнуты к креслу кожаными ремнями. К Сергею приблизилась фигура в белом, и он почувствовал прикосновение чего-то щиплюще-мокрого к лицу-кто-то обрабатывал ссадины.
– О, Регина! А чего ты в медсестру вырядилась? Что за ролевые игры? Давай-ка отстегни меня, и я тебя хорошенько отшлепаю! – со смехом сострил Бубнов.
Регина ничего не ответила и молча направилась к выходу. Обзор заслонил Наумыч, внимательно вглядываясь в глаза Сергея. Он рассматривал его без укора, без гнева, а как-то подозрительно беспристрастно. Не успев выяснить причину такого нелепого розыгрыша, Бубнов почувствовал укол в правое предплечье… и как будто кто-то выключил свет…
– Вот видите, товарищ Гольдберг! Что я вам говорил?
– Увы, Семен Антонович, вы оказались совершенно правы.
– Кстати, а кто оплачивает весь этот… – Герман развел руки в стороны и театрально огляделся, – скажем так, курс?
– Супруга больного, Валентина Егоровна. Святая женщина… Заезжала сегодня с сыном… Семен Антонович! Если честно: я ей не раз говорил: «Голубушка! Ваши средства, заметьте немалые, могут вылететь в трубу». А она свое: «Григорий Наумович! Я сделаю для Сережи все, что в моих силах, и за ценой не постою. Вы не представляете, как Ванечка ждет, когда папу выпишут. Он ведь его в последний раз в три года видел! Я женщина обеспеченная, при работе, в состоянии оплатить любое лечение».
– А откуда у нее такие деньги? Надо полагать, лечение по индивидуальной программе немало стоит? А? – Герман заговорщицки подмигнул Гольдбергу.
– Н-да. Аренда пяти помещений, охрана, два санитара и медсестра круглосуточно… Но поверьте, коллега, мой покойный учитель, сам академик Бельский, одобрил этот метод. Это он убедил тогда ученый совет, что в данном случае, если больной считает себя работником того или иного учреждения, надо в экспериментальном порядке с ним согласиться. Если он говорит, что он директор, – пусть будет директором. По мнению Бельского, если немного подыграть больному, его сознание со временем придет в норму и память вернется. Тем более, к слову сказать, Бубнов четырехзначные числа в уме перемножает. Если бы он был здоров, из него получился бы блестящий биржевой аналитик. Это не моя точка зрения: ко мне недавно заезжал приятель-управляющий банком и беседовал с Бубновым. Это его мнение…
– Это все хорошо, но вы же видите – агрессия все-таки проявилась, а это значит, что больной потенциально опасен. Товарищ Гольдберг! Я настаиваю на переводе Бубнова в московский НИИ. Там, по крайней мере, он будет находиться в условиях, исключающих агрессию и угрозу для окружающих.
– Но вы ведь прекрасно знаете, что там это все за счет транквилизаторов! Его же там загубят! Дайте еще один шанс! Такой эксперимент впервые проводится в нашей стране!
– В том то все и дело, что в стране. Как раз таки наши старшие товарищи из Минздрава и высказывали беспокойство… Да, кстати! Хорошо напомнили: что там у больного за криминальное прошлое?
Григорий Наумович со вздохом вытащил из ящика стола увесистую папку и положил ее перед москвичом.
Герман поправил очки, открыл папку и зашевелил губами:
– Бубнов Сергей Аркадьевич, 1974 года рождения, диагноз: шизофрения, диссоциативное расстройство идентичности… Та-ак… вот: из сводки ГУВД:
«…10.10.1997 года лидер организованной преступной группы Бубнов С. А. по кличке Бубен во время криминальных разборок с частным предпринимателем Расуловым А. Г. общественно опасным способом (с применением гранаты Ф-1) совершил убийство данного предпринимателя и двоих своих сообщников: сотрудника милиции Болоцкого Р. А. и неработающего Фридмана Г. Б. по кличке Музыкант. Следствие полагает, что убийство своих подельников Бубнов С. А. совершил с целью сокрытия от них денежных средств, ранее похищенных преступной группой у Расулова А. Г. Бубнов С. А. задержан на месте преступления в бессознательном состоянии, в связи с ранением осколком той же гранаты. Местонахождение похищенных ранее у предпринимателя Расулова А. Г. денежных средств устанавливается…»
Ну вот, коллега! А вы все «Сережа хороший!». Он же к вам из мест лишения поступил?
– Да, два года назад. Он отбывал в колонии для спецсубъектов. Потом медкомиссия установила, что он болен и…
– А почему не в общей?
– Ну… Этот Расулов… Были сведения, что его родственники захотят так называемой «кровной мести», да и сообщник у Сережи, то есть у Бубнова, был милиционер.
– Гм. Понятно. А вы не допускаете возможность, что в данном случае имеет место быть симуляция?
– Да что вы такое говорите? Вы ставите под сомнение диагноз, поставленный академиком Бельским?
– Нет, дорогой коллега, конечно нет.
Герман натянуто улыбнулся и продолжил:
– В общем, до конца недели решите вопрос с переводом этого больного.
– Но у вас нет полномочий принимать такие решения!
– Ошибаетесь… – москвич опять улыбнулся, на этот раз уже по-настоящему, и торжественно положил на стол перед Гольдбергом лист бумаги.
Ознакомившись с содержимым документа, Григорий Наумович без сил опустился в кресло и отрешенно уставился в окно. В узком свете фонаря весело плясали уже настоящие зимние предновогодние снежинки. По тропинке, поскрипывая снегом, шел санитар Валера – подменить слегка травмированного Никиту, но Гольдберг ничего этого не видел. Перед его глазами стояли сухие бездушные, но, несмотря на это, пронизывающие до глубины души строчки: «Приказываю назначить доктора медицинских наук Германа С. А. временно исполняющим обязанности полномочного представителя помощника министра здравоохранения по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Подпись: помощник министра здравоохранения Расулов Г. А.»
Декабрь 2012 года
Санкт-ПетербургНовое время колокольчиков
…Как бежал за солнышком слепой Ивашка,Как садился ангел на плечо,Как рвалась и плавилась последняя рубашка,Как и что обрел, обнял летящий Башлачев.И. Ф. Летов
– Простите! Сейчас я гитарку закину…
– Угу… – Александру Ивановичу сразу не понравился его новоиспеченный сосед по купе: куртка какая-то засаленная, ботинки на толстенной подошве, на голове черт-те что – стрижка как у индейца. Но настроение было хорошее, поэтому он не стал мешать незнакомцу обустраиваться на новом месте и с равнодушным видом уставился в окно вагонного коридора.
– Спасибо большое, я за чаем. Вам взять? – улыбаясь и заглядывая в лицо какими-то по-детски наивными огромными голубыми глазищами, спросил парень у Александра Ивановича.
– Нет-нет. Не беспокойтесь, молодой человек, – пытаясь скрыть раздражение, ответил мужчина и вошел в купе.
С приходом нового пассажира привычный мир, к которому привык Зимин, был нарушен: на вешалке висела кожаная куртка с неимоверным количеством молний и буквально испещренная всякими нашивками, из-под полки напротив выглядывали грубые ботинки с высоким берцем, а с багажной полки свешивался угрожающе большой черный кейс. Видимо, в нем скрывалась та самая «гитарка», как назвал ее нежданный гость.
Александр Иванович открыл газету и, увидев, что кроссворды уже полностью разгаданы, решил взять следующую. Откинув полку, он так и обомлел: саквояж был расстегнут, а внутри него царил беспорядок! Зимин провел ревизию и обнаружил, что отсутствует портмоне. Сердце его учащенно забилось, и он стал хлопать себя по карманам: паспорта, дорожные чеки, кредитки, мобильник были на месте. В боковом кармане пиджака нашелся и ключ от мурманской квартиры, который, в общем-то, был ему уже не нужен, но он зачем-то оставил его, вместо того чтобы отдать маклеру.
Остальное было в портмоне: пара сотен евро мелочью, рубли – не больше десятки и льготное пенсионное удостоверение.
В купе вернулся сосед и, улыбаясь, поставил на стол два стакана чая и пластиковую тарелку с бутербродами.
– Вот, в ресторане раздобыл. У них там больше никакой другой еды нету.
Зимин злобно оглядел попутчика, поправил очки и строго сказал:
– Молодой человек! Мне скоро пятьдесят лет. Я прожил непростую жизнь: я знавал и радости и лишения, встречал разных людей, наблюдал за их поступками, но с такой неслыханной наглостью я еще не сталкивался!
– Я не понимаю вас… Что случилось?
– Где портмоне?!
– К-какое п-портмоне? – от волнения парень стал заикаться.
– Какое? Отдай по-хорошему или будем в другом месте разговаривать!
– Да не брал я ничего! Нате, ищите! – попутчик начал вываливать на столик содержимое карманов – И вообще, если хотите, можете милицию или там полицию какую-нибудь вызывать. Они вон сидят в ресторане, чаи гоняют…
Неожиданно в приоткрытую дверь заглянуло строгое усатое лицо:
– Что значит «чаи гоняют»? Они что – не люди, что ли? Законный перерыв на обед. Мы всегда после Петрозаводска обедаем. А что у вас тут стряслось?
– Да вот, понимаете, офицер… Я как раз из ресторана в купе возвращался, а тут этот… гражданин… Я вещи проверил, а портмоне нет…
Усатый втиснулся в купе, и оно сразу стало каким-то крошечным. Он строго осмотрел подозреваемого и широко улыбнулся:
– Леха, здорово! С концерта?
Парень кивнул.
– Чего один? Сольник?
– Угу…
– Ну что, докатился? Уже мелочь начал тырить по карманам? – усатый громогласно хохотнул, и продолжил, обращаясь к Зимину: – Не, гражданин хороший. Я ентого пассажирика знаю. Частенько катается. Не думаю, что это он, но порядок есть порядок. Если вы настаиваете…
– Да не я это, Максим Игнатьевич! Это, наверное, эти, которые с ним ехали: я как раз к купе подхожу, а они аж чуть с ног меня не сбили – на выход ломанулись. Один еще, который с фиксой золотой, сказал мне: «Прассти, пацанчик, прасспали!»
– Да я один ехал! Что вы его слушаете?! – возмутился было Зимин.
– С фиксой, говоришь? А ну-ка глянь! – игнорируя восклицания потерпевшего, Максим Игнатьевич вытащил из потертого коричневого планшета допотопный наладонник, неуклюже потыкал в клавиши и повернул его к Леше.
– Да, он…
– Перелистни-ка на следующую страницу!
– И этот был. Только здесь он с бородкой…
– А можно я посмотрю? – вмешался Александр Иванович.
Леша передал ему компьютер.
– Да я же их в ресторане видел! С ними третий был. Выпивший…
– Ага… Сейчас этот «третий выпивший» моему напарнику показания дает. Они его подпоили и кошелек украли. Это «гастролеры» воркутинские. Нам на них недавно информация пришла. В основном подпаивают народ и обносят. А тут, вишь, оборзели – в купе полезли. Что ж вы, гражданин хороший, материальные ценности без присмотру бросаете? – не без иронии поинтересовался страж порядка.
– Да я. Да там особых ценностей-то не было, – промямлил Александр Иванович и виновато посмотрел на Леху: – Простите, молодой человек, я не хотел вас обидеть.
– Ну, так вы заявление-то будете писать? – спросил Максим Игнатьевич.
– Да ну, что вы! Какое заявление? Затаскают же потом…
– Заставить не могу, а номерок ваш истребовать обязан – мы все равно их рано или поздно поймаем. Лишний эпизодик будет.
Зимин сунул Максиму Игнатьевичу визитку:
– Вот возьмите. Спасибо за беспокойство.
– Счастливой дороги! Пойду ребятам помогу кражонку оформить. Да и пообедать пора, – страж порядка взял под козырек и удалился, на прощание подмигнув Лехе как старому приятелю.
Колеса стучали в такт музыке, чуть слышно доносившейся из Лехиного плеера. Чай остывал на столе. На бутерброды начала покушаться невесть откуда взявшаяся зеленоглазая муха, потирая передние лапки в предвкушении пиршества.
Александр Иванович прервал затянувшуюся паузу:
– Простите меня еще раз, молодой человек…
– Да ладно, бывает, – со вздохом ответил недавний подозреваемый.
– А вы музыкант?
Снимая наушники, Леха смущенно пробормотал:
– Ну да…
– Что играете? Панк?
Приятно удивленный осведомленностью попутчика музыкант просветлел лицом и сменил тон:
– Не совсем. В основном рок, конечно, но не так чтобы панк. А вы интересуетесь музыкой?
– Ну, как вы понимаете, в силу возраста меня больше интересуют Никольский и БГ, но у Кинчева тоже есть несколько занятных произведений…
– А вы Башлачева слышали?
– Молодой человек! Мне даже довелось на квартирнике побывать!
Восторженно глядя на попутчика, музыкант протянул руку:
– Алексей!
– Александр Иванович… Можно просто Александр, – ответил Зимин на рукопожатие и продолжил:
– Я недавно слышал на «Нашем радио» «Время колокольчиков» в исполнении «Калинова моста». Ребята, безусловно, молодцы, но нет той самой рок-н-ролльной пронзительности, что ли… надрыва…
– А мне понравилось. Мы с парнями тоже хотим что-нибудь из СашБаша перепеть.
После некоторой паузы Леха добавил:
– Э… Александр! Я, собственно говоря, в ресторане не только бутерброды раздобыл.
Он ловко выудил из-за пазухи небольшую бутылку коньяка в виде фляжки и водрузил ее на стол.
Зимин достал из пакета, стоящего под столом, бутылку лимонада, шоколадку и пару пластиковых стаканчиков.
Музыкант разлил:
– За знакомство!
Выпили. Александр Иванович поморщился:
– Это не коньяк. Спиртяга пополам с водой и ароматизаторы.
– Ну, вы уж не обессудьте.
– Да я на базе к спирту привык. А по какому случаю праздник-то?
Леха вытащил из кармана брюк тугую пачку тысячных:
– Организатор наконец-то рассчитался! Разве не праздник?
– Что же: на это и живешь?
– Да что вы! На это не прожить. У нас в Питере студия звукозаписи-там моя основная работа. Ну, помещение, конечно, арендуем. Эх! Мечтаю его выкупить со временем, да восемьсот штук просят.
– Ну, давай за искусство!
Леха налил. Выпили. Зимин предложил пойти на перекур. Музыкант возразил:
– По третьей и пойдем покурим!
– Годится!
– За тех, кого с нами нет. За моих родителей.
– И за моих. Не чокаемся.
Выйдя в тамбур, Александр Иванович прикурил и покосился на табличку с изображением перечеркнутой сигареты:
– Не заметут нас твои знакомые?
– Да нет. Максим Игнатьевич – нормальный мужик. Я часто катаюсь. Курить в поезде, конечно, нельзя, но немножко – можно.
– А ты откуда его знаешь?
– Да племянник его, Серега, – мой приятель. В Петрозаводске в арт-кафе, где мы иногда играем, администратором работает. Игнатьич там в охране подхалтуривает. Он тоже петрозаводский.
– Понятно… А родителей-то давно потерял?
– Мамку недавно схоронили – сердце. А папка где-то на северах погиб при испытании реактора. Я его не застал – это до моего рождения было. Мать, правда, через три года замуж вышла за дядю Гену. Он сам – вдовец. Дочка у него – на шесть лет меня старше. Я только когда вырос, узнал, что она мне не родная сестра. Сначала все хорошо было, мы к ним переехали. А через несколько лет он забухал… до белочки. В общем, в психоинтернате он теперь. Хороший мужик был. Я навещаю его иногда, но он меня не узнает.
– Сочувствую. А мои почти до восьмидесяти дожили. В один день умерли. Представляешь?
– Счастливые люди!
– Не говори! Они с войны вместе. В детдоме познакомились.
– Да-а… Ну пойдемте еще посидим.
Коньяк вскоре закончился, и Зимин, явно испытывая неловкость, сказал:
– Леш! Возьми чайку. У меня наличных пятнадцать рублей мелочью. Остальное… ну, ты знаешь.
– Да не вопрос, Иваныч!
– С меня конфеты!
Когда музыкант вернулся в купе с двумя дымящимися стаканами, на столе стояла красивая жестяная коробка с надписью на непонятно каком языке. Зимин торжественно открыл коробку и прорекламировал:
– Угощайся! Импортные. У нас новый магазин открылся «Продукты из Норвегии». Граница-то – рукой подать.
– Зря вы открыли. Наверное, в Питер везли в подарок? Я у нас таких не видел. Вроде ничего особенного, а оформление – в руки взять приятно…
– Да ничего не зря! И не в Питер, а в Москву. Действительно, в качестве презента одной особе. Ну, я думаю, она не обидится. У меня для нее есть кое-что получше.
Зимин заговорщицки подмигнул и, достав из нагрудного кармана маленькую бархатную коробочку в виде сердечка, протянул ее Алексею.
– Серебряное? Очень мило! А что за камушки? Фианиты?
– Молодой человек! Вы меня удивляете. Это белое золото и бриллианты. Я хочу ей предложение сделать.
– Поздравляю! А давно вы знакомы?
– Да как тебе сказать… По Интернету познакомились… Но у меня такое чувство, что я ее всю жизнь знаю. Понимаешь?
Леха хлебнул чаю и совершенно серьезно спросил:
– Так вы что же, ни разу не встречались? А может, там крокодил какой-нибудь за чужой фоткой прячется или маньяк-убийца?
Александр Иванович прыснул со смеху:
– Да нет! Мы по скайпу почти каждый день общаемся. Очень приятная молодая женщина. Была замужем – неудачно. Есть в ней что-то такое… В общем, я ей сказал, что в гости еду, а на самом деле хочу ва-банк пойти: сделаю предложение и увезу в Испанию…
– Вы что – миллионер?
– Да какой миллионер! За четверть века в Росхимпроме скопил кое-что. В прошлый отпуск под Малагой домишко купил. У них кризис сейчас – за пятьдесят тысяч евро уломал агента. Два этажа – оба девяносто метров, и прилегающая территория – триста пятьдесят. Бассейн небольшой…
– Меньше чем наша дача в Синявино, а у нас всего-то шесть соток. Но все равно – круто!
Поезд плавно затормозил и остановился. Алексей посмотрел на часы в мобильном:
– Чего это мы встали? Через пять минут Волховстрой.
Иваныч пожал плечами и поинтересовался:
– А у тебя семья есть?
– Есть девчонка. Встречаемся… Но я жениться не спешу. Как говорит один мой знакомый, хорошее дело браком не назовут.
Зимин улыбнулся из вежливости:
– Как знать…
– А вы раньше были женаты?
– Был когда-то. Разошлись. В то время было принято говорить: «не подошли друг другу». Я тогда выпивал здорово, а супруге это не нравилось. Жалею сейчас, конечно. Я так любил ее! Сейчас бы уже внуков нянчили…
Леша предложил пойти покурить. В тамбуре им повстречался Максим Игнатьевич:
– Та-ак! Курить идете? Марш на улицу, через соседний вагон! Похоже, надолго встали.
– А что случилось-то? – поинтересовался Зимин.
– Да с Ладожского передали, что перед нами сход с рельсов… Товарняк… Так что курите, ребята, на улице. Посадку объявят.
Александр Иванович вместе со своим новым приятелем вышел на улицу. Подвыпившие пассажиры на чем свет стоит материли ОАО «РЖД» и господина Якунина иже с ним.
Зимин засмеялся:
– Во народ! Им всегда крайний нужен! Да в Европе из-за снегопадов такое сплошь и рядом… Ладно, Леш, пойдем, холодно.
В теплом купе Леху быстро сморило, и он задремал. Александр Иванович погрузился в свои мысли: «Не опоздать бы в Питер! Я так не то что погулять по родному городу в последний раз, и на „Сапсан“ опоздаю».
В купе постучали, и, не дождавшись ответа, в раздвинувшуюся дверь просунулась знакомая усатая физиономия:
– Друзья мои, тут, похоже, на несколько часов заминочка.
Музыкант проснулся и переспросил:
– Чего, Максим Игнатьевич?
– Я говорю, тут на несколько часов геморроя. Лех, если хочешь – дуй на станцию: там наши сейчас наркоту на исследование в Питер повезут. В уазике место найдется.
– А далеко до станции?
– Километра полтора-два.
– Блин, золотой вы человек, Максим Игнатьевич! А можно Иваныча с собой взять?
– Иваныча? – пробурчал в усы страж порядка. – Подружились уже? Ха-ха-ха! Стокгольмский синдром, понимаешь! Ха-ха! Да можно! Давайте, только не треплитесь особо, когда мимо вагонов пойдете. Если что – вы местные, волховские. А ну как все с вами захотят?
– Спасибо вам большое. Как вас благодарить? – вежливо поинтересовался Зимин.
– Да ладно! Ребятам пива купите. Счастливо!
Шли молча. Стоящие возле вагонов пассажиры лишних вопросов не задавали. Судя по протоптанной в снегу вдоль полотна тропинке, попутчики не были первопроходцами.
На вокзале частники гастарбайтеры уже ловко формировали пассажиров поезда в группы: кому до Народной улицы, кому к метро.
Леха подошел к водителю уазика и сказал вполголоса:
– Мы от Максим Игнатьича…
Румяный сержант строго посмотрел на гитарный кейс:
– Гробину эту в задний отсек клади и залезайте.
Не успели Зимин с музыкантом занять места в теплом, ласково тарахтящем чуде отечественного автопрома, как водителя начали осаждать люди с сумками и чемоданами: «Возьми до города, а! По тысяче с носа заплатим! Чурки оборзели – по две просят!»
Сержант нахмурился:
– Граждане, отойдите от машины! Во-первых, мы не в город, во-вторых, не «чурки», а лица кавказской национальности, а в-третьих, машина служебная, гражданским не положено!
Одна тетка в енотовой шубе не унималась:
– А эти кто? Не гражданские, что ли?
– Это опергруппа.
– Да какая опергруппа?! Очкарик-то ладно, а второй-то наркоман наркоманом!
– Он сотрудник под прикрытием, мамаша! – невозмутимо отрезал водитель и врубил первую передачу.
Сержант оказался Лехиным тезкой, большим любителем «Короля и Шута» и «ФПГ». По пути слушали «Наше радио», травили анекдоты. Водитель согласился после экспертизы на обратном пути закинуть Иваныча на Московский вокзал. Жизнь налаживалась.
Без пятнадцати одиннадцать уазик притормозил на Народной. Водитель сказал:
– Ща, я в магазин и обратно. Надо экспертам коньяка купить, чтобы наше исследование сразу сделали, а то скажут к шести утра приезжать. Где я буду всю ночь болтаться?
– Да сиди, Леха! Я возьму, с нас же причитается! – сказал музыкант.
– Я тоже прогуляюсь, – поддержал его Зимин и вылез из машины.
В магазине он спросил у Алексея:
– Леш! Деньгами не выручишь? Я тебе потом на карточку переведу или переводом. Хочу по городу погулять: кафе там, такси… Время есть до утра.
– Да поехали ко мне, Иваныч! Я сейчас один дома. Сеструха в Москве. Посидим… А денег дам, сколько надо. Деньги есть! Мне ребятам только полташку отложить.
– Ну, не знаю…
– Девушка! Дайте три бутылки вот этого коньячка, – не дождавшись ответа Зимина, попросил Алексей продавщицу.
Александр Иванович послушно побрел за ним на улицу.
Музыкант торжественно вручил водителю две бутылки:
– Спасибо огромное, тезка! Это тебе и алчным химикам. Дружище, у нас планы поменялись: закинь нас на «Елизаровскую».
– Не вопрос!
На углу Бабушкина и Крупской тормоза весело заскрипели. На прощание Леха оставил водителю номер сотового и велел звонить, если эксперты будут динамить:
– Нечего их напитками потчевать! Приезжай к нам, посидим: у меня пельмени есть. Утром встанешь как человек и заберешь наркоту свою.
– Не, мне на базу бы пораньше вернуться. А за приглашение спасибо! Удачи!
– Так… Вот тапочки, Иваныч! Давай мой руки – и на кухню. – Леха прислонил гитару к стене и начал расшнуровывать ботинки.
– Ты что, в квартире куришь? – поинтересовался Зимин, заметив на кухне пепельницу.
– Да вообще-то нет. Просто ребята недавно заходили. – смутившись, начал оправдываться Леха.
– Я покурю тогда в окошко?
– Да! Курите, конечно, – музыкант почему-то опять перешел на «вы».
В холодильнике нашлось полпачки пельменей. Синие язычки пламени вяло полизывали кастрюлю с водой.
Может, по чуть-чуть, пока вода закипает? – осторожно поинтересовался Леха у Зимина.
– Мне совсем немножко, ладно? Без закуски тяжеловато.
Магазинный коньяк оказался приятнее на вкус, чем железнодорожный, и доброе тепло растеклось по желудку, мягко ударяя в голову.
Нехитрые пельмешки, судя по всему добытые неприхотливым холостяком в ближайшей «Пятерочке», показались Зимину необыкновенно вкусными. За неимением сметаны в дело пошел майонез вперемешку с кетчупом.
– Кепонез! – гордо прокомментировал название рукодельного соуса Леха.
– А у нас на севере его кетченезом кличут, – засмеялся в ответ Иваныч.
– Мне кажется, если бы такая штука была в продаже – она пользовалась бы спросом.
– Несомненно. Поставь чайку, а?
Остатки коньяка приятели запили чаем и задумчиво закурили. Каждый думал о своем. Леха думал: «Какой прикольный дядька – Иваныч. Жалко, на ПМЖ сваливает, я бы его на концерт зазвал». А Зимин, приятно удивленный, не переставал восхищаться: «Повезло же мне с попутчиком. Жаль, что знакомство так криво началось…» – и негромко произнес: