Сенсация

I

– Ох, Таппок, Таппок, – сказал мистер Солтер. – Знаете, мне кажется, будет разумнее скрыть это досадное недоразумение от лорда Коппера. «Грош» опередит нас на день – а может, и больше. Лорд Коппер будет недоволен. У советника по иностранным делам или… у кого-нибудь еще могут быть неприятности.

Багаж Уильяма грудой лежал посреди византийского вестибюля. Даже здесь, под гигантскими позолоченными сводами, он казался громадным. Уильям и мистер Солтер с грустью смотрели на него.

– Все это отвезут к вам в гостиницу, а то, не дай бог, доложат лорду Копперу. Заполните этот бланк для получения паспорта. Сфотографируют вас в художественном отделе, а в отделе религии у нас есть архидиакон, который заверит фотографию. После этого вам здесь до отъезда появляться не стоит. На корабль «Messageries» вы, конечно, не успеете, но завтра есть рейс «Р amp; О»[6] на Аден. Так тоже можно. Но помните, что официально вы уехали сегодня днем.

Был теплый, пахнущий бензином вечер. Уильям грустно вернулся в свой номер. На улицах продавали вечерние газеты. «Светская красавица в общественном туалете», – гласили заголовки. «Снова миссис Ститч».

Уильям вышел погулять в Гайд-парк. На помосте стоял чернокожий человек и объяснял немногочисленным слушателям, почему эсмаильские патриоты правы, а предатели – нет. Уильям отвернулся и, к своему удивлению, заметил маленький черный автомобиль, который несся по газону, ловко объезжая влюбленные парочки. Уильям приподнял шляпу, но сидевшая за рулем смотрела прямо перед собой. Миссис Ститч только что узнала, что из зоопарка сбежал бабуин и залез на дерево в Кенсингтонском саду, и намеревалась поймать его.

– Кто построил пирамиды? – надрывался эсмаильский оратор. – Негр. Кто изобрел кровообращение организма? Негр. Леди и джентльмены, я спрашиваю вас, представителей великой и справедливой британской общественности, кто открыл Америку?

И Уильям печально побрел в гостиницу, где его ждал одинокий ужин и ранний сон.

II

На следующее утро Уильям узнал в паспортном отделе, что для въезда в Эсмаилию нужна виза.

– Не исключено, что вам понадобятся даже две, – сказали ему. – Кто-то открыл недавно конкурирующее представительство. Официально мы его, конечно, не признаём, но не помешает наведаться и туда тоже. Какую часть страны вы намерены посетить?

– Патриотическую.

– Тогда лучше запастись двумя визами.

Уильям отправился по первому адресу в Мейдавейл. Он позвонил, и через какое-то время на пороге появилась всклокоченная женщина.

– Это представительство Эсмаилии? – спросил он.

– Нет, тут живет доктор Кон, но его нет дома.

– Вот как… а мне нужна эсмаильская виза.

– Зайдите в другой раз. Может, она у него и есть, только он сюда редко заходит, и не раньше восьми вечера.

На лестничной площадке в глубине холла появилась нижняя половина другой женщины. Уильяму были видны шлепанцы и часть фланелевого халата.

– Кто там, Эффи?

– Мужчина.

– Скажи ему, что мы ничего не покупаем.

– Он спрашивает, даст ему доктор чего-то там или нет.

– Пусть сначала запишется на прием.

Ноги исчезли. Хлопнула дверь.

– Это миссис Кон, – сказала Эффи. – А чего еще от них ждать? Евреи!

– Какая досада, – сказал Уильям. – Мне дали этот адрес в паспортном отделе.

– Может, вам негр снизу нужен?

– Может быть.

– Так бы сразу и сказали. Он там, внизу.

И Уильям увидел, что к перилам подвальной лестницы прикреплен флаг – черное полотнище с красным серпом и молотом. Уильям спустился вниз и на двери между двумя мусорными баками увидел бумажку:

Уильям постучал, и ему отворил негр, которого он видел накануне вечером в Гайд-парке. Лицо его, на неискушенный взгляд Уильяма, ничем не отличалось от любого другого негритянского лица, но одежда была незабываемой.

– Могу ли я видеть эсмаильского генерального консула?

– Вы из газеты?

– В каком-то смысле, да.

– Входите. Это я. Как видите, персонала у нас пока не хватает.

Генеральный консул провел его в комнату, которая когда-то была швейцарской. На стенах висели фотографии негров в военной форме и в парадной европейской одежде. Образцы тропической продукции были представлены на столе и книжных полках. Еще в комнате находились: карта Эсмаилии, конторский мебельный гарнитур из восьми предметов и радио. Уильям сел. Генеральный консул выключил музыку и начал говорить.

– Борьба патриотов Эсмаилии, – сказал он, – это борьба цветных народов и пролетариата во всем мире. Эсмаильский рабочий стонет под игом прогнившего иностранного союза капиталистических эксплуататоров, попов и империалистов. Как гениально писал великий негр Карл Маркс…

Он говорил около двадцати минут. Черные, с розовыми ладонями, похожие на плавники, кисти рук, выступающие из лиловых манжет, взлетали и шлепались о стол.

– Кто построил пирамиды? – спрашивал он. – Кто изобрел кровообращение организма?.. Африка – африканскому рабочему. Европа – африканскому рабочему. Азия, Океания, Америка, Арктика и Антарктика – африканскому рабочему!

Наконец он замолчал и стер с губ полоску пены.

– Я хотел бы получить визу, – робко сказал Уильям.

– А-а, – сказал генеральный консул и снова включил радио. – Вносите залог в пятьдесят фунтов и заполняйте анкету.

Уильям поклялся, что не сидел в тюрьме, не болеет заразными и дурными болезнями, не имеет намерений остаться в Эсмаилии на всю жизнь, не собирается свергнуть существующий политический строй, внес залог и был вознагражден штампом на первой странице нового паспорта.

– Желаю приятного путешествия, – сказал генеральный консул. – Говорят, это очень интересная страна.

– А разве вы не эсмаилец?

– Я? Конечно нет. Я выпускник Баптистского колледжа в Антигуа. Но борьба эсмаильских рабочих – это борьба негритянских рабочих во всем мире.

– Да, – сказал Уильям. – Да. Наверное, так оно и есть. Большое спасибо.

– Кто открыл Америку? – обратился к его удалявшейся спине консул голосом, который легко перекрыл звуки радиоконцерта. – Кто выиграл мировую войну?

III

Конкурирующее представительство занимало более просторное помещение в одной из гостиниц Южного Кенсингтона. Из его окна гордо свешивалось белое полотнище с золотой свастикой. Дверь в номер отворил негр, одетый в белую шелковую рубашку, бриджи из оленьей кожи и охотничьи сапоги. Он щелкнул шпорами и вскинул руку в древнеримском салюте.

– Мне нужна виза.

Псевдоконсул провел его внутрь.

– Вам придется несколько минут подождать. Дело в том, что представительство открылось недавно и у нас еще кое-чего не хватает. Визовую печать принесут с минуты на минуту. Позвольте мне пока ознакомить вас с положением дел в Эсмаилии. Его часто искажают. Так, например, евреи из Женевы, живущие на русские деньги, распространили слух, что мы – черная раса. И таковы невежество, легковерие и пристрастность порочных европейских стран, что этот нелепый слух был подхвачен прессой. Прошу вас не верить ему. Как вы сами вскоре убедитесь, мы – чистокровные арийцы. На самом деле мы первые белые колонизаторы Северной Африки. То, что Стэнли и Ливингстон сделали в прошлом столетии, наши эсмаильские предки совершили в каменном веке. Разумеется, много лет находясь под тропическим солнцем, они приобрели здоровый, в некоторых случаях даже темный загар. Но все авторитетные антропологи…

Уильям мял в руках паспорт и с тоской думал о ланче. Был уже второй час.

– Теперешнее так называемое правительство, стремящееся уничтожить великое наследие наших отцов и дедов…

Раздался стук. Псевдоконсул подошел к двери.

– Из писчебумажного магазина, – сказал голос, за которым стояло несколько поколений кокни. – С вас четыре шиллинга восемь пенсов.

– Спасибо… Вы свободны.

– Давайте четыре шиллинга восемь пенсов, или я ее опять унесу.

Последовала пауза. Псевдоконсул вернулся в комнату, где сидел Уильям.

– Оформление визы стоит пять шиллингов, – сказал он.

Уильям заплатил. Псевдоконсул вернулся с резиновой печатью, бренча четырьмя пенсами в карманах бриджей.

– Вы увидите в Эсмаилии памятники нашего славного прошлого, – сказал он, беря паспорт. – Я вам очень завидую.

– А разве вы не эсмаилец?

– Конечно эсмаилец. По крови. Но мои предки давно переселились оттуда. Я вырос в Сьерра-Леоне.

И тут он открыл паспорт.

IV

Колокола Сент-Брайда пробили четыре, когда, плотно поев, Уильям вернулся в «Мегалополитан».

– Ох, Таппок, Таппок, – сказал мистер Солтер. – Вам давно следовало быть на аэродроме. Что случилось на сей раз?

– Он сжег мой паспорт.

– Кто?

– Консул Патриотов.

– Почему?

– В нем стояла виза Предателей.

– Понятно. Как некстати. Если об этом узнает лорд Коппер, он будет весьма огорчен. Давайте пойдем к советнику по иностранным делам и спросим, что теперь делать.

На следующий день, вооруженный двумя паспортами, Уильям улетел из Кройдона на специальном самолете.

V

Летел он не один.

Пропеллеры гудели. Летчик бросил на землю сигарету и поправил шлем. Стюард закутал ноги Уильяма одеялом и нежно положил ему на колени комочек ваты, флакон с нюхательной солью и пустой бумажный пакет. Убрали трап. В этот момент от здания на краю летного поля отделились три человека и быстро направились в сторону самолета. Один из них был одет в длинный плащ песочного цвета. Козырек его клетчатой кепки был надвинут на глаза, высоко поднятый воротник защищал лицо и шею от урагана, поднятого пропеллерами. Он был маленького роста и шел торопливым шагом, но все равно было ясно, что это очень важная персона, чем-то неуловимо напоминавшая пекинеса-медалиста. Это впечатление усиливалось необычайным почтением, с которым к нему относились его спутники: гигант с солдатской выправкой, несший портфель, и высокопоставленный служащий авиационной компании в форме.

Служащий подошел к Уильяму и, напрягая голос, попросил у него позволения посадить в самолет еще одного пассажира и его слугу. Имя пассажира заглушил рев мотора.

– Мистер… Вы, конечно, знаете, кто он… единственный самолет… просьба из очень высоких кругов… бесконечно признателен… до Ле-Бурже.

Уильям сказал, что согласен, двое мужчин молча поклонились и заняли свои места. Служащий исчез. Маленький человек изящным движением заложил уши ватой и поглубже уселся в кресло. Дверь закрылась. Механики остались на земле. Самолет двинулся вперед, скрипя и подпрыгивая на неровной поверхности взлетной полосы, набрал скорость, перестал подпрыгивать, оторвался от земли, взмыл над чадом городских улиц и очень скоро завис, как бы вовсе без движения, над Ла-Маншем. Далеко внизу плыл пароход, и след от него лежал на яркой воде, как полоска дыма на ясном небе. Сердце Уильяма, взмывшее ввысь, ликовало, как ласточка.

VI

Вскоре, к сожалению, они вернулись на землю. Маленький человек и его слуга незаметно растворились в толпе, и Уильям обнаружил, что со всех сторон окружен иностранцами. Его чемоданы и коробки, казалось, занимали весь ангар, и таможенники с нескрываемым любопытством приступили к досмотру.

– Tous sont des effets personnels – tous uses[7], – вежливо сказал Уильям, но постепенно, с помощью клещей и рычагов весь багаж был вскрыт, и его экзотическое содержимое легло на столы.

Это был один из тех редких моментов, когда в обыденность натуральных шелков и запрещенной литературы ворвался пьянящий воздух приключений, один из тех моментов, которые могли вдохновить Руссо[8] на изображение джунглей. Такого восторга таможенники Ле-Бурже не испытывали, пожалуй, с тех самых пор, как изловили египтянку, делавшую «козу» искусственному младенцу, набитому гашишем.

– Comment dit-on humidor? – вопрошал расстроенный Уильям. – C’est une chose pour garder les cigars dans la Mer Rouge-et dedans ceci sont les affaires de l’hopitale pour couper les bras et les jambes, vous comprenez – et ca c’est pour tuer les serpents et ceci est un bateau qui collapse et ces branches de mistletoe sont pour le Noel, pour baiser dessous, vous savez…[9]

– Monsieur, il ne faut pas se moquer les douanes[10].

Одни только полые тубы были встречены с пониманием и сочувствием.

– Ils sont pour porter les dépêches.

– C’est un Sport?

– Oui, oui, certainement – le Sport[11].

Здесь и на Лионском вокзале Уильям оставил много денег. Казалось, все носильщики Парижа стремились прийти ему на помощь, и всем чиновникам нужна была его подпись на бесчисленных документах. Наконец он занял свое место и, когда поезд выехал из Парижа, нетвердо побрел в вагон-ресторан.

VII

Напротив него, за столом, к которому его подвели, сидел пожилой человек, отчитывавший официанта на необычайно быстром и, судя по всему, выразительном арго. Его лысая спереди и на макушке голова имела необычную, коническую форму. Сзади и по бокам волосы были коротко острижены и выкрашены в густой, с пурпурным оттенком, каштановый цвет. Он был аккуратно, хотя и несколько чопорно для данного времени года, одет и весь усыпан драгоценностями. Тусклый и широкий изумрудный кабошон украшал его галстук. Всякий раз, когда его руки, подчиняясь кульминациям и спадам произносимой речи, взлетали и опускались, на пальцах и в запонках полыхали рубины. Из одного кармана его жилета в другой тянулись через живот жемчуг и платина. Уильям подумал, кто он может быть по национальности, и решил, что, наверное, турок, но в этот момент человек заговорил голосом, который не был ни евроазиатским, ни левантийским, ни американским, ни латинским, ни тевтонским, а смесью их всех.