– Он сказал, верно, что ты – самая красивая девушка между Лёвеном и Кларэльвеном?
– Что за глупые шутки, Йёста! Пастор огласил мою помолвку со стариком Дальбергом, и это всем уже известно.
– Так бы я и позволил тебе сидеть у меня в санях! Если бы я знал об этом, то сидел бы не рядом с тобой, а позади. Я бы вообще не повез тебя, знай я об этом!
На что гордая наследница отвечала:
– Я обошлась бы и без тебя, Йёста Берлинг!
– И все-таки, Анна, – поразмыслив, сказал Йёста, – мне жаль, что твоих отца с матерью нет в живых. Ведь на такого человека, каким стала ты, нельзя ни в чем положиться. И никто не станет больше считаться с тобой.
– Еще более жаль, что ты не сказал все это раньше, тогда бы кто-нибудь другой отвез меня на бал.
– Пасторша, как и я, считаем, что тебе нужен человек, который заменил бы тебе отца. Иначе бы она не впрягла тебя в пару с такой дряхлой клячей.
– И вовсе это не пасторша решила!
– Боже упаси, неужто ты сама выбрала такого красавца в женихи?
– Он женится на мне не из-за денег.
– Разумеется, ведь старики гоняются лишь за голубыми глазками да розовыми щечками, а как они нежны при этом.
– Ах, Йёста, как тебе не стыдно!
– Но запомни, больше тебе с молодыми людьми не флиртовать! Конец всем твоим флиртам и танцам! Теперь твое место в углу дивана; а может, ты собираешься играть в виру со стариком Дальбергом?
Она ничего не ответила. И оба молчали до тех самых пор, пока не въехали на крутой холм Борга.
– Спасибо, что подвез меня! Долго придется тебе ждать моего согласия прокатиться с тобой еще раз, Йёста Берлинг!
– Спасибо за обещание. А я слышал, многие проклинают тот день, когда отправились вместе с тобой на вечеринку.
Местная красавица в самом дурном расположении духа вошла в танцевальную залу и оглядела собравшихся гостей надменным и строптивым взором.
Первым она увидела низенького плешивого Дальберга рядом с высоким, статным, светлокудрым Йёстой Берлингом. И ее вдруг обуяло страстное желание выгнать их обоих из зала.
Жених подошел к ней – пригласить на танец, но она взглянула на него с презрительным удивлением.
– Вы собираетесь танцевать? Вы же не танцуете!
Знакомые девушки подошли поздравить ее с помолвкой.
– Не притворяйтесь, барышни! Ведь вы и сами не думаете, что можно влюбиться в старика Дальберга! Но он богат, богата и я, так что мы друг другу под стать.
Пожилые дамы подходили к ней, пожимали ее белую руку и говорили о величайшем счастье, выпавшем на долю Анны.
– Поздравьте пасторшу! – отвечала она. – Она рада этому куда больше, чем я.
Но тут же в зале стоит Йёста Берлинг, беззаботный кавалер; все счастливы приветствовать его за веселую улыбку и прекрасные речи, рассыпающие золотую пыльцу на серое тканье жизни. Никогда прежде не доводилось Анне видеть его таким, каким он был в этот вечер. Он не был ни изгоем, ни отверженцем, ни бездомным фигляром, нет, он был королем среди мужей, прирожденным королем.
Он и другие молодые люди составили заговор против нее. Пусть поразмыслит хорошенько, как дурно она поступает, отдавая старику свое прекрасное лицо и свои несметные богатства. Никто не приглашал ее на целых десять танцев.
Она просто кипела от гнева.
На одиннадцатый танец ее пригласил человек, с которым никто не желал танцевать, бедняга – ничтожнейший из ничтожных.
– Хлеб кончился, на стол подают пальты, – сказала она.
Началась игра в фанты. Светлокудрые девушки, прижавшись головками друг к другу, пошептались и присудили ей поцеловать того, кто ей более всех по душе. И с улыбкой на устах предвкушали они увидеть, как гордая красавица поцелует старика Дальберга.
Но она поднялась, величественная в своем гневе, и сказала:
– А нельзя ли мне с таким же успехом дать пощечину тому, кто мне менее всех по душе?
Миг – и щека Йёсты запылала от удара ее твердой руки. Он покраснел как рак, но, опомнившись, схватил ее руку и, на секунду задержав ее в своей, прошептал:
– Встретимся через полчаса в красной гостиной внизу!
Его голубые глаза сияли навстречу Анне, соединяя ее с ним властными колдовскими узами. Она поняла, что должна повиноваться.
Внизу она встретила его гордыми, недобрыми словами:
– Какое тебе дело, Йёста Берлинг, за кого я выхожу замуж?
У него пока не нашлось для нее ни единого ласкового слова, а заговаривать тотчас о Фердинанде, ему казалось, не подобало.
– То, что тебе пришлось просидеть десять танцев кряду, вовсе не беда и не слишком суровая для тебя кара. Ты думаешь, что можешь безнаказанно нарушать клятвы и обещания? Если бы не я, а более достойный человек вздумал тебя покарать, он поступил бы куда более жестоко.
– Что я такого сделала тебе и всем вам, что вы не оставляете меня в покое? Вы преследуете меня только ради денег. В Лёвен надо мне бросить эти деньги, и пусть тогда кто угодно выуживает их оттуда!
Закрыв глаза руками, она заплакала от досады.
Ее слезы тронули сердце поэта. Ему стало стыдно своей суровости. И он ласковым голосом сказал:
– Ах, дитя, дитя, прости меня! Прости бедного Йёсту Берлинга! Ты ведь знаешь, никому нет дела до того, что такой бедняга, как я, говорит или делает. Никого не доводит до слез его гнев, с таким же успехом можно плакать от укуса комара. Это безумие, но мне хотелось помешать нашей самой красивой и самой богатой девушке выйти замуж за старика. А получилось так, что я только огорчил тебя.
Он сел рядом с ней на диван, медленно обвил рукой ее талию, чтобы ласковой нежностью поддержать девушку, ободрить ее.
Она не отстранилась. Прижавшись к нему, она обняла руками его шею и заплакала, склонив прелестную головку ему на плечо.
Ах, поэт, самый сильный и самый слабый из людей! Разве твою шею должны были бы обнимать эти белые руки!
– Если бы я знала об этом, никогда бы не взяла в мужья старика. Я смотрела на тебя сегодня вечером, равных тебе нет на свете.
Побелевшие губы Йёсты выдавили с трудом:
– Фердинанд!..
