Добыча золотого орла. Пророчество орла

– Ты чего здесь делаешь? – удивленно спросил Катон.

– Не догадываешься? Ты сейчас унесешь отсюда ноги вместе со всеми этими ребятами. А заодно и с Фигулом.

– С Фигулом?

– Его видели часовые, так что ему придется уматывать вместе с тобой. Беги отсюда без оглядки. И ты, и все те, кому неохота здесь оставаться.

– Бежать без оглядки? – прошептал Катон. – Ты что, спятил?

– Ага, как мартовский заяц. Так же, как драпали те, из-за кого ты оказался здесь. Будете квиты. – Макрон вытащил кинжал. – Приподними руки так, чтобы видно было. Мне как-то неохота перерезать тебе запястья.

Катон поднял было руки, помедлил и снова опустил.

– Нет.

– Что? – громко проворчал Макрон, вызвав этим раздраженное шиканье Фигула, который, склонившись, избавлял от уз других пленников.

Темные фигуры толклись вокруг оптиона, протягивая ему связанные руки.

Катон покачал головой:

– Я сказал, нет. Ты не можешь так поступить, Макрон. А что, если они узнают, что ты помог нам сбежать?

– Помог? А мне-то казалось, что я сделал чуточку больше.

– Это будет висеть на тебе всю жизнь.

– Да подставь ты наконец руки.

– Нет. Ты головой своей подумай. Куда мы направимся? Что будет с тобой, если нас поймают и развяжут кому-нибудь язык? Тебя просто прикончат с нами заодно. Оставь нас, пока еще не поздно.

Макрон покачал головой:

– То-то и оно, что уже слишком поздно. Так что давай подставляй руки.

Катон неохотно выполнил его требование. Макрон взял его запястья, нащупал пальцами стягивающие их путы, осторожно просунул под них острие клинка и начал двигать им туда-сюда. Несколько мгновений, и ремни были разрезаны. Катон принялся растирать запястья.

– Вот так. Возьми нож и займись путами на ногах. Тебе надо убираться отсюда.

– Куда?

– Главное, как можно дальше. Туда, где тебя не найдут.

– А потом?

– А хрен его знает.

– И далеко, по-твоему, может уйти горстка невооруженных людей?

– Почему это невооруженных? – Макрон потряс звякающий мешок. – Я раздобыл для вас кое-какие клинки. Будет с чем скитаться по буеракам.

Катон, разрезавший путы на лодыжках, поднял глаза:

– Такой, значит, у тебя план?

– А у тебя есть лучше? Или ты бежишь, или поутру умираешь – вот и весь выбор.

– Ну все-таки выбор.

Катон покачал головой. Казнь поутру или неизбежная гибель во время скитаний – если не от рук поисковых отрядов, то от рук варваров. Непохоже, чтобы их перспективы улучшились, не говоря уже о том, что теперь и Фигул оказался в списке приговоренных. Да и Макрону придется несладко, если откроется, какую роль он сыграл в этой истории.

Разрезав путы на ногах, Катон принялся энергично растирать лодыжки.

– И куда теперь?

– На запад, к болотам. Это твой единственный шанс.

Макрон велел всем, кому Фигул разрезал путы, не дергаться, чтобы случайно никого не поранить. Дождавшись своей очереди, легионеры растирали запястья и лодыжки, разминали болезненно затекшие руки и ноги. И конечно, все это время беспокойно озирались по сторонам, опасаясь, что попытка к бегству будет обнаружена. Каждый солдат получил от центуриона меч или кинжал: тот раздавал оружие, пока не опустошил принесенный с собой мешок. Лишь один несчастный, потерявший разум, остался лежать на земле даже после того, как разрезали его путы, и отказался от предложенного ему меча.

– А ну бери! – сердито шепнул ему Макрон. – Возьми эту хреновину, она тебе пригодится.

Вместо ответа легионер свернулся в клубок и застонал, причем стоны его делались все громче, переходя в душераздирающие вопли. Макрон бросил через плечо быстрый взгляд на поблескивающую линию палаток. Не заметив там никакого движения, он вновь обернулся к лежавшему на земле человеку и с силой пнул его между лопаток. Тот напрягся и вскрикнул. Макрон опустился рядом с ним на колени, подобрал с размокшей земли валявшийся меч и приставил острие солдату под подбородок.

– Заткнись. Еще раз пикнешь, и это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни.

Голова легионера дернулась назад, глаза панически расширились, руки в попытке вывернуться скребли землю.

– А ну не дергайся! – яростно прошипел центурион. – Не дергайся, кому сказано!

– Оставь его, командир, – прошептал Катон. – Оставь, да и все.

Несколько мгновений Макрон жег легионера свирепым взглядом, но потом отпустил его, встал и повернулся к Катону.

– Нельзя его просто взять да оставить. Он может рассказать о моей причастности к побегу. Тебе нужно забрать его с собой.

Катон кивнул, и Макрон спокойно вложил меч в ножны.

– Давай подними его.

– Командир, я думаю, тебе лучше уйти отсюда.

– Так я и сделаю, как только вы все уберетесь. Давайте двигайте прямиком к частоколу.

– Но ведь тогда мы окажемся прямо напротив главного лагеря.

– Это всяко лучше, чем обходить кругом палатки. Там вас непременно заметят, особенно с этим бесполезным куском дерьма.

Носком сапога центурион пнул солдата, скулившего у его ног. Катон посмотрел на него и, проникнувшись жалостью к ошалевшему от ужаса человеку, наклонился и мягко потряс его за плечо.

– Как тебя зовут, боец?

Легионер повернул голову на его голос, и Катон увидел, как оскалились зубы на его искаженном гримасой лице.

– Прокул… Прокул Секунд.

– Когда ты говоришь со мной, то должен называть меня «командир». Понял, Прокул?

– Т-т-ак точно, командир.

– Поднимайся на ноги, – тихо произнес Катон, делая все возможное, чтобы его голос звучал твердо как сталь. – Мы никого не собираемся оставлять здесь на верную смерть. Вставай.

Он крепко взял Прокула за предплечье, помог ему подняться, а потом вручил меч, за миг до того брошенный Макроном с ним рядом.

– Вот. Держи крепко… так лучше?

– Так точно, командир. Думаю, да.

– Вот и хорошо, – промолвил Катон, похлопав солдата по крепкому мускулистому плечу. – А теперь идем.

Освобожденные солдаты поднялись с земли и последовали за Макроном, который двинулся в направлении лагерного вала. Катон озирался то налево, то направо, но никого на небольшом валу не заметил.

Макрон указал на подножие вала:

– Думаю, вы сможете перебраться через частокол и ров незамеченными. Во всяком случае, в лагере.

Беглецы вскарабкались по внутреннему склону, а когда они добрались до коротких деревянных кольев, вбитых вдоль гребня земляной насыпи, Макрон повернулся и махнул рукой. Люди замешкались, скучковались, натыкаясь друг на друга, но даже в этой сутолоке ухитрились не поднять шума. Макрон между тем снова повернулся к частоколу, взялся обеими руками за один из кольев и с усилием, так что у него на шее набухли вены, принялся его расшатывать. Наконец с мягким чмокающим звуком он вытащил бревно из утрамбованной почвы. Очень скоро рядом с первым тихонько лег и второй, вывороченный из земли кол. Катон беспокойно озирался по сторонам, утирая со лба капли дождя, и присматривался к палаткам, с замиранием сердца ожидая тревоги. Однако, судя по всему, легионеры Третьей когорты крепко спали, и предпринятая приговоренными попытка к бегству до сих пор оставалась никем не замеченной.

Наконец проем в частоколе сделался достаточно широким, чтобы в него мог пролезть человек. Катон повернулся и отыскал взглядом могучую фигуру Фигула.

– Оптион, пойдешь первым. Спускайся в ров и двигай к углу лагеря. Пригибайся.

Кивнув, Фигул протиснулся в лаз, лег на живот и соскользнул по крутому склону на дно защитного рва. Затем Катон подтолкнул к пролому следующего солдата, и так, один за другим, все они спустились в ров, распределившись по дну. Когда Катон остался один, они с Макроном обменялись крепкими рукопожатиями. Катон понимал, что, скорее всего, до новой встречи с другом не доживет, и при мысли о том, что дышащего уверенной силой, многоопытного Макрона уже никогда не будет с ним рядом, ему стало не по себе. Однако ему приходилось быть сильным, ведь отныне от него будет зависеть, какое будущее выпадет на долю беглецов. Глядя на старшего друга, в темноте сидевшего на корточках напротив него, молодой центурион заставил себя улыбнуться.

– Спасибо, командир.

Макрон кивнул и подтолкнул Катона к пролому в частоколе.

– Давай двигай. Вам нужно оказаться как можно дальше отсюда, прежде чем они обнаружат побег.

– Ты прав.

Катон соскользнул по глинистому склону, а когда, уже со дна рва, поднял взгляд на проем в частоколе, Макрон уже исчез.

Катон пригнулся и двинулся вдоль вереницы вымазанных в грязи, лежавших вдоль рва людей. Сверху их нещадно поливал дождь, под ними на земле растекались лужи. Добравшись до спустившегося первым Фигула, Катон указал на угол укрепленного лагеря когорты, дал беглецам знак следовать за ним и ползком заскользил вперед. Достигнув угла, он поднял голову и осторожно огляделся, напрягая глаза и пытаясь углядеть часовых на стенах главного лагеря. Несколько расплывчатых теней неторопливо перемещались по гребню вала, но он был уверен, что если беглецы будут двигаться медленно и осторожно, то в такой темноте их с укреплений не заметят. Главная опасность исходила от Прокула: этот малый в любой миг мог снова удариться в панику и выдать товарищей. Оглянувшись, Катон тихо заговорил с Фигулом:

– Мы двинемся тем путем. Трава здесь высокая, она нас прикроет. Передай по цепочке: всем следовать за мной ползком, не поднимаясь.

– Есть, командир.

– И вот еще что: проследи за Прокулом. – Катон понизил голос, чтобы никто, кроме оптиона, не мог его услышать. – Если у него начнется истерика, заставь его замолчать.

– Заставить замолчать?

– Сделай, что потребуется. Понял?

– Так точно, командир.

Катон отвернулся, бросил последний взгляд на валы, после чего сосредоточился на большой дубовой роще, которую приметил еще раньше, днем, когда фуражиры собирали там валежник для костров. Выбравшись из рва, он прополз некоторое расстояние в высокой траве, затем медленно приподнялся на четвереньки, напрягая зрение и слух, чтобы уловить любой признак опасности. Остальные легионеры один за другим тоже выбирались изо рва и следовали за ним. Беглецы двигались осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, и едва ли не самым громким звуком было неистовое биение их сердец. Фигул переместился в тыл и теперь подталкивал вперед Прокула. Последний пребывал в таком страхе, что при любом случайном звуке, дрожа, припадал к земле и не двигался с места до тех пор, пока Фигул не побуждал его к этому чувствительными уколами острия меча.

Преодолев примерно две трети расстояния до рощи, Катон вдруг замер, поднял голову и обернулся в сторону лагеря Второго легиона. Нет, тревоги не было, и он уже собрался продолжить путь, когда вдруг ощутил вибрацию под упершимися в землю ладонями.

– Стой! – прошипел он. – Лежать!

Приказ передали по цепочке, люди замерли, припав к земле, а Катон напряг слух, стараясь определить источник усиливавшейся вибрации.

Вокруг по-прежнему равномерно сыпал дождь, ветер слегка посвистывал в ушах и шелестел в высокой траве. А потом из-за той самой рощи, к которой они направлялись, появилась высокая тень. К ней присоединилась другая, затем еще одна – они словно выплывали из-за деревьев сплошным потоком. Затаившиеся в траве люди услышали, как над прибрежной равниной раздалось тихое конское ржание. Припав к земле, юноша напрягал зрение, стараясь ничего не проглядеть. Неожиданно ехавший первым всадник повернул лошадь и направил ее, как показалось, прямо на Катона.

– Проклятье! – прошипел он, и его рука непроизвольно потянулась к рукояти меча, заткнутого за пояс.

Потом он сообразил, что в кромешной темноте всадники вряд ли их увидят. Но все равно…

– Лежать! Не высовываться! Пусть проезжают! Лежать, держать мечи наготове, и чтобы никто не двигался, пока не двинусь я.

Приказ торопливым шепотом передали по цепочке назад, и легионеры распростерлись в траве, стараясь вжаться в землю. Катон снова повернулся к всадникам, находившимся не более чем в двухстах шагах. По его прикидкам получалось, что там как минимум два отряда конных разведчиков. Более чем достаточно, чтобы разделаться с беглецами. «Ехали себе в лагерь, понятия не имея ни о каких беглецах, а сейчас, того и гляди, на нас наткнутся», – с горечью подумал Катон, прижимаясь к земле и чувствуя щекой, как она подрагивает под конскими копытами, стучавшими все ближе.

В это же время сзади Фигул ухватил Прокула за складку туники.

– А ну, на хрен, лежать! Лежать, кому сказано?

– Нет, нет! Надо бежать! Спасаться!

Порываясь встать, Прокул пнул ногой руку, удерживавшую его за тунику.

– Отпусти!

Бросив взгляд на приближающихся кавалеристов, Фигул инстинктивно приподнялся позади Прокула и обрушился на него всей тяжестью, припечатав к земле. В следующее мгновение оптион ударил его рукоятью меча в висок, и Прокул мгновенно обмяк. Предпринять что-либо еще у Фигула не было никакой возможности: он остался лежать поверх бесчувственного тела, приставив меч к его горлу, в то время как всадники с топотом ехали прямо на них.

Но чуть ли не в последний миг конный отряд опять слегка изменил направление движения и проехал мимо не более чем в дюжине локтей от распростертых в траве беглецов. Повернув голову набок и тяжело дыша, Катон проводил взглядом темные тени закутанных в плащи всадников, торопивших коней, чтобы поскорее добраться до места и укрыться от дождя и ветра в теплых палатках.

Колонна с грохотом проезжала мимо, не подозревая о затаившихся легионерах, однако Катону казалось, что всадники будут ехать бесконечно. Это ощущение переросло в почти непреодолимое желание вскочить и броситься на конных разведчиков, но тут последний из них наконец проскакал мимо. Глядя на удаляющуюся спину последнего из всадников, возвращавшихся в лагерь, Катон испустил глубокий вздох и только сейчас почувствовал, что все его мускулы вздулись от напряжения, сделались тугими, как кошель интенданта. Он ждал до тех пор, пока хвост конной колонны не пропал из виду, и лишь после этого передал бойцам приказ продолжить движение к роще.

Только спустя полчаса Фигул присоединился к остальным беглецам, сидевшим на корточках в тени под кронами дубов, откуда на них капала вода. Прокул пришел в сознание, но соображал плохо и не протестовал, когда оптион толчками направил его к остальным. Катон снова оглянулся на крепость и в очередной раз убедился, что тревогу так и не подняли. Он уже прикинул, что под прикрытием темноты им осталось двигаться не более четырех часов, а значит, разрыв между ними и первыми преследователями составит около десяти миль. Между тем до болот, насколько он помнил, было миль пятнадцать. Шанс успеть ускользнуть невелик, но он есть.

Ну а что потом?

Неопределенное, полное опасностей будущее тяготило Катона, словно мешок с камнями. Если их все-таки захватят свои, казнь последует быстро, причем забивание насмерть камнями или дубинками можно считать самой мягкой карой из тех, что пожелает обрушить на них взбешенный командующий Плавт. Вероятнее всего, их ожидает распятие – медленная мучительная смерть на кресте. А попади они в руки варваров, можно не сомневаться в том, что их ожидают самые жестокие пытки: сожжение заживо, сдирание кожи, травля охотничьими псами. Но даже если им удастся ускользнуть и от тех и от других, то чем они смогут прокормиться, скрываясь в болотах? Может быть, до наступления холодов еще можно будет что-то найти или украсть, но голода все равно не избежать, а с наступлением зимы их ждет неминуемая гибель.

На миг у Катона возник порыв повернуть обратно и принять свою судьбу, может быть наименее ужасную из всех возможных, но он тут же выругался, кляня себя за дурость. Он жив, и на самом деле только это и имеет значение. И он будет цепляться за жизнь во что бы то ни стало, потому что, какой бы она ни была, самая трудная жизнь несравненно лучше бесконечного забвения смерти.

Катон не больно-то верил в то, что после смерти попадет в загробное царство Митры, загадочного восточного бога, у которого в последнее время появилось немало почитателей в легионах. Смерть виделась ему абсолютным и окончательным концом всего, а стало быть, ей следовало противиться, уклоняться от ее холодных объятий до последнего вздоха.

Усилием воли Катон отогнал мрачные мысли и встал, подставив промокшее тело пронизывающему ветру.

– Всем встать! За мной! – приказал центурион и, даже не удосужившись проверить, выполнена ли его команда, отвернулся от лагеря и зашагал на запад – туда, где под серым унылым небом раскинулись болота.

Когда прозвучал сигнал тревоги, Макрон бодрствовал. Вернувшись в палатку, он так и не смог сомкнуть глаз. То было нечто совершенно новое для Макрона, который, как и большинство ветеранов, обычно проваливался в глубокий сон в тот самый момент, когда голова его касалась подушки. Но ведь и ситуация была далека от обычной. Катон бежал, но шансы на его спасение оставались ничтожными, да и самому Макрону угрожала нешуточная опасность. В тот самый момент, когда в интендантском шатре обнаружат связанных помощников интенданта с кляпами во ртах, станет очевидно, что беглецам кто-то помог. И если обнаружится его причастность, он сам окажется в числе приговоренных. На сей счет у центуриона сомнений не было. Ни послужной список, ни боевые награды во внимание приняты не будут. Его казнят.

Сквозь щели полога палатки было видно, что по тусклому серому небосклону уже начал разливаться слабый утренний свет. Дождь хотя и лил уже не так сильно, как ночью, но все еще продолжался, упорно стуча по кожаной крыше палатки и мокрой земле вокруг нее. Крик, раздавшийся в отдалении, призвал дежурную центурию к оружию. Поднятое по тревоге отделение пробежало мимо палатки: темные силуэты вырисовывались на фоне разгорающейся зари, сапоги скользили и хлюпали в грязи.

Макрон решил, что ему лучше выбраться наружу, чтобы его видели среди откликнувшихся на сигнал тревоги. Ради собственного спасения следовало делать вид, будто он удивлен так же, как остальные. Центурион встал с походной койки и потянулся за сапогами. Но едва пальцы коснулись потертой кожи, он помедлил, потом оставил сапоги и вынырнул из палатки.

– Эй ты! – остановил он пробегавшего мимо солдата. – Что тут, на хрен, за суматоха?

Легионер остановился и, тяжело дыша, встал навытяжку.

– Э-э-э… осужденные, командир.

– Что «осужденные»?

– Они исчезли, командир. Сбежали!

– Ну ни хрена себе? Как же им удалось?

Легионер, разумеется, лишь пожал плечами. Он понятия не имел, да и трудно было ожидать, что он знает такие подробности.

Макрон кивнул:

– Ну ладно. Действуй!

– Есть, командир!

Легионер отдал честь, повернулся и поспешил туда, где над линией палаточных крыш виднелся штандарт его подразделения, которым медленно поводили из стороны в сторону, обозначая место сбора. Макрон проводил его взглядом и убедился, что как ни торопись, а не получится быстро двигаться по вязкой грязи, окружавшей палатки. Это хорошо, как и все, что способно хоть ненадолго задержать погоню за Катоном и остальными беглецами. Нырнув обратно в палатку, Макрон торопливо натянул и зашнуровал сапоги и накинул тяжелый плащ. Плотная шерстяная ткань, совсем недавно пропитанная жиром, почти не пропускала воду. «А вот Катоновым ребятам приходится туго, дрожат небось в своих промокших туниках», – подумал он, ощутив вдруг укол совести. Но времени на то, чтобы снабдить беглецов чем-то еще, кроме оружия, у них с Фигулом не было, да и оно было добыто с огромным риском. «Вообще, Катону надо радоваться уже тому, что он остался жив», – размышлял Макрон на ходу, размашистым шагом направляясь к легионерам, собиравшимся под штандартом.

Центурион Максимий, схватив под мышку плащ, подбежал к своим командирам.

– Почему поднята тревога?

Туллий, командир дежурной центурии, выпрямился и выступил вперед:

– Осужденные совершили побег, командир.

– Побег? – изумился Максимий. – Это невозможно! Покажи!

Туллий повернулся в сторону открытой площадки, где содержали арестованных, и легионеры расступились, давая дорогу командирам. Те проследовали на площадку и подошли к двум часовым, которых вырубил Фигул. Они сидели на земле и пили из фляжек, которые им дали освободившие их товарищи.

– Это еще что такое? – заорал Максимий. – А ну, на хрен, встать!

Оба солдата кое-как поднялись на ноги и смотрели на приближающихся командиров, вытянувшись по стойке смирно. Поначалу командир когорты оставил их без внимания: он изумленно таращился на примятую траву, обозначавшую место, где сидели осужденные. Сделав три быстрых шага, он наклонился, поднял с земли несколько обрезков кожаных ремней, внимательно их осмотрел и показал другим командирам.

– Перерезаны.

Макрон сглотнул и кивнул:

– Надо думать, кто-то им подсобил.

– Да уж, похоже на то, – согласился Максимий и повернулся к двоим караульным. – Васс, что здесь произошло?

Легионер постарше стоял навытяжку и смотрел прямо перед собой, избегая взгляда командира когорты.

– Ну, – тихо произнес Максимий, – выкладывай.

– Командир, меня и моего напарника захватили врасплох. Они выскочили из темноты, невесть откуда взявшись, и набросились на нас.

– Они? Сколько их было?

– Двое, командир, – встрял часовой помоложе. – Ох и здоровенные были оба.

– Ты их узнал?

– Так ведь темно же было, командир, – пробормотал старший часовой. – Тут разве с уверенностью скажешь?

Глаза его мрачного товарища расширились.

– Командир, одного мы точно узнали. Это был Фигул.

– Оптион Фигул? – Командир когорты поскреб подбородок. – Оптион Катона. Ну что ж, это кое-что проясняет. А как насчет второго?

Макрону потребовалось усилие, чтобы скрыть тревогу, охватившую его в ожидании ответа ветерана.

– Его я толком не разглядел. Заметил только, что ростом он поменьше Фигула, ну так ведь это почти про любого сказать можно.

– Понятно. – Максимий оглянулся на Макрона. – Объявляю общее построение когорты. Надо выяснить, кого еще мы хватимся. Действуй!

Макрон повернулся и стал высматривать трубача когорты. Как он и ожидал, солдат стоял под штандартом дежурной центурии, держа наготове изогнутый дугой бронзовый инструмент. Макрон шагнул к нему:

– Труби общий сбор!

Громкие звуки прокатились над рядами палаток. Все остававшиеся там солдаты повыбегали на дневной свет и, хлюпая по грязи, заторопились к месту построения у внутренней стороны вала. Центурионы стали перед своими подразделениями, в то время как оптионы проводили быструю перекличку, проверяя личный состав. Центурию Катона, лишившуюся и командира, и исполняющего его обязанности, Макрон взял на себя.

В скором времени командиры доложили о результатах проверки Максимию.

– Что, отсутствует один Фигул? Но часовые говорят, их было двое.

– Может, у них в глазах двоилось? – с улыбкой предположил Макрон. – Перебрали или еще что.

– Мне они пьяными не показались, – пробормотал центурион Туллий.

– Нет, – согласился с ним Максимий. – Они не пили. Похоже, один из тех, кто помогал осужденным бежать, остался в лагере. Он здесь, среди нас.

– А может, и нет, командир, – указал Макрон. – Вдруг это был кто-то из рабов?

– Да… ты прав. Пошли кого-нибудь, пусть рабов тоже пересчитают.

Они стояли, ожидая результата, и вдруг Макрон заметил, что на лице его начальника отразилось беспокойство. Посмотрев в сторону главного лагеря, куда был направлен взгляд Максимия, он мигом понял причину.

– Думаю, легата долго ждать не придется.

Максимий фыркнул и издал горький смешок.

– Легата, командующего и первые когорты всех легионов. Нас выставят на всеобщее посмешище.

– Сомневаюсь, чтобы легат стал смеяться, – хмуро заметил Туллий. – Скорее, он зажарит наши яйца себе на завтрак.

Макрон кивнул:

– Это еще если нам повезет.

В это время за рекой запели трубы, возвещавшие утреннюю смену караула и начало нового дня. А спустя миг трубы в расположении Второго легиона грянули еще громче. Максимий и его командиры нервно переглянулись. Солдаты когорт, отобранные, чтобы присутствовать при казни, должно быть, торопливо натягивали туники и доспехи. Учитывая, сколько времени им потребуется, чтобы полностью собраться, пересечь реку и построиться на открытой площадке перед валами лагеря Второго легиона, у Максимия и его легионеров оставалось не более получаса до того, как все узнают о случившемся. После чего гнев высшего командования армии обрушится на них, словно каменная лавина.

– К прибытию легата, на караул! – раздался возглас дежурного оптиона у главных ворот.

Максимий понурился: вот-вот ему предстояло встретиться с Веспасианом, и ничего хорошего эта встреча не сулила. На миг Макрону даже стало его жалко, и он чуточку устыдился того, что устроил побег. Но он тут же вспомнил, что вся полнота ответственности за беды, обрушившиеся на когорты, включая то, что Катон и другие невинные люди были несправедливо осуждены на казнь, лежит именно на командире. Лицо Макрона посуровело, сердце сжалось от горестного презрения к старшему центуриону.