Он решил сделать мне пакость.
– Ты об этом пожалеешь! – воскликнул он. – Я тебя в порошок сотру!
Куда и делась вся его улыбчивость и дружелюбие, которым он лучился всего минут пять тому назад! Даже если я отступлю и извинюсь, прежних связей уже не восстановить. Доверие разбилось, как Шалтай-Болтай, и его уже не собрать.
Его яростное сопротивление заставило меня зайти дальше, чем я намеревался. Впрочем, цель моя осталась прежней, хотя для того, чтобы ее достичь, придется приложить больше усилий…
– Как бы то ни было, – сказал я, – мои лошади у тебя не останутся.
– Ты меня разоришь! – возопил Джоди.
Репортеры придвинулись на пару шагов. Джоди покосился на них. Лицо его злобно исказилось.
– Вам, проклятым богатеям, все равно, что будет с простым человеком!
Я резко развернулся, ушел в весовую и исполнил свое обещание: официально отказался от его услуг тренера. Я подписал документы, лишающие его права действовать от моего имени, и на всякий случай добавил к ним еще записку, в которой специально подчеркивалось, что я недвусмысленно запретил ему увозить Энерджайза из Сэндаун-парка. Никто не отрицал, что у меня есть такое право, но чувствовалось, что к человеку, который так внезапно и решительно отказался от услуг тренера, десять минут назад принесшего ему очередной приз, относятся весьма прохладно.
Я не стал им говорить, что мне, чайнику, потребовалось очень много времени, чтобы посмотреть фактам в лицо и понять, что меня надувают. Я не стал рассказывать, как отметал в сторону первые подозрения, считая их недостойными нашей дружбы, как я изо всех сил старался оправдать Джоди, пока у меня не осталось никаких сомнений.
Я не стал говорить, что одной из причин моей непреклонности было то, как именно Джоди среагировал на мое заявление, что я забираю лошадей.
Он ни тогда, ни потом не задал одного, самого естественного вопроса.
Он не спросил, почему я это делаю.
Когда я вышел из весовой, ни Джоди, ни репортеров на прежнем месте уже не было. Зрители торопились к трибунам, смотреть главную скачку дня, и даже распорядители, с которыми я только что имел дело, поспешно направились туда же.
Мне не хотелось смотреть скачку. Я решил вместо этого сходить к ипподромной конюшне и сказать сторожу, чтобы он ни в коем случае не позволял уводить Энерджайза. Но поскольку сторож сидел у конюшни в основном для того, чтобы не пускать внутрь всяких подозрительных чужаков, а не затем, чтобы мешать кому-то выводить оттуда лошадей, я не был уверен, что от него будет какая-то польза, даже если он и согласится помочь.
Сторож сидел у себя в будке. Человек средних лет, крепкий, коренастый, в темно-синей форме с медными пуговицами. На стенах висели какие-то списки, приколотые к специальным дощечкам, электрокамин вел безнадежную битву с декабрьским холодом.
– Извините, – сказал я, – я хотел бы узнать насчет лошади…
– Сюда нельзя! – перебил сторож начальственным тоном. – Владельцам без тренеров входить не положено!
– Я знаю, – сказал я. – Я просто хотел предупредить, чтобы мою лошадь не увозили.
– Это какую?
Ему явно нравилось перебивать и одергивать, как и многим людям, наделенным мелкой властью. Он принялся дышать на замерзшие руки, глядя на меня без малейшей любезности.
– Энерджайза, – ответил я.
Он поджал губы и задумался, стоит ли отвечать. Видимо, никаких причин не отвечать не было, кроме врожденного нежелания кому-то помогать, потому что в конце концов он неохотно ответил:
– Это черный такой, которого Лидс тренирует?
– Да.
– Так его уже увезли, – сказал сторож.
– Увезли?!
– Ну да. Конюх его увел, пару минут тому назад. – Он дернул головой в сторону дорожки, ведущей к стоянке фургонов для перевозки лошадей. – И Лидс с ним был. Я так думаю, что они уже уехали.
Эта мысль его, похоже, порадовала, потому что он улыбнулся.
Я оставил его с его кислым удовлетворением и бегом помчался по дорожке. Она вела через кусты и выходила на засыпанную гравием площадку, где как попало стояли десятки фургонов.
Фургон Джоди был бежевый, с алыми полосами по бокам. И он уже сдвинулся со своего места и разворачивался, чтобы проехать к воротам.
Я осторожно положил на землю свой бинокль и припустился бегом. Пробежал первый ряд машин, выскочил в проход и увидел, что фургон Джоди уже почти развернулся ярдах в тридцати от меня и едет прямо в мою сторону.
Я встал у него на пути и замахал руками, приказывая шоферу остановиться.
Шофер меня знал достаточно хорошо. Звали его Энди-Фред. Он регулярно возил моих лошадей. Я видел его лицо, напряженное и испуганное. Он принялся лихорадочно жать на гудок.
Я не обратил внимания на гудки, уверенный, что он остановится. По одну сторону от нас был высокий деревянный забор, а по другую – ряды фургонов. Через пару секунд я понял, что Энди-Фред, видимо, забыл, для чего существуют тормоза, и мне пришло в голову, что, возможно, Энерджайза увезут не через труп Джоди, а через мой собственный.
И все же я не двинулся с места, скованный не столько страхом, сколько яростью.
Слава богу, у Энди-Фреда нервы не выдержали первыми, но в самое последнее мгновение. Он крутанул баранку, когда массивная решетка радиатора была уже футах в шести от моей груди и рев дизеля громом гремел у меня в ушах.
Тормозить было поздно. Свернув, он врезался прямо в кабину одного из фургонов. Раздался визг тормозов, скрежет металла, и дверцы кабин обоих фургонов сцепились намертво. Во все стороны полетели бритвенно-острые осколки стекла. Мотор захлебнулся и заглох.
Бампер фургона Джоди меня миновал, но гладкое крыло все же зацепило меня, когда я запоздало отскочил. Я отлетел в сторону, врезался в забор и некоторое время лежал, переводя дух.
Энди-Фред, живой и невредимый, выскочил из непострадавшей дверцы своей кабины и бросился ко мне со смешанным чувством страха, ярости и облегчения.
– Ты, блин, соображаешь, что ты делаешь? – заорал он.
– Почему… – с трудом выдавил я, – почему ты не остановился?
Похоже, он меня не услышал. Во всяком случае, не ответил. Вместо этого он обернулся навстречу разъяренному Джоди, который мчался к нам вдоль фургонов, с той же стороны, откуда появился я.
Когда Джоди увидел разбитую машину, его буквально затрясло и он принялся поливать Энди-Фреда руганью.
– Недоумок! – вопил он. – Мать твою так…
– А чего мне было делать? – орал в ответ шоферюга. – Он у меня прямо на дороге стоял!
– Я ж тебе сказал, чтоб ты не останавливался!
– Я бы его задавил!
– Не задавил бы!
– А я те говорю, задавил бы! Он стоял прямо на дороге! Стоял, и все!
