– Я закажу такси.
– Вы знаете, где найти телефон? Не забудьте бросить в коробку два пенса. А я, пожалуй, вернусь в кабинет. Здесь, как вы справедливо заметили, жуткий холод.
Гай ненадолго задержался. Он прошел в офицерскую столовую, с хоров которой еще совсем недавно доносились звуки «Ростбиф старой Англии». Со стен комнаты исчезли портреты, так же как и серебро из сервантов. Теперь офицерская столовая ничем не отличалась от столовки в Кат-аль-Имара. Из служебного помещения возникла девица из территориальной службы. Девица насвистывала какую-то мелодию. Увидев Гая, она, не переставая свистеть, стала накрывать скатертью голые доски стола.
Из бильярдной доносился стук шаров. Заглянув туда, Гай первым делом узрел затянутый в хаки обширный зад. Игрок нанес удар и промазал довольно легкий шар. На стене висел расшитый красным китель. Гай узнал в игроке немолодого полковника, ошивавшегося без дела в офицерском клубе еще год назад. «Сгоняем до сотни? – рефреном повторял он, добавляя: – В газетах опять ничего нового.
– Простите, что помешал, сэр, – сказал Гай.
– Позволяет немного расслабиться, – заметил полковник. – Может быть, сгоняем до сотни?
– Боюсь, что у меня нет времени, сэр. Я должен ехать.
– Здесь все постоянно куда-то уезжают, – сказал полковник и принялся изучать позицию своего шара, казавшуюся Гаю абсолютно безнадежной.
Затем он нанес сильнейший удар. Все три шара разлетелись в разные стороны. Ударяясь друг о друга и отскакивая от бортов, они долго носились по сукну, но затем красный шар замедлил движение и покатился к углу стола. Он катился все медленнее и наконец намертво остановился на самом краю лузы. Выдержав паузу, шар каким-то непостижимым образом возобновил движение и провалился в лузу.
– Честно говоря, это чистое везение, – сказал полковник.
Гай выскользнул из бильярдной и осторожно притворил за собой дверь. Взглянув назад через стекло двери, он явился свидетелем очередного удара. Полковник вернул красный шар на положенное ему место и, изучив весьма неблагоприятное расположение других шаров, небрежно переместил с помощью своих пухлых пальцев красный на три дюйма влево. После этого Гай оставил полковника наедине с его мелким преступлением. Как постоянные посетители Офицерского собрания величали этого типа? Буйвол? Крошка? Гиппопотам? Прозвище полковника никак не желало возникать в памяти.
Когда к нему вернулись гораздо более суровые земные мысли, он прошел к телефону и вызвал такси.
Итак, начиналась вторая фаза его паломничества. Первая фаза началась с посещения могилы сэра Роджера. Сейчас, как и тогда, ему предстояло продемонстрировать чувство сострадания. Следовало умиротворить дух покойного. Прежде чем продолжить искать удачу на королевской службе, ему надо получить и передать по назначению пожитки Эпторпа. В течение нескольких ближайших дней он должен побывать в Саутсэнде и Корнуолле. В непролазных чащобах военной Англии ему предстояло разыскать лесного человека по имени Болтун Корнер.
Гай задержался в передней и просмотрел книгу посетителей. Его интересовал список гостей прошлогодней декабрьской встречи. Сразу под именем Тони Бокс-Бендера он увидел запись: «Джеймс Пенденнис Корнер». Однако колонка, где следовало быть адресу, оказалась пустой.
3Последний урок в подготовительной школе Богородицы-Победительницы, временно расположенной в Матчете. Чтение отрывков из Ливия в классе мистера Краучбека. Окна закрыты светомаскировкой. Шипит газовый камин. Привычный запах мела и чернил. Пятый класс дремлет после урока футбола, мечтая о вечернем чае. До звонка остается двадцать минут, и разбор текста приближается к невыученным пассажам.
– Простите, сэр, правда ли, что благословенный Жервез Краучбек был одним из ваших предков?
– Вряд ли его можно назвать прямым предком, Грисуолд. Ведь он был священнослужителем. А его брат, потомком которого я являюсь, к моему великому сожалению, вел себя не столь отважно.
– Но он же не стал конформистом, не так ли?
– Нет. Но держался ниже травы и тише воды. Так же как и его сын.
– Сэр, расскажите нам, пожалуйста, как был схвачен Благословенный Жервез.
– Но я вам это уже рассказывал.
– В тот день, сэр, многие из нас отсутствовали, а я так и не понял, что произошло. Его, кажется, выдал эконом. Я не ошибаюсь?
– Нет, это вовсе не так. Чаллонер неверно интерпретировал выдержки из хроник святого Омера, и с тех пор его ошибка кочует из одной публикации в другую. Все наши люди хранили верность. Выдал его шпион, который попросил убежища в Бруме, выдав себя за католика.
Пятый класс удовлетворенно расслабился. На авансцену выступили древние Краучбеки, и для Ливия не осталось места.
– Отец Жервез обитал в северной башенке внешнего двора. Чтобы понять, как это произошло, вы должны хорошо знать Брум. Там имеется лишь один внешний двор между домом и главной дорогой. Запомните, что каждый приличный дом стоит либо на дороге, либо на берегу реки, либо на утесе. Парк – место лишь для охотничьего домика. Богачи стали прятаться от народа только после Реформации…
Разговорить старого Краучбека не составляло труда. Особенно преуспевал в этом Грисуолд-старший, с дедом которого учитель был хорошо знаком. Прошло двадцать минут.
– …когда его вторично допрашивали на Совете, он был настолько слаб, что ему даже позволили сидеть, предоставив табурет.
– Простите, сэр, звонок.
– Неужели? Боже, боюсь, что я чрезмерно увлекся и злоупотребил вашим временем. Что ж, начнем завтра с того места, на котором остановились. Я жду от вас подробного, глубокого анализа.
– Спасибо, сэр, и доброй ночи. Ваш рассказ о благословенном Жервезе был просто потрясным.
– Доброй ночи, сэр!
Мальчишки разбежались. Мистер Краучбек застегнул пальто, повесил через плечо противогаз и с карманным фонариком в руке начал спускаться с холма, погружаясь в море тьмы.
Отель «Морской», где мистер Краучбек обитал вот уже девять лет, был забит до отказа так, словно наступил пик летнего сезона. Все кресла в общей гостиной были заранее забронированы. На них лежали книги или рукоделие, призванные обозначить права на данную территорию, пока сами скваттеры наслаждались прогулкой в тумане.
Мистер Краучбек сразу проследовал в свои комнаты, но, повстречав на повороте лестницы мисс Вейвсаур, был вынужден остановиться и прижаться в угол, чтобы позволить даме пройти.
– Добрый вечер, мисс Вейвсаур.
– О! А я вас ждала, мистер Краучбек. Не могли бы вы уделить мне несколько мгновений?
– Конечно, мисс Вейвсаур.
– Я хочу поговорить с вами о том, что случилось сегодня, – прошептала она, – и не желаю, чтобы меня услышал мистер Катберт.
– Как это таинственно! Но я уверен, что у меня нет никаких секретов от семейства Катбертов.
– Но зато они имеют секреты от вас. Назревает заговор, о котором вам следовало бы знать.
Мисс Вейвсаур развернулась и взяла курс на гостиную мистера Краучбека. Он открыл дверь и отступил в сторону, чтобы пропустить ее первой. Когда они вошли, им в нос ударил сильный запах псины.
– Какой прекрасный мужской дух, – заметила мисс Вейвсаур.
Феликс, золотистый ретривер, поднялся с места, встал на задние лапы и уперся передними в грудь мистера Краучбека.
– Лежать, Феликс. Лежать, мой мальчик. Надеюсь, что его выгуливали.
– Миссис Тиккеридж и Дженнифер долго гуляли с ним во второй половине дня.
– Какие милые люди. Присаживайтесь, а я тем временем избавлюсь от этого нелепого газового мешка.
Мистер Краучбек проследовал в спальню, повесил пальто и противогаз, изучил в зеркале свою далеко не юную физиономию и возвратился к мисс Вейвсаур.
– Итак, в чем же состоит этот зловещий заговор?
– Они хотят вас выселить, – ответила мисс Вейвсаур.
Мистер Краучбек осмотрел свою видавшую виды маленькую комнату, заполненную мебелью, книгами и фотографиями.
– Не думаю, что подобное возможно, – сказал он. – Катберты после стольких лет никогда так не поступят. Видимо, вы их неправильно поняли. В любом случае они сделать этого не могут.
– Могут, мистер Краучбек. На основании одного из этих новых законов. Сегодня здесь был какой-то офицер (во всяком случае, он был одет как офицер) – совершенно ужасающая личность. Он считал комнаты и изучал регистрационную книгу. Офицер говорил о возможности занятия всего отеля. Мистер Катберт объяснил ему, что некоторые из нас являются постоянными жильцами, а остальные эвакуировались из мест, подвергающихся бомбежкам, и в массе своей являются женами тех, кто находится на фронте. Затем этот так называемый офицер спросил: «А кто такой человек, который занимает две комнаты?» И вы знаете, что сказал ему мистер Катберт? Он сказал: «Этот человек работает в городе школьным учителем». Так характеризовать вас, мистер Краучбек?
– Что же, сдается мне, что я таковым и являюсь.
– Я едва не оборвала их, чтобы сказать, кто вы такой, но, к сожалению, не была участницей разговора. По правде говоря, думаю, они не подозревали, что я нахожусь в зоне слышимости. Но я кипела гневом. Затем офицер спросил: «Средней или начальной?» Когда мистер Катберт ответил: «Частной», – офицер рассмеялся и сказал: «Приоритет равен нулю». После этого, будучи не в силах совладать с собой, я просто встала, посмотрела в их сторону и, не проронив ни слова, вышла из комнаты.
– Думаю, что вы поступили весьма мудро.
– Но какая безмерная наглость!
– Уверен, что это ничем не кончится. В наши дни самые разные люди проводят самые разные обследования в самых разных местах. Полагаю, что в этом есть необходимость. Считайте это лишь заурядным событием. Катберты так никогда не поступят. После стольких лет.
– Вы слишком доверчивы, мистер Краучбек. Вы относитесь ко всем так, словно имеете дело с джентльменом. Этот офицер определенно таковым не был.
– Благодарю, мисс Вейвсаур, что вы меня предупредили. Это большая любезность с вашей стороны.
– Я горю возмущением.
Когда мисс Вейвсаур удалилась, мистер Краучбек снял ботинки и носки, отстегнул воротничок, освободился от сорочки и, оставшись перед рукомойником лишь в брюках и нижней рубашке, тщательно помылся холодной водой. Затем он облачился в свежую сорочку, пристегнул чистый воротничок, натянул чистые носки, сунул ноги в изрядно поношенные шлепанцы и влез в слегка поношенный пиджак, сшитый из той же ткани, что костюм, который он носил днем. После этого он привел в порядок волосы. Все это время он думал совсем не о том, что открыла ему мисс Вейвсаур. Эта дама испытывала к нему рыцарскую преданность с того момента, как обосновалась в Матчете, над чем без лишней деликатности подшучивала его дочь Анджела. За все шесть лет знакомства мистер Краучбек обращал очень мало внимания на то, что говорила ему мисс Вейвсаур. Вот и сейчас он, отмахнувшись от заговора Катбертов, сосредоточил внимание на двух проблемах, которые появились вместе с утренней почтой. Мистер Краучбек был человеком с устоявшимися привычками и с давно сформировавшимися позициями. Сомнения были ему чужды. Этим утром между мессой и началом уроков он стал жертвой двух покушений со стороны незнакомого мира на его привычное существование.
Самым серьезным из них был объемистый пакет, изрядно потрепанный от прикосновения множества неуклюжих чиновничьих лап. Пакет был облеплен огромным числом американских почтовых марок, таможенными декларациями и штампами цензуры.
Выражение «Посылка из Америки» только начинало появляться в лексиконе англичан. Перед ним явно была одна из этих новинок. Три его внучки из семейства Бокс-Бендер были отправлены в безопасное место в Новую Англию. «Как мило и как глупо», – подумал он и отнес посылку в свою комнату для последующего изучения.
И вот теперь он с помощью маникюрных ножниц разрезал бечевку и стал расставлять по порядку содержимое пакета на столе. Вначале на свет появились шесть банок «Пулитцеровского супа». Супы имели разнообразные и весьма привлекательные названия, но именно суп являлся одним из немногих предметов питания, в котором отель «Морской» не испытывал недостатка. Кроме того, мистер Краучбек всегда подозревал, что любая заключенная в банки пища произведена из чего-то отвратительного.
– Глупые девчонки. Однако осмелюсь предположить, что наступит день, когда мы будем рады и этому.
За банками супа последовал прозрачный пакет с черносливом, а за ним небольшая, но весьма увесистая, консервная банка с этикеткой: «Бриско: вещь необходимая в каждом доме». Никаких указаний на функциональное предназначение необходимой вещи не имелось. Что это может быть? Мыло? Концентрированное топливо? Крысиный яд? Крем для обуви? Надо будет проконсультироваться с миссис Тикеридж. Затем на свет появилась более крупная, но куда более легкая банка под названием «Юмкранч». Она должна была содержать нечто съедобное, поскольку на этикетке изображалась тучная и явно скверно воспитанная девчонка. Девчонка размахивала ложкой, явно требуя для себя содержимое банки. Последним и самым странным предметом явилась бутылка, заполненная чем-то сильно смахивающим на мокрые искусственные жемчужины. Этикетка на бутылке гласила: «Коктейльный лучок». Неужели случилось так, что этот весьма далекий, но изобретательный народ, который с такой щедростью (и без всякой на то необходимости) предоставил убежище его внучкам, народ, главной целью которого, судя по всему, было нарушение природных процессов, ухитрился вывести содержащий алкоголь лук?
Энтузиазм мистера Краучбека сошел на нет, и он принялся изучать дар с некоторым раздражением. Сыщется ли в этом наборе экзотических яств что-нибудь для Феликса. Выбирать явно приходилось между «Бриско» и «Юмкранчем».
Он встряхнул банку с «Юмкранчем». В ней что-то загремело. Раскрошенное печенье? Феликс поднялся и вытянул свою мохнатую морду.
– «Юмкранч»? – соблазнительно приподняв банку, спросил мистер Краучбек.
Хвост Феликса застучал по ковру.
И в этот момент мистером Краучбеком вдруг овладели самые темные подозрения. А что, если этот самый «Юмкранч» являет собой один из новых патентованных пищевых припасов, о которых он недавно слышал? Ведь он может оказаться «обезвоженной» пищей, которая (если употребить ее без надлежащей подготовки) страшно разбухает в желудке и грозит смертью.
– Нет, Феликс, – сказал он, – никаких «Юмкранчей». Во всяком случае, до тех пор, пока я не спрошу миссис Тикеридж.
Одновременно он решил проконсультироваться с этой леди и по другой проблеме, а именно о странной открытке Тони Бокс-Бендера и не менее странном письме Анджелы Бокс-Бендер.
Открытка была вложена в письмо. Он взял оба послания в школу и в течение дня несколько раз перечитал.
Письмо гласило:
Лоуер-Чиппинг Мэнор,
около Тетбери
Дорогой папочка!
Наконец-то я получила весточку от Тони. О своей жизни бедный мальчик почти ничего не написал, но какая радость узнать, что он в безопасности. До сегодняшнего утра я и не подозревала, насколько сильно тревожилась. Ведь, в конце концов, человек, который написал нам, что видел Тони в колонне военнопленных, мог и ошибиться. Теперь мы знаем точно.
Мне кажется, Тони считает, что мы можем посылать ему все, в чем он нуждается, но Артур, который изучил вопрос, это отрицает. Говорит, что соглашения подобного рода отсутствуют. Артур говорит, что не смог установить контакт с посольствами нейтральных стран, и считает, что я не должна писать в Америку. Отправлять можно лишь обычные посылки Красного Креста, и они получают их вне зависимости от того, оплачиваем ли мы посылки или нет. Артур утверждает, что посылки формируются на научной основе и содержат все необходимые калории, и говорит, что в лагере военнопленных не может быть разных законов для богатых и бедных. Мне кажется, он некоторым образом прав.
Девочкам, судя по всему, Америка безумно нравится.
Как обстоят дела в твоей, описанной еще Диккенсом школе?
С любовью
Анджела.
В открытке Тони было написано:
Раньше писать не позволяли. Теперь нахожусь в постоянном лагере. Встретил кучу старых приятелей. Не мог бы папа устроить посылки через нейтральные посольства? Это чрезвычайно важно, и все говорят, что это самый быстрый и наиболее надежный способ. Пришлите, пожалуйста, сигареты, шоколад, светлую патоку, консервированное мясо и рыбу (всех видов). Глюкозу «Д», сухое печенье (галеты), сыр, ириски, сгущенное молоко, спальный мешок из верблюжьей шерсти, надувную подушку, перчатки, щетку для волос. Не могли бы оказать помощь находящиеся в США девочки? Пришлите «Поваренную книгу Булестена». «Eucris» Трампера. И теплые шлепанцы.
В корреспонденции мистера Краучбека имелось еще одно письмо. Письмо его опечалило, хотя (в отличие от двух других) и не порождало проблем. Его виноторговец сообщал, что его подвалы частично разрушены вражескими бомбежками, но при этом выражал надежду, что сможет продолжать ограниченное снабжение постоянных клиентов. Виноторговец добавлял, что не в состоянии выполнять какие-либо специфические заказы. Ежемесячные посылки впредь будут формироваться из доступных запасов. Поскольку воровство и бой бутылок стали на железных дорогах обычным делом, клиентов просят немедленно сообщать обо всех потерях.
Посылки, подумал мистер Краучбек. Похоже, что сегодня все так или иначе связано с посылками.
После ужина, следуя более чем годичной традиции, мистер Краучбек встретился в общей гостиной с миссис Тикеридж.
Их беседа, как всегда, началась с обсуждения дневных экзерсисов Феликса. Затем мистер Краучбек сказал:
– Гай вернулся домой. Надеюсь, что мы его скоро увидим здесь. Его планы мне не известны. Думаю, что это нечто весьма секретное. Он прибыл вместе со своим бригадиром – человеком, которого вы зовете Бен.
Миссис Тикеридж тем же днем получила от мужа письмо, в котором тот прозрачно намекал на то, что бригадир Ритчи-Хук влип в очередную неприятную историю. Будучи прекрасно ориентированной в вопросах служебной морали, миссис Тикеридж поспешила сменить тему беседы:
– Как поживает ваш внук?
– Именно об этом я и хотел с вами посоветоваться. Моя дочь получила его открытку. Вы не возражаете, если я вам ее покажу. Так же как и ее письмо. Меня они ввели в замешательство.
Миссис Тикеридж взяла оба документа и, внимательно их изучив, произнесла:
– Не помню, чтобы я когда-нибудь читала «Eucris» Трампера.
– Нет-нет. В замешательство меня привело вовсе не это. «Eucris» – лосьон для волос. Я тоже им пользовался, когда мог это себе позволить. Но не кажется ли вам странным, что в первом письме домой он просит вещи только для себя? Это совершенно на него не похоже.
– Полагаю, что бедный мальчик страшно голоден.
– Уверен, что нет. Военнопленные получают полный армейский рацион. Мне известно, что это регулируется специальным международным соглашением. Вы не думаете, что это какой-то код? Глюкоза «Д», например. Кто слышал о глюкозе «Д»? Не сомневаюсь, что Тони ее в жизни не видел. Кто-то ему это подсказал. Вы можете поверить в то, что в своем первом письме к матери мальчик, зная о том, как она тревожится, не упомянул бы о чем-то более важном, нежели глюкоза «Д»?
– Но, возможно, он действительно очень голоден.
– Даже если это так, он должен принимать во внимание чувства матери. Вы прочитали ее письмо?
– Да.
– Я уверен, что она взялась за дело не с того конца. Мой зять – член палаты общин, и, как мне кажется, он заразился там довольно странными идеями.
– Нет. Об этом говорили по радио.
– По радио, – произнес мистер Краучбек самым горьким тоном, на который был способен. – Радио. Только о таких вещах оно и способно вещать. Мне эта идея представляется крайне неуместной. Почему мы не можем посылать тем, кого любим, то, что хотим, – пусть даже глюкозу «Д».
– А мне кажется, что во время войны все должно делиться поровну.
– С какой стати? А я-то думал, что в военное время следует делиться менее чем когда-либо. Как вы заметили, мальчик может по-настоящему голодать. Если ему так хочется глюкозы «Д», то почему я не могу ему ее послать? Почему мой зять должен искать помощи у иностранцев? В Швейцарии живет человек, который из года в год приезжал сюда и постоянно гостил в Бруме. Я знаю, что он был бы рад помочь Тони. Почему он не должен этого делать? Я не понимаю.
Миссис Тикеридж, чувствуя на себе недоуменный взгляд старика, попыталась найти нужный ответ, но из этого ничего не вышло.
– В конце концов, – продолжил он, – каждый подарок говорит о вашем желании дать кому-то нечто такое, чего нет у других. Даже если это всего-навсего кувшинчик для сливок на свадьбу. Я не удивлюсь, если правительство своим следующим шагом не попытается запретить нам молиться за своих близких. – Оценив с печальным видом подобную возможность, мистер Краучбек добавил: – Я не хочу сказать, что кому-то до смерти нужен кувшинчик для сливок, но Тони действительно нуждается в тех вещах, о которых просит. Все это неправильно. Я не очень большой специалист что-то объяснять, но я знаю, что это неправильно.
Миссис Тикеридж молча продолжала штопать свитер Дженнифер. Она тоже не была экспертом по части разъяснения. Тем временем мистер Краучбек, выбравшись из тенет своего недоумения, заговорил снова:
– А что такое «Бриско»?
– «Бриско»?
– И «Юмкранч»? Оба эти вещества в данный момент находятся в моей комнате, и я не имею понятия, что с ними делать. Они прибыли из Америки.
– Я знаю, о чем вы говорите. Я видела их рекламу в журнале. «Юмкранч» – это то, что они едят на завтрак вместо овсянки.
– А Феликсу он подойдет? Не разорвет ли пса изнутри?
– Феликс будет в восторге. А второй продукт они используют вместо лярда.
– Жирновато для собаки, не так ли?
– Боюсь, что так. Полагаю, миссис Катберт была бы весьма благодарна, если бы вы отдали эту вещь ей на кухню.
– Нет ничего, чего бы вы не знали.
– Кроме лосьона для волос Трампера. Даже забыла, как он называется.
Вскоре мистер Краучбек откланялся, взял Феликса и выпустил пса в темноту. Он не забыл прихватить с собой банку «Бриско», чтобы доставить в «личный кабинет» хозяйки гостиницы.
– Миссис Катберт, это мне прислали из Америки. Это лярд. Миссис Тикеридж считает, что вы сможете найти ему применение на кухне.
Миссис Катберт приняла банку и выразила благодарность, почему-то при этом запинаясь.
– Мистер Катберт хотел бы с вами кое о чем поговорить.
– Я к его услугам.
– Жизнь становится такой трудной. Я сейчас его приведу, – закончила она.
Мистер Краучбек остался ждать в «личном кабинете». Вскоре миссис Катберт вернулась. Мистера Катберта с ней не было.
– Он сказал, чтобы с вами поговорила я. Не знаю, право, с чего начать. Все это из-за войны, из-за новых постановлений и из-за офицера, который явился к нам сегодня. Это был начальник квартирьеров. Вы же понимаете, мистер Краучбек, что здесь нет ничего личного? Мы всегда старались вам угодить, предоставляли вам всякого рода поблажки, не требовали плату за собачью еду. Не возражали, что вы получаете вино со стороны. Некоторые гости не раз выражали недовольство тем, что вы пользуетесь здесь особыми привилегиями.
– Вы никогда не слышали от меня каких-либо жалоб, – сказал мистер Краучбек. – Я вполне удовлетворен. Вы делаете все, что возможно в данных обстоятельствах.
– Вот именно, – подхватила миссис Катберт, – в «обстоятельствах».
– Мне кажется, я знаю, что вы хотите мне сказать, миссис Катберт. И в этом, поверьте, нет никакой необходимости. Если вы опасаетесь, что я вас покину в тот момент, когда вы переживаете трудности, покину после стольких лет, прожитых мной в комфорте, то можете не волноваться. Я знаю, что вы делаете все, что в ваших силах, и я искренне вам за это благодарен.
– Благодарю вас, сэр. Это не совсем то… Думаю, будет лучше, если с вами поговорит мистер Катберт.
– Он может заглянуть ко мне в любое время. Но не сейчас. Мне предстоит еще изгнать Феликса с моей кровати. Спокойной ночи. Надеюсь, что та банка окажется полезной.
– Спокойной ночи, сэр, и большое спасибо.
На лестнице его встретила мисс Вейвсаур.
– О, мистер Краучбек! Я не могла не заметить, что вы зашли в «личный кабинет». Все ли в порядке?
– Да. Надеюсь, что так. Я отнес банку лярда миссис Катберт.
– И они не упоминали о том, что я вам сегодня говорила?
– Катберты, похоже, обеспокоены падением качества услуг. Думаю, что мне удалось их успокоить. Для них, как и для нас всех, наступили трудные времена. Спокойной ночи, мисс Вейвсаур.
4Тем временем слова, сказанные в «Беллами», неуклонно поднимались по служебной лестнице. В то самое утро в глубоком бомбоубежище в мягкой постели лежала весьма важная и чрезвычайно энергичная личность. Личность при помощи служебных записок определяла, что следует совершить в этот день стоящей в боевом порядке империи.