Дорога в Рим
– Фабиола?..
Секст изумленно вздернул бровь: прежняя жизнь его госпожи связана с этим заведением?..
– Я вернулась, – просто сказала Фабиола.
– Прекрасно, добро пожаловать! – зачастила очнувшаяся Йовина – профессиональные манеры наконец взяли верх. – Чашу вина? Закусить? Девочку?
Она хохотнула в ответ собственной шутке и тут же зашлась в приступе кашля.
– Какая любезность, вина, пожалуй, – улыбнулась девушка, внутренне поражаясь измученному виду хозяйки.
В давние дни, попав в Лупанарий, Фабиола застала содержательницу уже немолодой, теперь же Йовина сделалась и вовсе старухой, к тому же явно не блистала здоровьем. Тело, и раньше худощавое, сейчас походило на скелет, из-под морщинистой кожи тут и там проступали кости – Фабиола не удивилась бы, случись ей увидеть в углу Орка, владыку преисподней, притаившегося в ожидании Йовины.
Хозяйка метнулась к столику у выхода в коридор – там для особых клиентов она держала красно-черный глиняный кувшин, четыре тонких синих стакана и тарелочки с оливками и хлебом.
Возвращаясь с двумя полными стаканами, Йовина споткнулась и чуть не упала.
– Прости, я такая неловкая, – пробормотала она, нервно улыбнувшись.
Старуха и вправду слаба, поняла Фабиола.
– Давай же выпьем, – замурлыкала хозяйка. – Совсем как в старые времена.
– Не совсем, – насмешливо отозвалась Фабиола. – Я теперь свободная гражданка Рима.
– И любовница самого Децима Брута, – испытующе добавила Йовина. – Он отвалил за тебя кучу денег.
– Хвала богам. Не устаю выказывать ему благодарность.
– Чудесно! – Хозяйка Лупанария расплылась в фальшивой улыбке. – Такой счастливый исход!
Женщины потягивали вино и вежливо болтали ни о чем, исподволь изучая друг друга: Йовина силилась понять, зачем бывшая рабыня сюда пожаловала, а та приглядывалась к обстановке в Лупанарии. Усилия обеих ничем не увенчались, и беседа закономерно перетекла в обсуждение гражданской войны и возвышения Цезаря. Йовина – искренне или нет – не скупилась на похвалы полководцу, начальствующему над Брутом.
– Говорят, в Александрии его войско угодило в ловушку, – наконец осторожно произнесла она. – Врут, наверное?
– Нет, все правда. У египтян огромная армия. Мы с Брутом едва спаслись.
Йовина ахнула:
– Чтобы Цезарь, да при его дальновидности, попал в переделку!.. Как так?
Фабиола не собиралась вдаваться в подробности. Стремительно преследовать Помпея после битвы при Фарсале, имея лишь малую часть войска, было вполне в духе Цезаря. Тактика, к которой он прибег, – наступать быстро, чтобы враг не успел подготовиться, – обычно себя оправдывала, однако в этот раз все обернулось иначе: египтяне яростно сопротивлялись, причиняя урон где только можно.
– Когда мы отплывали, из Иудеи и Пергама уже шла помощь, – объяснила Фабиола. – А Марк Антоний вчера выслал целый легион из Остии. Блокада скоро кончится.
– Хвала Юпитеру. – Йовина торжественно подняла стакан вина. – И Фортуне.
– Несомненно, – кивнула Фабиола, обуреваемая жаждой мести. Выиграв гражданскую войну, Цезарь вернется в Рим. Прямо к ней в руки.
По коридору разнесся стук сандалий, и на пороге появились Веттий с Бенигном. Оба улыбались до ушей.
– Фабиола! – завопил Бенигн и, рухнув на колени, припал к краю ее одежды, как проситель перед царицей.
Йовина, несмотря на явную досаду, изобразила удовольствие.
– Встань. – Фабиола ласково взяла Бенигна за руки. – Рада тебя видеть!
Заметив следы от золотых браслетов, некогда охватывавших мощные запястья, она нахмурилась. Лишиться обоих браслетов, полученных в награду? Йовина, должно быть, и впрямь впала в крайнюю нужду…
Владелица заведения, не обращая на них внимания, суетилась у стола – запечатав воском какой-то документ, она вручила его Бенигну.
– Отнесешь куда обычно, – заявила она.
– К прежним ростовщикам? – озадаченно переспросил привратник. – Рядом с Форумом?
– Разумеется! – Йовина нетерпеливо замахала руками. – Ступай, ступай!
Бенигн кивнул и направился к двери, по пути обменявшись улыбками с Фабиолой. Вышедший за ним Веттий занял свой пост на улице; Секст устроился у самого входа, бдительно наблюдая за происходящим.
Мозг Фабиолы лихорадочно работал. Бенигн по поручению Йовины ходит к ростовщикам! И хозяйка явно недовольна, что Фабиола об этом узнала! Былая сумасбродная идея вдруг показалась девушке не такой уж невыполнимой.
– Как дела в Лупанарии? – спросила она непринужденно.
Лицо Йовины сделалось непроницаемым.
– Лучше прежнего! – Новый приступ кашля сотряс ее щуплое тело, лишь усилив подозрения Фабиолы. – А почему ты спрашиваешь?
– Утомительно, наверное, управлять Лупанарием в одиночку, – сочувственно проворковала Фабиола. – Ты совсем измучена!
– Я прекрасно себя чувствую! – Хозяйка выдавила улыбку, обнажив гнилые зубы и покрасневшие десны, никак не свидетельствующие о сытой жизни. – Хотя, конечно, дела не так уж хороши.
Почуяв в противнике слабину, Фабиола придвинулась ближе:
– Неужели?
Йовина помрачнела.
– Даже скорее плохи, – призналась она, позволяя Фабиоле себя усадить. – Год назад открылось новое заведение, за три улицы отсюда. Молодая смазливая хозяйка, грозный совладелец. – Морщинистое лицо Йовины, покрытое слоем краски, жалобно дернулось. – На невольничьем рынке у них связи, красивых рабынь скупают до общих торгов – приличного товара не видишь месяцами! Разве с такими сравнишься? Замкнутый круг – расходы не убавляются, девочек осталось лишь два десятка…
– А как же Бенигн и Веттий? – участливо осведомилась Фабиола. – Они-то отделают кого угодно!
В усталых глазах Йовины мелькнула слабая искорка.
– Верно, да только дюжину головорезов с мечами и кинжалами не одолеть даже им.
Настал черед Фабиолы изумляться: с тех пор как она ушла из публичного дома, проституция явно стала делом еще более опасным.
– Вели купить еще стражников, – посоветовала она и сама удивилась, насколько близко к сердцу принимает судьбу Лупанария. – Или найми гладиаторов. Что тут сложного?
Йовина вздохнула:
– Я так устала, Фабиола! Да и здоровье не то. Бороться за власть… – Она обреченно замолкла.
Фабиола едва могла скрыть изумление: та самая Йовина, чей Лупанарий десятилетиями славился на весь Рим! Та, что выкупила ее у Гемелла, самолично убедилась в ее девственности, а потом требовала с клиентов целое состояние за право провести с ней первую ночь! Несгибаемая как клинок, Йовина удерживала публичный дом железной хваткой, и немудрено, что со временем ее силы иссякли. Слабый вид хозяйки потряс девушку, однако жалости и сострадания не вызвал. Фабиола ей ничего не должна.
На миг повисла тишина, и до Фабиолы вдруг дошло, что, пока она тут сидит, ни один мужчина не заглянул в заведение. В прежние времена Лупанарий так не простаивал.
– Насколько плохи дела?
Йовина окончательно сникла:
– Если клиентов в день больше полудюжины – радуемся, как улыбке Фортуны…
– Так мало? – Потрясенная Фабиола едва могла скрыть изумление.
– Чего только я не перепробовала! Особые условия, скидки, мальчики… Пикантные услуги от девочек…
Фабиола поморщилась, однако предпочла не перебивать.
– Без толку. Все идут к той стерве. – Йовина сжала губы, в ней словно вспыхнул былой огонек. – Столько лет трудов – и ради чего?
– Может, не все потеряно?
– В каких только храмах не была, каких приношений не делала! На что еще надеяться? – Голос Йовины вновь потух.
Фабиолу вдруг словно подхлестнуло – вот он, повод! Не упустить, стать хозяйкой положения! Она чуть помедлила: слишком велик риск, надо действовать наверняка. Обставить все так, чтобы Йовина не отказалась: старая карга не так уж немощна, вмиг почует неладное. Нельзя, чтобы план провалился. Лупанарий может стать главной опорой ее замысла – мести Цезарю. Губы Фабиолы едва заметно дрогнули от предвкушения.
– А ты не подумывала… отойти от дел? – осторожно спросила она. – Отдохнуть?
Йовина фыркнула и тут же уставилась на Фабиолу глазами-бусинами, как орел на жертву. Дряхлый, бессильный орел…
– А кто будет управлять заведением? Ты, что ли?
Девушка заговорила вкрадчивее:
– Я просто предположила. Конечно, я бы заплатила хорошую цену – не по нынешним доходам, а по состоянию на прошлый год. – Она беззаботно повела рукой. – Если захочешь, можешь остаться на время, помочь все наладить.
Навык Йовины справляться с повседневными заботами Лупанария грех было бы не использовать на первых порах, пока Фабиола не освоится.
– Ты что? – Йовина не сразу пришла в себя. – После всего, что ты здесь натерпелась? Зачем тебе Лупанарий?
Фабиола лениво разглядывала тщательно отполированные ногти.
– Мне скучно, – ответила она, почти не покривив душой. – Подумываю, чем бы занять время. А уж в здешних делах я разбираюсь.
– А как же Брут?
– Он позволяет мне все, что захочу. Годами скитаюсь с ним по походам, а тут и вовсе гражданская война на носу – кто знает, скоро ли кончится, – пожаловалась Фабиола. – В Греции и Египте просто измучилась. И тащиться за ним в Испанию или Африку не желаю.
Йовина потеребила массивный золотой браслет на запястье.
– А цена?
– Думаю, сойдемся на ста пятидесяти тысячах денариев, – бросила Фабиола, занимавшаяся в уме подсчетами ровно с той минуты, как Йовина назвала ей число клиентов. И после паузы, чтобы сумма отложилась в уме хозяйки, продолжила: – Пять тысяч за каждую девочку и пятьдесят за здание. Все неоплаченные долги – за твой счет.
Глаза Йовины чуть не вылезли на лоб – предложение было более чем щедрым.
– Ты распоряжаешься такими суммами?
– Брут богаче, чем ты думаешь, – безмятежно улыбнулась Фабиола. – И не скупится на подарки, лишь бы сделать мне приятное.
Йовина, затихнув, принялась обдумывать возможности, Фабиола следила за ней украдкой. Хитрости хозяйке было не занимать, и, когда Йовина явно сосредоточилась на подсчетах, настало время финального удара.
– Я не прибавлю ни единого асса. – Голос Фабиолы звучал уже не так дружелюбно. – И вторично предлагать сделку не стану.
Йовина обмякла, откинувшись на спинку сиденья.
– Дай время подумать, – прошептала она. – Несколько дней.
– Ну уж нет, – торжествующе заявила Фабиола: уж теперь-то хозяйка никуда не денется. – Хватит и двух часов.
– Хорошо, – нехотя кивнула Йовина.
Осушив бокал до дна, Фабиола двинулась к выходу:
– Я вернусь к полудню.
Девушка торжествовала: наконец-то все идет по ее воле! Ромул теперь в армии – значит, Рима ему не миновать, они обязательно встретятся. Брут, всецело ей преданный, может пробиться в ближайшие помощники Цезаря, а девочки в Лупанарии – который будет ей принадлежать всего через два часа! – помогут завоевать и его соратников. Ради главной цели. Ради того, чтобы убить Цезаря.
Фабиола так глубоко ушла в мысли, что не услышала предостерегающего оклика Секста и подняла глаза лишь тогда, когда телохранитель преградил ей дорогу.
– Что случилось?
– Неприятности, – озабоченно ответил тот, вытаскивая из ножен гладиус и оттесняя Фабиолу от выхода, чтобы она не пыталась даже выглянуть наружу.
С улицы вдруг донеслись громкие голоса.
– Отвалите, ублюдки! – перекрыл их голос Веттия.
– Не удержишь, не старайся, – рявкнул кто-то в ответ. – Мой господин желает потолковать со старой стервой и ждать не намерен.
– Через мой труп! – прорычал Веттий.
Раздался взрыв хохота – Фабиола поняла, что привратник один против многих. Следом послышался лязг вынимаемых из ножен мечей, и с ее губ сорвалось проклятие. Неужели так стоять без дела, пока на тебя нападают? Где Бенигн?
– Кто они? – бросила она Йовине, чья бледность стала заметна даже под краской.
– Головорезы из нового заведения, – едва прошептала та.
– Ладно, придурок, даю еще шанс, – бросил противник Веттия. – Отойди.
– Проваливай, откуда пришел! – рыкнул Веттий. – Всех перебью!
Помимо гордости – ведь не будь здесь Фабиолы, Веттий упорствовал бы не так сильно, – девушку объял ужас. Кто знает, чем все кончится…
С улицы послышались гневные крики – толпа подступала ближе.
– Веттий! – Йовина умудрилась перекричать шум. – Пусть войдут!
Снаружи воцарилась тишина.
В Лупанарии, затаив дыхание, ждали.
Дверной проем закрыла тень, и Фабиола невольно сжалась за спиной Секста, который оттеснил ее к стене. На пороге возникла закутанная в плащ фигура, за которой виднелись пятеро мускулистых громил с мечами наголо. Следом ввалился Веттий с поднятой дубиной. Убедившись, что Фабиола цела, он тоже встал впереди, отгородив ее от вошедших так, что те поначалу не заметили ни ее, ни Секста. По шее Фабиолы струился пот, ноги приросли к полу.
Взгляд вожака остановился на явно струхнувшей Йовине.
– Чего надо? – визгливо крикнула она. – Мало тебе, что угробил мое заведение?
– Йовина! – Пришелец театрально оскорбился. – Мы только зашли спросить о твоем здоровье! Говорят, ты неважно себя чувствуешь?
– Пошел вон, наглец! – огрызнулась хозяйка. – Я здорова!
– Отлично! – Визитер отвесил издевательский поклон, и сердце Фабиолы дернулось – слишком уж знакомым показался жест. И мощное телосложение, и серебряные браслеты на запястьях… Однако собраться с мыслями не удалось: пришедший продолжал речь:
– Ведь мы за тебя так волнуемся! Лучше бы тебе оставить Лупанарий. Отдохнуть. Чем скорее, тем лучше.
Былая вспышка лишила Йовину последних сил.
– Это все-таки мое детище, – пробормотала она. – Что с ним будет? И с девочками?
– А мы присмотрим! И за домом, и за привратниками, и особенно за девочками. Правда, ребята? – Говоривший кинул взгляд на подручных, те загоготали.
Фабиола почувствовала, как желчь подкатывает к горлу, и попыталась прогнать тошноту. Сомнений не оставалось – перед ней Сцевола. Фугитиварий, охотник за беглыми рабами.
Она судорожно кашлянула.
Сцевола тут же обернулся. Небрежно окинув взглядом Веттия с Секстом, он воззрился на Фабиолу, и лицо его перекосилось злобной ухмылкой.
– Клянусь всеми богами! – выдохнул он. – Кто бы мог подумать?
На Фабиолу нахлынула внезапная дурнота – и девушка оперлась на плечо Секста, чтобы устоять на ногах.
Глава III
Фарнак
Понт, север Малой Азии, лето 47 г. до н. э.
Одной рукой расстегнув ремень под подбородком, Ромул приподнял шлем с войлочным подшлемником и вытер лоб. Полегчало, но ненадолго. Как и прочие солдаты в строю, он по приказу Цезаря тащил на себе фашину – тяжелую связку кольев; несмотря на прохладный горный воздух, легионеры обливались потом. Армия выдвинулась в путь еще до рассвета, и временный лагерь у города Зела уже скрылся в нескольких милях позади.
Ромул покосился на солнце, одиноко висящее в синем небе. Ни облачка, ни тени. Несмотря на ранний час, лучи палили нещадно – такого Ромул не помнил со времен Парфии. Разгорающееся утро сулило знойный день, впереди все неотвратимее маячила битва – и смерть. Если бы только Ромулу хватило присутствия духа простить Тарквиния прежде, чем тот сгинул! А теперь уж, наверное, и не будет случая… Его вновь захлестнула горечь – и он не стал сопротивляться, зная, что сделает только хуже.
Каждый мучительный миг их последнего александрийского дня помнился ясно, будто все случилось вчера. Признание Тарквиния в давнем убийстве аристократа, восемь лет назад затеявшего с Ромулом и Бренном драку у входа в римский Лупанарий, грянуло как гром среди ясного неба – ведь они с Бренном из-за этого бежали из Рима! Уверенные, что аристократ погиб от случайного удара Ромула!
И все же как бы ни злился Ромул на Тарквиния, он много бы дал, чтобы вновь увидеть светловолосого гаруспика живым и невредимым, с неизменной двулезвийной секирой на плече. Судьба его известна лишь богам – гаруспик вполне мог разделить участь сотен моряков и легионеров, погибших той ночью. Ромул нахмурился: если бы не проклятые пращники, Тарквиний был бы сейчас рядом, ведь им троим почти удалось уйти.
Вдвоем с Петронием они тогда вытащили бесчувственного гаруспика с отмели и уложили на берегу, а сами, подгоняемые надрывными окриками центурионов и оптионов, влились в ряды защитников острова. Битва была короткой, решительной и яростной – на ограниченном клочке земли, каким был Гептастадион, римских легионеров не сумела бы одолеть никакая армия в мире. Враг, потеряв немалую часть войска, отступил обратно на побережье, и Ромул – окровавленный и основательно потрепанный – вернулся к отмели, где положили Тарквиния.
На берегу гаруспика не обнаружилось: на месте, где он лежал, виднелся лишь кровавый отпечаток тела. Спешные поиски тоже ничего не дали – свет маяка и сполохи пожара освещали берег неровно, оставляя в тени закоулки между валунами, где можно укрыться.
Разыскивать Тарквиния было некогда: Ромулу (почти не удивленному его исчезновением) для этого пришлось бы сбежать из войска, но оптион, разозленный потерей новобранца, приказал день и ночь не спускать с Ромула глаз, а следующим вечером всю александрийскую армию Цезаря уже грузили на триремы, отправлявшиеся вдоль берега на восток. Ромул, в совершенном отчаянии, пытался ободрить себя хотя бы надеждой на то, что Фабиола расслышала его слова и вскоре даст о себе знать, – однако и это утешало лишь отчасти.
Проглотив урок, преподанный ему египтянами, Цезарь отплыл из столицы, чтобы объединиться с союзниками, которых возглавлял его испытанный сторонник Митридат Пергамский – тезка царя, в свое время испытывавшего Рим на прочность. Войско Митридата, состоящее из иудейских и сирийских солдат, успело наткнуться на главные силы египтян под командованием юного царя Птолемея и его помощников, и после первого отступления Митридат послал за помощью к Цезарю. Тот был только рад вырваться из тесных улочек Александрии, к восторгу своих легионеров – за понятным исключением Ромула, угрюмости которого не рассеяла даже головокружительная победа над египтянами, смерть тысяч вражеских солдат и гибель захлебнувшегося в волнах египетского царя.
Обретя власть над Египтом, Цезарь вернулся в Александрию – и в объятия Клеопатры: ее, царскую сестру и давнюю свою любовницу, он теперь собственной властью возвел на египетский трон. Ромула это, правда, мало заботило – по-прежнему безутешный, он возобновил поиски Тарквиния. Однако со дня битвы в гавани минула не одна неделя, и любые следы, даже если они были, успели затеряться: не так-то легко отыскать человека в миллионном городе. Ромул, вопреки разуму, в надежде на невероятное вновь и вновь шел в храмы и на торжища, тратя занятые у товарищей деньги.
Тщетно.
Через два месяца, когда войско покидало Александрию, Ромул задолжал легионерам чуть ли не годовое жалованье – и мог утешаться лишь тем, что перепробовал все средства и сделал все возможное.
К реальности его вернул рев букцин, возвещающих о приближении врага. Войско тут же замерло на месте, фашины с шумом попадали наземь. Ромул взглянул на крайнюю шеренгу, где стоял Петроний; бегство от египтян, когда Ромул спас Петронию жизнь, сделало их друзьями – Петроний даже помогал в поисках Тарквиния, за что Ромул был ему до сих пор благодарен.
– Что-нибудь видишь? – спросил Ромул.
Легионеры жадно вглядывались в даль, пытаясь угадать причину остановки, – после многомесячного бездействия солдаты жаждали битвы.
Стремясь утвердить свое господство над подвластными Риму территориями, Цезарь успел наведаться в Иудею и Сирию. Местные владыки, устрашенные одним лишь присутствием легионов, из кожи вон лезли, чтобы заверить Рим в своей преданности, и не скупились на обильные подношения. Дальше войско мирным маршем двинулось к побережью Малой Азии, в Киликию.
Оттуда Цезарь повернул к Вифинии и Понту, где правил неуемный царь Фарнак, унаследовавший воинственность от отца – великого Митридата, «понтийского льва», двадцать лет назад угрожавшего Риму. Пока Цезарь с армией выбирался из александрийской блокады, Фарнак собрал войско и бешеным натиском двинулся на Кальвина, командующего римскими силами в Азии, – изрядно потрепав его легионы, неугомонные воины Фарнака принялись кастрировать всех римских граждан, попавших им в руки.
Потому-то Ромул с соратниками и оказались сейчас на севере Понта, в окруженной крутыми склонами долине под палящим утренним солнцем. Цезарь обид не прощал, а уж легионеры, месяцами не видавшие даже мелкой стычки и не находившие себе места от скуки, были только рады, что Фарнак, все униженнее предлагавший Цезарю мир, так и не добился ответа. И теперь, выслеживая его армию, легионеры жаждали битвы – и пусть Цезаревы враги в Африке и Испании, ратующие за Республику, пока подождут. Да и политические круги в самом Риме – тоже.
Узнав, что вражеский лагерь раскинут у Зелы, Цезарь спешно перебросил легионы на север от побережья, преодолев двести миль меньше чем за две недели. Марш напомнил Ромулу о последних днях его судьбоносного похода с армией Красса – с той очевидной разницей, что Цезарь, в отличие от своего прежнего союзника, был гениальным полководцем, виртуозно умевшим избегать поражения и гибели. Катастрофы, вроде разгрома при Каррах, ему явно не грозили, да и служить под его началом было легко.
По пути к Понту войско миновало Галатию, которой правил воинственный Дейотар, давний союзник Рима. В битве при Фарсале он выступил на стороне Помпея, за что позже испросил у Цезаря помилования, и теперь его знаменитая конница и десять когорт пехоты, вышколенные по римскому образцу, присоединились к трем Цезаревым легионам. Галатские воины, славящиеся преданностью и отвагой, пришлись римлянам как нельзя более кстати – потрепанное битвами войско отчаянно нуждалось в пополнении.
К Зеле объединенная армия подошла лишь вчера и сразу разбила лагерь к западу от города. Галатские всадники Дейотара тут же отправились на разведку и вскоре доложили, что войско Фарнака стоит несколькими милями севернее, отрезав дорогу к понтийской столице, Амасии. Выбор был явно неслучаен – именно в этом месте армия Митридата некогда разгромила многочисленное римское войско. В глазах легионеров это был дурной знак, однако паниковать никто не думал: со временем и сам Митридат был вынужден покориться мощи Римской республики.
– Вижу! – крикнул Петроний, торжествующе указывая на холм чуть в стороне. – Вон там!
Затягивая ремень под подбородком, Ромул взглянул на плоский холм по другую сторону от почти высохшей реки и различил на вершине очертания палаток. Ветер донес дальнее конское ржание и оклики часовых, у палаток замельтешили фигуры, и вскоре все перекрыли звуки военной тревоги. Легионеры оживились: нагрянув неожиданно, они явно застали армию Фарнака врасплох.
Разгадав тактику Цезаря, Ромул усмехнулся. Еще гладиатором на арене он понял, что для успеха в бою главное – знание противника, готовность к схватке и умение пользоваться удобным случаем. Цезарю, несомненно, по всем трем пунктам не было равных. Приказ каждому легионеру нести по фашине вызвал кое у кого ропот, но всерьез никто не возражал – и теперь сложенные вместе фашины станут основой защитного укрепления.
Интересно, что еще у Цезаря на уме… Сейчас римляне стояли на восточном берегу речушки, вдоль которой пролегал весь их путь от Зелы в сторону Амасии. Как и ручей, который бежал к ней от занятого врагами холма, речка была слишком мелководной, чтобы защитить понтийцев: легионерам не составило бы труда перейти оба потока вброд. Чуть впереди долина резко расширялась буквой «Т», ручей тек по левой ложбине. Дорога вела дальше, строго на север, через холмы: идти по ней – значит подставиться под фланговый удар. Впрочем, не для того Цезарь сюда шел, чтобы уклоняться от битвы…
– С холма их не выкурить, – объявил Петроний. – Только и ждут, чтоб мы принялись карабкаться вверх по склону.
– Цезарь не дурак туда лезть, – заметил легионер из соседней шеренги. – Даже ночью, даже к сонным.
По рядам пробежал смех, кто-то согласно закивал.
– Вон на той вершине позиция ничуть не хуже, чем у Фарнака. – Ромул махнул рукой в сторону левого склона, солдаты обернулись посмотреть.
Долины между холмами, преграждающие легионам путь к врагу, могут защитить и римлян – обе армии тогда окажутся в равной позиции. При Фарсале, перед битвой с Помпеем, легионы Цезаря так выжидали целую неделю.
– Значит, переть фашины еще и в гору, демон их побери! – прорычал сзади чей-то голос.
– Дурак! – рявкнул Петроний. – Да ты им порадуешься, когда понтийцы в бой полезут!
В строю заулюлюкали, незадачливый легионер примолк. Веселье, правда, тут же прекратилось – взревели букцины.
– Кру-гом! – раздался крик центурионов. – Стройся! Лицом на запад!
* * *Не прошло и часа, как римская армия, достигнув вершины холма, взялась за дело. Половина галатской пехоты и всадники рассредоточились, образовав заслон, остальные принялись окапывать лагерь рвом. Из вынутого грунта и фашин тут же строили защитный вал выше человеческого роста – длительных атак он не выдержит, но на первое время защитит. Пока римляне возводили переднюю и заднюю его стены, солдаты Дейотара трудились над боковыми.