Пропавшая сестра

Белл вошла в помпезное здание управления и остановилась в вестибюле, пристально оглядывая помещение. В вестибюль выходили четыре двери – все закрытые и на вид неприступные. Белл постучалась в самую большую: массивную темно-коричневую дверь, надеясь, что поступает правильно. Ей никто не ответил. Выждав немного, она постучалась вторично. Раздался сердитый голос, велевший «убираться прочь». Белл поморщилась. Ее дыхание участилось, а сердце заколотилось. И все же, не обескураженная ответом, она постучалась в третий раз и открыла дверь. Она попала в тесный кабинет, где за громадным письменным столом, среди хаоса бумаг, восседал крупный мужчина с редеющими ярко-рыжими волосами.

– Черт вас побери! – не поднимая головы, пробормотал он. – Ну что еще там стряслось? Неужели не понятно, что я пытаюсь вздремнуть?

Белл кашлянула:

– Прошу прощения.

Мужчина поднял голову, и теперь, увидев его лицо, Белл решила, что ему где-то под шестьдесят.

– За каким чертом вас принесло?! – сердито спросил он.

– Меня зовут Аннабель Хэттон. Я разыскиваю мистера Нормана Чабба.

– Вот оно что. И позвольте спросить, в каких отношениях вы с инспектором Чаббом?

– Ни в каких. Мне его имя назвал один знакомый.

– И кто же этот знакомый?

– Оливер Донохью.

– А-а, американский журналист.

– Вы его знаете?

– А как вы думаете? – Мужчина помолчал и добавил: – Мы все знаем Оливера Донохью.

– Инспектор Чабб на месте?

– Нет.

Ответ поверг Белл в замешательство. Ей было жарко, платье прилипло к потной спине. Может, ей лучше уйти и вернуться, когда Чабб окажется на месте? И все же она решила переговорить с хозяином кабинета.

– Вы не возражаете, если я присяду? – вежливо спросила она, награждая его обворожительной улыбкой.

Он молча шевельнул пальцем, указав на стул с внешней стороны стола. Белл уселась, нервно разглаживая влажное платье. Примерно так же она чувствовала себя в школе, когда ее вызывали к миссис Ричардс.

– Что у вас за дело?

Белл смотрела на его ярко-красные щеки и усы торчком. «Какой толстяк, – подумала она. – И глазки совсем как у поросенка, прячутся в складках на лице». Удержавшись от вопроса, приведшего ее сюда, она вначале спросила, не занят ли он.

– Всегда, мисс… как вас там?

– Хэттон.

– Да, мисс Хэттон. Я всегда занят.

– Еще раз простите, что помешала вам… Пожалуйста, подскажите, как к вам обращаться?

Толстяк выпрямился, провел рукой по потному лбу, затем по волосам.

– Старший инспектор Джонсон, начальник Чабба. Все, что вы намеревались сказать ему, можете изложить мне.

– Вопрос довольно деликатный.

– Мисс, давайте без предисловий. Как я уже сказал, я весьма занят.

Белл сомневалась в этом, но, наградив старшего инспектора извиняющейся улыбкой, спросила, сохранились ли протоколы по делу о новорожденном ребенке, пропавшем из сада частного дома в Золотой Долине.

Джонсон подался вперед и принялся листать бумаги. Его пальцы двигались со скоростью улитки.

– Что-то не припомню, – наконец сказал он. – Это было недавно?

– В одиннадцатом году, – покачав головой, ответила Белл.

У старшего инспектора отпала челюсть. Щеки стали еще краснее. Он расхохотался.

– Я не ослышался? – несколько успокоившись, спросил он. – Вас интересует происшествие двадцатипятилетней давности?

– Да.

– А почему оно вас интересует? – спросил Джонсон и поджал губы.

Белл взглянула на яркий солнечный свет, льющийся через зарешеченное окно, затем вновь повернулась к старшему инспектору Джонсону. Лучше не проявлять излишней напористости, хотя ей было трудно принимать всерьез этого глупца.

– Родители того ребенка были моими отцом и матерью. А исчезнувшая малышка была бы моей старшей сестрой.

– Так. Понятно. А с какой целью вы хотите заглянуть в протоколы? Родители еще живы?

– Нет. Отец недавно умер. Но эта история не дает мне покоя.

– Вот что, мисс… Хэттон. Могу вам сказать… я тогда уже служил в здешней полиции, но мало что помню. Такие дела у нас называют глухими. Хотя были разные версии. И слухи. Слухов хватало.

– Версии? – переспросила Белл.

– Самой убедительной была версия про знахаря из племени ва. Их еще называют охотниками за головами. Якобы этот знахарь заплатил за похищение младенца.

– С какой целью?

Джонсон надул щеки:

– Вы уверены, что хотите услышать ответ? – (Белл кивнула.) – Говорили, будто ему понадобились внутренности младенца для приготовления своих снадобий. – (Белл невольно вздрогнула.) – По другой версии, ребенка похитила шайка преступников для продажи богатой сиамской семье. То и другое не выглядело убедительным. Ходили слухи, будто это месть родни человека, которого ваш отец осудил за какое-то преступление.

– Вы считаете, что младенец погиб?

– Боюсь, что да.

Прежде чем задать новый вопрос, Белл тщательно подобрала слова.

– А моя мать?

– Если я правильно помню, вашу мать поместили под домашний арест.

– Ее невиновность была доказана?

– Случай был и впрямь странный. – Старший инспектор скривил рот. – Я думал, ей предъявят обвинение, но затем они с вашим отцом спешно покинули Рангун. Никто не знал, чем это было вызвано. Я сказал «никто», но кто-то непременно знал. Все произошло втихомолку.

– В таком случае можно ли мне все-таки ознакомиться с протоколами расследования?

– Увы, нет, – состроил печальную мину Джонсон. – Через несколько лет в управлении случился пожар. Все здание пришлось отстраивать заново.

Белл на мгновение усомнилась в его словах, но затем прогнала эту мысль. Какие у него могут быть причины для лжи? Она внимательно смотрела на старшего инспектора, надеясь, что он расскажет еще что-нибудь. Но он молчал, а через какое-то время сделал глубокий вдох и шумно выдохнул, качнув опавшими щеками.

– Рад был с вами познакомиться, мисс Хэттон.

Поняв намек и не желая испытывать его терпение, Белл встала.

Обрадованный ее готовностью уйти, старший инспектор даже поднялся со стула и проводил ее до двери.

Белл торопливо возвращалась в отель. Встреча с полицейским не оставила в душе ничего, кроме досады. Вроде бы он хотел ей помочь, однако ей было не избавиться от мысли, что мистер Джонсон рассказал ей далеко не всю правду о трагических событиях январского дня в далеком 1911 году. Усилием воли Белл прогнала эти ощущения. Она остановилась и огляделась по сторонам. Ноги принесли ее в торговый квартал. Ей давно хотелось попасть туда, где не было ничего английского. Хотя Оливер и советовал ей проявлять осторожность, квартал находился на одной из центральных улиц и потому казался ей вполне безопасным.

Внешне это выглядело как скопление шатких прилавков со снедью. Белл не сразу сообразила, что за ними скрывается вход на базар, но пряные запахи в воздухе подзуживали пойти и взглянуть собственными глазами. Она попала в лабиринт темных проходов, где было шумно, людно и грязно. Все это должно было бы ее оттолкнуть и отвратить от мысли о дальнейшем путешествии. Но она шла все дальше, к центру базара. Ее толкали и пихали, хотя и без злобы. Место, куда она попала, скорее напоминало громадный склад под балочным потолком. Прилавки вдоль каждого прохода буквально ломились от товаров. Здесь торговали прекрасными лоунджи, шалями, шелками и другими тканями. Продавцами были преимущественно индийцы в белых рубашках и брюках. Стоило Белл прикоснуться к чему-либо на прилавке, как продавец с пугающей быстротой вскакивал со скамеечки, на которой сидел, и начинал умолять английскую леди купить его товар. Белл не понимала ни слова, однако угадывала их смысл. Она бормотала что-то вроде «Вернусь попозже» и шла дальше. Запах пряностей продолжал ее дразнить, и она решила последовать за ним.

Теперь ее окружали опрятно одетые бирманские девушки в лоунджи и коротких кофточках, стоявшие за прилавками с разными злаками. Девушки застенчиво опускали голову и прыскали в кулак. Белл понятия не имела, что это за злаки. Она несколько раз пыталась узнать, как пройти к лоткам с пряностями. Слыша ее вопросы, девушки снова хихикали, начинали спорить между собой и указывали диаметрально противоположные направления. Белл пошла дальше. Ей попались прилавки с кусочками дерева, из которого готовили тханаку – странную желтую пасту, которой бирманки покрывали лица. Тут же торговали семечками и орехами.

Доверившись собственному носу, Белл наконец добралась до прилавков с дурманящими пряностями. Ее взгляд притягивали большие корзины с желтыми, красными и оранжевыми порошками, а также мешки и мешочки с перцем чили. Миски, полные коричневых шишковидных плодов, соседствовали с мисками кореньев. Взяв один корень и поднеся к носу, Белл почувствовала знакомый запах имбирного печенья. Другие торговцы предлагали тигровые шкуры, черепа животных и различные части их скелетов. Кому и зачем они могут понадобиться, Белл понятия не имела.

Ее возбуждали пьянящие ароматы, постоянно напоминая, что она находится в Бирме и вокруг нет ничего английского. Белл купила немного имбиря и мешочек красного порошка с фантастическим ароматом. Она оглянулась по сторонам, ища выход с базара, но найти его оказалось не так-то просто. Громадное пространство базара сбивало с толку. Белл заблудилась. Правда, паника, охватившая ее, была недолгой. Выбрав направление, она решила идти не сворачивая и через какое-то время увидела просвет. Запах древесного угля подсказывал, что она близка к цели. У выхода она наткнулась на торговцев овощами и фруктами. Что-то было ей знакомо, а что-то она видела впервые. Белл купила большую зеленую дыню, намереваясь полакомиться вместе с Ребеккой. Нос уловил запах рисовой водки. Этот «аромат» исходил от неопрятной женщины, судя по виду – крестьянки. Она продавала такие же неопрятные куски жесткого рисового пудинга. Белл поспешила на улицу и увидела рикшу. На крыше его повозки важно сидела синяя птица с оранжевым клювом. Подозвав рикшу, Белл попросила отвезти ее в отель.

В темном коридоре, почти у самой двери комнаты, Белл наткнулась на высокого мужчину, шедшего ей навстречу. Он кивнул и быстро прошел мимо. Наверное, кто-то из служащих, хотя было странно видеть мужчину, особенно мужчину евразийской внешности, в этой, целиком женской части отеля. Войдя в комнату, Белл застала Ребекку сидящей на полу по-турецки. Соседка читала записную книжку Белл, ту часть, где она время от времени записывала сокровенные мысли и где хранились газетные вырезки. Белл охватила ярость. Подскочив к Ребекке, она вырвала у той книжку и закричала:

– Как ты смеешь?! Это личное!

– Чего ты орешь из-за пустяка? – невозмутимо спросила Ребекка. – Я нашла ее на полу, причем открытую. Думала, ты не станешь возражать.

– Ты нагло врешь! Я не оставляла книжку на полу.

– Клянусь тебе!

– Не верю. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: записная книжка с моим именем – это вещь, куда другие не имеют права совать свой нос. Или там, откуда ты родом, записные книжки в диковинку?

– Не надо мне грубить. – Ребекка встала. – Я же извинилась.

У Белл кровь горячо прихлынула к щекам, из глаз сами собой потекли слезы. Она сердито смахнула их, но слезы продолжали течь.

Ребекка подошла к ней, положила руку на плечо и осторожно сжала:

– Да не расстраивайся ты так. Это всего-навсего книжка.

– Но она… – всхлипывала Белл, не желавшая продолжать разговор. – Она только для меня, и там есть…

Ребекка подвела ее к кровати:

– Сядь и успокойся, а я принесу тебе бренди.

– Я совсем не… – начала было она, но соседка уже покинула комнату.

Слезы не унимались. Белл пыталась разобраться в клубке своих мыслей. Что, если Ребекка прочла вырезку, где сообщалось об обвинении, предъявленном Диане Хэттон? Белл мысленно отчитала себя за беспечность. Надо было прятать книжку в чемодан. Что, если Ребекка все узнала? Перед глазами замелькали картины. Казалось, все личное, что Белл держала при себе, теперь выплеснулось наружу. Смерть отца, ужасная новость о пропавшей сестре, встреча с полицейским и неприязненное отношение танцовщиц.

В детстве, когда она грустила, ей хотелось, чтобы кто-нибудь спросил о причинах грусти. Миссис Уилкс старалась быть ей кем-то вроде старшей подруги, но эта вечно хлопочущая женщина терпеть не могла «разной чепухи». Постоянные хлопоты составляли образ жизни экономки в этом несправедливом мире. Белл вспомнила ее сверкающие глаза и внушительный зад. Дорогая миссис Уилкс, пекшая потрясающе вкусные пироги с яблоками зимнего сорта «брамли», что росли у них в саду. Те же яблоки она консервировала в банках «Килнер»…

Воспоминания немного успокоили Белл. Она вытерла глаза и впервые попыталась представить старшую сестру, о существовании которой узнала совсем недавно. Младенец. Обыкновенный младенец трех недель от роду.

Вернулась Ребекка. Сев рядом, протянула ей бокал с бренди.

Белл залпом проглотила бренди. По телу разлилось тепло. Наверное, пора менять свое отношение к спиртному… Она же не такая, как ее мать.

– Теперь расскажи, почему ты так разволновалась? – осторожно попросила Ребекка.

– Я думала, что оставила записную книжку под подушкой.

– Честное слово, она валялась на полу.

Белл кивнула:

– Я уходила второпях. Наверное, книжка просто выпала.

– А помимо книжки?

– Меня все ненавидят.

– Девки наши, что ли?

– Да. – Белл скорбно шмыгнула носом.

– Не волнуйся. С этими красотками я разберусь. – Ребекка подала ей носовой платок. – Чистый. И все-таки в чем дело? Вряд ли ты разревелась только из-за своей книжицы и наших девиц.

В окно долетали приглушенные звуки уличного движения. Слушая их, Белл во второй раз за день вспомнила прошлое: смерть отца, разбор библиотеки и обнаружение вырезок с историей о пропавшей малышке. Она опять шмыгнула носом и почувствовала, что вопреки усилиям не придавать особого значения этой истории дело о пропаже старшей сестры вдруг стало более реальным. Ребекка была хорошей слушательницей и терпеливо ждала, пока Белл закончит рассказ.

– Так, а теперь расскажи мне про свою книжку, – наконец попросила она. – Я едва туда нос сунула, как ты влетела.

– Я там писала о своей матери.

– Она по-прежнему жива? – (Белл не знала, как ответить.) – А другие братья-сестры есть?

– Никого.

Ребекка обняла Белл за плечи:

– Ах ты, бедняжечка! И теперь ты приехала сюда и чувствуешь, что мы жестоко с тобой обходимся.

– Это не имеет значения.

– Имеет. И отношение к тебе изменится. Обещаю.

– Я такая тряпка. Прости.

– Ты успела хлебнуть горя.

– Я познакомилась с одним человеком. Он обещал сводить меня туда, где жили мои родители.

– И кто же он?

– Оливер Донохью. Журналист.

– Ушлый парень, – со смехом сказала Ребекка. – И слышала, что изрядный ловелас.

– В самом деле?

Ребекка пожала плечами и встала:

– Я знаю не больше твоего. А теперь вытри глаза, умойся и надень красивое платье. Мы с тобой, юная леди, отправимся в город.

– У меня все лицо заплаканное. И еще репетиции.

– До репетиций уйма времени. Собирайся… Да, чуть не забыла. Это тебе.

Ребекка протянула ей конверт.

– От кого?

– Разрази меня гром, если я знаю, – улыбнулась соседка. – Открой, и узнаешь.

Белл вскрыла конверт, надеясь, что это от Оливера. Нет, не от него. Она дважды перечитала написанное и лишь потом подняла голову.

– Ты вся побелела, – насторожилась Ребекка. – Что там такое?

Белл передала ей записку. Ребекка прочла вслух:

– «Думаешь, ты знаешь, кому доверять? Присмотрись повнимательнее…»

– Боже мой! – в испуге воскликнула Белл. – Что это значит?

– Это значит, что кто-то хочет выбить тебя из равновесия.

– Но о ком речь? К кому я должна присмотреться повнимательнее? – Голос Белл вдруг сделался хриплым.

– Может, это и взаправдашнее предупреждение, – глядя на Белл, сказала Ребекка.

– Но ты-то сама так не считаешь?

– Нет. Я ж тебе сказала. Полагаю, какой-то идиот пытается испортить тебе настроение.

Белл не знала, что и думать. Настроение ей испортили. Более того, содержимое записки ее напугало.

– Вопрос – зачем, – продолжала Ребекка. – Из всех, с кем ты успела познакомиться, кому ты доверяешь?

Белл не отвечала, раздумывая над вопросом Ребекки.

– В коридоре мне попался мужчина. Кажется, какой-то метис. Это он принес конверт?

– Не видела. Конверт подсунули под дверь.

– Жаль.

– Да забудь ты про эту дурацкую записку.

– Может, обратиться в полицию?

– Ну явишься ты к ним. И что скажешь? «Кто-то прислал мне угрожающую записку»? Они рассмеются тебе в лицо. – Ребекка помолчала. – Слушай, я тебе бренди принесла, а сама даже горло не промочила. Я не прочь тоже клюкнуть. Не составишь мне компашку?

– Я даже навеселе никогда не бывала.

– Да иди ты!