Три билета до Эдвенчер; Под пологом пьяного леса; Земля шорохов

«Это» оказалось детенышем енота-крабоеда, крохотным комочком пуха с блестящими глазами – вылитая копия щенка чау-чау. На его морде и в помине не было той печати меланхолии, которой суждено появиться на ней позднее. Он был полон задора, вертелся, скакал и не больно кусался своими крохотными молочными зубами, размахивая, словно флагом, пушистым хвостом. Если б даже он был мне не нужен, я и тогда не устоял бы против искушения приобрести такую прелесть. На мой взгляд, он был слишком мал, чтобы жить в одной клетке со взрослым енотом, а потому я соорудил ему отдельную, и мы водворили его на новое место жительства. Туго набив животик молоком и рыбой, он свернулся клубком на ворохе сухой травы, победоносно рыгнул и заснул.

Учитель предложил на следующее утро прийти к нему на урок и показать детям изображения требуемых животных. По его словам, у многих из его учеников были ручные животные, с которыми они, может быть, расстанутся. И еще он обещал поискать хороших охотников, которые могли бы показать нам край ручьев и помочь при ловле животных.

Итак, наутро мы с Бобом пришли в школу и объяснили сорока юным индейцам, зачем мы к ним пожаловали, какие животные нам нужны и какие цены мы готовы платить. Все они проявили необычайное воодушевление и обещали сегодня же принести своих питомцев – все, за исключением одного маленького мальчика, который с взволнованным видом начал быстро перешептываться со своим учителем.

– Он говорит, – объяснил учитель, – что у него есть очень хорошее животное, только оно слишком велико и его нельзя привезти в каноэ.

– Что это за животное?

– Он говорит: дикая свинья.

Я повернулся к Бобу:

– Может, съездишь сегодня за ней в лодке?

Боб тяжко вздохнул.

– Ладно уж, – сказал он. – Только пусть ее как следует свяжут.

После полудня Боб вместе с мальчиком отправился на лодке за дикой свиньей, или пекари. Я дал ему наказ покупать все стоящее, что он увидит в деревне индейцев, и с надеждой стал ждать его возвращения. Как только он уехал, начали приходить дети, и вскоре я с головой ушел в увлекательное и волнующее занятие – отбор животных.

Со всех сторон меня окружали улыбающиеся индейцы и диковинные звери. Больше всего, пожалуй, было агути, золотисто-коричневых зверьков с длинными тонкими ногами и кроличьими мордами. Этот не особенно умный зверь до того нервный, что закатывается в истерике, стоит лишь чуть дохнуть на него. Затем шли паки, толстые, как поросята, шоколадного цвета животные с кремовым крапом, собранным в полосы вдоль тела. Было тут и с пяток говорливых обезьян саймири и капуцинов, скакавших на привязи либо, как по кустам, сновавших вверх и вниз по своим владельцам. Многие принесли удавов, красиво раскрашенных в розоватый, серебристый и рыжевато-коричневый тона, свернувшихся кольцами на запястьях и поясницах своих хозяев. Кое-кто, может быть, удивится, что дети выбрали их в качестве домашних животных, однако индейцам не свойствен нелепый страх европейцев перед змеями. Они держат удавов в своих жилищах и предоставляют им полную свободу передвижения, взамен змеи выполняют функции, в цивилизованных странах обычно возлагаемые на кошек, иначе говоря, уничтожают крыс, мышей и прочую съедобную нечисть. На мой взгляд, лучше нельзя и придумать: ведь удав куда прилежнее истребляет крыс, чем любая кошка, и к тому же более красив как декоративный элемент; удав, изящно, как это умеют делать только змеи, обвившийся вокруг балки вашего дома, ничуть не худшее украшение для жилища, чем красивые редкие обои, и к тому же вы имеете то преимущество, что украшение само добывает себе пропитание.

В тот самый момент, когда я рассчитывался с последним из ребятишек, раздался дикий звенящий хохот, и мы увидели краснохохлого дятла. Он пролетел над поляной и скрылся в чаще леса.

– Ой! – вскрикнул я. – Хочу одного такого!

Разумеется, дети не поняли моих слов, но мои жесты и просительная, умоляющая интонация говорили сами за себя. Они засмеялись, закивали, затопали ногами и затараторили между собой, и это вселило в меня надежду, что дятел у меня будет. Когда ребятишки ушли, я принялся строить клетки для вновь приобретенных животных. Это была долгая работа, и к тому времени, как я ее закончил, издали послышался слабый рокот мотора. Лодка возвращалась, и я вышел на берег встречать Боба с пекари.

Вот показалась лодка. Боб и Айвен с напряженным выражением лиц сидели спина к спине на большом ящике, стоявшем на палубе-крыше. Вот лодка ткнулась носом в песок, и Боб, не трогаясь с места, просверлил меня взглядом.

– Достали? – нетерпеливо спросил я.

– Спасибо, достали, – ответил Боб. – Как выехали из деревни, только и делаем, что удерживаем ее в этом проклятом ящике. Похоже, ей не очень-то нравится сидеть взаперти. Если я не ослышался, речь шла о ручном животном? Да что там, я просто отлично помню, как ты говорил, что она ручная. Только поэтому я согласился за ней поехать.

– Но ведь мальчик и вправду говорил, что она ручная.

– Мальчик ошибся, – холодно отозвался Боб. – Эта тварь, по-видимому, страдает клаустрофобией[6].

Мы быстро перенесли ящик с лодки на берег.

– Берегись, – предупредил Боб. – Она уже расшатала несколько планок сверху.

В этот самый момент пекари подпрыгнула в ящике, и результат был таков, будто ящик долбанули изнутри кувалдой. Планки так и брызнули во все стороны. В следующую минуту ощетинившаяся, разъяренная свинья выдралась наружу и, свирепо фыркая, понеслась вскачь от берега.

– Вот! – сказал Боб. – Я так и знал!

На полпути между берегом и деревней пекари повстречалась с кучкой индейцев и заметалась среди них, яростно визжа и кусая их за ноги; ее острые, в полдюйма клыки так и клацали, когда она смыкала челюсти. Индейцы бросились к деревне, свинья за ними, мы с Айвеном за свиньей. Когда мы добежали до деревни, она была пуста, словно вымерла, а свинья наскоро закусывала какой-то снедью, подобранной под пальмой. Мы, как нам казалось, совершенно неожиданно нагрянули на нее из-за угла хижины, но она и ухом не повела. Бросив еду, она ринулась прямо на нас с таким чавканьем и визгом, что у нас кровь в жилах застыла. Следующие несколько мгновений прошли в тихом ужасе: пекари кружила вокруг нас, визжа и молотя челюстями, а мы с Айвеном прыгали как ненормальные, проявляя быстроту и грациозность под стать любой балерине. В конце концов свинья, решив, что мы для нее слишком увертливы, отступила в промежуток между двумя хижинами и заняла там позицию, издевательски хрюкая в нашу сторону.

Примечания