Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно

5. Картинки детства

Образы детства у вас в голове немного похожи на детские рисунки. Они, как правило, насыщены фантазией, но имеют мало общего с реальностью.

Пока я рассказывал, Йошка Брайтнер выпил свой чай. Похоже, его гораздо меньше, чем мою жену, шокировало то, что я перевозбудился из-за какого-то официанта, который не сразу меня обслужил. Он вновь наполнил свою чашку. Мою – нет.

– Если я прямо сейчас не наполню вашу чашку до краев, некий внутренний голос тоже скажет вам, что вы должны сорваться? – спросил он без какой-либо иронии.

– Простите? Нет! С какой стати? Я ведь здесь не ради чаепития.

– Видите – именно в этом и дело. Ради чего вы были в приюте?

– Я же сказал. Я хотел передать моей дочери одно красивое детское воспоминание. А идиот-официант этому помешал.

– Вот как раз в этом я не так уж уверен, – выразил свое сомнение господин Брайтнер.

– Что вы имеете в виду?

– Вы же адвокат по уголовным делам. Вы знаете, что истинное высказывание всегда богато подробностями. Выдуманное высказывание декларативно. Истина – дело тонкое.

– Я что, в суде?

– Нет. Именно поэтому я не хочу, чтобы вы вынесли себе ошибочный приговор. Я склоняюсь к следующему: вы очень декларативно описываете свои детские воспоминания о желанной еде. «Дымящийся», «ледяная», «отполированная до блеска». Так может сказать каждый, кто хоть раз видел кайзершмаррн, бутылку альмдудлера или ландъегер. Вы помните упражнение по осознанности с яблоком?

Я кивнул. Полгода назад мы вместе ели яблоко и при этом сознательно воспринимали его всеми органами чувств. После этого я мог не только декларативно описать, как выглядит ярко-красное яблоко, но и очень детализированно рассказать, как тихо хрустит кожура при срезании, как пахнет выделяющийся из свежей фруктовой мякоти сок, как ощущается прохладный кусочек во рту, какими звуками сопровождается жевание яблока и какой вкус чувствуется на языке.

– Если бы у вас и в самом деле имелось собственное, истинное воспоминание о кайзершмаррне, вы описали бы, как он восхитительно пахнет растопленным маслом, сладкой сахарной пудрой и свежим яблочным муссом. Как сильно вы желали ощутить во рту его пышность – когда прижимаешь его языком к нёбу и он опадает сам по себе, как подушка. Вы бы запомнили ощущение, как лопается кожица изюма, вызывая настоящий вкусовой взрыв. Вы бы упомянули, как приятное тепло опускается через пищевод в желудок.

Я почувствовал голод, и у меня испортилось настроение.

– Послушайте, не могли бы вы просто показать мне какое-нибудь упражнение, чтобы я справился со следующим срывом, прежде чем травмирую еще кого-нибудь?

– Я с удовольствием научил бы вас, как полностью избежать любых срывов в будущем. Но для этого нам с вами понадобится еще одна, последняя информация.

– И какая же? – с вызовом спросил я.

– Сколько раз на самом деле вы с вашими родителями ели в горах кайзершмаррн?

Теперь я на самом деле занервничал:

– Мне жаль, но у меня на самом деле нет желания мысленно путешествовать в мое детство.

Господин Брайтнер не утратил своей мягкости:

– Здесь не потребуется длинное путешествие. Если только вы перестанете обороняться. Давайте посмотрим короткое слайд-шоу вашего отпуска. Закройте глаза. Я назову три понятия. Вы просто смотрите, какие картины воспоминаний спроецирует память на экран ваших век. Согласны?

Я хотел побыстрее закончить с этой работой над собой. Так что я согласился. И закрыл глаза.

– Так уж и быть.

– Родители. Отпуск. Альпы.

Первый слайд воспоминаний сразу же встал в ячейку диамагазина. Маленький светловолосый мальчик в кожаных штанишках[9] – очевидно, я – самозабвенно бежит к террасе горного приюта. За ним следом – серьезный, насупленный отец с рюкзаком. В двадцати метрах за ними молча шагает мать. За столами сидят семьи, родители смеются, дети едят кайзершмаррн. Следующая картинка. Я спрашиваю отца, не можем ли мы тоже заказать кайзершмаррн. Отец уже смотрит в сторону, говорит, что все это баловство нам ни к чему, и показывает на фонтан, у которого мы сядем. Следующая картинка. Отец открывает старый походный рюкзак. Мать достает оттуда бутерброды, которые она приготовила для нас. В то время как другие дети пьют альмдудлер, мне дозволено черпать руками воду из фонтана. Следующая картинка. Отец ест ландъегер из супермаркета. Мои родители молча жуют, пока я сижу у фонтана, уставившись на других детей за столами, и мне отчаянно хочется попробовать на вкус этот самый кайзершмаррн.

Пустая ячейка. Слайд-шоу закончилось.

Меня охватила глубокая печаль. Неужели все дело было только в еде – или не совсем?

Господин Брайтнер увидел мою печаль и мягким голосом вернул меня обратно в настоящее:

– Поесть кайзершмаррна на альпийском лугу вместе с жизнерадостными родителями после долгой прогулки – это никогда не было вашим детским воспоминанием. Это ваше неисполненное до сих пор детское желание. Верно?

– Ну если так посмотреть…

– Значит, в действительности вы хотели там, в горах, вместе с вашей дочерью исполнить это неисполненное детское желание. А не передать реально пережитое воспоминание.

Я насторожился:

– А какая разница?

– Очень большая. В приюте дело было вовсе не в том, в какое время какой-то официант принесет вам какую-то еду. Дело было в том, что вам снова кто-то не дал осуществить ваше детское желание. На этот раз абсолютно чужой человек. Поэтому и наступила такая сверхэмоциональная реакция.

– И поэтому я сорвался?

– Не вы сорвались там в приюте.

– А кто же?

– Ваш внутренний ребенок.

Так я впервые в жизни услышал о своем внутреннем ребенке. Это изменило мою жизнь.

6. Воспоминания детства

Самое прекрасное в вашем детстве – это тот факт, что вы вытеснили из воспоминаний о нем почти все негативное.

Во мне пробудилось любопытство.

– Кто это такой – мой внутренний ребенок?

Господин Брайтнер ответил образным сравнением:

– Допустим, у вас большой синяк на бедре – он ограничивает вас в повседневной жизни?

– Нет.

– А если кто-то ударит вас именно в это место?

– Тогда мне будет адски больно.

– Вот видите. С внутренним ребенком то же самое. Ваш внутренний ребенок несет на себе синяки вашей души.

Число вопросительных знаков над моей головой во много раз превысило число всех синяков, которые я получил в жизни.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Господин Брайтнер отставил свою чашку.

– Внутренний ребенок – это образ для объяснения глубинных психологических процессов. Ваш внутренний ребенок – часть вашего подсознания, в котором хранятся душевные травмы из самого раннего детства. Представьте себе последствия этих травм как синяки. Вы совсем не видите и не ощущаете эти старые травмы в повседневной жизни. Вы понятия не имеете о том, что травмированный ребенок вообще существует в вас. Но если кто-то заденет именно это место, то он сделает вашему внутреннему ребенку очень больно. Однако, поскольку вы совсем ничего не знаете о вашем внутреннем ребенке, вы просто услышите крик, но не поймете, кто кричит.

– Какое отношение это имеет к моему срыву в приюте?

– В приюте официант надавил на какой-то синяк, который родители поставили вашему внутреннему ребенку десятилетия назад.

– Какой именно?

– Родители, очевидно, весьма интенсивно транслировали вам в детстве, что ваши желания не в счет. Другие дети имели право наслаждаться кайзершмаррном и альмдудлером. Вы должны были довольствоваться водой из фонтана и бутербродами. Ваше желание испытать такое же наслаждение, как другие дети, игнорировалось. Тем самым ваши родители дополнительно транслировали вам веру в то, что наслаждение – это нечто излишнее. «Наслаждение – это баловство» и «Твои желания не в счет» – вот так называемые догматы этой веры. Эти догматы родители, вероятно, прививали вам на протяжении всего детства, а не только в горах.

– Как мог какой-то догмат поставить мне синяк?

– Вернемся к нашему образному сравнению. Представьте себе, что догматы ваших родителей написаны на таких больших круглых значках. На одном значке – «Наслаждение – это баловство!», на другом – «Твои желания не в счет!». Каждый из этих значков-догматов вам снова и снова вонзали в душу, когда вы выражали свои желания. Так получился синяк. Уж поверьте мне. В вас прямо-таки вколачивали до посинения эти догматы.

– Возможно. Но все это было много лет назад. К тому же неполученный вовремя кайзершмаррн в приюте все-таки не стоит перелома ноги, – скептически заметил я.

– Так сказал бы официант Нильс. И то, что вы видите это так же, вполне понятно. За все годы взрослой жизни вы вытеснили из своего сознания многие травмы, нанесенные родителями. Вытеснили – а не вылечили! Но ваш внутренний ребенок – часть не сознания, а подсознания. Там все травмы и догматы веры хранятся и по сей день. И тот синяк, оставленный догматом «Твои желания не в счет», там тоже все еще присутствует. В приюте ваше детское подсознание очень болезненно напомнило о некоем опыте, который взрослое сознание давно вытеснило.

– Можно поконкретнее?

– Своей дочери вы хотели бессознательно транслировать нечто совсем иное, чем то, что транслировали ваши родители. Вы хотели вознаградить себя и дочь, исполнив этим и свое желание. Ваша дочь – в отличие от вас – должна была узнать, что наслаждение – это нечто прекрасное. Но вот опять там, в приюте, находится кто-то, кто все портит точно так же, как ваши родители почти сорок лет назад. Он игнорирует ваши желания. Кайзершмаррн и альмдудлер? Нет. Мало того. Он еще говорит вам, хотя его никто не спрашивал, что запретил бы ландъегер и фруктовое пюре. И тем самым ударяет в больное место вашей души. Это заставило внутреннего ребенка закричать. Вы описали это очень четко: громкий высокий голос внутри. Этот голос – ваш внутренний ребенок.

– Почему же тогда меня это так раздражило?

– Это раздражило ваше сознание. Ваше подсознание точно знает, почему внутренний ребенок сорвался. Сознание – нет. Ведь оно уже многие годы вытесняло эти взаимосвязи. Поэтому ваше сознание раздражается в ответ на, в общем-то, очень последовательное (подсознательно) поведение.

Это мне нужно было переварить. Звучало все очень логично. И столь же абсурдно. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы все осмыслить.

– Значит, ребенок во мне испытывал стресс из-за какого-то давнего опыта. И этот стресс из подсознания он передал мне?

– Выражено весьма упрощенно. Но верно.

– Но ведь стресс, который передал мне внутренний ребенок, я мог потом снять с помощью упражнения по осознанности – или нет?

– Вы сняли сознательный стресс с помощью осознанности. Ваш внутренний ребенок и его стресс в подсознании остались.

– И… хотя я успокоился, мой внутренний ребенок настоял на том, чтобы устроить эту ребяческую шалость, из-за которой официант потом… ну, что-то сломал себе?

– Это была не ребяческая, а детская шалость, – поправил меня господин Брайтнер.

– В чем разница?

– Ребяческое поведение – это поведение взрослого, не соответствующее возрасту, то есть «ребяческое» – определение принижающее. Детское поведение – это абсолютно понятное поведение ребенка, то есть «детское» – определение объясняющее. То, что произошло на заднем дворе хижины, абсолютно логично, если смотреть глазами ребенка. Дети живут в моменте. Они торжествуют в своем упрямстве, своей неуступчивости. Ни в чем не зная меры. Дети хотят претворить в жизнь все и сразу. Ваш внутренний ребенок сказал: если этот тип испортил мне весь день, я тоже испорчу ему день. О возможных последствиях ребенок не задумывается.

Одной цели я уже достиг на этом сеансе у господина Брайтнера. Открыв для себя моего внутреннего ребенка, я получил отправную точку, чтобы канализировать чувство вины из-за смерти Нильса. И немножко направить его в другое русло. Ссора в приюте случилась не между мной и официантом. Официант сцепился с моим внутренним ребенком. С этим я уже мог мысленно работать. А к чему еще мог привести весь этот выпендреж с фруктовым пюре, ландъегером и «Твои желания не в счет»? Нильс, в принципе, не из-за меня свалился в ущелье. Он свалился в ущелье из-за моего внутреннего ребенка, который начал обороняться, оберегая свои синяки. Моего внутреннего ребенка нельзя было в этом упрекнуть. Во-первых, он еще не достиг возраста уголовной ответственности. Во-вторых, Нильс как бы сам вынудил его к такой реакции. И ведь очевидно же, что и мои родители были не то чтобы совсем не виноваты. В конце концов, это они понаставили моему внутреннему ребенку синяков, на которые надавил Нильс. Однако моих родителей невозможно привлечь к ответственности. Они уже умерли. Не из-за моего внутреннего ребенка, а от рака простаты и сердечной недостаточности. Много лет назад.

7. Базовое доверие

Яблоко падает недалеко от яблони. Если никто не даст ему веры в то, что оно прорастет там или улетит с какой-нибудь птицей на новую родину, яблоку останется одна забота – сгнить под сенью дерева.

Я хотел узнать больше. Я хотел понять, что за парень мой внутренний ребенок. И почему я только теперь познакомился с ним. Но самое главное: как мне справляться с ним, прежде чем он привлечет ко мне всеобщее внимание своими необдуманными поступками, всерьез подвергнув меня опасности?

– И что же мне делать, чтобы в будущем никто не падал в ущелья, из-за того что моему внутреннему ребенку кто-то напомнил о старых травмах?

– Для начала хорошо уже то, что вы снова позитивно смотрите в будущее и, хотя оно несет вам проблемы, вы готовы их решать.

Я посмотрел на него в недоумении:

– Еще не прошло и получаса, как вы сказали, что боитесь будущего. И в приюте вы тоже испытывали этот страх.

Первая часть была правдой. После того как господин Брайтнер рассказал мне о моем внутреннем ребенке, я больше не думал о страхе будущего. Я также больше не думал о Борисе. Я не думал о том, чего не хотел рассказывать господину Брайтнеру. Только вот каким боком горный приют имел отношение к страху будущего, мне было непонятно.

– В приюте я испытывал не страх будущего, а голод!

– Когда вы с вашей семьей были в приюте, у вас не было уверенности в будущем даже на ближайшие двадцать минут. С каждой минутой ожидания официанта ваше непосредственное будущее представлялось вам все более мрачным. Если это не весьма конкретный страх будущего, то что?

– И какое отношение это имеет к моему внутреннему ребенку?

– Родители годами транслировали вам, что ваши желания ничего не значат. И теперь вы оптимистично уповаете на то, что ваши ничего не значащие желания без проблем исполнятся в будущем? Мне трудно в это поверить.

– Значит, в том, что я боюсь будущего, тоже виноваты мои родители?

– По крайней мере, ваши родители не передали ребенку, который теперь живет в вашей душе, оптимальную дозу базового доверия.

– Базового доверия?

– Основополагающее доверие к миру, вера в то, что все хорошо. В то, что с вами ничего не случится. Что кто-нибудь вас всегда защитит. Что для ваших желаний и их исполнения найдется в жизни место, которого они заслуживают. Люди с базовым доверием позитивно относятся к будущему.

Я был поражен до глубины души.

– А есть люди, которые не беспокоятся о будущем?

Существование таких оптимистов я находил едва ли не более удивительным, чем тот факт, что я к ним явно не принадлежу. Господин Брайтнер ответил утвердительно – оптимистической улыбкой.

– И как мне справиться с этим при отсутствии базового доверия?

Господин Брайтнер в полном спокойствии сделал еще один глоток чая. Как будто не играло никакой роли, что драгоценные секунды будущего в это время растворяются в настоящем.

– Мы можем посмотреть, какие конкретные догматы ваших родителей отняли базовое доверие у вашего внутреннего ребенка. И попытаемся исцелить эти травмы. Благодаря этому вы сможете показать вашему внутреннему ребенку, что вы теперь на его стороне. Вы взрослый. Вы можете сами позаботиться о том, чтобы все шло хорошо. Чтобы с вами и вашим внутренним ребенком ничего не случилось. Вы оба сможете в будущем защитить друг друга.

Я нашел эту идею прекрасной. Слишком прекрасной.

– Все так просто?

– Это не просто. Это трудный путь. Но я могу сопровождать вас на этом пути.

Задавая следующий вопрос, я уже встал одной ногой на этот путь:

– И как это будет выглядеть?

– Мы вместе отправимся в ваше детство и посмотрим, какие травмы были нанесены вашему внутреннему ребенку. Какие значки-догматы приколоты к вашей душе и причиняют боль вашему внутреннему ребенку. С какими догматами веры и когда он смирялся и против каких восставал.

Это звучало очень уж замысловато. Но дальше все стало еще более замысловатым.

– Вы вступите в контакт со своим внутренним ребенком и предложите ему вашу помощь как взрослого. Потом мы попытаемся различными упражнениями исцелить его травмы. И в конечном итоге у вас будет внутренний ребенок без синяков. Внутренний ребенок, который не подталкивает вас к шалостям из подсознания.

Если бы я не верил так сильно в способности господина Брайтнера, то в тот момент начал бы скептически смеяться. Но я не засмеялся, а внимательно слушал дальше.

– В конце этого пути ваш внутренний ребенок может стать для вас очень надежным партнером. Тем, кто больше не препятствует счастью, но, возможно, даже способствует ему. Как вам такое?

Господин Брайтнер всегда был откровенен со мной. Я тоже хотел быть откровенным с ним.

– Совсем честно? Пока что все это звучит для меня как полная ерунда.

Господин Брайтнер нимало не обиделся, что я честно ответил на его вопрос. Но он свел на нет мой скепсис одним простым аргументом:

– Проблемы в ваших отношениях с другими, проблемы с работой, страх будущего… Что, если травмы из вашего детства оказались бы причиной всего этого? Что, если ваш внутренний ребенок снова и снова объявляется из подсознания и навязывает вам поведение, которое вы не можете объяснить сознательно? Разве не было бы в этом случае полной ерундой не попытаться это устранить? Что вам терять, кроме своих проблем?

Что, если мой внутренний ребенок оказался бы как-то связан с тем, что я удерживал Бориса в подвале, убил Драгана, а теперь лгал двум мафиозным кланам; с тем, что я вел в высшей степени сложную двойную жизнь? Этой логике я не мог ничего противопоставить. По крайней мере, она была слишком соблазнительной, чтобы ее игнорировать. И я решил с помощью господина Брайтнера открыть для себя моего внутреннего ребенка. Я договорился сразу о шести сеансах подряд, с небольшими интервалами.

8. Реальность

Страх испытывают перед чем-то, что будет. А не перед тем, что есть. Вы боитесь неопределенности, а не реальности. И это хорошо. Когда вы ощущаете страх, то по меньшей мере у вас есть надежда, что события, наступления которых вы боитесь, так и не наступят.

Йошка Брайтнер не преувеличивал – этот путь оказался трудным. В ближайшие недели я усвоил, что содержательные дискуссии и выяснение отношений с моим внутренним ребенком были чем угодно, но уж никак не полной ерундой. Это было болезненно. Это заставляло плакать. Это многое проясняло. И исцеляло.

Я извлек немало рухляди из подвала своей души на дневной свет. Чтобы обнаружить под ней моего внутреннего ребенка. Вместе с господином Брайтнером я совершил путешествие в свое детство и установил, что в нем не все было так «нормально» и «счастливо», как это запечатлелось в моей памяти. Я узнал, что, с другой стороны, будучи ребенком, я не мог воспринимать свое детство как-то иначе, чем «нормальное». Что мои родители не были лучшими родителями в мире. Просто они были единственными в моем мире.