Произнеся ненавистное имя, консул окончательно потерял контроль над собой. С вылезающими из орбит глазами, он подался вперед, яростно стукнул кулаком по подлокотнику кресла и закричал:
– Он должен быть наказан!
Наклонив голову, профессор вонзил в него прощупывающий взгляд. Потом откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцев; странная улыбка заиграла в складках его желтых щек – улыбка того, кому известны позорные тайны людей, избранного свидетеля их притворных личин, хранителя душ.
– Несомненно, друг мой… Вы правильно сделали, что вызвали меня.
Глава 15
К утру дождь прекратился, к небу вернулась его обычная безмятежность, а обновленная земля нежилась в лучах яркого солнца. Николасу, задумчиво глядящему на сад из окна спальни, которое он, набравшись храбрости, слегка приоткрыл, сладкий аромат воздуха, очищенного алхимией утренней зари, предвещал изменения к лучшему. Возможно, сегодня его выпустят из унылого заточения в своей комнате. Теперь, когда здесь профессор Галеви – накануне он с затаенным интересом прислушивался к звукам, сопровождавшим приезд гостя, – настроение отца смягчится. В обществе парижского доктора консул всегда был в прекрасном расположении духа.
Между тем, равнодушно съев свой обычный завтрак, одетый в рубашку и брюки, Николас сосредоточенно высматривал сигнал Хосе из-за сарая с инструментами – быстрый взмах руки по направлению к верхнему окну, который целых два дня вынужденной разлуки был единственным средством общения между ними. Этот энергичный, обнадеживающий жест, наполненный смыслом и симпатией, оказывал целительное воздействие на сердце мальчика. Он знал, что Хосе его не забыл. Этого было достаточно. Что бы с ним ни случилось – приступы болезни, исполнение ужасных угроз Гарсиа, даже гнев отца, – ничто не имеет значения, если Хосе остается его верным, его любящим другом.
Было уже почти десять часов. Хосе, разравнивая граблями размытую дождем подъездную дорожку, начал медленно перемещаться в сторону сарая, за которым его не могли увидеть из окон нижнего этажа. Сердце Николаса забилось в радостном ожидании, но тут в коридоре раздались шаги, и почти сразу же дверь распахнулась, впуская отца и профессора Галеви. Мальчик настороженно развернулся, вспыхнувший на его лице румянец придавал ему виноватый вид.
– Доброе утро, дитя мое, – приветливо кивнул Галеви.
– Доброе утро, сэр, – ответил Николас. – Доброе утро, папа.
Последовало молчание, показавшееся мальчику зловещим. Его взгляд метался от отца к доктору и обратно.
Консул кашлянул и сдавленно заговорил:
– Николас, раз уж нам выпало счастье принимать у себя профессора Галеви, я попросил его осмотреть тебя, чтобы я мог быть спокоен по поводу состояния твоего здоровья. – Он бросил взгляд на Галеви. – Как я понимаю, мне лучше оставить вас вдвоем.
– Не беспокойтесь, дружище, мы отлично поладим, – быстро ответил профессор и, дождавшись, когда за консулом закрылась дверь, тем же игривым тоном обратился к Николасу: – Кое о чем мы даже папе не хотим рассказывать. А теперь, мой мальчик, ложись на кровать, и мы сможем поговорить без помех.
Николас недоуменно смотрел на профессора. Привычный к врачебному ритуалу, производимому над его хрупким телом – профессору действительно случалось его осматривать, – мальчик на этот раз был неприятно удивлен странной манерой доктора. Когда он послушно улегся, то сразу понял, что осмотр, манипуляции со стетоскопом, все эти постукивания и прощупывания, сопровождаемые успокаивающим бормотанием и выверенными жестами, были всего лишь умело поставленным спектаклем, призванным развеять подозрения. Его опасения подтвердились, когда Галеви наконец встал и, закрыв обе ставни, воскликнул:
– Солнечный свет очень утомляет глаза! Вот! Так гораздо приятнее, правда?
В наступившем полумраке он вернулся, сел у изголовья кровати и слегка прикоснулся ко лбу мальчика.
– Николас, мы с тобой давно знакомы, – весело сказал он. – Не сомневаюсь, что ты видишь во мне скорее друга, чем врача. Ты ведь меня совсем не боишься?
Почувствовав, что от него ждут ответа, Николас, глядя в потолок, буркнул:
– Нет.
– Хорошо, – более сдержанно ответил профессор. – Я хочу, чтобы ты чувствовал себя со мной свободно, так, будто разговариваешь с другим мальчиком… Впрочем, – желтые зубы профессора над седой эспаньолкой обнажились в заговорщицкой улыбке, – ты уже большой мальчик… Это полностью меняет твои взгляды… Твои мысли о жизни. Именно о них я и хотел бы узнать… Ты можешь, не стесняясь, рассказать мне все, даже самое ужасное. Вот о чем ты, например, думаешь сейчас?
– Не знаю, – помолчав, ответил Николас.
– Ну-ка, дружище! – мягко подбодрил его профессор. – Природа не терпит пустоты. Не верю, что в твоей умной головке ничего нет… Хи-хи! Да это же ящик Пандоры, из которого мы с тобой собираемся извлечь много чудесного. Представь, что ты поднимаешь крышку этого ящика. Что ты видишь сейчас, что чувствуешь?
– Я чувствую ваши пальцы у себя на лбу. Они как вата, – с неловкостью ответил Николас. – Еще я вижу полосы света на потолке. Это от щелей в ставнях.
– Отлично! – похвалил его профессор. – Продолжай.
– Что?
– Все, что хочешь… Изложи мне ход твоих мыслей… После ставень…
– Ну… я не знаю, – с сомнением произнес Николас. – Они как бы создают у меня впечатление, что я в тюрьме. Тут так темно и везде эти полосы, так и хочется выйти отсюда.
– А если бы ты вышел, что бы ты сделал?
– Пошел бы на рыбалку, – не задумываясь, ответил Николас.
– На рыбалку? – повторил «психиатр» тоном человека, которого ничем не удивить.
– Да, именно это я и сделал бы. Я сел бы в славный старый дребезжащий автобус и поехал бы в горы. – Под поглаживающими пальцами по узкому запрокинутому лицу мальчика расплылась мечтательная улыбка. – Потом я спустился бы в зеленую долину и сидел бы на солнышке у мельницы, глядя на примулы, дикие ирисы и пробковые дубы. Я закинул бы удочку и целый день ловил бы в запруде рыбу. И может быть, мне попалась бы еще большая форель.
– Ты, конечно, пошел бы один? – тихо спросил профессор.
– Конечно нет! – Улыбка стала шире, и Николас заговорил без малейшего смущения: – Со мной пошел бы Хосе. Это он меня научил.
– Научил чему? – выдохнул Галеви.
– Рыбачить, естественно. Он прекрасный рыбак. И лучший игрок в пелоту в Сан-Хорхе. Но он этим не хвастается. И он так тяжело, ужасно тяжело работает в саду…
– Ты от Хосе в восторге? – с безмерной учтивостью предположил профессор.
– Да, да, конечно!.. – воскликнул мальчик. – Хосе – мой друг.
В недолгом молчании ярко вспыхнули пылинки в полосах света. Пальцы «ясновидца» все так же размеренно двигались, а журчащий голос продолжал:
– Когда твой отец был в отъезде, ты поехал с Хосе на речку. А что вы делали после рыбалки?
– Я отдыхал.
– С Хосе?
– Ну да, Хосе лежал рядом на траве. Там было так хорошо, так тепло на солнце.
– Еще бы, – с тайной гримасой произнес этот духовник от дьявола. – Я понимаю. Меня это не шокирует, дитя мое. Ты не должен пугаться, что рассказал мне об этом.
– А почему я должен пугаться? – удивился Николас. – Я ничего плохого не сделал. Я рассказываю вам все как было.
Профессор закусил губу и раздраженно воскликнул:
– Нет ничего плохого в том, чтобы нарушить запрет отца?!
– Я не собирался нарушать, это все из-за Гарсиа.
– К этому мы еще вернемся, – сказал Галеви. – А сейчас… Ты признался, что ты от Хосе в восторге.
– Это то, что я чувствую, – серьезно ответил Николас.
