Наикратчайшая история Греции. От мифов к современным реалиям

В 1961 г. Мухаммед Захир-Шах, последний король Афганистана, охотясь в высокогорьях Гиндукуша, вдруг заметил, что из земли торчат какие-то камни, явно обработанные.

Так Захир-Шах обнаружил город Ай-Ханум, восточный форпост греческой цивилизации, в «200 году до Р. Х.» на западе достигшей Кадиса. В городе находился театр на 6000 зрителей, стадион, храмы и агора. Ай-Ханум стоял у границ двух столь же великих цивилизаций: древнеиндийским, буддийским государством династии Маурья и китайской, конфуцианской Хань. Греческие монеты с изображениями индуистских божеств и Будды в греческих одеяниях свидетельствуют о взаимообогащении культур в «небывало великом новом эллинском мире», по выражению греческого поэта Константиноса Кавафиса.

Три культуры по-разному понимали, в чем состоит человеческое счастье. Для буддистов это было внутреннее спокойствие, происходившее от отсутствия страстей. Для последователей Конфуция это было подчинение высшей власти. Для греков счастье заключалось в соучастии – применении врожденных человеческих даров общения и выражения своих мыслей при помощи языка, – а, как учил Аристотель, идеальным полем для этого был полис. Ай-Ханум и множество других городов, основанных во время кампании Александра Македонского, были своеобразными «лимфатическими узлами» нового, эллинистического мирового порядка.

На надгробии предполагаемого основателя Ай-Ханума, Кинея, были вырезаны Дельфийские максимы, сообразно которым с незапамятных времен привыкли жить греки. Самая известная из них гласит: «Познай самого себя». Что это значит, спорят уже довольно давно. Самое исчерпывающее объяснение приписывают американской писательнице Майе Анджелу (это фамилия ее мужа, греческого моряка; так-то она была Джонсон): «Если не знаешь, откуда пришел, то не знаешь, и куда идешь».

Греки империи Александра в начале эллинистического периода хорошо знали, откуда пришли: из полиса. На очередном этапе греческой истории уже новый вид полиса процветал по всей Греции; конечно, он приспосабливался к разным условиям, то есть был «гибким при всех обстоятельствах», по выражению Кавафиса, но вполне жизнеспособным.

Обитаемый мир

Эллинистический период длился три столетия, от смерти Александра до разгрома римлянами птолемеевского Египта и самоубийства его царицы, Клеопатры, в 30 г. до н. э. Для многих тогда хорошо было быть греками. В обиход вошло новое понятие: «ойкумена». Оно означало «обитаемый мир», его греки, измерив, нанеся на карты и управляя большей частью, можно сказать, присвоили себе.

Если какой-нибудь грек, живший в III в. до н. э., приезжал в афганский Кандагар (названный по-гречески Αλεξάνδρεια Aραχωσίας в честь Александра), он мог увидеть там высеченные на камне постановления великого индийского царя Ашоки из династии Маурья. Сто лет спустя его потомок, проникший еще дальше на восток – скажем, в пенджабский город Сагалу, – оказался бы в столице царства Менандра I (пр. 165–130), принявшего буддизм индо-греческого владыки. Официальным языком при Менандре был греческий, а на монетах чеканили изображение богини Афины.

В Гандаре, на территории современного Пакистана, сохранились статуи II в. до н. э., изображающие Будду под защитой Геракла. В Гуджарате, на западном побережье Индии, есть город под названием Джунагадх; сначала его называли Ионагадх, или «город греков» (ионийцев). Историческая хроника Шри-Ланки, расположенной южнее, «Махавамса», упоминает о греческих миссионерах, помогавших распространять учение Будды.

Будда в греческой накидке и с традиционной прической. Гандра, Пакистан, ок. I–I в.

© Wikimedia Commons: World Imaging

Греческая мысль расправила крылья и благодаря Александру Македонскому достигла границ известного тогда мира. Греческие философы могли обмениваться мыслями с буддистскими йогами и персидскими волхвами. Плодами этого обмена потом воспользовались монголы, правители Аббасидского халифата, образованные государи эпохи Возрождения, да и все мы.

Пятьдесят лет войны

Однако началось все с войны, которая продлилась пятьдесят лет. После кончины Александра Македонского диадохи, основные наследники-соперники, собрались в Вавилоне, чтобы спокойно все обговорить. У них ничего не вышло. По прошествии времени в результате неслыханно жестокой борьбы в ходе так называемых войн диадохов, только двоим выпало счастье умереть в своих постелях. Огромные армии с боевыми слонами носились туда-сюда по всей Азии, пока не осталось всего три династии: Птолемеи, правившие Египтом и Южной Сирией, Селевкиды, чьи владения простирались на восток до самой Индии, и Антигониды, которым принадлежала Македония и почти вся материковая Греция. За два поколения все они породнились между собой и попали в порочный круг секса, убийств и политики силы. В конце концов все же установилось нечто вроде статуса-кво.

Александр основал не менее десятка городов. Правителям, пришедшим после него, в том числе и Селевкидам, предстояло основать намного больше. Чистокровным грекам, земля которых так и не смогла полностью оправиться от последствий Пелопоннесских войн, такой возможности никак нельзя было упускать. В этот новый для себя мир они перебирались десятками тысяч. В отличие от европейцев, колонизировавших Америку два тысячелетия спустя, греки соблюдали стародавнюю традицию. В поселения, которые они основывали на протяжении нескольких веков, – от Кадиса до Ольвии, расположенной на правом берегу Днепро-Бугского лимана, – они приносили свою культуру и свои законы. Они знали что делают.

Как же поселенцы, носители республиканской традиции полиса, осваивались в этом новом для них мире абсолютных монархий? По-видимому, с изрядной долей прагматизма. Цари периода эллинизма вовсе не были демократами – подобно Александру, они мнили себя чуть ли не полубожествами, – и им недоставало умения основывать колонии и управлять ими, в чем как раз преуспели греки. Уже вскоре на государственной службе появилась элита греческого происхождения: одаренные люди, которые легко переезжали в другое государство или уходили служить другому двору, если им что-то не нравилось.

Простые граждане греческих полисов, стоявшие ниже на социальной лестнице, были вполне довольны новыми царями-богами до тех пор, пока те им не мешали. И старым, и новым полисам было разрешено иметь собрания, агоры, театры и стадионы с одним условием: демократия не должна была выходить за городские стены.

План многих новых городов представлял собой систему, изобретенную за двести лет до этого Гипподамом из Милета. Как и Аристотель, он интересовался не только политической теорией, но и много еще чем: математикой, метеорологией и медициной. Его гений проявился в проектировании таких городов, где могли бы процветать принципы демократии. В эпоху эллинизма по этим принципам были построены великие Александрия, Галикарнас и Антиохия, а его идеи оказались столь плодотворны, что использовались и потом, в римский период.

Такой «гипподамов город» был рассчитан самое большее на 50 000 человек (Аристотель для политии максимумом считал 10 000), а территория его делилась на три части: священную, общественную и частную с идентичными кварталами. Священная и общественная территории располагались в пределах большой центральной городской агоры, к которой по широким и прямым улицам легко было попасть из частных кварталов, застроенных двухэтажными домами.

Гипподамова система планировки хорошо сохранилась до наших дней в двух городах материковой Греции: пелопоннесской Мессене, основанной Эпаминондом в 369 г. до н. э., и Кассопе, расположенном в Эпире.

Демократия в этих новых эллинистических полисах была совсем не такова, как в их предшественниках классических времен. На государственную службу люди назначались в результате выборов, а не по жребию, а некоторые должности, вроде высших военных, и вовсе не выносились на голосование. Да и какой в этом был бы смысл, если внешней политикой ведали цари, а в сражениях (как правило, в отдаленных землях) участвовали наемники, а не воины – граждане полиса? Не просто так именно в то время возродился интерес к культу Тихе, богини удачи. Кто знает, что ждет во внешнем мире, за городскими стенами; все это явно находилось вне зоны контроля обычного человека.

И все-таки, особенно в Греции и Анатолии, полисы старались сохранить кое-какие свои прежние свободы: функционировали народные собрания, принимались собственные законы. В некоторых полисах даже чеканили свою монету. А граждане пока еще могли награждать лучших своих представителей за то, что они сделали для полиса.

Буле и граждане решили, что Сотас, сын Ликоса, достоин похвалы за свою храбрость… и на следующих Дионисиях будет увенчан пальмовым венком во время состязания трагиков, которое состоится в городском театре.

Как правило, чем дальше на восток вы бы двигались, тем меньше демократии находили. Около 250 г. до н. э. на территории современного Ирана окончательно утвердилось Парфянское царство, вбив клин между греками Гиндукуша и греками Средиземноморья и еще сильнее разорвав ткань эллинской идентичности.

Ко II в. до н. э. все великие центры греческой цивилизации – Александрия, Антиохия, Пергам и Афины – располагались на берегах Средиземного моря. Сообщение между ними было очень удобным и, где бы ни оказался грек, он обнаруживал более-менее понятный язык, законы, планировку города и храмы, посвященные хорошо знакомым богам. Существовало даже нечто вроде международной валюты.

В материковой Греции, находившейся под властью династии Антигонидов, которые правили ею из Македонии, полисы попробовали было восстановить некоторый контроль над своими зарубежными делами, формируя федеративные союзы для сопротивления правлению аристократов. Самыми удачными из них оказались Ахейский и Этолийский.

Ахейский союз, объединение полисов Северного Пелопоннеса, стал главным соперником Македонии Антигонидов. Его контролировала элита, состоящая из состоятельных землевладельцев, однако, согласно греческому историку и государственному деятелю Полибию (речь о котором еще впереди), именно это обеспечило мир, а, возможно, и впервые создало ощущение греческой государственности.

Дело в том, что в прежние времена многие безуспешно пытались объединить пелопоннесцев во имя общего дела, но тогда каждый из пелопоннесских народов озабочен был мыслью не об общей свободе, а о собственном преобладании. В наше время обратное стремление сделало такие успехи и осуществилось в такой мере, что среди пелопоннесцев не только водворились общие союзнические и дружественные отношения, но они пользуются одними и теми же законами, общим весом, мерами и монетою, кроме того, имеют общих должностных лиц, членов совета и судей. Вообще, если весь почти Пелопоннес не составляет одного города, то потому только, что жители его не имеют общих стен; во всем остальном существует единообразие и сходство между ними в отдельных городах и в целом союзе[27].

Афины предпочли ни к кому не присоединяться. Город в те времена стал заметным центром философии и серьезного образования, компенсировав роскошью и богатством потерянную в 321 г. до н. э. автономию. Собрание пока еще работало, но в нем заседали только богатые, охотно голосовавшие за установку памятников своим владыкам – Антигонидам. Демократия в какой-то мере все-таки сохранялась. Новые демы, вдобавок к 139 уже существовавшим в городе, создавались вплоть до 126 г. до н. э.

Спарта тоже сторонилась союзов. К середине III в. до н. э. она лишилась Мессении и отказалась от агогэ (системы военной подготовки). Ее население сократилось до 700 семейств, из которых лишь около сотни владели землей. Два царя, Агис IV и Клеомен III, пытались остановить распад. Они перераспределили землю, восстановили агогэ и законы Ликурга, даже разрешили неполноправным периэкам (лично свободным, но не гражданам) стать полноценными спартиатами.

Реформы сделали свое дело, и уже вскоре Спарта стала гораздо активнее. Одержав несколько побед над соседями, она пошла войной на Ахейский союз, лидеры которого в панике обратились за помощью к македонцам. В битве при Селласии, состоявшейся в 222 г. до н. э. македонский правитель Антигон III Досон и ахейцы уничтожили спартанскую армию. Это была победа, но за нее пришлось заплатить возвращением Антигонидов на Пелопоннес и отказом от любых попыток установить демократию.

Со временем потомки македонцев-завоевателей стали истинными греками. Они продолжали участвовать в битвах, но подобно государям эпохи Возрождения вышли и на культурную арену. Их города в Египте и Малой Азии стали центрами эллинизма. С самого начала правители из династии Птолемеев не жалели ничего, чтобы сделать из египетской Александрии культурный и интеллектуальный центр, не уступавший Афинам, и, по легенде, не остановились даже перед тем, чтобы организовать похищение тела Александра Македонского. Они создали богатейшую, невиданную еще в мире библиотеку, при которой работали музей и научный зоосад. На западном побережье Анатолии позднее расцвел еще один центр эллинизма, Пергам, с библиотекой, второй по значению после Александрийской.

Александрийские библиотекари усердно собирали и систематизировали не только пьесы Эсхила, Софокла, Еврипида, но и различные версии гомеровского эпоса. Благодаря трудам таких людей, как Зенодот из Эфеса, Аристофан Византийский и Аристарх Самофракийский, до нас дошли те варианты Илиады и Одиссеи, которые мы читаем сегодня.

Эллинистические полисы вполне можно сопоставить с Кремниевой долиной в современной Калифорнии. Это были частично самоуправляемые инкубаторы талантов, где им была обеспечена достойная жизнь, хорошие деньги и компания таких же, как они сами, великих умов.

Архимед из Сиракуз, Эратосфен Киренский, Аристарх Самофракийский, Кратет Пергамский… Список можно продолжать и продолжать. Эти ученые мужи поразительно точно измерили небо и землю. Эратосфен вычислил окружность нашей планеты и ошибся лишь на 100 миль в меньшую сторону (правильное значение – 24 901). Аристарх показал, что Земля и прочие планеты обращаются вокруг Солнца, и разместил их в правильном порядке за восемнадцать веков до того, как то же самое сделал Николай Коперник, совершивший первые шаги к созданию модели Вселенной в другом самоуправляемом городе – ганзейском Кракове.

Среди этих великих были не только мужчины. Гипатия, роль которой сыграла Рэйчел Вайс в фильме Алехандро Аменабара «Агора», жила в постэллинистической Александрии в IV в. Она была блестящей мыслительницей, астрономом и математиком, и ее убила толпа разъяренных христиан, обвинив Гипатию в том, что она выступила на стороне префекта Александрии, Ореста, против властного архиепископа Кирилла.

Астролябия, паровой двигатель, одометр, цепная передача, карданный подвес, водяной насос, центральное отопление… Все это изобретения того времени. В 1900 г. ловцы губок обнаружили близ крошечного острова Антикитера обломки римского судна с драгоценным грузом, предназначавшимся для украшения римских улиц, по которым триумфатором должен был проехать Юлий Цезарь. Среди прочего был найден так называемый антикитерский механизм – как полагают, самый ранний образец аналогового компьютера. Он был изготовлен во II в. до н. э. не менее чем из 30 шестерен и, судя по всему, рассчитывал положение Солнца и Луны (включая ее фазы), определял затмения и даты важнейших астрономических событий. В Европе нечто подобное по сложности появилось лишь через четырнадцать веков.