banner banner banner
Я тебя заколебаю!
Я тебя заколебаю!
Оценить:
 Рейтинг: 0

Я тебя заколебаю!


Эта книга стоила того. Даже если я прочла всего два тома из четырёх. Зато засыпала я в невероятно благостном настроении, уже предвкушая новый этап читательского запоя и заранее отмахиваясь от всех доводов и аргументов, что мне обязательно приведёт подруга. Даже не подозревая, что все мои мечты и планы пошли коту под…

В общем, просто пошли. И совсем не туда, куда надо бы!

Противная трель звонка ввинтилась в уши, выдёргивая меня из сладкой утренней дрёмы и с размаху окуная в реальность. Условный рефлекс, появившийся за время практики и работы в школе, проявил себя во всей красе. Я сначала вскочила, пытаясь понять, где я, кто я и что происходит, потом запуталась в пледе и грохнулась на пол, приложившись локтем об ножку стола. И только после того, как я помянула всуе поэтов серебряного века, я смогла продрать глаза.

Ровно в тот самый миг, когда чёртов звонок не оборвался на положенной ему второй минута, а продолжил давить на мозг и действовать на нервы.

– Какого… – я недоумённо моргнула, подавив зевок. Сонный мозг долго отказывался обрабатывать информацию, но мне всё же удалось сообразить, что разбудил меня банальный звонок в дверь. – Ну и какого лешего там принесло-то, а?

Вот честно, вопрос был почти риторический. Парня у меня не было, родители жили за городом, и единственный человек, который мог прийти ко мне с утра пораньше не делал это без предварительного звонка. Воспитание не позволяло. Оставался, конечно, противный, вредный и слишком живучий сосед снизу. Но мы с ним не виделись с того самого злополучного дня под кодовым названием «Труп хомяка». И я даже не могу сказать, что меня этот факт хоть сколько-то расстроил.

Удивил, озадачил и приятно поразил, учитывая настырную натуру Араньева. Ну ещё раздосадовал, самую малость, себе-то можно не врать. Но вот не расстроил точно!

– Нет, не расстроил, – повторила я вслух, приподнявшись на локтях и нащупав телефон, свалившийся с дивана вместе со мной. Провела пальцем, снимая блокировку, радуясь внезапно наступившей тишине.

Правда, ненадолго. Стоило мне увидеть, сколько сейчас времени, как я резко выпрямилась, зло выпалив:

– Полдевятого? Серьёзно?! Да какого… Да кто там такой бессмертный и бесстрашный, как Ленский на дуэли?! Я ж не Онегин, я сразу пристрелю! Да чтоб…

От вновь раздавшегося звонка у меня дёрнулся глаз. Потом рука в поисках томика Лермонтова, так удачно лежащего на полу. И я честно (правда-правда!) попыталась подавить в себе кровожадные порывы, накрывшись пледом и вообще, притворившись мёртвой. Попутно пожелав незваному и нелюбимому заочно гостю провалиться в Тартарары или пройти все круги Ада у Данте. Втайне надеясь, что у визитёра взыграет чувство совести и любви к ближнему своему.

Зря. Этот упёртый и очень нехороший человек явно вознамерился познакомиться со мной в любом виде, даже в полумёртвом или свежеподнятом состоянии. И у меня просто не осталось никакого другого выбора, кроме как отбросить в сторону плед, убрать подальше тяжёлые предметы и…

Встать, попутно пригладив стоящие дыбом волосы. Досчитав до десяти и обратно, я шумно выдохнула и меньше, чем за минуту оказалась в коридоре. Как раз в тот самый момент, когда кто-то «умный» начал ещё и ногой стучать, повышая градус моей «любви» к ближнему своему просто до заоблачных высот.

Если не сказать больше. Я в таком убийственном настроении даже на защите родного диплома не была, когда мой руководитель с умным видом заваливал меня тупыми вопросами!

Скрипнув зубами, я ухватилась за ручку и, щёлкнув замком, распахнула дверь, интеллигентно рявкнув с порога:

– Если вы искали личного Монте-Кристо, поздравляю, вы его нашли! В каком виде предпочитаю сладкую месть, и как быстро хотите помереть?!

Вот вроде и не ругалась, даже цензурно всё произнесла. А от веселого смешка со стороны визитёра (Араньев, ну кто бы сомневался!) и укоризненного вздоха бабушки-соседки, так не вовремя отправившейся на законный рейд по поликлиникам и магазинам, захотелось смутиться и шаркнуть ножкой. Особенно, когда следом за ним раздалось внезапное и невинное:

– Тётя зая?

Детский чистый голос, раздавшийся откуда-то снизу, подействовал на меня как ушат ледяной воды за шиворот. А уж сам вопрос не только заставил подавиться всей тирадой, но и окончательно проснуться. Удивлённо моргнув, я опустила голову, старательно игнорируя счастливую лыбу соседа и…

Утонула. В той бездне обаяния и тонне очарования, что шла от милого малыша, лет трёх, не больше. Он крепко держался за потёртые, местами дырявые джинсы гостя и с любопытством на меня поглядывал из-за завесы пушистых, светлых волос. Чуть хмуря брови и широко улыбаясь, до милых ямочек на пухлом, подвижном лице. И у меня аж дух захватывало от адского коктейля из ангельской внешности и дьявольских бесенят, лихо отплясывающих тумба-юмба в его огромных, зелёных глазищах.

Шевельнувшийся в душе инстинкт самосохранения непрозрачно намекнул, что это мелкое чудо способно на всё. В том числе и на захват мира посредством одной своей застенчивой улыбки и искренней любви ко всему живому, что не успеет сбежать из поля его зрения. И я не знаю, порадоваться мне за его родителей или посочувствовать им.

Потому что у этой мелкой милоты, упакованной в джинсовый комбинезон, футболку с ярким принтом и с настоящей рокерской банданой на шее, есть все задатки матерого искателя приключения. Пусть даже сейчас он смотрит на меня с осторожностью, крепко вцепившись в чужую ногу, обутую в видавшие виды кеды.

Очень знакомые такие кеды, к слову.

– Тётя, может, и зая, малыш, но зая злая. Вон, смотри, даже волосы и те, дыбом стоят. И глаза обещают бедному мне все кары небесные, а я ведь лучше… Ай!

Звучный подзатыльник оборвал этот монолог на полуслове, но не заставил его автора заткнуться. И уж точно не испортил настроение Араньеву, что обиженно протянул, потирая пострадавшую часть головы:

– Ксю, за что?!

– И ты ещё спрашиваешь? – искренне удивилась я, скрестив руки на груди и, зло сощурившись, глядя прямо на свою личную «головную боль». – Тебе как, по пунктам, питекантроп несчастный? Или обойдемся тем, что сегодня выходной и последний, кого я хотела бы видеть в девять утра – это ты?

Араньев моё возмущение, недовольство и нежелание с ним общаться «тактично» не заметил. Более того, он даже не смутился и расплылся в широкой, откровенно счастливой лыбе, уставившись прямо на меня. И выглядел до того противно-довольным, что от откровенного членовредительства меня останавливало присутствие рядом с нами маленького ребёнка. И то, что учитель обязан быть примером во всем и для всех.

Даже если сам мысленно уже успел убить, расчленить и закопать своего оппонента. Раз пять, минимум. Попутно устроив отличный прощальный пир за упокой души несчастного. Да такой шикарный, что, поймав себя на составление очередного очень уже скарбезного тоста, я невольно задумалась…

А не пора ли разбавить список вечерних сериалов чем-то более оптимистичным, чем поиск и поимка очередного киношного безумного маньяка?

– Хм, всегда подозревал, что ты моя тайная фанатка, – Вениамин насмешливо фыркнул, ловко подхватив на руки тихо хихикающего малыша. И, получив от него слюнявый поцелуй в щёку, добавил заговорщицким шёпотом. – А ещё я точно знаю, что за этой жутко недовольной миной ужасной Бабы-Яги кроется большое и доброе сердце… И оно не даст тебе бросить на произвол судьбы твоего любимого, несчастного соседа. С ребёнком на руках.

Сказать, что я удивилась – это, знаете ли, скромно переоценить значение мхатовской паузы. Я челюсть-то не потеряла только потому, классический «покер фейс» прилипает к лицу после двух недель работы с начальной школой, где разлет вопросов начинается от «Почему Земля круглая?» и «А как это у Колобка глаза не пачкаются?». А вот с языком было сложнее, потому как удержаться и не поинтересоваться этим оказалось выше моих сил!

– Араньев, ты идиот? – я ещё и костяшками пальцев ему по лбу постучала. И чёрт с тем, что пришлось встать на цыпочки, дабы дотянуться до головы этой дылды!

– Ксюшушонок, лапочка моя…

– А, так ты ещё и эстет в выборе способа самоубиться, – терпеливо вздохнув, я отступила назад, намереваясь закрыть дверь. И рот открыла, собираясь выдать категоричное и ёмкое «Нет», но…

Блин, искушение было велико. У меня аж руки чесались показать этому гаду язык и громко хлопнуть дверью. И пара отличных, исключительно вежливых формулировок на ум пришло, так сказать – в лучших педагогических традициях. Но…

– Очу на учки! – выдало мелкое чудо, дёрнув соседа за штанину. И, не дождавшись хоть какой-то реакции, малыш недовольно засопел и качнулся вперёд, протягивая свои ручки в мою сторону.

Попутно упрямо заявив:

– Тётя касивая! Очу на учки к тёте!

И заглянув в эти огромные, зелёные глазищи, на эту счастливую, невинную улыбку, беззастенчиво демонстрирующую первые молочные зубки, я как-то разом растеряла весь свой боевой настрой. Да что там!

Услышав громкое бурчание чьего-то живота, моё чёртово сердце предательски дрогнуло, а совесть вцепилась когтями в душу, напоминая, что дети нуждаются в любви, заботе и внимании. Даже если к ним в комплекте полагается мой горячо «любимый» сосед, усиленно изображавший Кота из мультфильма «Шрек».

Особенно если к ним в комплекте шёл мой сосед! Уж в чём, в чём, а в кулинарных способностях господина Араньева я сомневалась вполне обосновано, вместе со всем подъездом. Запах его шедевральной сгоревшей яичницы ещё долго мерещился мне в кошмарах и наяву. Так что…

Я вздохнула, отбирая счастливо улыбающегося мелкого у мужчины. И мрачно заявила, шагая в сторону кухни, точно зная, что Вениамин последует за мной:

– Я совершаю ошибку. Определённо.

Звук разбитого стекла из коридора только укрепил мои подозрения в этом. Правда, я даже не представляла насколько окажусь права…

Глава 3

Ксения Шолохова

Дети – цветы жизни.

Нет, серьёзно. Дети очаровательны, непосредственны и видят мир таким, какой он есть, без всяких там взрослых домыслов и придумок. И я искренне люблю детей. Но именно что детей, а не великовозрастную дылду, в совершенстве освоившую тонкую науку «Выбеси ближнего своего»! И уж точно не тогда, когда эта самая дылда каким-то магическим образом проникла на мою маленькую, чистую кухню и превратила её…

В филиал продуктового Ада, где смели всё, что не приколочено. А что приколочено было – оторвали и смели!