Чинители
– Вы в самом деле верите в это? – уточнил я.
Дедушка пожал плечами.
– Почему бы нам не верить? – сказал он. – Я видел рыбу несколько раз. Вытаскивал неводом, разговаривал. Конечно, сейчас она старовата. Двести с хвостиком лет прошло. Не такая болтливая, злится иногда по пустякам, не хочет слушать… как взмахнёт хвостом, так Нева волноваться начинает. Но всё равно хорошая. Привязался я к ней. К тому же у неё должок. Поэтому Рыбак никак не должен поймать. Никак не должен.
– А вы будто старик со старухой, – ухмыльнулся Макс. Сказку о золотой рыбке он учил наизусть.
– Как будто, – ответила бабушка. – На самом деле это не мы. Там всё сложно.
Волны набросились на камни с новой силой, и холодные брызги зазвенели в воздухе, рассыпаясь у ног. Хотя звон не прекратился, сделался сильнее. Я увидел, как зашевелилась тень у ступеней. Она отделилась от камней и двинулась в нашу сторону.
Тень оказалась женщиной. Она шла неторопливо, сгорбившись. Каждое её движение сопровождалось многочисленным лёгким звоном. Что-то у неё было с лицом… На подбородке, под носом и на висках налип зеленоватый мох. Форма была какая-то… неправильная. Будто из мостовой вытащили один из камней, выдолбили в нём нос, глаза, брови, скулы, губы и вставили под капюшон.
Женщина прихрамывала, опиралась на длинную кривую ветку, покрытую клочьями водорослей. Непонятно было, сколько женщине лет – тридцать, сорок, а может, все сто. Старше моей мамы точно.
Одета женщина был удивительно: напялила на себя мешок и перевязала его на поясе верёвкой. А мешок весь был покрыт монетками. То есть настоящими деньгами. Я разглядел десяти-, двух- и пятирублёвые, а ещё копеечные и десятикопеечные, юбилейные, подарочные, совсем не рублёвые, а иностранные. Именно монетки издавали звон от каждого шага удивительной женщины. Они же поблёскивали в редких лучах заката, разбрасывая вокруг бесноватых солнечных зайчиков. Карманы, грубо пришитые к мешку-одежде, были тоже забиты монетками. А когда женщина подошла ближе, я разглядел, что вместо глаз у неё тоже монетки, аккуратно вставленные в глазницы. Они почти стёрлись, но всё равно можно было увидеть профиль какого-то царя или императора. Жуткое зрелище.
– Я ждал тебя, Дана. Слышишь звон и знаешь, где он! – буркнул дедушка.
– Хорошо выглядишь! – воскликнула бабушка.
– Ходят слухи, вы приманили Рыбака, – произнесла женщина по имени Дана звенящим, как монетки, голосом. Она хмурилась. – Как можно быть такими неосторожными? Ну-ка, малыш, дай крючок.
Длинная рука выскользнула из мешка-одежды и потянулась к Максу. Ладонь у женщины была костлявая, кожа тёмная и грубая, будто покрытая слоем песка или глины.
– Он мой, – ответил Макс, пряча крючок за спину. – Мне его подарили.
– Я не собираюсь отбирать, малыш. Мне нужно посмотреть, – сказала женщина.
– Дай ей, – шепнул я, толкнув брата локтем в бок. – Вряд ли случится что-то страшное.
Макс нехотя подчинился. Женщина аккуратно взяла крючок двумя пальцами, поднесла к собственному лицу и вдруг, без предупреждения, всадила острый кончик в монетку, заменяющую ей левый глаз. Тут только я заметил, что в обеих монетках были крохотные дырочки, будто для этого и предназначенные.
Бабушка и дедушка одновременно выдохнули.
– Ты говорила, что страшного не случится, – сказал Макс. – Но это самое страшное, что я пока видел в жизни.
Хотя он не выглядел напуганным, но я на всякий случай приобнял брата за плечи.
– Прости, малыш, – произнесла женщина. – Дайте-ка мне минутку… чуть больше… знаете, этому рыболовному крючку много-много лет. Я чувствую запах, исходивший от рук, которые его изготовили. Смола. Огонь. Металл. М-м-м. Мелкий крючок, ни одна золотая рыба не сможет на него попасться. Он семьдесят два раза погружался в воды рек и каналов Петербурга и тридцать семь раз находил жертву. Талисман.
Женщина водила головой справа налево и, казалось, разговаривала сама с собой. Голос её сделался глухим и едва слышным. Мы не перебивали. Бабушка с дедушкой тоже. Звон монеток разносился по волнам реки.
– Рыбак долго готовился, – продолжила женщина. – Вынюхивал. Рисовал карту с маршрутом. Но потерял. Глупец. Рассеянный. Выпил кружку облепихового чая, съел кусочек лимонного пирога, забыл на столике клочок бумаги, а когда вернулся в кафе, что на Ваське, карты уже не было. Кто-то её забрал. Кто-то знал, что нужно забирать и в какое время. Теперь Рыбак ищет карту. И рыбу. Сезон открыт.
Женщина повернула голову в сторону дедушки.
– Ты стащил карту, верно?
– Не стащил, а взял, чтобы она не попала в руки случайным там людям, – сконфуженно пробормотал дедушка. – Нечего было забывать. И потом, все мы знаем, что будет, если Рыбак поймает рыбу. А нам карта нужна. У нас форс-мажор, между прочим.
– Что? – спросил я.
– Ничего хорошего, – ответила бабушка. – Когда кто-то насаживает другого на крючок, жди беды.
– Кстати, верните, – попросил Макс, насторожённо разглядывающий женщину.
Женщина вытащила крючок из монетки-глаза и протянула Максу. Сказала:
– Нас забыли представить, простите, малыши. Я Дана, чинительница рек и каналов Петербурга. Каждый, кто касается воды в этом городе, имеет дело со мной. Как видите, собираю монетки, которые бросают с мостовых. По совместительству наблюдаю за жизнью рек и каналов, завожу людей туда, куда бы они хотели попасть – если правильно попросят, конечно! – и открываю тайные тропы. Иногда настоящий путь ведёт только по воде.
– Всё ещё ничего не понятно, простите, – сказал я. – Ни разу не слышал слово «чинительница». Какое-то оно ненастоящее.
– Что в нём ненастоящего? От глагола «чинить». Всё вам надо разжёвывать, дети, – вмешался дедушка. – Давайте расскажу.
…Как вы поняли, мы уже не в том Петербурге, где живёте вы и ваши родители. Это другой Петербург. У любого города есть изнанка. Когда строят город, появляется его обратная сторона, с грубыми швами, следами от строительных работ, потёртостями, заплатками и так далее. Ну, знаете, как если сшить рубашку и вывернуть её. Не очень приглядное зрелище, да? Но на изнанке держится всё. Распусти шов – рубашка развалится. Вот тут на Изнанке и обитают другие люди. Это своего рода обслуживающий персонал, поддерживающий порядок в городе, залатывающий дыры, чинящий разные вещи, о которых люди даже не задумываются. Реки и каналы как будто существуют сами по себе, но куда деваются монетки, которые бросают в воду туристы? Или почему Нева редко выходит из берегов? Или как так получается, что одни каналы осушили и закопали, а другие до сих пор существуют? За это отвечает Дана. Важная шишка, дети. Имена есть только у чинителей высшего порядка. Проявите уважение.
– Когда-то я была богиней, – сказала Дана задумчиво. – Забываю об этом время от времени. Только имя помнит. Не забывайте имён, а то останетесь без прошлого.
– Если есть чинители, – сказал Макс, – то, получается, есть и ломатели?
Дедушка загадочно хмыкнул и покосился на серое небо, изрезанное вереницами болотных голубей.
– Интересная игра слов, – сказал он. – И ты совершенно прав. Есть тут у нас один ломатель. Тот, кому не нравится город. Он обитал задолго до появления богов и людей. Ему хочется вернуть всё как было. Болотные голуби его прислужники. Ищут, где бы распороть лопнувший шов. Сквозь швы проступают грязь, болото и лес. В болотах голубям хорошо. В болотах ломатель ищет успокоение…
Дедушка сделал паузу, давая нам возможность переварить информацию. Потом продолжил:
– Изнанка города не предназначена для обычных живых людей, дети. Но без вас мы ничего не можем сделать. Такой парадокс. Нам нужно завершить дела и отправить вас обратно как можно быстрее. А чтобы завершить и выбраться, нужна большая золотая рыба. Вы, значит, пообщаетесь с ней немного, определитесь с пожеланием, ну и… дело техники.
– А вы, что ли, не живые? – спросил Макс.
Бабушка громко закашляла в кулачок и оттеснила дедушку поближе к Дане, чинительнице рек и каналов.
– Каждому ответу своё время, – сказала она. – Предлагаю двигаться дальше. Открой проход на Изнанку, а?
Последнее предложение было адресовано Дане. Чинительница рек и каналов кивнула, издавая звон десятков монеток, подвешенных к голове, и направилась к каменной стене. Вода Невы лениво перемахнула через мостовую и расплескалась вокруг ног Даны.
Концом кривой ветки чинительница постучала по нескольким коричневым, блестящим от влаги камням в стене. Камни эти задрожали в ответ на стук, выдвинулись вперёд и вывалились на мостовую. Теперь в стене зияла чёрная дыра в человеческий рост.
– Нам туда, – сообщил дедушка и обратился к Дане: – Спасибо, милая подруга. Теперь мы квиты.
– Монетку я придержу пару столетий, не дольше, – отозвалась Дана. – А дальше уж как-нибудь сами.
– Что значит «квиты»? – шёпотом спросил у меня Макс.
– Это значит, что Дана, чинительница рек и каналов, была должна нашему дедушке, а теперь вот расплатилась и больше не должна.
– А что именно?
К нам склонилась бабушка и ответила тоже шёпотом:
– Как-то раз Дану выловили сетями и притащили к императору. Времена были такие, шпионы и гвардейцы шастали по Изнанке как у себя дома. Император распорядился содрать с чинительницы все монетки в пользу императорской казны. А это для Даны верная смерть. Хорошо, что ваш дедушка был славным кузнецом и вызвался исполнить указ. Глубокой ночью он помог Дане сбежать обратно на Изнанку.
– Но как же он объяснил это императору?
– Никак. Дана собрала золото со дна Невы и Фонтанки, и дедушка нашлёпал из них монеток даже больше, чем нужно. Ещё и награду от императора получил – золотой зуб! Потом обменял его кое на что.
– Идёмте! – поторопил дедушка, который, может, и слышал наши перешёптывания, но виду не подал. – Надо торопиться.
– Что с нами будет, если мы здесь задержимся? – спросил я, распираемый любопытством.
Но мне никто не ответил. Бабушка мягко подтолкнула нас с Максом к чёрному проёму в стене. Оттуда снова пахло водорослями и немного затхлой водой. Макс поморщился и закрыл пальцами нос.
– С обратной стороны будет лодка, – сообщила чинительница. – Это последнее, чем я могу вам помочь. Берегите себя, малыши. Изнанка бывает опасна.
Прозвучало пугающе, но кажется, я уже стал немного привыкать к происходящему. Я сделал шаг в темноту – и пропал.
Глава третья, в которой мы слушаем начало сказки и оказываемся на собрании
Показалось, что я растворился, буквально как растворяется шипучая таблетка в стакане с водой, а потом собрался вновь. Возможно, я был уже не таким, как раньше, а возможно, это был вообще не я. Странное ощущение, знаете ли.
Спуск с мостовой у реки тоже как будто не изменился, но скорее всего был совсем другим. Полумрак сгустился, мелкая дождевая морось стала плотнее, а очертания города наверху, вдоль берегов, размылись ещё больше. Будто невидимый художник поленился прорисовать чёткие линии. Дома казались небрежными черновыми набросками с кривыми крышами и куполами, без окон и дверей и с кляксами на месте арок и парадных. Нигде не горели фонари, а цвет у неба был иссиня-чёрный.
Болотные голуби рассыпались на несколько групп и кружились вокруг шпилей и высоких крыш. Мне показалось, что я слышу равномерный шорох сотен крыльев: будто рвётся тонкая непрочная ткань.
Бабушка, дедушка и Макс уже стояли около меня. Не знаю, как я не заметил их появления. Возможно, тут подобное было в порядке вещей. На волнах у каменистой мостовой покачивалась небольшая лодка с двумя вёслами.
– Мы на Изнанке? – спросил я.
– У вас ещё не взрывается голова, дети? – спросил дедушка. – Живо в лодку, а потом я всё расскажу.
– Всё-всё?
– Что-нибудь точно.
Бабушка забралась первой, помогла Максу и потом мне. На дне лодки лежали спасательные жилеты, но не оранжевого цвета, как принято, а тёмно-болотного.
– То, что нужно, – проворковала бабушка, натягивая жилет на Макса. – На Изнанке бурные воды. Здесь скопились все наводнения за три сотни лет, все волнения и ветра. Утонуть, понятное дело, не получится, но с жилетами спокойнее как-то.
От жилета пахло не водой и водорослями, а теплом. Знаете, если осторожно понюхать включённую лампу, запах будет такой же. Я пробовал.
Дедушка оказался в лодке последним, уселся на скамейку в центре и взялся за вёсла. Лодка ни к чему не была привязана. Едва все оказались на борту, она стала медленно отплывать от каменного спуска. Стало очень тихо, и плеск волн казался инородным, ненужным.
Стены набережной подёрнулись влажной дымкой, перестали быть реалистичными. Их словно смазал мелкий дождь. За оградками всё меньше различались дома и всё больше – чёрные неясные тени. Кое-где темноту и морось разрезали огоньки окон, похожие на глаза, внимательно наблюдающие за нашей крохотной лодкой.
Течение подхватило нас и медленно поволокло неизвестно куда. Дедушка опустил вёсла в воду, но не грёб, а просто корректировал движение.
– Жил старик со своею старухой у самого синего моря, – начала бабушка негромко и подмигнула мне. – Вернее, не у моря, а у Невы, тут недалеко. Они были обычными крепостными, то есть людьми подневольными, служили у одного барина, жили в небольшой каморке в барском доме. Старуха целыми днями стирала, гладила, прибирала, а старик рыбалку организовывал для своего господина. Выезжал, значит, к озёрам в леса, места рыбные вынюхивал, выискивал. Дар у него был на это дело, и барин старика очень уважал и ценил. А старик думал, что вот-вот – и даст барин ему вольную. Это значит, смогли бы старик со старухою в своём домике жить, никому бы не подчинялись, ловили бы рыбу, живность всякую и тем бы питались.
– А дети у них были? – спросил Макс.
– На тот момент ни единого ребятёночка. В общем, как-то раз барин заболел страшно, слёг с лихорадкой и едва не помер. Старик вокруг него крутился, места не находил, всё ждал, что барин ему вольную подпишет, отпустит перед смертью-то на волю. А барин не отпускал. Между нами, он об этом и не думал никогда. Зачем отпускать того, кто тебе столько пользы приносит? Выздоровел барин, в общем, вызвал к себе старика и говорит: «Осерчал я на тебя (это значит, обиделся). Думал, мы с тобой навек вместе, а ты, значит, уйти захотел, всё на волю смотришь. Грустно мне от этого и одиноко». Старик ему и отвечает: «Тогда отпусти, да разойдёмся с миром. Сил нет терпеть». Барин покачал головой. Не по нраву ему пришлись эти слова. Приказал он отвезти старика в сарай да выпороть хорошенько, чтобы все мысли о вольности из головы вышибить. А после бросил старика в яму надолго, где его кормили только объедками с барского стола, а поили дождевой водой. За то время, что старик провёл в яме, барин разыскал другого подневольного, который в рыбном деле тоже был мастер. Приехал тот со своею женою и занял каморку в барском доме, а все вещи старика и старухи выбросили за забор. Много недель прошло, старик исхудал и поседел. Вытащили его измождённого (это значит, усталого), привели к барину. А барин ему протянул вольную, говорит: «Подумал я и решил, что негоже тебя держать, прав ты, старик. Иди на все четыре стороны. Живи как хочешь». Старик развёл руками: «Куда же я теперь пойду? Все мои вещи разворовали, жилья нет, деньги закончились». Барин ответил: «А ты как хотел, милый друг? Свобода всякому тяжело даётся. Вот и попробуй на свободе-то, без барской помощи». В общем, вывели старика за ворота, и там он встретился со своею старухой, и отправились они в леса, к берегу большого озера. Выжили как-то, стали заглядывать в город. Петербург как раз недавно отстроили. Старик со своим даром не пропал, заработал денег на небольшой дом. Старуха тоже то тут, то там подзарабатывала.
– И всё у них закончилось хорошо? – спросил Макс.
– Почти, мой хороший, – улыбнулась бабушка. – Как-то раз пошёл старик к озеру, забросил невод и вытащил золотую рыбку, как в сказке. Рыбка заплутала, выплыла из Изнанки и угодила в сети. В обмен на свободу пообещала старику исполнить желание, но он был не из тех людей, кто за своей жадностью не видит добра. Отпустил рыбку просто так.
– Я бы загадал железную дорогу, – вставил Макс негромко. – Чтобы только моя была. Построил бы её на всю нашу квартиру. С электровозом нормальным, который можно разбирать.
– Вот поймаешь, тогда загадаешь, – ответил я. – Дай дослушать.
– В общем, так бы всё и закончилось, но в тот момент возле озера прогуливался тот самый рыбных дел мастер, которого нанял барин. А человек этот был не злой, но и не добрый. Такой серенький. Всюду искал собственную выгоду. Служить барину ему нравилось, но ещё больше нравилось подворовывать, таскать жёнушке разные побрякушки с базара да использовать своё положение. Вот и тогда он затаился в кустах и услышал весь разговор старика с рыбкой. За голову хватался, ибо он бы ни за что рыбку просто так не отпустил. Сидел там до вечера, дождался, покуда старик уйдёт, подобрался к берегу сам и стал забрасывать невод. Раз, другой и – повезло! – вытащил рыбку, которая ещё не успела уплыть на Изнанку. А дальше вы большей частью знаете. Загадал он рыбке, чтобы у жены его было новое корыто, потом отдельную избу, ну и так далее.
Но были нюансы. Рыбак этот не отпускал рыбку, а так и держал её в неводе, чтобы не уплыла. А она, бедная, оказавшись в настоящем мире, быстро выдохлась, лишилась сил и не могла сопротивляться. Так бы и выполняла все желания Рыбака в хвост и в гриву, если бы не старик. Пришёл он как-то на берег, когда Рыбака не было, и увидел колышки, что невод держали. Полез распутывать, наткнулся на рыбку и узнал от неё всю историю. Осерчал, отпустил рыбку и пообещал наказать тщеславного Рыбака по всей строгости. Насилу его сдержали, а то натворил бы бед. – Бабушка покосилась на дедушку, который молча подгребал да делал вид, что не слушает. – Рыбка уплыла за Изнанку, взмахнула хвостом – и лишила Рыбака всего, что он там у неё выпросил. Оставила его и его жену у разбитого корыта. И поделом. А старику со старухой сказала вот что: «Есть у вас одно желание. Подумайте и загадайте. Самое важное. Выполню непременно, без всяких оговорок».
– И что они загадали? – спросил Макс.
– Всё, приплыли, – вмешался дедушка, почёсывая нос.
Он сложил вёсла и позволил течению прибить лодку к каменному спуску. Этот спуск был низкий и влажный. Я спрыгнул на него первым, помог выбраться Максу и несколько раз поскользнулся на камнях, прежде чем добрался до ступенек.
– Нам наверх, – сообщил дедушка.
Удивительно, мы вроде бы плыли по широкой реке, но сверху показалось, что это уже не река, а узкий канал, вьющийся между высоких каменных стен и почти незаметный среди домов. По пустынной улице то тут, то там бродили болотные голуби – вели они себя точно так же, как обычные голуби, что-то выискивая среди камней, крутя головами и шелестя крыльями.
– Им нужны швы Изнанки, чтобы полакомиться, – объяснила бабушка, заметив мой взгляд. – А ну кыш отседова! Налетели!
Она взмахнула руками, и несколько голубей взлетели в серое небо и закружились над крышами.
– Куда нас занесло? – спросил Макс.
Дедушка, почёсывая подбородок, осматривался. Как будто не знал, куда идти.
– Сейчас будет собрание, дети, – сказал он. – Пропустить нельзя, мы и так часто пропускали. Ага… пойдёмте.
Он зашагал через дорогу. Голуби испуганно разлетались в стороны. Между двумя низенькими домами дедушка свернул. Мы оказались в небольшом дворе, где в центре находилась детская площадка: вполне себе современная, с пластиковой горкой, песочницей, с мягким покрытием и несколькими качелями.
– Ага, – повторил дедушка. – Все в сборе, ждут нас.
На детской площадке были люди. Если точнее – четыре человека. Если ещё более точно, то вот так: женщина с девочкой и мужчина с мальчиком. Мальчик сидел на лавочке, уткнувшись в телефон. Мужчина поглядывал то на небо, то на наручные часы и заметно нервничал. Женщина, распахнув зонт, ютилась у детского домика, на боку которого были нарисованы звери из сказки про теремок. А девочка возилась в песочнице, хотя на вид ей было лет десять. Девочке, а не песочнице, конечно же.
Все они были одеты не по сезону и вообще выглядели так, будто приехали в Петербург несколько минут назад с каких-то других городов, несомненно, более тёплых и не таких дождливых.
Увидев нас, мужчина встряхнул руку с часами и воскликнул:
– Без пяти! Друзья, мы не можем столько ждать! Собрание вот-вот начнётся!
– Как видите, мы уже тут, – сказала бабушка.
Не замедляя шага, она пересекла площадку и поднялась на крыльцо, под овальный козырёк, к стеклянной двери с табличкой, на которой было написано: «Книжный». Бабушка двигалась столь ловко, что, пока мы её нагнали, она уже выудила из одежд ключ, отворила дверь и скрылась внутри.
Остальные люди с площадки последовали за нами. Я поторопился, чтобы не оказаться с ними один на один, взял Макса за руку и вместе с ним шагнул через порог книжного.
Это в самом деле был книжный магазин. Но не современный новый, с ярким освещением, огромными полками, табличками на каждом стеллаже, а маленький, тусклый, узкий и пыльный. Книжные полки и собственно книжки здесь тоже были. Стеллажи стояли так плотно друг к другу, так неудобно и витиевато, что показалось, будто мы угодили в лабиринт. Шаг не туда – и заблудимся навсегда.
Пыль буквально висела в воздухе, её было видно невооружённым глазом. Многочисленные книжные корешки тоже были покрыты пылью, причём местами так, что нельзя было разглядеть названий.
Впереди я различил дедушкину спину и поторопился за ним, таща Макса. Макс всегда был равнодушен к книгам, да и сейчас тыкал пальцами в пыль, оставляя следы, забавы ради.
Мы вышли в небольшое пространство, окружённое стеллажами. Под потолком тускло светилась лампа на шнурке. Находиться долго в таком книжном я бы не очень хотел.
Люди с детской площадки тоже вышли сюда и встали полукругом, обступив нас с бабушкой и дедушкой. Стало ещё более некомфортно.
– Что тут происходит? – прошептал я.
– Собрание. Раз в четверть века мы собираемся, чтобы поставить правильные задачи. – Бабушка тоже зашептала. – Мы присматриваем за городом. По два человека от каждого времени: настоящее, прошлое и будущее. Есть те, кто чинит изнанку, а есть те, кто присматривает за готовым изделием. Техническое обслуживание, если по-умному.
– Вы, наверное, прошлое, – без тени смущения заметил Макс.
– Верно. Остальных, я думаю, ты тоже определишь.
– Откуда на собрании другие дети? – спросила вдруг девочка звонким голосом и нахмурилась. На волосы у неё был повязан ярко-красный бант.
Дедушка снова почесал подбородок.
– Обстоятельства непреодолимой силы, – сказал он. – Тут, получается, одно на другое. Знаете, как бывает, ха-ха, сунул палец, а откусили по локоть. Поговорка такая. В общем, девать нам их некуда, не на площадке же оставить? Поэтому пока здесь. Они тихие, мешать не будут. И вообще они нужны.
– Вы нарушаете вековые законы, – сказала девочка, продолжая хмуриться. – Сначала посторонние на собрании, потом «я только спросить» без очереди, потом кто-нибудь начнёт подкармливать болотных голубей семечками, и чем это может закончиться? Швы разойдутся, вот чем!
– Ты преувеличиваешь, – хмыкнула женщина с зонтом. – Голуби не едят семечки. У них зоб.
– Время собрания началось! – Мужчина с часами поднял вверх обе руки с раскрытыми ладонями, и все разом замолчали и посмотрели на него. – Настоящим хочу объявить, что четвертьвековой сбор присматривающих за городом открыт. Давайте не будем тратить время попусту, у всех свои дела, верно? Итак, господа, кто достиг своих целей? Давайте по порядку. Будущее, что у вас?
Мальчишка, не отрывая взгляда от экрана телефона, запустил руку за пазуху куртки и вытащил тонкую книжечку с голубой обложкой.
– В метро теперь есть интернет, – сказал он. В тусклом свете, исходящем от экрана, лицо мальчишки казалось слишком бледным и ненастоящим. – Удобная штука. Грохочешь себе под Невой в вагончиках, а у тебя видео прокручивается или та аудиокнига. Принимайте.
Мужчина взял книжечку и поставил её на одну из книжных полок, под табличкой с надписью «Современная отечественная фантастика».
– Я работаю над интерактивными музеями, – подала голос девочка. В руках она тоже держала книгу, но заметно толще, и обложка была яркой, красивой, с изображением какого-то памятника. – Дети и подростки хотят ходить в музеи, потому что интересно. Эмоции положительные, а это влияет на крепость швов. Мило!
Она звонко рассмеялась и передала книгу мужчине с часами. Книга отправилась на пыльную полку под табличкой с надписью: «Искусство на века».