Ветер в Парве. История гибели одной столицы

© Тимантти Хельви, 2024

ISBN 978-5-0062-0443-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1.

Сосед по купе в поезде

На вокзал пришла вся наша маленькая семья. Мара привела не только нашего малыша, но и своего старшего, почти взрослого сына. Все трое выстроились в ряд – моя жена и двое мальчишек разного возраста слева и справа от нее. Какое-то странно грустное прощание получалось. Мои дорогие люди смотрели на меня так, словно, возможно, видели в последний раз. Я понимал, что мальчишки (даже старший) вряд ли сами что-то чувствовали. Грусть им передавалась от матери.

Мара смотрела на меня своими большими, переливающимися разными цветами – от синего до темно-зеленого цвета – глазами, и неведомая мне печаль и в то же время смирение с судьбой отражались в этих бездонных глазах-озерах… Мара была красива, я видел ее не единожды на улице, прежде чем мы начали общаться, любовался ею, но, мне кажется, полюбил, только когда она на меня долго посмотрела и наши глаза встретились. Похоже, я просто навсегда утонул в ее глазах… В них было что-то не совсем человеческое. О нет! Не в худшем смысле слова! В них было что-то сверхчеловеческое, какое-то волшебство. Через них мне открылась и засверкала новыми гранями ее красота. Будто алмаз, который я видел только при электрическом свете, вдруг представился на солнце.

– Сэмюэль, всегда помни, что мы тебя здесь ждем, – сказала жена, и ее светлая фарфоровая кожа на лице, красотой которого я так гордился, стала совершенно белой. Глаза стали черными и мрачно блестели. Лицо в рамке синего капюшона пальто необычайно похудело. Копна черных волнистых волос траурной шалью выбилась из-под воротника и рассыпалась по бокам. Я понимал, что разговаривать, весело щебетать перед расставанием, как это делало большинство людей на платформе, в нашей ситуации было совершенно невозможно. Обнял жену и детей в последний раз и молча зашел в вагон.

Чемоданы уже ждали меня в купе, где я их разместил заблаговременно под своей нижней полкой.

– Вы, собственно, куда собрались, уважаемый? – спросил меня пожилой мужчина в котелке и с сигарой в зубах (которую он почему-то не закуривал). Это был мой сосед по купе, нам предстояло вместе провести сутки, поэтому хочешь не хочешь, но налаживать контакт было необходимо.

– В Парву, – спокойно ответил я.

– О… – он задумался ненадолго, – город интереснейший, с богатой историей… Но… уважаемый… простите, как ваше имя?..

– Сэмюэль, можно Сэм.

– Уважаемый Сэм… Вы в курсе, что там творится в последнее время?

– Да, поэтому я туда и еду. Погодные явления совершенно необъяснимого характера. А я метеоролог.

– Надо же… Так вы почти что с миссией! Спасать едете! Только вы же понимаете… – тут он заговорщически склонился ко мне и прошептал: – Ничего там спасти нельзя. Город обреченный. Единственное, чем можно помочь, – уговорить местных жителей на отъезд. Покинуть свои гнездышки и перелететь подобно птичкам вить новые в других краях. Но… люди не птицы, как вы понимаете, уважаемый Сэм.

Я внимательно оглядел своего собеседника. Это был пожилой мужчина в дорогом деловом костюме, удобных ботинках из кожи крокодила – темно-коричневых, под цвет костюма; в котелке, который он пока, видимо, не успел снять, хотя поезд ехал уже минут десять, с густыми, но аккуратно подстриженными седыми усами и в очках с золоченой оправой. Его единственный багаж – чемодан, тоже коричневый, был лихо закинут на верхнюю полку для вещей. Чемодан, как и его хозяин, выглядел весьма презентабельно. Очевидно, он был сделан из натуральной кожи у известного производителя. Я бы не удивился, если бы узнал, что сей нелегкий предмет так хорошо пристроил не проводник, а сам хозяин, потому что, несмотря на преклонный возраст и худобу, в его теле чувствовалась физическая сила и ловкость, порой несвойственная и молодым людям. Сигару он пожевывал в зубах – желтоватых, но крепких и цельных, тем не менее не решаясь закурить в купе. «Очевидно, он успешный предприниматель, который всю жизнь провел в подобных поездках. И хотя ездит он много и часто, но всегда с большим комфортом», – подумал я.

– О да, я люблю удобства, – внезапно заявил мой спутник. Я уставился на него в недоумении: он сидел, повернувшись корпусом к окну, за которым в сгущающихся сумерках мелькали лесные деревья, а лицом ко мне. Котелок он так и не снял. Глаза его по-доброму насмешливо поглядывали поверх золотистых очков.

– Ах да, прошу прощения, – пробормотал он и поспешно снял котелок, повернулся и водрузил его на полку для вещей чуть выше своей головы. – Не обращайте внимания, иногда я просто забываю, что на мне шляпа, – весело проговорил он, меняя позу – он отодвинул колени от оконной стены и сел прямо, глядя на меня. Его седая шевелюра оказалась густой и отливала металлическим блеском.

– Почему вы заговорили об удобствах? Разве я что-то спросил? – дружелюбно, но удивленно отозвался я.

– Но вы же подумали об этом! – воскликнул мой спутник и будто тоже удивился на мой вопрос.

Это меня окончательно озадачило. Мой спутник, случайный знакомый, сосед по купе запросто читает мои мысли.

– Кстати, забыл представиться. Од Кениг, предприниматель. Еду в Новингад на встречу с партнерами, – и он протянул мне свою руку. Рукопожатие было сильным и твердым, рука теплой и большой. Мне нравился мой новый знакомый, но тот ли он был, за кого выдавал себя?..

Мы проговорили всю ночь, позавтракали скудно тем, что принесла нам проводница, проспали уже после завтрака часа два, и мой спутник засобирался на выход. Наш поезд прибывал в Новиград по расписанию через минут пятнадцать. Господин Кениг надел свой котелок, поправил галстук-бабочку и ловко достал с верхней полки для вещей свой единственный чемодан.

– Как вы думаете, уважаемый Сэм… мы с вами еще увидимся? – как-то будто между делом и задумчиво пробормотал мой спутник.

– Ну… я бы не отказался от встречи. Собеседник вы приятный, – отозвался я вполне искренне.

Хотя Кениг меня заинтересовал не только тем, что с ним было просто приятно поговорить. В нем жила неведомая глубина, подобная той, что жила и в моей жене… как я уже говорил, однажды я навсегда утонул в ее глазах-озерах. Есть такие удивительные люди, которых не хочется упускать, однажды столкнувшись с ними в жизни. Они мудры, великодушны, проницательны, даже прозорливы… Они очень много знают и будто сильно отличаются в лучшую сторону от других людей. Я почему-то подумал, что, если со мной случится нечто ужасное в Парве, Од Кениг непременно узнает об этом по лишь ему одному ведомым источникам и спасет меня. Как знать… быть может, такие люди, как он и моя жена, даже не сознавая того, связаны в невидимом пространстве таинственными нитями судьбы… и именно Мара, страшно боясь потерять меня в Парве, сама того не ведая, призвала на помощь человека, обладающего способностями, схожими с ее способностями. Читать мысли, чувствовать человека на расстоянии, знать, когда пора поспешить на помощь… и многое другое. Только, возможно, этот пожилой предприниматель обладал ресурсом, которого не было у Мары. Во-первых, у него на руках не было двух детей и он был свободен от всех забот, кроме каких-то деловых переговоров с партнерами. На его руках – ни на правой, ни на левой – не было ни одного кольца, включая обручальное. Не исключено, что у него были дети, но, скорее всего, уже взрослые. Ресурс «развязанных рук» необходим тому, кто хочет оказать помощь в непредвиденной и неопределенной во времени ситуации. Во-вторых, он мог обладать денежным запасом, который тоже весьма необходим как в любом путешествии, так и – тем более – в неожиданных критических ситуациях, могущих в этом путешествии иметь место быть. На вид он человек весьма обеспеченный…

– Ну, будьте здоровы, Сэм, – сказал мой спутник и протянул мне свою широкую ладонь для рукопожатия. Руки у него при общей худобе были крупными, ладони теплыми и широкими, и рукопожатие снова было крепким. – Что бы ни произошло, знайте, я не так уж далеко. Дружественная поддержка может и не помешать, Парва – место весьма стремное, – проговорил он, улыбаясь глазами сквозь очки. Затем достал из кармана пиджака визитку и протянул ее мне. «Од Кениг. Генеральный директор и владелец контрольного пакета акций компании…» – далее следовало название компании на иностранном языке, ее сайт, адрес электронной почты владельца и телефон. А я слишком волновался почему-то, что вижу этого человека в последний раз. Засунул его визитку себе в портфель, встал, еще раз пожал ему руку и проводил до двери вагона. Он все время улыбался, пока мы прощались. В последний раз он улыбнулся мне из темноты, когда уже был на перроне Новиграда.

Глава 2.

Первое знакомство

Итак, мой сосед по купе сошел в Новиграде, а мне предстояло трястись в поезде еще часов восемь. Я не из тех людей, что любят поезда. Укачивает, если я нахожусь в вагоне более шести часов. На этот раз в первые сутки присутствие интересного собеседника здорово отвлекло меня от мутного состояния, которое мне так свойственно испытывать в поезде. Но когда он удалился, накатила тошнота. Голова кружилась, а ноги требовали твердой почвы вместо покачивающегося пола. Я вышел из купе в коридор и встал возле открытого окна. Осень вступала в свои права еле заметно, бегущие перед взором леса едва тронула желтизна, но сено на полях было уже скошено и убрано в валки, а воздух наполнился запахом тлеющих листьев и костров, которые жгли садоводы-любители.

Да, когда-то я писал стихи… впрочем, и сейчас пишу их время от времени, но все реже. Думаю, современный человек в поэзии не может создать ровным счетом ничего оригинального и тем более ничего лучше того, что уже написали поэты минувших эпох. «Все сказано поэтами заведомо». Этим объясняется мое несколько насмешливое отношение к собственному стихосложению и моя застенчивость в этом вопросе, а вовсе не «комплексами, чьи корни тянутся из далекого детства», как выражаются некоторые романтичные психологи. Впрочем, мысли зашли куда-то не туда. Мой путь лежал в место, как верно выразился Од Кениг, достаточно стремное. Проще говоря, опасное. Из-за этого прощание с семьей было столь мрачным, из-за этого моя жена даже не обняла меня на прощание. А ведь мы были сильно влюблены друг в друга вот уже много лет, и все наши прощания проходили трогательно (встречи, кстати, еще трогательнее). Все наши прощания… кроме последнего. Кто знает, возможно, мы больше не увидимся… Кто знает…

– Можно подумать, если в моем родном городе стали происходить не понятные науке явления, я уж не вправе оттуда уехать! – возмущенно проговорил звонкий детский голосок из соседнего купе.

– Ешь торт, Хельга, он испортится. Я так хотела доставить вам с братом удовольствие в дороге, а вы – неблагодарные, – грустно отозвался в ответ на реплику девочки хрипловатый и тихий голос пожилой женщины. Я знал, что в соседнем купе ехала бабушка с двумя внуками – мальчиком и девочкой. Дети были, очевидно, одного возраста и так похожи внешне, что я подумал: «Точно близнецы».

– С бабушкой не стоит спорить, она все равно никуда не уедет, – прозвучал мальчишеский голос. – И дедушка тоже.

– Ешь торт, Рихард, он испортится, – передразнивая бабушку, раздраженно отозвалась девчонка. – Глупые вы! Дело вовсе не в желании или нежелании! Неужели не ясно, что рано или поздно любой из нас может погибнуть! Знаете… Родина – это прекрасное слово. Но если Родина превратилась в гиблое место, надо спасаться! – отчеканила Хельга.

Я невольно усмехнулся: сколько ей лет? Умная девчонка и бойкая. Когда она пробежала однажды мимо меня в коридоре – я как раз относил проводнице стаканы из-под чая – мне показалось, лет десять… Хотя она может быть просто невысокой.

– Дети, эти… явления… могут быть временной погодной аномалией. А люди каждый день гибнут от самых разных вещей, причем в совершенно благоприятном климате. Поэтому давайте… ложитесь спать… Уже поздно, – голос пожилой женщины звучал неуверенно и меланхолично. Но на этот раз ей никто не ответил. Судя по возне в соседнем купе, дети забрались на верхние спальные полки и молча укрылись легкими простынями. Их бабушка вышла из купе и направилась со стаканами из-под чая к проводнице. Я посмотрел ей вслед: небольшого роста, сутулая, седая женщина. Молодость от нее давно ушла, и она даже не попыталась ее удержать. Наверняка из вышедших на пенсию рабочих.

Пока бабушка отдавала стаканы и разговаривала о чем-то с проводницей, я не смог удержаться, чтобы не засунуть свой нос в детское купе.

– О, здрасте! – буркнула Хельга. Ее рыжие волосы бесформенной копной свешивались с верхней полки, а лицо было обращено в сторону двери, возле которой находился я.

– Привет, соседи! – бодро ответил я.

– Ты с нами до конца едешь. В Парву, значит, – сказал мальчик.

– А что в этом такого странного? – я попытался изобразить удивление.

– Не знаю. Всякое в жизни бывает. Например, может, жить надоело, – проворчала Хельга.

– Однако ты разбираешься в людях! Сколько тебе лет, рыжая? – насмешливо отозвался я. Хельга презрительно фыркнула и отвернулась к стенке.

– Нам по двенадцать, мы близнецы, – спокойно ответил ее брат. Он сел и протянул мне руку. – Рихард, – сказал он.

– Сэм, – ответил я и пожал его маленькую руку.

– Вы не обращайте внимания на мою сестру. Она просто очень боится возвращаться в Парву. Мы славно съездили на юг к морю с бабушкой, отдохнули. А теперь снова…

– ЗдорОво, – промычала Хельга со своей полки.

– Да… типа того, – вздохнул мальчик. Очевидно, в глубине души он не просто понимал, а полностью разделял настроение своей сестры-близняшки.

Я уже собрался отойти от их купе, как подошла бабушка близнецов.

– Познакомились с моими внуками? – обратилась она ко мне и чуть заметно улыбнулась. О нет… вряд ли она была из рабочей среды. Скорее, школьная учительница или даже преподаватель с кафедры высшего учебного заведения. Правда, насколько мне известно, местные власти Парвы в последние лет десять закрыли все высшие учебные заведения в городе и его окрестностях – так же, как множество научных институтов. Как знать… быть может, эта старая интеллигентка была когда-то видным ученым…

– А знаете, я разделяю любопытство моих внуков. Зачем вы едете в наш город?

– Я метеоролог. Хочу исследовать ваши погодные явления, – ответил я уже без тени насмешки.

Тонкие седые брови удивленно приподнялись.

– Исследовать… – она стояла, сложив руки на груди напротив меня у входа в свое купе, в задумчивости и очень напоминала мою старую преподавательницу по химии в институте. Та принимала точно такую же позу, когда слушала ответ на семинаре или на экзамене. Я не удержался:

– Кстати, я не представился. Сэмюэль. Саэмюэль Котка, можно просто – Сэм.

– Агнесса Вирта.

– Очень приятно, – ответил я и покраснел. Моя догадка оказалась правильной. В институте я учил физическую географию по учебнику, одним из авторов которого была Агнесса. – Так вы ученый.

– С чего вы взяли? – она казалась удивленной. Да… мало ли однофамильцев… и тезок… я мог ошибиться. Я растерялся и хотел уж было пошутить над своей неловкостью, как она сама все исправила:

– Хотя… я ведь одно время писала на кафедре учебники. Правда, в соавторстве. Вы вполне могли учиться по одному из них.

– Вы верно угадали. Сдавал экзамен по вашему учебнику.

– Успешно? – в ее грустных глазах появился свет.

– Да, сдал на отлично. Так что спасибо вам. По лекциям нашего преподавателя вникнуть в предмет было практически невозможно, – весело ответил я.

– Хорошо. Хоть как-то приносила людям пользу своей специальностью.

– Ну бросьте. Вы ее приносите до сих пор! До сих пор продаются учебники для студентов, где вами написаны целые разделы. И до сих пор студенты сдают по ним экзамены.

– Да… – она вновь погрустнела. Свет, всего на несколько мгновений появившийся в ее глазах, безнадежно угас. – Да, молодой человек… простите… Сэм, кажется?

Я кивнул.

– Это-то верно. Но я… мы… Наш институт… Мы не смогли сделать главное дело. Наверное, дело всей нашей жизни… Наверное, мы не исполнили свое предназначение, – у нее на глазах появились слезы. Она лихорадочно потерла высокий лоб, стараясь взять себя в руки: ей не хотелось, чтобы я видел ее слезы. Я слегка отвернулся, делая вид, что отвлекся на Рихарда, который шуршал на своей полке и игриво подмигивал мне. Он напоминал играющего котенка. Я улыбнулся ему и помахал рукой.

– Понимаете, Сэмюэль. Ведь в Парве был очень мощный коллектив ученых-метеорологов. И вообще, у нас было много замечательных ученых, – произнесла Агнесса. Она успокоилась, но говорила теперь тише и строже, чеканя каждое слово.

– Конечно, я знаю это, госпожа Вирта. Парва – культурный и научный центр конфедерации.

– Была, – хрипло и резко произнесла Агнесса, – она была такой. Но теперь все кончено. После того как в науку и образование проникли чиновники, все стало быстро сворачиваться. И научная, и культурная жизнь… Теперь, как вам наверняка известно, действует лишь несколько небольших научных институтов, да и те бедствуют. А высшие учебные заведения вообще закрылись. Молодежь уезжает получать высшее образование в другие города и даже страны. Конечно, та молодежь, которой это вообще нужно. Город обмельчал. Духовно, интеллектуально, экономически… Город гибнет… и вовсе не от ветра. – Она порывисто вздохнула, зашла в свое купе и села на одну из двух нижних полок. Дети чуть слышно возились на верхних над ее головой. Они явно были обеспокоены столь откровенным признанием бабушки. Возможно, она ничего подобного в их присутствии раньше не говорила.

– Сэмюэль, по-моему, мы одни в вагоне. Охотников ехать в Парву нынче немного. Если вам одиноко, можете провести ночь в нашем купе, – сказала госпожа Вирта. Но я почувствовал, что она предложила мне перебраться к ним скорее из вежливости. Такие люди, как она, – не великие любители долгого общения с почти незнакомыми людьми, каким я для нее и являлся. Впрочем, я сам был таким же и хорошо ее понимал. То, что прошлой ночью мой сосед по купе смог так расшевелить меня, было одним из весьма немногих исключений в моей жизни.

– Благодарю от души, – произнес я и вежливо поклонился, – но лучше пойду к себе. – Она кивнула, и мы пожелали друг другу доброй ночи.

Мне снился ветер… Неумолимый ветер, сметающий все на своем пути. Трудно представить (да я и не представлял, честно говоря), как такое природное явление, как простое движение воздуха, может иметь столь страшную разрушительную силу. Легче вообразить цунами или лесной пожар… правда, ветер страшен во время бури в пустыне, также страшен степной смерч… Но мне снился вовсе не смерч. Мне снился ветер невероятной силы. Смертоносный для всего живого ураган.

Утром меня разбудила проводница. Поезд уже стоял на перроне. Я вскочил как ошпаренный, мгновенно собрался и выбежал из вагона. Мои бывшие соседи, как ни странно, не успели уйти. Мне даже показалось, что они ждали меня у вагона. Так оно и было…

– Сэм, вы, очевидно, хорошо образованный, вежливый и приятный человек. И вы умны. Такие люди, знаете ли… такие МОЛОДЫЕ люди нынче редкость в этих краях. Поэтому мы будем рады видеть вас у нас в гостях. Приходите в любое время, как захочется, как будет свободная минута. Я познакомлю вас с мужем. Думаю, вам будет о чем с ним пообщаться, – сказала госпожа Вирта и протянула мне лист бумаги с написанным на нем красивым почерком адресом.

– Да, приходи, Сэм! – весело проговорил Рихард. Они с сестрой стояли рядышком, оба рыжие, конопатые, с живыми карими глазами и улыбались. Улыбки у них были совершенно одинаковые – как есть близнецы.

– Спасибо, госпожа Вирта, спасибо, ребята! Я обязательно вас навещу! – мне было почему-то приятно и как-то тепло от того, что они не ушли не оглядываясь. И не просто вспомнили обо мне и дождались, чтобы проститься, но и пригласили в гости. Теперь у меня есть хорошие знакомые в этом чужом городе!

Несколько минут, пока они шествовали по перрону, а я, надевая свой большой дорожный рюкзак, провожал их глазами и прятал в кармане листок с их адресом, мне казалось, что я приехал в удивительно приветливый город. Но как только я сошел с вокзального перрона к станции такси, чтобы найти свободную машину, которая отвезет меня в гостиницу, в лицо ударил мощный порыв холодного ветра. Дыхание перехватило от столь внезапной «пощечины». Я закашлялся и повернулся на 180 градусов, пытаясь отдышаться.

– Сударь, вы поедете? – услышал я недовольный голос, и передо мной возникло бледное лицо одного из таксистов.

– Да, конечно.

Я помог ему уложить большой рюкзак в багажник и забрался на заднее сидение старой легковушки.

– Ветрено сегодня! – сказал водитель такси, усаживаясь за руль, – но вы не думайте, сударь… У нас так не каждый день.

– Надеюсь, – отозвался я.

Ветер дул отовсюду. От него невозможно было отвернуться. Даже «спрятавшись» в такси, я чувствовал его дыхание сквозь невидимые щели в машине.

Глава 3.

Город моего детства

Гостиница была самой обычной. Ничего общего с отелями в местах отдыха. Ничего общего с дорогими столичными гостиницами. И это при том, что не так давно Парва была столицей конфедерации. Но как только начались ураганы, унесшие человеческие жизни (сколько именно, не объявлялось), в том числе жизни нескольких государственных лиц, столицей стал другой город на значительном отдалении от Парвы и ее бед. Тем временем в Парве продолжали гибнуть люди – не государственные лица, а обычные (если вообще можно так назвать людей) граждане. И власти конфедерации, и местные власти Парвы не предлагали ровным счетом ничего своим подопечным. Хотя, как известно, смысл и назначение всякой власти – служить народу.

В номере было прохладно, и я усилил батареи до максимума. Разобрал свой рюкзак, сходил в горячий душ и закутался в гостиничный махровый халат, хоть он и был мне короток. Постоял у окна, глядя в сгущающиеся осенние сумерки. Ветер хлестал в стекла окна. Несмотря на то что гостиничные окна были оборудованы стеклопакетами и непогода не проникала в номер, удары стихии по стеклам и ее тоскливое завывание крайне неприятно действовали на психику. Я опустил рольставни и забрался под одеяло. Странно… мне было необъяснимо жутко. О природных катаклизмах Парвы в последние года два ходили легенды. Я не только читал об этом в прессе, но и изучал материалы в научном центре, где работал постоянно. Тем не менее «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» – истинная правда. В моей голове эта пословица теперь прозвучала в саркастическом тоне – и неудивительно.

В конце концов, я стал засыпать. Удары в окно и завывание ветра понемногу отдалялись от меня… будто из тесного номера гостиницы большие заботливые руки переносили меня, как спящее дитя, в иные просторы… И там, в тех просторах, все было совсем иначе.

Я превратился в мальчика лет пяти-шести – живого, хоть и не слишком вертлявого, русоволосого и темноглазого. Все мое тело было покрыто золотистым загаром, а слегка вьющиеся волосы на кончиках выгорели от солнца. Я сидел на простой деревянной скамейке возле своего дедушки в шортах и майке без рукавов и наблюдал, как дед раздувает пламя в самоваре. Самовар топили на углях, иногда добавляли мелкую щепу. Часто я сам помогал дедушке колоть маленьким топориком эту щепу. Он мне вполне доверял, и это очень грело мою детскую душу.

– Деда, получилось?

– Почти, – быстро ответил дед хрипловатым от дыма голосом и откашлялся.

Он поставил высокую самоварную трубу на горлышко, из которого вырывался дым с еле заметными язычками пламени, и огонь внутри самовара загудел. Дедушка взял чайник с сырой водой, который стоял рядом с ним на скамейке, приоткрыл крышку того отделения самовара, где грелась вода, и подлил водички. Я с удовольствием наблюдал за ним, потом втянул носом запах дымка и теплый вечерний воздух летнего дачного вечера. Я был так счастлив… Потом самовар вскипел и дед, трубным голосом разгоняя семейных (не приведи господь задеть кого-то горячим самоваром), вносил шипящий и пахнущий дымом самовар на кухню и ставил на большой медный поднос на большом круглом кухонном столе, где уже все было накрыто к чаю, и семья суетилась, созывая тех, кто еще работал в огороде или гулял в переулке.

Потом все растаяло, картина поменялась. Я увидел прабабушку, медленно гуляющую по садовой дорожке мимо огромного куста жасмина. Прабабушка обожала жасмин: «Ах, как пахнет, как пахнет!» – вздыхала она, приближая свое старческое морщинистое, но все равно невероятно симпатичное лицо к белым соцветиям.