Мне всё равно

Глава 1

– Щепка, ты глухая, что ли? Сказала, иди сюда!

Игнор – моё второе имя. Привыкла. Поорут и забудут.

– Щепка у нас типа гордая? Или это… считает себя лучше других?

– Слышь, Щепка? Считаешь себя круче нас?

– Да чего вы к ней прицепились? Отстаньте!

– А ты, Ванёк, вообще молчи, а то и ты огребешь.

Одиннадцатый «Е» вполне оправдывает букву, на которую называется. «Ешки» они и есть «ешки»…

Угораздило же меня попасть…

– Щепка… Нет, она меня достала! Слышь, ты?

Меня резко хватают за плечо, разворачивают. Вижу перед собой лицо Мироновой. Наверное, красивое было бы, если бы не надменная ухмылка и тонна грима.

– Мы из-за тебя «ашкам» проиграли, ты, овца! Ты нахрена сказала, что умеешь в волейбол?

Я сказала? Я никому ничего не говорила. В личном деле записано. И я-то как раз умею, в отличие от…

– Ты… – Мирон хватает меня за влажную от пота майку, толкает к стене.

Бить будет? Интересно. Это что-то новенькое.

– Мирон, да забей ты не неё…

– Забей? Да я с «бешками» забилась, что мы «ашек» уделаем, я пять косарей поставила, а эта убогая нас слила…

Продолжаю молча смотреть ей прямо в глаза. Не мигая. Что-что, а играть в гляделки я хорошо умею. Никто еще не переигрывал, кроме… Кроме того, кого уже нет. И взгляд мой не все выдерживают.

Вот и Мирон слилась, опустила свои опахала наращенные.

– Тварь, я тебя…

– Мирон, харэ! Отпусти новенькую! Она нам, между прочим, двадцать очков принесла!

Именно, в трех партиях! Но всё равно я виновата в проигрыше. Ну да, в некоторой степени… Не взяла пару подач, а могла. Но это спорт, бывает. Руки вспотели, устала, дыхалки не хватило, не допрыгнула – с моим-то ростом, метр с кепкой, ха-ха…

Ну и плевать.

Не конец света для меня.

Да уж… Если бы!

В раздевалку заглядывает наша староста Варька Сёмина.

– Ну вы чё застряли? Конор там разбор полетов хочет устроить.

Конором они называли учителя физкультуры, фамилия которого была Кононенко. В честь бойца ММА Конора Макгрегора, я так понимаю. Дебилы…

– Отвали, Сёма, у нас тут свой разбор.

Миронова снова повернулась ко мне.

– С тебя десять косарей, поняла, ущербная?

– Ты чё, Мирон, «вай» десять, ты же пять ставила? – подает голос «шестёрка» Мироновой Дунаева, по прозвищу «Дуня», я бы её иначе назвала, впрочем, кликух тут у них много, самых разных.

– Отвали, тупорылая. Пять ставка, пять – я бы выиграла. Не принесешь завтра, Щепка, процент начнет капать. Вдуплила?

– Не принесу.

– Что?

Туша Мироновой подается вперед, а рука замирает на моем горле. Да ну? Рукоприкладство началось?

– Ты… Принесёшь, ясно?

Молчу. Спорить бесполезно. Никаких денег я ей, естественно, не отдам.

Понимаю, что после этого они будут из кожи вон лезть, чтобы превратить мою жизнь в ад.

Только они ни хрена не знают, что такое ад.

Я уже в аду. Давно.

И плевать, что будет.

И на них плевать.

Поднимаю руку, беру Миронову за запястье, сжимаю с силой, стараясь отвести ее лапищу от себя. Продолжая смотреть прямо с глаза.

– Слышь, Мирон, она по ходу «рили крейзи», больная! Не связывайся с ней. «Мочканет» еще!

– Я её сама «мочкану».

Из зала раздается противный звук судейского свистка. Снова заглядывает Сёмина.

– Ну, девки, ну быстрее! Пойдем!

Миронова резко толкает меня, спиной впечатываюсь в стену. Больно. Но пофигу.

Потом неожиданно выхватывает у Дунаевой бутылку с какой-то ядовито-красного цвета газировкой и выливает прямо на меня.

Вот же с…

– Умойся, грязь, воняешь…

Просто прекрасно! Тварь… Стою обтекаю. Так неохота было в душ, теперь придется.

Почти всё это бабье братство ржет надо мной. Срываю майку, вместе с ней спортивный лифчик, мокрый и липкий от сладости, бросаю на лавку. Хватаю полотенце.

– Действительно надо умыться после твоих поганых лап.

– Что?

Но ответить Мирон уже ничего не может, так как свисток Конора под самой дверью.

Иду в душ. Хорошо. Жаль, что вода не может смыть все, что хотелось бы. Не может оставить меня чистой. Такой, какой я была еще год назад…

Не думать, Лерка, не думать…

Еле удается унять дрожь в руках.

Выхожу из душевой.

Моей одежды в раздевалке нет.

Усмехаюсь. Да уж! Как тупо! Больше ничего придумать не могли? Примитивные создания. Одноклеточные, блин…

Хорошо, хоть в кабинку я пошла в трусах.

Эти тупые овцы думают, что меня это остановит?

В руках у меня влажное полотенце, оно небольшое, не банное, грудь, конечно, им прикрыть можно, вопрос – нафига?

Смотрю на себя в круглое зеркало, висящее на стене, и выхожу в зал, нарочно хлопнув дверью.

Шоу маст гоу он… – шоу должно продолжаться.

Глава 2

В зале шумно, класс сидит на скамейках – девицы болтают, парни ржут, что-то бурно обсуждая, физрук Конор пытается их всех переорать, дует в свой свисток.

Он любит после игры еще минут пятнадцать мозги компостировать. Особенно когда «физра» последним уроком.

Все уже переоделись в форму. Она тут красивая, стильная и сначала мне очень понравилась, а теперь… теперь бесит. Бесит, что меня принимают как часть этого убогого мажорского гетто.

Рюкзаки сброшены на пол или стоят на коленках. В одном из этих рюкзаков моя одежда…

Выхожу в центр зала.

Тишина наступает мгновенно, словно их выключили.

Только слышно чей-то удивленный непечатный возглас.

Конор пялится на меня, вижу, как его лицо покрывается пятнами.

– Ты… Щеп… Щепкина, ты ополоумела? Ты что себе позволяешь?

– Бесплатный стриптиз, – громко выдает кто-то из стада, и остальные грохают, начиная ржать.

Я спокойно делаю несколько шагов, выходя в центр.

– Щепкина… ты…

– У меня украли вещи.

– Ты… немедленно вернись в раздевалку! – физрука даже жаль, мужик в панике, не вдупляет, что делать.

– Мне нужны мои вещи.

– Ты… – он начинает снимать с себя олимпийку, путается в рукавах, – прикройся хоть, дура, не понимаешь вообще.

– Мне нужны мои вещи.

Говорю спокойно. Смотрю спокойно. Как будто не я стою полуголая перед ними, а они передо мной.

– На, возьми… надень… – Конор протягивает мне кофту, но я не реагирую.

– Мне нужны мои вещи! Если мне не отдадут их, я пойду к директору.

– Ты… Щепкина, с ума сошла, ты… оденься немедленно!

Он пытается набросить на меня свою одежду, но я отступаю, выставляя ладонь вперед.

– Руки уберите! Трогать меня не надо.

– Ты… – физрук, конечно, в ярости, и мне его даже жалко, но…

Он делает шаг, готов меня схватить.

– Не стоит этого делать. Сами себе срок повесите. Я несовершеннолетняя. Голая. Будете доказывать, что не пытались меня совратить.

– Ты, да ты… у меня полный класс свидетелей!

– Эти, что ли? Да они вас первые и закопают.

– Ах ты… с… салага малолетняя, су…

– Оскорбление. За это тоже есть статья.

– Умная шибко, да?

– Умная.

– Да я тебя… – вижу, что ему хочется меня схватить, но теперь он боится.

Я умею пугать людей. Этого не отнять.

– Скажите, чтобы мне отдали мою одежду. Я оденусь. И о том, что тут произошло, никто не узнает. – Конору повезло, что в школе действует железное правило. Заходя в зал, все сдают телефоны. А то бы мой эпатажный демарш реально бы уже во всех соцсетях набирал «лайки». – Или я иду к директору.

– Ты… ты…

– Я? То есть вы серьезно считаете, что виновата я? А не те, кто украл мои вещи? Хорошо.

Медленно поворачиваюсь в сторону выхода.

– Сзади тоже ничего! – у кого-то совсем отказало чувство юмора, но большинство считает, что это очень смешно.

Конор опять тянет руки ко мне, но тут же отдергивает. Страх – такое дело. Если уж он есть…

– Стоять, Щепкина! Никуда ты не пойдешь! Так! Одиннадцатый «Е»! Немедленно вернули ей одежду.

– А мы ничего не брали. Она врёт.

– Она сама!

– Да она все специально, она же с диагнозом! Вы не в курсе? – Миронова, оказывается, знает такое слово как диагноз? Неужели!

– Она дикая, больная! Нам «рили» с ней в классе страшно находиться! – Неужели Дуня?

Усмехаюсь про себя – тебе бывает страшно?

– Да хватит вам, реал, верните ей «шмот»!

– Она сама разделась, мы ваще не при делах.

– Молчать! – Конор дует в свисток. – Молчать! Быстро вернули вещи, я сказал!

Я стою вполоборота к двери. Готова реально выйти и пройти через всю школу.

Как леди Годива, блин.

Замечаю, что там, за дверью, в тени кто-то стоит. Подглядывает за представлением и не заходит? Интересно, и давно? Может, еще и снимает моё шоу? Впрочем, мне всё равно, как всегда…

Словно отвечая на мои мысли, таинственный наблюдатель решает выдать свое присутствие.

Открывает двери и заходит в спортивный зал.

Узнаю его и с досадой понимаю, что руки холодеют и покрываются мурашками.

Высокий, широкоплечий, с развитой мускулатурой. Сильный. Красивый. Наглый. Безбашенный. Умный. Циничный. Жестокий.

Тор. Роман Торопов.

Я бы могла сказать, что он моё проклятие. Но не скажу. Потому что мне плевать на него так же, как и на остальных.

Ну, почти. Только знать об этом никому не обязательно.

Глава 3

– Тор! Тор! Тороп! Торопыга! Явился – не запылился! Брателла!

Мою наготу уже никто не замечает. Ну конечно! Их кумир вернулся, как же! Сам великий и ужасный Тор – Торопов. Гроза и гордость школы в одном флаконе.

Несколько парней и девчонок вскакивают с мест. Конор свистит, но на него всем глубоко по…

Тора окружают, здороваются как-то по-особенному, по-своему. Я знаю, их тут банда, трое лучших друзей, ну и подружки-подпевалы, само собой.

Ёжусь, поводя плечами, мурашки скачут по коже наперегонки.

Чёрт, наверное, зря я вот это вот всё… Зря вышла. Посидела бы до конца урока, потом… а что потом? Вещи бы они все равно не вернули. Это факт.

Ну, может, вернули бы, но поглумились бы надо мной знатно.

А я не позволяю над собой издеваться. Научилась этому уже давно.

Жаль, что учитель был таким жестоким.

Смерть – вот лучший учитель жизни.

Стою всё так же в центре зала, повернувшись к выходу, смотрю в пустоту. Чего я зависла, собственно? Я собиралась к директору? Что ж…

Делаю шаг, второй.

Конор свистит в свисток, пытаясь призвать класс к порядку. Поздно. Раньше их надо было воспитывать. Как моя прабабушка любила повторять: когда поперек лавки лежит, еще можно воспитывать, а потом – бесполезно. Вроде так звучало…

Теперь всё. Они уже выросли, у многих внутри гниль, которую не вытравишь. Впрочем, мне какое дело? Я тут ненадолго.

Осталось несколько месяцев. Потом свобода. Относительная, конечно, но…

Чувствую леденящий холод, лижущий тело, но в то же время почему-то становится горячо, словно прожигает, жгучей волной проходит по позвоночнику.

С досадой понимаю, что это.

ЕГО взгляд.

Взгляд, на который мне должно быть пофигу. Кровь отливает от щек.

Есть у меня такая особенность, когда все обычно краснеют, я, наоборот, бледнею, становлюсь белой как смерть.

– Вещи её верните.

Голос у Тора низкий, спокойный. Обычно он такой… лениво-вальяжный, это еще называют говорить «через губу». Да. Признаю. Я знаю, какой у него обычно голос. Я вообще непростительно много о нём знаю для человека, которому всё равно.

Как-то сразу после его слов становится тихо. Подозрительно тихо.

Уверена, даже не глядя на них, что все сейчас смотрят на Тора. И смотрят удивленно.

– Я что-то не ясно сказал? Вещи Щепкиной на базу.

– Торыч, ты… – это Да Винчи, Данила Виноградов, любитель недружеских шаржей, считающий себя гением, трепло.

– Вещи. – Мне странно, но Торопов повышает голос тона на два.

– Одиннадцатый «Е», это уже какой-то… паноптикум! Я вас… я… – это Конор вспомнил, наконец, что вообще-то он тут учитель и должен был бы быть главным – но как бы не так. И это все знают.

– Сергей Иванович, я сам разберусь. – Тор делает шаг.

Конор изумленно пялится на него, даже свисток изо рта выронил.

Я все еще стою вполоборота, но вижу, а главное – чувствую, что этот шаг он делает ко мне. А потом…

Потом резко сдирает с себя футболку и так же резко надевает мне на голову. Я ничего не успеваю сделать. Мягкая ткань накрывает моё тело, пряча бесстыдную наготу.

Вскидываю на него глаза и давлю сквозь зубы:

– Сними! – весь яд выплескиваю, который есть! Всю… всю ненависть, которой нет на самом деле.

Тор молчит, прожигает взглядом. А потом – это замечаю только я! – в его глазах появляется какое-то новое выражение. Новое и странное. Как будто там… нежность, что ли? Не может быть…

Его футболка пахнет остро, очень вкусно, чем-то древесным, горьковатым, и… мужским. Я морщу нос, потому что боюсь чихнуть.

Этого только не хватает.

– «Рили» светит Тору свой «тишёрт» сжечь, – гнусавый голос Дунаевой узнаю сразу. Научилась бы хоть говорить по-английски, если вечно любит вставлять импортные словечки.

Торопов смотрит в сторону скамеек, где сидит большинство. Желваки играют. А я чувствую жар его тела. Он стоит близко. Очень близко. Мне дико хочется отодвинуться, но этим я покажу свою слабость.

– Да Винчи, Коршун, сумки Мирона и Дуни на базу.

– Что? Ром, ты с ума сошел? Ты…

Друзья Тора, «братья», как они друг друга называют, резво направляются в сторону сидящих.

Девицы что-то орут, шум, гам. Конор опять свистит, а я… я, сама не понимая, почему, стою и в упор смотрю на Тора.

И сердце моё колотится так, словно оно кулак боксера, отрабатывающего скоростные удары по груше.

Дышать трудно. Еле-еле заставляю себя вздох сделать.

– Отдай! Я сказала, дай рюкзак!

– Рот закрой, Дуняшка, а то помогу…

Я спиной чувствую возню на скамье, смотреть туда не хочу, потому что, кажется, мы с Тором играем в гляделки. И я не должна проиграть.

– Сволочь ты, Коршун, гад, отдай! Быстро.

– Зубы не растеряй, Мирон.

Кто-то из парней подходит к нам.

– Щепка, твоё?

Я не могу отвернуться, не могу проиграть ему! Смотрю в упор, стараясь вложить в свой взгляд всю ненависть, которую испытываю. Вспомнить, почему именно я его так сильно ненавижу! И всех их! Почти всех. Мажоров одиннадцатого «Е»…

Уголок его губы дергается, ползёт вверх, а сам он… Тор усмехается, смешно фыркая и опускает глаза.

Я выиграла! Ликую и радуюсь. Но это не точно.

– Посмотри, это твои вещи?

Конечно мои, узнаю сразу, несмотря на то, что в руке Да Винчи они свернуты комком. Киваю, сглатывая.

Но руку к вещам не протягиваю. Понимаю, что он может не отдать их, а сделать финт, поиграть в «собачку», чтобы еще сильнее меня унизить. Попытаться унизить.

Торопов забирает у приятеля мою одежду и буквально впихивает в руки – неужели понял, чего я опасаюсь?

– Иди, одевайся, леди Годива, – его шепот снова активирует ненавистные мурашки. Что б тебя…

Глава 4.

В раздевалке на меня накатывает.

Осознаю, что только что сделала.

Капец… Если бы Сонька узнала! Нет, Сонька бы меня не осудила. Но и не похвалила бы, наверное, тоже.

А вот моя банда из десятого «А», в котором я раньше училась, «сто пэрэ» из меня бы героиню сделала.

Банда. Скучаю, ребятки, как же я по вам скучаю! Выть иногда охота.

– Переоделась? – тихий низкий голос бьет прямо между лопаток.

Застает врасплох, не успеваю сгруппироваться внутренне и вздрагиваю.

– Испугалась?

Молчу. Надо просто закрыть глаза, посчитать хотя бы до трех. И повторить как мантру: мне все равно. Мне все равно. Мне все равно.

Меня этому никто не учил. Никто из живых. Есть такие уроки, которые сама жизнь даёт.

Все любят повторять, что надо учиться на чужих ошибках, и продолжают набивать шишки на своих.

– Эй, ты там живая, мышь?

Что ему от меня надо?

Придумал же еще – мышь! Сам он…

Надеваю пиджак, закидываю рюкзак на плечо, беру футболку, которую мне так навязчиво одолжили, поворачиваюсь.

Не смотрю на Тора, который, конечно же, стоит прислонившись к двери, загораживая выход.

– Можно пройти?

– Пройти? Вот так просто? А ты ничего не забыла?

– Сейчас заберешь, или мне постирать? – протягиваю ему его «тишёрт», как сказала бы Дуня.

– Оставь. Дарю.

– Спасибо, не нуждаюсь.

– Неужели? Смотри, пожалеешь.

– О чём?

– Ну… могла бы её загнать на школьном «ауке», бабла бы подзаработала.

Ухмыляется, весь из себя такой вальяжный, спокойный. Хозяин жизни типа, ага.

Школьные «ауки» – аукционы – удивительная мерзость. Лотом может выступить всё что угодно: от свежей сплетни или шмотки популярного парня до, извините, девичьей чести. Еще только я в этом дерьме не участвовала.

– Спасибо, но нет.

– Ну, как знаешь, – он протягивает руку, чтобы забрать футболку. На мгновение мелькает шальная мысль – отвести свою, представляю, как Тор удивится! Вряд ли он ожидает, что и с ним могут поиграть в дебильную игру.

А в следующее мгновение происходит неожиданное – наши пальцы соприкасаются, и мне кажется, я получаю хороший разряд, как от синтетической шмотки, которую резко срываешь через голову так, что искрит.

Отдергиваю руку и чуть стряхиваю, словно пытаясь сбросить налипшую грязь. Слышу, вернее, скорее чувствую его усмешку.

Тор по-прежнему стоит, загораживая выход.

Это слегка крипово. Не то чтобы прямо пугает, но… не двигать же мне его?

– Дай пройти.

– А волшебное слово?

Что? Поднимаю на него глаза – он серьезно? Впрочем, от меня не убудет, а он ведь считает, наверное, что спас меня.

– Дай пройти. Пожалуйста.

– Меня зовут Роман.

Может, я сплю? Или крыша поехала? Не понимаю вообще, что происходит. Продолжаю смотреть. Без эмоций. Это я умею. Можно сказать – особенный дар. Роман, значит?

– И что мне делать с этим знанием?

– Можно попросить по-другому.

Бесит. Бесит, потому что я не понимаю, что происходит. Зачем он тут стоит и почему не дает мне пройти. Да что за день такой сегодня?

Только собираюсь спросить, чего ему от меня еще надо, как надсадное жужжание телефона сообщает о входящем.

Мама! Кто ж еще! Прекрасно понимаю, зачем звонит.

– Да, мам, привет. Да, еще в школе. Меня заперли в женской раздевалке и не выпускают. Один парень.

Говорю спокойно. Я вообще не люблю расходовать эмоции с некоторых пор. Говорю и не отрываясь смотрю на Торопова. Как меняется выражение его лица, как растягиваются губы в улыбке. Он закатывает глаза, беззвучно ржет, потом закусывает выразительные пухлые губы.

– Мам, я сама разберусь. Если нет – минут через десять позвони директору школы, хорошо?

Отключаюсь. Всё так же глядя на Тора.

– Просто кринж, Мышка.

Молчу. Говорить что-то сейчас бессмысленно. Или он отойдет, или…

Моя мама позвонит директору и устроит скандал. Она может. Я у неё теперь одна осталась, так что за меня она любого порвет на британский флаг.

– Слушай, детка, всего-то надо было сказать: «Рома, дай мне, пожалуйста, пройти», – он продолжает лыбиться, а меня это уже не на шутку раздражает.

– Будем директора ждать или как?

– Почему бы и нет? Представляю, что за цирк она тут устроит.

Он ведь реально не собирается выходить! С него станется! А у меня репетитор, и уроки надо делать, еще я обещала позаниматься с Катькой по скайпу…

– Выпусти меня по-хорошему. Я реально спешу.

– Волшебные слова ты знаешь.

Ах так, значит? Ну прекрасно…

Медленно снимаю рюкзак, потом пиджак, пуговица на блузке…

– Слушай, я понял, ты просто из этих, эксгибиционистка, да?

– Могу назвать номер статьи УК РФ, который тебе придется выучить.

– Всё, стоп, остановись, Мышь. Я уже понял, что ты с кукухой не дружишь. Иди.

Он делает шаг, чтобы открыть дверь как раз в тот момент, когда я расстегиваю три верхние пуговицы, и уже видна та самая ложбинка.

Подхватываю рюкзак, собираясь бежать, но поздно.

Глава 5

На пороге Конор и директор школы Ксения Сергеевна.

Ксения мне не понравилась с первого взгляда. Я пришла в школу как «блатная», и она сразу стала раздавать нам с мамой щедрые неискренние улыбочки, показывая идеальные виниры. Томно расспрашивала о том, какие у меня увлечения, чем я занимаюсь, чем хотела бы заняться, не уставая повторять – «наша гимназия создает все условия, все условия для деток».

Детки… Детки в клетке, если только. Как у Маршака и у Железнякова в «Чучеле».

Я ведь реально шла в эту гимназию с надеждой, что всё будет хорошо. Не может не быть! Должно же когда-то закончиться «плохо»? Должно повезти?

Не повезло.

Стояла первый раз перед классом спокойно, с первого взгляда поняв, что мой нездоровый пофигизм мне тут очень пригодится.

Сейчас Ксения, которую вся старшая школа зовет не иначе как «Ксенон», стояла вылупив на нас с Тором глаза. У неё, кажется, очки запотели даже.

– Щепкина, Торопов, что тут происходит?

– Не видите, Ксения Сергеевна? Щепкина мне в любви признается, готова на всё, чтобы я был с ней, а я объясняю, что она еще маленькая, надо подрасти. Правильно излагаю?

Я офигеваю и обтекаю молча. Собственно – какое мне дело, что он там несёт?

– Роман, ты… ты понимаешь, что ты говоришь, ты… не успел вернуться, и началось!

– Ксения Сергеевна, ничего не началось, всё закончилось. Щеп… Лера просто забыла мне футболку отдать, – он показывает скомканную шмотку, улыбается своей фирменной улыбочкой, типа, я же такой няшка, как вы можете думать обо мне плохо, просто фу. – Вот, отдала, все в порядке. Мы уже уходим.

– Щепкина, почему у тебя блузка расстегнута, это что такое?

Я отвечать не собираюсь, но по ходу Тор сегодня выступает в роли моего адвоката.

– Так жара стоит, Ксения Сергеевна, батареи так топят, просто атас. Я сам весь мокрый. Так что, можно мы пойдем? У Леры репетитор, она опаздывает. Мы же понимаем – наша главная задача сдать ЕГЭ на «отлично», да? Кстати, у меня скоро игра, хотел вас пригласить.

И снова улыбашка-обаяшка, до тошноты. Держусь, чтобы не показать, что думаю по этому поводу.

В прошлой жизни точно бы в шутку изобразила рвотные позывы.

– Хорошо, Рома, ты можешь идти. А ты Щепкина – в мой кабинет.

Ха! Почти «а вас, Штирлиц, я попрошу остаться!»

Щаз, с тремя «з», разбежалась! Спешу и падаю!

– Ксения Сергеевна, а зачем ей к вам в кабинет, я могу узнать?

Директриса смотрит на Торопова как на дурачка. А что сказать – не знает.

Ха-ха! Боится, что ли?

– Рома, думаю, Щепкина сама знает, зачем ей в мой кабинет. Щепкина, вперед!

Ишь ты, команды дает, как в цирке.

Жаль, я дрессировке не поддаюсь.

Выхожу из раздевалки, спокойно иду по залу, через пару шагов чувствую рядом обжигающее тепло.

Чёрт, Тор! Нафига он прицепился? Как липучка. Банный лист…

– Не бойся, я с тобой пойду.

Что? Он что, на своих соревнованиях травму головы получил, что ли? С чего вдруг этот аттракцион неслыханной щедрости?

Его горячая ладонь обхватывает мою, а я от неожиданность отшатываюсь в сторону, выдирая пальцы.

– Пусти.

– Мышь, она тебя съест!

Серьезно? Он сам-то в это верит?

– Подавится, – сама не знаю, зачем отвечаю.

– Или отравится, – в тон мне шутит Тор.

А мне не сказать чтобы до шуток.

Мы идем по коридору, чтобы выйти к кабинету директора, надо повернуть налево, но я поворачиваю направо, к раздевалкам.

– Щепкина, стой, ты куда? Я сказала – в мой кабинет! Немедленно!

Эх, сейчас бы сжать руку в кулак, отогнуть средний палец, только этого ваша хваленая гимназия и заслуживает. Но я держусь.

– Щепкина, я за тобой бегать буду? Сергей Иванович, задержите её!

Ага, сейчас прям Конан разбежался! После моего выступления в зале он теперь хрен меня пальцем тронет.

– Рома! Торопов, помоги!

– Ксения Сергеевна, у Щепкиной репетитор, ей нельзя опаздывать, сами понимаете!

– Щепкина, завтра с матерью в школу!

Вот тут точно нужен средний палец, еще я маму не волновала по пустякам.

Сдираю свой куртку с крючка, переодеваю «сменку», закидываю ее в мешок.

Тор не уходит, лениво натягивает свою парку.

Игнорю его, подхожу к двери. У выхода Конор.

– Ну, Щепкина… ты…

А вот ему средний палец показать – вполне. Заслужил.

Делаю это с удовольствием, не глядя, проходя мимо.

– Щепкина!

Слышу, как за спиной ржет Торопов.

– Сергей Иванович, не умеете вы с девушками обращаться. С ними надо нежно, а вы.

– Я тебе покажу, нежно! Так покажу.

– Мне точно не надо, я, конечно, парень передовой, но не очень дружу с радугой, да и статью вроде никто не отменял.