Дом воспоминаний

– Как скажете. Ничего против не имеем.

– А можно с вами пойти? – вдруг отозвался Эн. Ребята с удивлением посмотрели на друга. – Мне просто дома делать нечего, я костюм ещё вчера вечером подготовил…

– Ну конечно. Гизиро может тебе показать наш спортзал нормально, – улыбнулась Аня.

– Кстати, хотел всё спросить, – обратился Тоби к Гаю. – Помнишь, ты рассказывал про какого-то зверя? А вот этот зверь, живущий…

– Он не живёт во мне, – Гизиро перебил парня. – Мы с ним единое целое. Не существует отдельного понятия, потому что я и есть Арилорис. Моя кровь смешанная. Это с рождения как бы, но весь груз перешёл ко мне месяца четыре назад.

– Получается, когда ты родился, у тебя были жа… – начал Тоби, но тут же закрыл рот, увидев безэмоциональное лицо друга. Парень понял, что сейчас лучше воздержаться от лишних слов, слабо кивнул и убрал палец от лица. Он быстро повернул голову к Ане и будто безразлично спросил: – Ань, а у тебя какой виариин?

– Я думала, что ты знаешь из рассказов Кати или Эна.

– Мы как-то не особо разговариваем вообще, – напомнила подруге Катя, посмотрев на младшего брата.

Аня ехидно улыбнулась и спокойно, даже холодно ответила:

– Диатае. Я Непоколебимая.

У Тобиаса отвалилась челюсть после её слов.

– У Эна ведь тоже есть оддсен, или я не права? – посмотрела на парня Аня.

– Верно.

– А я видел Реламргона однажды! – воскликнул Гизиро.

– Тут все его видели. Кажется, – добавила потом Аня, перекинув взгляд на О’Конноров.

– А как у тебя называется он? – спросил Тоби у Гая.

– Кто?

– Ну, виариин.

– Анаболип…

Тоби себя еле держал, чтобы не лопнуть от смеха. Гизиро заметно напрягся.

– Ну… Странное название. А покажешь потом нам?

– Когда-то. Могу хоть сегодня, если пойдёшь с нами в спортзал. О, Эн, а как твой виариин называется?

– Рболург.

– Интересное название.

– Кстати, я слышал, что у Непоколебимых есть крылья, – Тоби обратился к Ане с лукавой улыбкой на лице. Девушка тут же ухмыльнулась. – Покажешь?

– Ну… Кать, схватись за Эна.

Последние слова никто из ребят не расслышал: по всей округе разнёсся свист от ошеломляющей скорости девушки. Гизиро и Тоби сдуло на другую часть дороги, Энцо крепко прижал Катю к себе и устоял на ногах, а когда все очнулись, то Ани уже не было рядом.

– О-ого… – вырвалось у Тоби.

– Она любит соревноваться. Выскочка, вся в меня, – саркастично пожал плечами Гай. – Давайте за ней!

– Она умеет эффектно исчезать, ничего не скажу, – присвистнул Эн, подхватив Катю на руки.

– Да я тяжёлая, опусти!

– Замолчи, пожалуйста, ты почти как пушинка, – хмыкнул её друг, повернувшись к Тобиасу лицом. – Я тебя такого шокированного ещё не видел. Вставай, иначе здесь будешь ночевать.

Ребята вылетели, а Тоби, с минуту поразмышляв, осторожно подошёл к дороге, взлетел на рядом находящуюся высотку и остановился прямо на краю крыши.

Город был необычайно красивый и завораживающий. Всё своё детство О’Коннор провёл в таком прекрасном месте, и от этого по всему его телу расползлась волна ностальгии. Он закрыл глаза, развёл руки в стороны и всем телом упал вниз. Резкие потоки обжигающего ветра подхватывали парня, одежда била его всего, но юноша продолжал падать, разрывая воздух. До земли оставалось где-то метров десять, и тут же парень взмыл ввысь и рванул прямо к ребятам.

Как приятно ощущение свободы и лёгкости, когда ты чувствуешь, как растворяешься в воздухе! Когда ты слышишь свист ветра, когда одежда облегает твоё тело, и тебе ничего не остаётся, как просто наслаждаться. Ты чувствуешь, как в тебе происходят изменения. Такой полёт можно сравнить с быстрой ездой на мотоцикле: лёгкие в миллисекунды наполняются воздухом и растворяются от него, сжимаются от леденящего ветра, пробирающего до каждой клеточки тела, наполняя новыми силами и адреналином. Ты не замечаешь рядом проезжающих машин, всё становится мутным и бледным, и ничего, кроме вечно серой дороги ты не видишь и не хочешь видеть.

Никому из ребят не доводилось ещё наслаждаться чем-то безумным и опасным, однако в тот момент они чувствовали, что делают так, как сами этого хотят. Отыскав Аню, ребята полетели за город, по дороге шутя и сбивая друг друга в редкие жидкие облака.

Дневное, уже почти что вечернее, солнце беспощадно пекло так, что этот жар чувствовался даже в доме при открытых окнах.

На часах было лишь без пяти минут четыре. В парках и мимо домов раздавались возбуждённые возгласы будущих взрослых людей.

– В последнее время продажа деревянных оконных рам снизилась на семьдесят процентов. Как жаль, что фирма Рика скоро обанкротится. Все уже практически перешли на пластик, а он так и не хочет ничего менять, – медленно протянул Джон Хейз, отпив немного кофе.

– Разве это не шанс для Кинрея? Он может помочь твоему другу возобновить производство в Торонто. Я думаю, что лучше здесь сделать главный штаб фирмы, а филиалы открыть ещё в двух-трёх городах, – Аманда сидела около мужа, нарезая спаржу, а Аня с другой стороны нарезала морковку, с каждым движением руки сдувая со лба надоедливую чёрную прядь волос.

– В том-то и дело, что Рик не хочет менять свою тактику. Он до сих пор придерживается правила «чем старее, тем качественнее». И что ты видишь? Фирма в упадке, работники жалуются и бунтуют, прибыли практически нет!

– Да Кин сможет любого переубедить, я отвечаю! Разве он когда-нибудь сдавался, а? Я уверен, что он сможет договориться с дядей Риком обо всём, – произнёс Гизиро. Голубые глаза парня метались от окна к двери, будто ожидая чьего-то скорого прихода.

– Не уверен, что Рик так легко согласится. Знаешь, он очень давно не разговаривал с молодыми амбициозными людьми, так что… – Хейз старший не успел даже договорить, как из другой комнаты раздался голос:

– Он охотно согласится поговорить о плане возобновления производства. У меня есть несколько идей для изготовления более термоустойчивых рам и создания эффективной рекламы.

Гизиро повернул голову и увидел в дверном проёме высокую статную фигуру брата. Кинрей неспешно прошёл через всю кухню, открыл холодильник, достал яблоко и, помыв его, сел около хрупкой сестры. Аня не сводила глаз с его туманной улыбки, ещё ни разу не сползающей с утра после спортзала.

– Отлично! Вот видишь, дорогой, наш сын поможет Рику.

– А если он не примет помощь, то я буду вынужден угнетать его фирму. Назло ему, – проговорил Кинрей, проглотив хороший кусок яблока. Гай и Джон рассмеялись.

Аня всё это время наблюдала за братом и не думала переставать сверлить его взглядом; она всё так же продолжала настойчиво смотреть на парня своими тёмными синими глазами.

– Слушай, Тюльпан, а что у тебя там с делами любовными? Даю гарантию, что за тобой бегает уже половина Сан-Франциско, – язвительно кинула Аня, переведя взгляд с брата на морковку. Кинрей откусил от яблока небольшой кусок и с удивлением осмотрел сестру.

– Во-первых, я не собираюсь говорить о том, чего нет. А во-вторых, ты бы первой узнала, что у меня есть девушка. Почему спросила, кстати?

– Мне интересно. Разве нельзя спросить даже? – отрезала Аня.

– Можно, но просто странно.

– Не вижу здесь ничего странного, Кин. Аня просто интересуется, когда станет тётей, – мило захихикала Аманда, вогнав в краску парня.

– Что ж ты так бедного сына, милая? Пускай сам захочет сперва пожить. Человека для души всегда найти успеет, а вот исполнить мечту лучше сейчас.

– Тёти, дяди… Шучу я, конечно же. Завидую вам, ребят, если честно. Вы сейчас можете много путешествовать, находить что-то интересное для самих себя, влюбляться… Жаль, что мы с отцом так и не научились по-настоящему жить, когда у нас была возможность. Сейчас уже просто нет времени с этой работой.

– Я всё, мам, – холодно кинула Аня, убрав овощи в кастрюлю и уйдя к себе в комнату. Кин проследил за ней.

– Кажется, она не горит желанием становиться тётей в семнадцать, – шепотом сказал Гай.

Джон многозначно осмотрел сыновей. Те переглянулись, одновременно кивнули и вышли с кухни.

Парни поднялись по деревянной винтовой лестнице, повернули налево и, перейдя длинный светлый коридор, подошли к блестящей серой двери. Кин дёрнул за ручку, и перед ребятами посреди комнаты возникла маленькая фигура сестры.

Парни снова переглянулись, и тут раздался слабый голос девушки:

– Всё хорошо. Не переживайте.

Кин подошёл к ней первым и, присев, крепко сжал девушку в объятьях. Аня на секунду застыла, но почувствовав тёплое дыхание брата, обхватила его руки и положила на них голову.

– А какое платье ты наденешь на выпускной? – поинтересовался Гизиро, присев около родных. Аня пожала плечами и с горечью произнесла:

– Мы ходили с Катей по магазинам, но на меня ничего не нашли.

– Это можно исправить, – хитро улыбнулся Кинрей. Аня повернула голову, чтобы увидеть лицо брата, но не ощутила ни крепкого объятия, ни ровного дыхания над ухом. Гизиро в ответ на её недоумевающий взгляд только пожал плечами. – И куда он делся?

– Я снова тут, – прозвучал голос Кинрея. Парень стоял в дверном проёме с огромной круглой фиолетовой коробкой в руках, на которой были приклеены разнообразные наклейки и отрывки из журнальных статей.

На часах было полпятого вечера. В хорошо прогретом за день доме стоял тяжёлый запах торта. Его аромат разносился по всем комнатам тонкой невидимой струйкой.

Катя сидела с полотенцем на голове прямо напротив печки и наблюдала за пышным высоким пирогом с абрикосовым вареньем. Корочка зарумянилась, стала ярко-жёлтой и такой аппетитной, что девушка еле сдерживала слюнки от запаха, разносившегося по всей кухне.

– Не подавись, а-то пирога на нас всех не останется! – тихо хихикнула женщина, стоя позади Кати. Девушка едва заметно дрогнула от глубокого голоса и, не поворачивая головы, взяла женщину за руку.

– Да ладно, я не жадина. Если Тоби будет сидеть в своей комнате, то я не несу ответственности за его часть, – слабо улыбнулась Катя.

– Эрика, может не надо отдавать весь пирог им? Мы с тобой вдвоём справимся, не стоит утруждать детей такой заботой, – послышался немного сиплый расслабленный голос.

В кухню вошёл черноволосый мужчина. На вид ему было не больше сорока пяти лет. Его прищуренные тёмные карие глаза были похожи на вспаханное поле после долгой, лютой и холодной зимы, когда морозы сменились едва заметным теплом и на землю опустилась весна – благодатное время для оживления всего мира. Короткие чёрные волосы были похожи на солому, и лишь кое-где сквозь них просвечивалась седина на висках и затылке. Загорелое тело мужчины отливало некой бронзой, а крепкие плечи и руки давали сразу понять, что мужчина был очень трудолюбив. Слабая ухмылка широкого рта тут же сменилась азартной усмешкой. Катя повернула к нему голову и с такой же хитрой улыбкой осмотрела его.

– Не думаю, Рэй. Они готовы растерзать даже своих родителей за кусочек пирога, – обречённо выдохнула Эрика. Она провела взглядом своего мужа, подходящего к холодильнику. Короткие светло-шоколадные волосы женщины были уложены назад и закреплены невидимками, худощаво-скуластое лицо выражало лишь слабую ежедневную усталость, а бледные, болотистого цвета глаза неспешно осмотрели Рэя.

– Мы не настолько дикие, с вами тоже поделимся. Не знаю насчёт брата, но я уж точно, – произнесла Катя, всё ещё держа мать за руку. Рэй отошёл от холодильника и утвердительно кивнул.

– Ну что, ты готова к выпускному морально? – нежно спросила Эрика, лёгким движением руки попросив дочь отойти. Катя без слов встала, поставила стул на место и усадила мать на него, приказав не вмешиваться в её процесс приготовления. Эрика только тяжело вздохнула и с улыбкой понаблюдала, как её дочь достала из духовки ароматный пирог.

– Да. Вполне готова, – неуверенно протянула Катя. Рэй не сводил глаз с дочери.

– А что Джей? Как он? Он успеет приехать на твой праздник? – вдруг спросил мужчина. Девушка посмотрела на отца и пожала плечами.

– Ничего не писал ещё. Он, скорее всего, помогает Лукасу со сценарием.

– А какую прическу ты хочешь? Может нам всё-таки сходить в салон, пока ещё не поздно? – Эрика встала и достала со шкафчика четыре чашки.

– Не хочу чего-то замысловатого. Возможно, я просто сделаю кудри или выпрямлю волосы. У меня вообще нет идей… Ещё и сделали так непонятно. Зачем вечером вручать аттестаты и сразу проводить выпускной? Да, удобно, не спорю, но странно очень.

– Нужно так, если решили.

Со второго этажа вдруг послышалось дикое пение, больше похожее на крик. Все, как один, подскочили на месте.

– Он опять поёт? – устало протянула женщина.

– Кажется. Кать, дорогая, пойди к брату и скажи, что он дома, а не на концерте очередного любимчика.

Девушка тяжело вздохнула и обречённо поплелась к брату. Она почесала голову через практически сухое полотенце и с кислой физиономией поднялась на второй этаж.

Когда Катя подошла к комнате, она очень удивилась; обычно запертая на тысячу замков от сестры дверь теперь была открыта нараспашку. Девушка тихонько вошла и увидела сидящего на кровати брата в окружении сотни рубашек. Катя от увиденного пару раз проморгала и застыла в недоумении. Тобиас поднял голову и, недовольно цокнув, закатил глаза.

– Ну и что такое? Родители опять запрещают мне петь?

– Какой догадливый, – тихонько сказала Катя, но продолжила чуть громче: – Чтобы петь, нужен голос, а ты как-то им не сильно владеешь.

– Ой, хочу – пою, хочу – не пою. Тебе какое дело-то? – проскрежетал сквозь зубы Тоби. Катя услышала знакомые слова песни, и её лицо перекосило в сложной гримасе эмоций.

– Не надоело слушать одну и ту же песню сотый месяц подряд? – сестра присела в кресло болотного цвета.

– А тебе не надоело слушать своих этих бабочек, или как ты их называешь? – саркастично повторил Тоби.

– В отличие от некоторой твоей музыки моя хоть имеет смысл и нравится родителям, – спокойно заявила девушка, рассматривая серые и белые рубашки.

– Ой-ой-ой… Имеет смысл? И о чём тогда поёт твоя группа?

– О тех вещах, которые не доступны твоему мозгу, – отрезала Катя, прошипев.

Тобиас осмотрел её с головы до ног презрительным и полным отвращения взглядом.

– Ну, мой мозг не напихан всякой ерундой типа книг и уроков. Расслабься. Лето начинается!

– Легко говорить тому, кто ещё целый год учиться в школе будет, – простодушно фыркнула Катя и устремила взгляд на прямоугольный толстый фотоальбом со старым серым пятном.

Комната Тоби выглядела несколько неубрано (и это мягко сказано). Парень не сильно любил раскладывать всё по отдельным полкам, и поэтому его вещи постоянно валялись везде.

Тоби, как и сестра, очень любил зелёный цвет. Абсолютно вся комната светилась нитями светодиодных лент ярко-зелёного цвета. Они были практически везде: на высоком деревянном шкафу угольного цвета, под тёмным столом из дуба, по краям кровати, в углах комнаты и на широком подоконнике. Большая двуспальная кровать стояла у самого окна прямо перед глазами при входе в комнату; тёмный стол на высоких толстых ножках находился в правом углу от двери; шкаф-купе с витражными стёклами (как вы думаете, какой цвет стёкол?) выглядывал из того же угла, где находился стол со стулом, на котором сейчас сидела Катя.

Вся левая сторона комнаты была практически пустой; парень любил её больше всего, ведь там на стене висел огромный экран, на котором он обожал играть вместе с Энцо.

Катя подвинулась ближе к столу. Всё, как обычно, было в хаосе: книги, блокноты и тетради валялись по всему столу, а во всей этой неразберихе величаво стоял на подставке ноутбук, по бокам которого находились небольшие колонки, откуда и лилась музыка.

– Кстати, хотел попросить о помощи с одеждой. Подберёшь мне что-то адекватное из этого всего, пожалуйста?

– Ладно, – ответила Катя. – На тебя это не похоже как-то. Да чтобы Тоби, да ещё и просить меня о помощи? Что с тобой? Решил понравиться Энцо и станцевать с ним сегодня вечерком?

Тоби смерил сестру хладнокровным взглядом и лишь язвительно хмыкнул.

Девушка выдохнула, встала и снова осмотрела весь гардероб брата. Катя решила не мучиться и, постояв несколько секунд с умным и задумчивым выражением лица, вытащила из всей этой кучи хлопковую лёгкую рубашку и вместе с ней захватила смолистого цвета бабочку.

Тоби всё так же не сводил взгляда с движений сестры, а в его янтарно-карих глазах загорелся озорной огонёк.

Катя подошла к шкафу брата, открыла его и увидела несколько старых костюмов. Тоби никогда не любил носить официальную одежду, хотя в ней он смотрелся неотразимо. Все те старые костюмы он надевал только по разу в жизни: на свадьбу дяди, выпуск Кинрея из школы и на день рождения Энцо. Тот день рождения запомнился ему не подарками и возгласами, а горькими слезами и холодной землёй, которой засыпали тела Браунов старших. Посмотрев на этот тёмно-синий костюм с широкой белой лентой в виде пояса на талии, Катя вздохнула, достала его и осмотрела ещё раз.

– Вот твой костюм. Надеюсь, руки из нужного места растут, чтобы смог сам погладить, – Катя положила костюм на кровать около брата.

– Ага… спасибо, – коротко кинул Тоби. Парень сгрёб в охапку все рубашки, закинул их в открытый шкаф и резко задвинул дверцу. – А ты в чём будешь?

– А тебя это сильно волнует? – удивлённо вскинула бровь Катя, наблюдая за действиями брата.

– Ну, мало ли, пойдёшь в чём-то вызывающем, а мне отгонять от тебя всяких маньяков, – не растерялся Тоби.

– Не переживай, меня спасать не придётся. Боюсь только, что как раз маньяки на тебя нападут. Уж очень ты своим криком напоминаешь девушку.

– Чего? А ну повтори.

– Что слышал, глухастик.

В этот момент внизу прозвучал настойчивый звонок в дверь, который прервал начинающуюся семейную перепалку. Тоби озадаченно повёл бровью, спрашивая взглядом сестру, не знает ли она, кто это. Девушка лишь отрицательно покачала головой.

Эрика и Рэй всё так же сидели на кухне, ели пирог и задушевно общались.

– Это к тебе? – спросила Эрика и переглянулась с мужем.

Мужчина пожал плечами. Только он хотел встать и открыть двери, как Тоби тут же оказался около дверей и посмотрел в глазок. Парень нахмурил брови и громко закричал:

– Ка-ать! К тебе, наверное!

– Не ори, я тут! – закрыла уши Катя, подойдя к брату. – И кто там?

– Ну, смотри, – пожал плечами Тоби и открыл двери.

К всеобщему изумлению перед дверьми никого не оказалось.

Двор дома О’Конноров был таким же обычным, как и дворы многих домов в районе Лоренс-авеню: коротко постриженная трава шуршала на ветру, как обёртки от конфет; крохотные фонарики, как маленькие светящиеся звёздочки, выглядывали по бокам ровной каменной дорожки; около забора рос символ Канады – клён. Он здесь рос практически у каждого канадца.

За своим клёном Рэй О’Коннор ухаживал тщательнее и лучше, чем кто-либо. Мужчина никому не разрешал поливать его, срезать ветви и подкапывать землю вокруг. Это дерево было для него будто домашним питомцем: только Рэймонд был его «опекуном».

– Да ты врун, – вздохнула Катя.

– Нет, тут был какой-то человек.

– Всё равно никого и ничего нет.

– Ты невнимательная, – цокнул языком Тоби и поднял с пола большую круглую коробку серо-зелёного цвета с огромным бархатным чёрным бантом. Внимательно осмотрев её с двух сторон, брат и сестра озадаченно повели бровями и переглянулись. – Ты знаешь что-то?

– Абсолютно ничего, – пожала плечами Катя и забрала у брата странный подкидыш. – Может, ошиблись номером дома? Такое часто бывает с почтой мистера Мэржи.

– Не похоже. Глянь, – Тоби указал на золотые буквы на ленте. Катя присмотрелась и обнаружила, что это точно не ошибка. Девушка сразу же улыбнулась, мечтательно закатила глаза и поплелась обратно в дом. Тоби проводил её непонимающим взглядом, тяжело вздохнул и закрыл двери.

– Ты будешь одеваться? – спросил Тоби, когда дошёл до своей комнаты.

– Сейчас посушу волосы и сделаю укладку, а потом уже краситься и одеваться собираюсь, – ответила ему сестра, тихонько прикрыв за собой дверь в свою комнату.

На город опустились последние лучи заходящего солнца, тёмно-оранжевые пятна поедали остроконечные верхушки небоскрёбов.

По всему двору разносился призрачный аромат сирени; медленно мигали жёлтые лампочки на гирляндах; переливаясь золотым свечением, тянулись ввысь металлические арки, украшенные с низа до верха белыми крупными лилиями. Высокие фонари дарили свой холодный белый свет прогревшейся за день земле, укрывая всё вокруг пеленой бледного белоснежного мерцания.

По широкой, вымощенной плитами, дороге медленно шла стройная фигура. Короткая чёрная прядь волос упала на бледное лицо девушки, которая повернула голову к воротам школы. Где-то на огромном стадионе уже стояла толпа выпускников, гостей и учителей.

В слабом свете фонарей обтягивающее вечернее платье из шёлка на тоненьких бретельках переливалось красно-оранжевым цветом, словно заходящие лучи солнца балуются и играются на водной глади. Платье струилось по всему телу девушки, словно вода; откровенный разрез выставлял напоказ бледную правую ногу; ткань разлеталась из стороны в сторону. Интересной деталью этого платья были металлические защипы, удерживающие ткань с правой стороны так, что открывался вид на тоненькую полоску тела.

Девушка сохранила в своём наряде странную для юности женственность, строгость и минимализм. На ней не было никаких украшений, кроме небольших золотых серёжек; она просто ненавидела, когда с шеи свисал какой-то кулон или подвеска либо когда на руках вертится невероятно надоедливый браслет. У девушки был невероятный вкус: она любила классику; всё, что попадалось ей на глаза из классики, она тут же скупала. Аня всегда носила минималистичную обувь. Вот и сегодня на ней были чёрные босоножки на довольно высоком и устойчивом каблуке.

Девушка внимательно всматривалась в очертания здания, но её мысли прервал звонкий оклик:

– Аня! Мы тут!

Повернув голову, она увидела в десяти метрах от себя две размытые фигуры, быстро идущие к ней.

– Опять эта кудрявая? Почему не Гай нас встречает? – шёпотом спросил по пути Тоби, крутясь в поисках удобного движения для левой руки.

– Закрой рот и не вертись, – отрезала Катя. Как только брат с сестрой подошли к подруге, ребята быстро проскочили на футбольный стадион.

– Опоздали… – недовольно прошептал Тоби, осматривая местность. Выпускники сидели на школьных стульях в три ряда перед небольшой сценой, стоявшей посреди двух могучих старых дубов, кроны которых были увенчаны небольшими гирляндами-лампами. Сцена была украшена золотыми и серебряными воздушными шарами и мигающими металлическими звёздами на огромной вывеске.

Лица выпускников сияли от счастья и радости, что скоро они станут полноценными взрослыми людьми. Девушки осмотрели каждого человека из параллели, своих одноклассников, приятелей и бывших друзей, и на их лицах невольно появилась мягкая ухмылка.

– А как нам найти Эна?

– Позвоните ему.

– Умник нашёлся. Наши телефоны у родителей, – цокнула языком Аня.

– Какие красавицы пришли! Пройдёмте, милые дамы, – из ниоткуда прозвучал бархатный голос Энцо. Он слабо пожал руку Тоби, а потом, как настоящий джентльмен, попросил девушек взять его под руки и направился к выпускникам. Тоби с изумлением посмотрел на наглое воровство, истерически засмеялся и прошёл к остальным гостям. Его встретили родители и семья Хейзов. Среди знакомых лиц Тоби узнал Кинрея, Гизиро и…

– Джеймс? – уточнил парень. Высокий черноволосый молодой человек утвердительно кивнул.

– Привет, Тоби.

– Ты знаешь его? – удивился Гай. Парень выглядел очень просто на фоне классических костюмов: он стоял в рубашке чёрного цвета и широких джинсах с потёртостями на коленях. Внешний вид парня завершали белые кроссовки с огромными чёрными бантиками из шнурков.

– Как же не знать, если лучший друг моей сестры по совместительству ещё и знаменитость, – произнёс Тоби.

Джеймс Эрнест Блэрри действительно был лучшим другом Кати. Ребята были знакомы с детства; они делили между собой и игрушки, и одежду, и даже иногда родителей. Нередко Эрика просила Джойс – мать Джеймса – посмотреть за дочерью, пока сама была завалена работой с бумагами.

Парень вырос харизматичным и привлекательным молодым человеком, но вот беда: он был неприлично богат в свои восемнадцать лет.

Самым интересным в его внешности многие считали то, что Блэрри был полуслепым. Его глаза были серо-зелёными, и видеть так же хорошо, как и раньше, парень не мог; он даже не мог двигать глазными яблоками. Линзы не помогали, очки мешали, и Джеймсу оставалось только надеяться на своё чутье и размытое изображение. Как он всё видел – это оставалось загадкой для всех его родных и друзей. Джей никогда не жаловался на своё зрение. Его левый глаз был совсем ужасен: опухший, он всегда слезился и выглядел очень плачевно. Катя предлагала другу удалить его, но Джеймс постоянно закатывал истерику, и девушка смирилась с упрямством друга.