Университетские записки

Наш лектор по математическому анализу, Вячеслав Васильевич Фёдоров, очень не одобрял то, как студенты сокращали название его предмета. Видеть слово «МАТАН» на обложках тетрадей с конспектами было выше его сил. Как-то раз, не смотря на всю свою флегматичность, он даже выступил перед лекцией с коротким заявлением о том, что подобное сокращение неблагозвучно, некрасиво и некорректно, что если уж нам так хочется сократить наименование данного предмета, то лучше сделать это как-нибудь по-другому. Например, «Матем. Ан.».

Однако речь его была лишь гласом вопиющего в пустыне. Столь не нравившееся лектору слово давно стало укоренившимся в студенческой среде термином. Предмет – матан; преподаватель, ведущий семинары в группе, – матанщик; студент, хорошо разбирающийся в этой математической дисциплине, – матанист или матанюга.

В курсе лекций Фёдорова использовались буквы греческого алфавита. Особенно популярными сначала были ε (эпсилон) и δ (дельта). Многие формулировки включали в себя фразу «Для любого ε>0 найдётся такое δ>0, что…».

Мой одногруппник Валерка, тот самый, с которым мы разыгрывали общую тетрадь, как-то пошутил на эту тему, сформулировав универсальное решение всех задач на непрерывность или равномерную непрерывность функций, пародирующее доказательства из курса лекций по матану. Оно звучало так: «Фиксируем произвольное ε>0. Остальное – тривиально!»

Семинарские занятия по математическому анализу вёл у нас Николай Юрьевич Капустин, высокий коротко стриженый крепыш, чаще всего одевавшийся в модный джинсовый костюмчик. Войдя в аудиторию на самом первом занятии, он очень ехидно оглядел нашу группу, проследовал к своему столу, уселся и кинул взгляд на список студентов. После этого Капустин приступил к знакомству со 116-й группой. Из журнала читались фамилии, а называемые студенты и студентки должны были поднять руку, чтобы преподаватель мог их увидеть.

Вскоре Николай Юрьевич начал хохмить:

– Киселёва. А это случайно не ваш дедушка руководил коммунистами Белоруссии? Нет? Ну ладно.

– Шевченко. Гм… Помнится, был такой Аркадий Шевченко, который к американцам перебежал. Не слышали про такого? Ну ладно.

– Шепилова. Так. А вы, случаем, тому самому «примкнувшему к ним Шепилову» не родственница? Ну и ладно.

Мы не слишком понимали, почему Капустин так развлекается с фамилиями. Никто из нас тогда не знал, что дочка тогдашнего первого секретаря МГК КПСС Ельцина четыре года назад закончила ВМиК. Вероятно, в данном контексте шуточки Капустина выглядели действительно забавно.

Закончив с фамилиями, Капустин взял в руки наш синий учебник по математическому анализу, называемый студентами в обиходе «кирпич» за свой солидный объём. Полистав книгу, Николай Юрьевич заговорщицким тоном произнёс:

– А вы обращали внимание на инициалы третьего автора этого учебника?

На обложке значилось: Ильин В. А., Садовничий В. А., Сендов Бл. Х. Действительно, инициалы последнего звучали несколько странно. Капустин обвёл всех весёлым взглядом, а потом, выдержав хорошую театральную паузу, сказал:

– Благовест Христов. Он – болгарин, ректор Софийского университета. А вы что подумали?

Как-то Малыш, самый младший студент нашей группы, перед семинарским занятием по математическому анализу написал на доске большими буквами THE BEATLES. Малыш являлся в тот момент страстным битломаном и слушал подряд все альбомы любимой группы на кассетах.

Прозвенел звонок. В аудиторию вошёл Капустин. Он смерил надпись на доске ехидным взглядом, а потом начал говорить в своей обычной манере – медленно, как бы лениво, и таким снисходительным тоном, с хорошо заметными оттенками превосходства:

– Помнится, когда я был маленьким, папа мне привозил из Лондона разные пластинки. И «Битлз» тоже привозил. Хорошая музыка! Для детей и подростков. А потом я вырос. И «Битлз» уже больше не слушаю.

В другой раз моя одногруппница Сашенька Борщёва, которая тоже за словом в карман не лезла, после очередной капустинской эскапады на семинаре, где мы брали производные различных функций, уязвила преподавателя своей репликой:

– Николай Юрьевич! Это что же получается? Моя фамилия – это первая производная от вашей?

Все засмеялись, а наш семинарист отмолчался – не смог придумать достойного ответа своей студентке.

Капустин был матанщиком не только в нашей группе. Ещё он вёл семинары в 115-й, где учился Костя Г. Ребята в той группе подобрались на редкость эрудированные, с творческим огоньком в душе! Они развлекались тем, что в течение длительного срока писали перед семинаром мелом на доске фамилию любимого преподавателя, пользуясь всё новыми и новыми алфавитами.

Первый раз – латинскими буквами. В другой раз – греческими. Не помню, что использовалось выдумщиками перед третьим занятием, но народ из 115-й, шалости ради, не ленился регулярно обращаться к Большой советской энциклопедии. Использовалась даже откровенная экзотика, типа финикийского письма. Были задействованы и руны, и даже иероглифы. Капустин, видя этот балаган изо дня в день, тихо умирал со смеху, но 115-й группе ничего не говорил. Видимо ждал, когда у затейников иссякнет фантазия.

У Серёжки Питалова семинары по матану вёл Борис Иванович Березин. Серёжка порой рассказывал про то, как проходили эти занятия. К примеру, решает Борис Иванович какое-то упражнение из задачника Демидовича по математическому анализу. Долго решает, а справиться с упражнением никак не может. Что делать? И Борис Иванович легко находит выход из положения, громко объявляя студентам:

– Что-то не получается. Ну и ладно. Мы тогда посмотрим в «Анти-Демидовиче»! Так, ага, понятно, – и без каких-либо колебаний переписывает оттуда решение на доску.

Задачник Ляшко, в котором приводятся решения многих примеров из задачника Демидовича, часто называли «Анти-Демидовичем». Понятное дело, данный пример не указывает на то, что Борис Иванович не знал своего предмета. Вовсе нет. Это лишь показатель того, что к семинарским занятиям со студентами Березин не готовился, а надеялся на "русский авось". Многие наши однокурсники часто рассуждали так же: "Я умный. Мозги у меня хорошие. Значит, голова что-нибудь придумает при необходимости!"

В то же время, по словам Серёжки, когда вызванные к доске студенты не справлялись с задачками, Борис Иванович над ними подтрунивал, порой обидно, и при этом смеялся довольно неприятным смехом:

– Гы-гы-гы!

Знал бы Серёжка, что именно Борис Иванович будет его «злым гением» в университете!

Группа Питалова относилась к первому потоку. Соответственно, у них были другие лекторы. Математический анализ им читал Василий Васильевич Тихомиров. Студенты дали этому лектору прозвище «Васька-штрих» за склонность к использованию одноимённого символа. Там, где Фёдоров довольствовался латинским алфавитом и натуральными числами, Тихомиров к месту или не к месту расставлял многочисленные штрихи. И ладно бы, если б ставились они для обозначения производных. Нет! Василий Васильевич с удовольствием использовал свои любимые штрихи и для нумерации утверждений, требующих доказательства. Теорема два штриха, лемма три штриха…

Однажды во время празднования дня факультета Тихомирову задали провокационный вопрос: сколько штрихов может быть возле одного знака функции? Это вызвало сильное оживление в аудитории – прозвище Василия Васильевича ни для кого не было секретом, даже для него самого. Тихомиров, с улыбкой на лице, поведал собравшимся, что максимальное количество штрихов справа от знака функции равно шести: допускается три сверху и три снизу.

В нашу 116-ю группу собрали тех студентов, которые при анкетировании указали, что в школе учили немецкий язык и хотели бы продолжать изучать этот язык в университете. Для начала мы написали тестовые задания, по результатам которых были сформированы две подгруппы – сильная и слабая (так же называются склонения глаголов в немецком языке). Первую взяла себе энергичная дама средних лет. А нами, теми, кто неважно написал тест, занялся лично начальник этой преподавательницы, седой импозантный мужчина предпенсионного возраста.

Всегда корректный, но в то же время холодный и отстранённый, этот человек выглядел, как реликт давно минувших времён. Нас он не очень-то жаловал. Все мои попытки сыпать словами на немецком языке так, как привык в школе, без внимания к мелочам вроде грамматики, сразу же немедленно и жёстко пресекались. Говорить следовало только правильно, иначе не стоило говорить вообще!

Нашу слабую подгруппу сразу же отправили в лингафонный кабинет, где мы слушали части вводно-корректировочного курса из учебника «Ein Lehrbuch fur Auslander», изданного в ГДР. Отчитывал нас этот преподаватель и за грамматику, и за произношение, и за всё остальное. Короче говоря, когда он внезапно уехал в командировку в Австрию и его заменила аспирантка, мы только обрадовались.

Новая преподавательница Ольга тоже поначалу взялась за наше обучение со всей возможной строгостью. Столкнувшись с ужасными ошибками в произношении у большинства студентов, молодая аспирантка заставила снова проштудировать порядком надоевший вводно-корректировочный курс. Но вскоре отношения с ней у нас наладились, и на занятия по немецкому языку ходить стало гораздо веселее.

Аудиторию нам выделяли самую маленькую, какую только можно было отыскать во всём втором гуманитарном корпусе. В этой комнатке помещались только два ряда по четыре стола для студентов и один стол для преподавателя. Больше туда ничего втиснуть уже не получилось бы. Имена в нашей подгруппе не отличались разнообразием. В результате, за одним длинным-предлинным столом подряд сидели два Димы, Андрей (он же Малыш), двое Александров и одна Александра, а на втором ряду ещё и две Наташи. И изо дня в день повторялась следующая ситуация:

– Назовите мне, Дима, три основных формы глагола sein (быть), – даёт задание наша преподавательница.

В ответ – тишина. Оба Димы невозмутимо смотрят в разные стороны, предполагая, что спрашивают в этот момент другого. Через пару минут, не услышав ответа соседа, Димы пытаются заговорить одновременно, после чего снова замолкают. Ситуация – патовая. Все смеются, включая Ольгу. Но ведь с Сашами – ещё хуже!

– Саша! Прочитайте мне упражнение 4 на странице 35! – и все три Саши вразнобой начинают невнятно мямлить что-то по-немецки.

Со временем, конечно, Ольга привыкла и нашла простой способ, как бороться с таким невольным саботажем. Все обладатели повторяющихся имён назывались ещё и по фамилиям. Просто их ещё нужно было запомнить.

Зимой нашей преподавательнице могло показаться, что проблема повторяемости имён несколько ослабла – один Саша из нашей подгруппы перед первой сессией отчислился из университета. Но, как говорится, чему быть – того не миновать. На втором курсе выбывшего заменил другой студент. Разумеется, он тоже оказался Александром.

Оставшийся Саша перед поступлением в университет долгое время жил в Грузии. Он даже мог довольно бегло говорить на грузинском языке. Так вот, каждый новый преподаватель немецкого, услышав Сашину речь на языке Гёте и Шиллера, считал своим долгом осведомиться:

– Молодой человек! А Вы в школе какой язык учили? Случайно, не английский? Акцент очень чувствуется.

Ну кому из них могло прийти в голову, что парень с украинской фамилией будет говорить на немецком языке с грузинским акцентом?

Больше всего Ольга боролась с ошибками в спряжении немецких глаголов вообще и глагола sein в частности. Шутка ли, основной глагол-связка, а мы постоянно допускали ошибки в его употреблении. Поэтому таблица его спряжений повторялась почти на каждом занятии.

Ich – bin; du – bist; er, sie, es – ist; wir – sind; ihr – seid; sie – sind.

Малыш не любил немецкий язык. Он увлекался творчеством группы "The Beatles", запоем слушал их песни, а многие из них даже знал наизусть. В анкете после поступления Андрей указал, что учил в школе немецкий, но хотел бы в университете изучать английский. Нашему битломану не повезло – его определили в 116-ю группу. Малыш не успокоился и даже пытался добиться разрешения учить английский язык вместе с какой-нибудь другой группой нашего курса. Но его затею не одобрили в деканате.

Пришлось Андрею страдать на уроках немецкого. Через некоторое время самый младший студент нашей группы придумал речёвку, отражающую его отношение к нелюбимому предмету вообще, к собственным способностям при его изучении, и к таблице спряжений глагола sein в частности. Эту речёвку Малыш повторял практически на каждом занятии, как мантру:

– Их бин, дубин, полен, бревно, их бин, дубин, полен, бревно.

Заклинание сработало! Немецкий язык Андрей так и не выучил.

Комсомол

В начале сентября на курсе состоялось первое комсомольское собрание. Перед нами выступил секретарь комитета комсомола ВМиК Андрей Педоренко.

Вот уж человеку фамилия досталась! Подозреваю, что в школе ему приходилось нелегко. С другой стороны, всё, что нас не убивает – делает сильнее. Вот и этот человек: закончил ВМиК, затем отучился положенный срок в аспирантуре, после чего два года отбывал комсомольскую повинность – работал освобождённым секретарём комитета комсомола факультета. На старших курсах он нам встречался уже как преподаватель.

Педоренко прочитал дежурную торжественную речь, пообещал студентам комсомольские задания на благо родины, партии и правительства, а потом сказал, что нам нужно выбрать секретаря комитета ВЛКСМ первого курса. Поскольку тогда в моду только вошли демократические процедуры, то студентам предложили использовать мягкое рейтинговое голосование. Каждый мог высказаться и предложить знакомого хорошего человека в качестве кандидата. Фамилии выписывались на доске. Набралось их около дюжины. А потом шло голосование по каждой кандидатуре в несколько приёмов. В каждом туре выбывал тот, за кого было подано наименьшее количество голосов. Его фамилию стирали.

Получилось довольно шумно и весело. Кого мы выбрали – уже и не вспомню. Запомнились лишь слова Питалова, моего соседа по комнате. Когда я спросил его об одной из кандидатур, Серёжка ответил:

– Этот? Мой одногруппник? Да, похоже. Редкостный бездельник! Типичный комсомольский активист!

В нашей группе комсоргом избрали Заозёрского. Никто не испытывал особого желания связывать себя какой-то общественной нагрузкой, поэтому Сашкина кандидатура прошла единогласно. А он, в силу своего уважения к комсомолу, отказываться не стал.

Спустя короткое время после собрания, нас отправили на субботник на строительство Московского Дворца молодёжи. Наша 116-я группа довольно дружно собралась после занятий и организованно отправилась на метро до «Фрунзенской».

Громада Дворца молодёжи была уже практически закончена. Оставались ещё какие-то внутренние работы. Строителей наше появление несколько удивило – такой большой оравы студентов на объекте просто не ожидали. В конце концов, некоторым всё же нашли относительно полезное занятие – выносить мусор из зрительного зала на улицу. Часть народу просто стояла в холле, ожидая, пока им найдут работу. А бездельники, типа меня, послонявшись по объекту, отправились на поиски приключений. Мы облазали Дворец молодёжи сверху донизу, посмотрели, какие в нём будут помещения, а потом, с чувством выполненного долга, спокойно удалились вместе с остальными, уже закончившими трудиться.

В нашем общежитии действовал студком – студенческий комитет, некий посредник между руководством факультета, комсомольской организацией факультета, администрацией общежития и студентами. К нашему несчастью, активисты студкома жили рядом с нами в 103 и 105 комнатах. Поэтому, если требовались «добровольцы» для каких-то важных дел, то мы поневоле становились самыми вероятными кандидатами.

В самом начале сентября обитателей нашей комнаты заставили дежурить по общежитию. Самыми первыми! Утром, пока весь народ самоотверженно грыз гранит науки, следовало вымыть пол на первом этаже. А потом до самого вечера дежурить на входе, проверять документы у входящих и вписывать всех посторонних посетителей в специальный журнал. Зачем это было нужно – я до сих пор не понимаю. Ведь в общежитии имелись и уборщицы, и вахтёрши. Однако, не смотря на это, на первом курсе нас время от времени продолжали привлекать к подобным дежурствам.

В середине сентября в столовой, где питались студенты всех семи корпусов ФДС, случилось ЧП – отказал грузовой лифт. Столовские обратились к руководству, а те сразу же спустили директиву в студкомы: мобилизовать студентов-добровольцев на помощь пищеблоку!

Нетрудно догадаться, что студентами-добровольцами оказались мы, обитатели 104-й комнаты. И несколько часов пришлось поработать грузчиками в столовой – поднимать, по мере необходимости, продукты из холодильника, расположенного внизу, поварам на второй этаж. Не сказать, что мы очень устали, но таскать мешки и коробки было менее приятно, чем сидеть в своей комнате и делать домашние задания на завтра. Но добрые поварихи в качестве моральной компенсации вручили нам пару батонов и две буханки «Дарницкого» хлеба со словами:

– Не голодайте, ребята!

Турпоход

В один из погожих осенних дней весь первый курс отправили сдавать очередной норматив по физкультуре.

Почему очередной? После памятного заплыва в университетском бассейне, где отличился кубинец Фредди, свежеиспечённым студентам довелось продемонстрировать свою меткость в стрельбе из мелкокалиберной винтовки. А на этот раз нам предстояло побывать в туристическом походе. Норматив засчитывался всем, кто принял участие в этом мероприятии.

При выходе мы слишком долго собирались и к месту общего сбора, платформе «Каланчёвская», не успевали. Кто-то, скорее всего, Малыш, предложил попытать счастья и поехать до метро «Рижская», чтобы перехватить «нашу» электричку на «Ржевской». Дескать, там меньше идти до путей.

Мы так и сделали. Удивительно! Не смотря на то, что этот маршрут в метро занимает больше времени, нам удалось успеть на платформе «Ржевская» забежать в вагон того самого поезда, в котором наш курс отправлялся до станции Снегири.

Час пути в электричке, и вот уже нестройными толпами, растянувшись длинной вереницей на километр, студенты побрели до реки Истра. Шли мы по широким лугам, разрезаемым редкими перелесками. Хорошо, что осень в том году выдалась довольно сухой. Грязи не было, и пешая ходьба доставляла удовольствие, по крайней мере, мне. Добравшись до реки, некоторое время мы двигались по просёлку вдоль берега. В конце концов, через пару часов был устроен привал.

Из нашей группы к турпоходу серьёзно отнёсся один лишь Малыш. Он экипировался по всем правилам. В его удобном спортивном рюкзаке с алюминиевой рамой нашлись и поролоновые коврики, и котелок, и подставка под него. Пока мы всей группой дружно валялись на травке, отдыхая после марш-броска, Малыш сбегал за дровами, развёл костёр, принёс воду в котелке и начал её кипятить.

Вскоре Андрей уже предлагал всем желающим горячий свежезаваренный чай. Можно было начинать трапезу. Разложив неподалёку от костра все продовольственные запасы, наша группа приступила к самому важному этапу турпохода.

Люблю такие пикнички на природе! Сидишь на травке, неторопливо поглощая бутерброды. Рядом располагаются жующие друзья и знакомые. Когда чувство голода исчезает, а по телу от горячего свежего чая разливается блаженное тепло, даже самый привередливый человек испытывает покой и умиротворение.

За время привала физруки, отвечающие за мероприятие, обошли всех старост групп и отметили присутствующих студентов. Дело было сделано, норматив по турпоходу сдан. Пора отправляться домой.

Пока Малыш собирал в рюкзак всю амуницию, мы быстро поднялись и двинулись к ближайшей станции. Считалось, что турпоход у нас должен был пройти от платформы Снегири до города Истра. Но где наш маршрут закончился на самом деле – я уже не помню. Говорят, что мы тогда отмахали километров двадцать или двадцать пять, при зачётном нормативе десять километров.

В памяти лишь осталось, как мы нашли хорошую заасфальтированную дорогу, по которой получалось идти быстро. Помню, как через полчаса приятной ходьбы дорога эта уткнулась в запертые железные ворота в длинной железобетонной стене. Большая часть народу пошла в обход вдоль забора. А я, вместе с самыми безбашенными, рванул напролом.

Мы перелезли через забор и пошли напрямик. Нам повезло. За оградой оказался санаторий, а не какой-нибудь охраняемый объект министерства обороны со злыми собаками и вооружёнными караульными. По ухоженным дорожкам дошагали до главного входа. Там даже не пришлось снова перелезать через забор, так как ворота санатория оказались открытыми. До станции было рукой подать, и вскоре мы уже мчались на электричке в Москву. Прогуляться по осенним подмосковным лугам хорошо, но вернуться в своё пристанище и рухнуть на кровать – значительно лучше!

День рожденья группы

– А давайте мы отпразднуем день рожденья нашей группы!

Кто выступил с подобным предложением – я уже и не вспомню. Но всем эта идея понравилась. Самый младший в группе, Андрей, по прозвищу Малыш, тут же предложил собраться у него дома. Жил Малыш вместе с родителями в Зеленограде, городе-спутнике Москвы. Пятьдесят минут на электричке от Ленинградского вокзала. Не ближний свет – но никого это не смутило.

Накупили «Фанты», «Пепси», тортиков и в субботу после занятий отправились в Зеленоград. Вышли на платформе Крюково. Я сразу понял тогда, что она названа в честь той самой деревни, возле которой «погибал взвод» поздней осенью 1941 года. К востоку от железнодорожных путей всё было застроено современными многоэтажками. А вот с противоположной стороны за забором стояли маленькие деревянные домики – всё, что осталось от деревни Крюково.

Забавно было узнать, что в большей части Зеленограда адреса домов не связаны с улицами, а нумеруются по корпусам. Наш одногруппник жил в двадцатидвухэтажной башне, чей номер записывался четырёхзначным числом. Как пошутил Димыч, адрес Малыша состоял из двух городов (г. Москва, г. Зеленоград) и двух номеров (номер корпуса и номер квартиры). Если бы Андрей не был нашим провожатым, найти место сбора мы бы не смогли. Приезжим ориентироваться в Зеленограде тяжело! Понять, по каким принципам в этом городе-спутнике нумеровались дома, могут только местные обитатели.

Поднялись в квартиру нашего одногруппника. Оказалось, что отец Андрея в свободное время рисует – на стенах висели его картины. А ещё выяснилось, что родные Малыша часто ходят в туристические походы и очень любят играть в преферанс.

Все пришедшие разместились в большой комнате. Общего разговора сначала как-то не получалось, но вскоре кто-то предложил для знакомства каждому рассказывать о себе. А выбирать очерёдность решили при помощи пустой бутылки из-под «Пенси». Бутылку вращали на полу. На кого указывало её горлышко после остановки – тот и должен был говорить. Оказалось, что в нашей группе собрались люди из Москвы и Подмосковья, Ставрополя, Магнитогорска, Челябинска, Свердловска, Ульяновска, Тольятти, Чимкента, Петропавловска-Камчатского и Хабаровска. Рассказы были не слишком длинными – жизнь только начиналась, но зато каждый смог сказать несколько слов.

Кстати, тогда же мы услышали историю о том, как Малыш сдавал вступительные. Изначально он собирался идти в физтех. Андрей подал документы в МФТИ и даже сдал там один экзамен. Если я не ошибаюсь – устную физику. Заслушав ответ по билету, преподаватель неожиданно спросил у Малыша, является ли тот членом ВЛКСМ. Слегка ошарашенный Андрей честно ответил, что в комсомол не вступал по идейным соображениям. Тут уж экзаменатор, как говорится, закусил удила и принялся топить своего абитуриента. В итоге поставил четвёрку.

Полученная оценка Малыша не устроила – ему казалось, что его ответ заслуживает большего. И Андрей подал апелляцию. В апелляционной комиссии сидел тот же самый преподаватель, на которого Малыш собирался жаловаться. Разумеется, ничего наш друг не добился. После этого Андрей забрал документы из физтеха и подал их в МГУ. Он, как и я, успел во второй поток поступающих. Кстати, возможно, что Малыш стал единственным студентом нашего курса, кто поступал на ВМиК без паспорта. К тому моменту Андрей просто не успел ещё получить его и предъявлял в приёмную комиссию свидетельство о рождении.