– Нашли.
– Посчитали, что Григорий один и не вызвали подмогу из «Летучего отряда» для арестования?
– Не совсем так. Пока Геннадий Петрович стоял на карауле недалеко от двери квартиры, где проживает подозреваемый, я отправился беседовать с дворником. Оказалось, что в квартире проживают двое: Григорий и неизвестный, которого дворник толком не смог рассмотреть.
– Дворнику много заплатили, чтобы он закрыл глаза и не отнёс паспорта в участок?
– Не выяснил.
– Что случилось? Упустили?
– Да, – потупил взор Бубнов, – Григорий, получив записку, видимо, засобирался и сбежал, ранив при этом ножом в грудь Бережицкого…
– Геннадий Петрович жив?
– Слава богу, рана не смертельная, но в память Геннадий Петрович пока не пришёл.
– Вы меня до добра не доведёте. Хорошо, что жив, а то, что подозреваемый ушёл, – полбеды. Куда он от нас денется? Ладно, – Филиппов опустил взгляд на руки, которые положил сцепленными в замок, на столешницу. И подытожил. – По двум делам у нас продвижения нет, подозреваемый в поджоге сбежал, а в нападении на господина Горчакова у нас даже и подозреваемого нет. Негусто, господа, негусто. Что ты собираешься, Иван, предпринять?
– Если честно, то пока… не совсем уверен в том, что надо делать. Устраивать засаду в квартире, где жил Григорий? Бесполезно – он, видимо, забрал ценные вещи, деньги и документы, поэтому выйдет пустая трата времени. Остаётся следить за кухаркой – если она держит сношение с сыном, то непременно Григорий должен ей написать или прислать посыльного…
– Вот именно, Ваня, если пришлёт письмо или телеграмму, то слежка за кухаркой бессмысленна.
– Но если забрать Ульяну на допрос, то она всё равно ничего не скажет. И во второй раз на уловку со слежкой не попадётся.
– Верно, но мы можем оповестить полицейские части и участки о розыске Григория Перинена. Вторую квартиру ему трудно будет найти, да и не по карману. За одну он каждый месяц почти двадцать рублей отваливал, а ещё за вторую.
– Владимир Гаврилович, а если квартира есть у его соучастника?
– Не думаю, – начальник сыскной полиции склонил голову к правому плечу. – Вот ты, Ваня, говоришь, что их двое. Жильё получили, потому что, – посмотрел на Бубнова, – дворник их знакомец, а значит… Вот что, Михаил Александрович, возьмите с собою трёх агентов из «Летучего отряда»…
– Можно и мне? – вскочил со стула Иван.
– Как же без тебя? Ты с дворником беседу имел, так что тоже поезжай с Михаилом Александровичем. И действуйте согласно обстановке и полученным сведениям. Понятно?
– Конечно, – Лунащук отошёл от шкафа, к которому прислонялся плечом.
– И быстро, господа. Если Григорий пока не приходил, то из дворника верёвки вейте, на кол посадите, но узнайте, кто его свёл с Григорием. И не забудьте про обыск в квартире – может быть, там преступники в спешке что-то могли забыть.
8
На следующий день Филиппов принял первую посетительницу, которая, всхлипывая, вытирала платком лицо. Не успела она и рта открыть, когда в дверь кабинета раздался настойчивый стук.
– Простите, – сказал начальник сыскной полиции, – видимо, срочное дело. Войдите.
Дежурный чиновник остановился в нерешительности.
– Что там?
– Извините, но дело, не терпящее отлагательств.
– Докладывайте, – поморщился Владимир Гаврилович.
– Но…
– Что стряслось?
Дежурный чиновник скосил взгляд на даму.
– Ну?..
– Двойное убийство.
– Где?
– На Гороховой.
Филиппов нахмурил лоб и прикоснулся рукой к усам.
– Простите, госпожа Свешникова, но служба…
– Я понимаю, – вскочила со стула женщина, – убийство – это так ужасно, но жизнь продолжается… Извините за назойливость, но когда вы сможете меня принять?
– Видимо, завтра. Простите ещё раз, но увы…
Когда госпожа Свешникова вышла из кабинета, Владимир Гаврилович поиграл желваками.
– Вы сообщили, что я выезжаю? – обратился он к дежурному чиновнику.
– Да, я взял на себя смелость и предупредил подполковника Келлермана, что вы прибудете с минуты на минуту.
– Гороховая? – наморщил лоб Филиппов. – В каком месте?
– Пересечение с Большой Морской.
– Вы сказали, двойное убийство?
– Совершенно верно. Один из убитых – нападавший, а второй – хозяин квартиры, титулярный советник Иващенко Иван Самсонович.
– Кто он?
– Управляющий Санкт-Петербургской ссудной казны.
– Час от часу не легче. Теперь и из Министерства финансов надо ждать гостей.
Владимир Гаврилович поднял взгляд на пятый этаж дома, где совершилось двойное убийство. Сверху на начальника сыскной полиции взирали кариатиды, не меняющие застывших каменных лиц и не догадывающиеся, что этажами ниже пролилась безвинная кровь.
Младший помощник пристава поручик Дексбах стоял у входа в парадную. Видимо, пока не займёт должность повыше, так и будет встречать «гостей».
– Здравия желаю, господин Филиппов, – быстрым жестом приложил руку к головному убору, – Николай Семёнович, – приветствовал Власкова, чему последний был удивлён.
– Александр Петрович?
– Господин Келлерман уже здесь.
– Ну, провожайте к нашему покойнику.
Оказалось, что титулярный советник Иващенко занимал квартиру из пяти комнат во втором этаже. Подле двери, как и в прошлый приезд, стоял полицейский, но теперь ростом под десять вершков и с абсолютно непроницаемым лицом. Вытянулся, когда штабс-капитан появился на лестничной площадке.
– Прошу, – младший помощник пристава открыл дверь и отступил на шаг в сторону, пропуская начальника сыскной полиции.
В столовой за большим овальным столом сидел Александр Петрович, положивший скрещенные руки на белоснежную скатерть, напротив расположился старший помощник штабс-капитан Свинарский. Не хватало для полноты картины только полицмейстера Палибина.
Филиппов поприветствовал начальников 1 Адмиралтейского участка кивком головы.
– Словно бы не прошло двух дней, – констатировал подполковник Келлерман.
– Сегодняшний случай более трагического свойства, – тихо проговорил Владимир Гаврилович. – И снова дома один хозяин?
– Совершенно верно, – у Александра Петровича задёргался глаз, – хозяин отпустил слугу и кухарку. Не хотел, чтобы видели даму, которая его должна была посетить.
– Даже так?
– Да, – кивнул головой подполковник, – мы уже разыскали и слугу, и кухарку, они под стражей в одной из комнат.
– Где трупы? – поинтересовался Филиппов.
– В спальне, – ответил за пристава его старший помощник. – Простите, но мы были вынуждены уступить требованиям господина Брончинского, и теперь он колдует над телами.
– Простите, но если кухарку и слугу разыскали, то кто сообщил об убийстве?
– Произошёл занятный случай. К городовому, который держит пост у участка, подошла женщина с тёмной вуалью и попросила передать записку мне. Пояснив, что дело касается жизни и смерти. Мне передали написанные несколько строк, – пристав протянул клочок бумаги, вырванный из тетради. Пока Филиппов читал: «Господин пристав! В доме номер 13 по Гороховой, во втором этаже в квартире 6, произошло убийство. Не медлите и не сочтите это за розыгрыш». – Тот продолжал: – Сперва я отправил к Ивану Самсоновичу своего человека проверить, правдивы ли сведения или нет. Спустя некоторое время и я оказался здесь.
– Даму, конечно, городовой не запомнил?
– Он путано описал её: то она в длинной шубе, то в короткой, но самое примечательное, что в шляпке с вуалькой, невзирая на декабрьскую погоду.
– Она пришла пешком?
– Вот этого городовой припомнить не смог, больше смотрел на записку.
– Значит, именно эта дама – гостья Иващенко?
– Скорее всего.
– Иван Самуилович, – Филиппов обратился к старшему помощнику пристава, – а что нашли вы?
– Я прибыл минут через десять после того, как Александр Петрович отправил меня с проверкой. Дверь оказалось только прикрытой, на зов никто не откликнулся. Я прошёл по комнатам и в спальне обнаружил два трупа – хозяина и неизвестного. Сразу же отослал полицейского с трагическим известием.
Пока Филиппов разговаривал с приставом и его старшим помощником, из спальни вышел, поправляя очки, Брончинский.
– Здравствуйте, Владимир Гаврилович!
– И моё вам, – наклонил голову начальник сыскной полиции. – Чем порадуете в этот раз?
Константин Всеволодович устало посмотрел на присутствующих в столовой.
– Если не вдаваться в детали, то грабитель застал хозяина дома…
– Не наоборот?
– Отнюдь. Господин Иващенко был одет в домашнюю одежду, поэтому можно предположить, что именно его застал преступник. У хозяина в руке оказался канцелярский нож, у грабителя – деревенский. Почему, спросите, деревенский? Такие в лавках у нас не продают, сами увидите ручку. Так вот, кто из них напал на другого, судить не могу, но, – улыбнулся, – состоялась дуэль на ножах, из которой никто не вышел живым. Господин Иващенко скончался сразу на месте, а преступник ещё некоторое время жил, отполз в сторону. Вы сами это увидите, но, Владимир Гаврилович, у меня есть некоторые подозрения, что в квартире присутствовал кто-то третий. Это, – добавил он торопливо, – пока мои догадки, не подкреплённые фактами. Доктор после вскрытия, надеюсь, что-то сможет прояснить.
– Константин Всеволодович, вы завершили обследование?
– Я – по сути да, а вот Рогалов сейчас делает фотографические карточки. Ему недолго осталось.
– Как вы сумели так меня опередить? – под широкими усами Филиппова появилась улыбка.
Иван Самсонович лежал на спине, раскинув в стороны руки. Из груди торчала рукоять ножа. Действительно, вырезана из какой-то ветки, ошкурена. Такими пользуются в деревнях, когда лезвие куёт кузнец, а остальноемастерит кто на что горазд. Кровь намочила белую сорочку и протекла на пол, где оставила заскорузлоепятно.
Открытые глаза безучастно смотрели в потолок, последнее, что они запечатлели в умирающем мозгу.
Преступник лежал на боку, нож и у него торчал из груди. Голова, казалось, втянута в плечи, хотя у покойников обычно расслабляются мышцы. Бандит не сделал попытки вытащить острое лезвие. Глаза закрыты, словно кто-то сторонний помог ему их закрыть.
Когда убитого преступника перевернули на спину, стала видна царапина на правой щеке.
Брови Филиппова поползли вверх и, обернувшись к Власову, он спросил:
– Николай Семёнович, Рогалов не уехал? Попросите его подойти сюда.
Через несколько минут фотограф вернулся в комнату с фотографическим аппаратом.
– Сергей Иванович, надо сделать карточку с этого вот красавца. Сумеете?
Рогалов только пожал плечами.
– А к вам, Николай Семёнович, задание: после того как Сергей Иванович сделает карточку, поезжайте к господину Горчакову и разузнайте, не наш ли грабитель побывал в гостях у Андрея Николаевича?
На прикроватном столике лежало кучкой всё, что было обнаружено в карманах грабителя: ассигнации на сумму сто пятнадцать рублей, немного мелочи медной и серебряной, какой-то массивный золотой перстень с зелёным камнем, один билет внутреннего займа.
Но документов не нашлось.
Владимир Гаврилович покрутил в руке перстень. На внутренней поверхности читались выгравированные изящные буквы «Е.И.Е.». Начальник сыскной полиции положил перстень на столик, поднял билет внутреннего займа. Прищурился, сжав до боли губы.
Что-то он слышал недавно о билетах. Но что?
Потом поднял перстень и опять посмотрел на гравировку.
– Господи, – сказал он вслух. – Николай Семёнович, – позвал чиновника для поручений.
– Господин Власков отбыл по вашему распоряжению, – произнёс, стоявший, прислонясь к косяку, пристав Келлерман. – Вы что-то нашли?
– Кажется, маленькую зацепку.
– Если не секрет, то какую?
– Я не хочу пророчить, но на щеке убитого царапина, и она нанесена господином Горчаковым.
– Вы хотите сказать, что один преступник найден?
– Скорее всего.
Полицейские надзиратели, которые были взяты для опроса дворника, швейцара, слуг, кухарок, ничего нового к дознанию не добавили. Посторонних никто не видел, тем более что на первом этаже здания располагалась фабрика турецкого табака и папирос торгового дома для караимов Габая и Мерчи с двумя десятками рабочих, портерная «Старая Бавария» и кофейня «Универсал», через которые проходило множество посетителей. И запомнить каждого из них не представлялось возможным.
Так и получилось, что если и пили грабители в портерной пиво, то запомнить их никто не мог, хотя оставалась маленькая надежда показать фотографическую карточку убитого бандита официантам. Возможно, тогда и вспомнили бы.
Хотя…
Если рассудить, то преступники выбирают объекты для нападения с умыслом. Господина Горчакова дома не должно было быть. Он вернулся невовремя, а вот господин Иващенко ждал даму. Оставалось побеседовать с кухаркой и слугой.
Кухарка, тучная женщина лет пятидесяти, производила странное впечатление. Широкое лицо, тёмные с проседью волосы и испуганные глаза – то ли за свою дальнейшую судьбу, то ли по иной причине.
– Иван Самуилович… простите, – она смахнула слезу краем фартука, – ой, что деется… Господин полицейский, найдите вы этих супостатов. Такого человека… – и заплакала.
– Ты успокойся, господина Иващенко уже не вернуть, а вот злодеев, что его жизнь забрали, мы непременно найдём, – утешал кухарку Владимир Гаврилович.
– К Ивану Самойловичу по четвергам приходили барышни. Одна ли или разные, мне неведомо, но он нас с Петром на полдня отпускал. Это, стало быть, чтобы мы ненароком с дамой не встретились.
– Значит, даму или дам ты узнать не сможешь?
– Само собой, не смогу.
Пётр тоже добавить к сказанному ничего нового не мог, только пустил слезу по такому хорошему барину.
– А бабы, звиняйте, барин, дамы не столь стеснительны сами были, раз уж к холостому мужчине запросто ездили.
Но было ещё одно обстоятельство, даже два: билет внутреннего займа и перстень с гравировкой «Е.И.Е.». Что первое, что второе можно проверить только в сыскном отделении.
III
1
Николай Семёнович вернулся от господина Горчакова в приподнятом настроении.
– Владимир Гаврилович, – заявил он почти с порога, – Андрей Николаевич нападавшего опознал по фотографической карточке. Это именно тот, который был у нашего Горчакова.
Филиппов мог бы телефонировать главному инспектору, состоящему при Министерстве путей сообщения, и пригласить для опознания, но был так увлечён новой версией, что счёл самым правильным отправить с фотографической карточкой чиновника для поручений.
Дверь отворил понурый Ефим, но, увидев Николая Семёновича, почему-то обрадовался.
– Барин, – в голосе звучала неподдельная искренность, – Андрей Николаевич дома, но находится, как он говорит, в состоянии, как её, ипохондрии. Во, пока выговоришь, язык сломаешь. Приказал никого не принимать.
– Так ты, голубчик, доложи.
– Так не велено.
– Ты меня не зли. Я не за милостыней явился, а по служебному делу. Доложи, что пришёл чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции Власков. И быстро мне!
Не прошло и минуты, как Ефим вернулся.
– Следуйте за мной.
Хозяин поднялся из-за рабочего стола и кивнул головой в знак приветствия.
– Простите за мой домашний вид, – Горчаков выглядел стройным даже в толстом халате, – но я не хочу никого принимать. – На левой стороне его лица расплылся тёмный, почти чёрного цвета синяк. – В таком виде я не стал появляться на службе, и министр проявил ко мне участие, разрешил остаться дома.
– Андрей Николаевич, – Николай Семёнович расстегнул пальто, – я к вам на несколько минут, сами понимаете, что дознание иной раз требует беспокойства.
– Понимаю.
Власков достал из кармана пиджака конверт с фотографией убитого и потянул хозяину квартиры.
– Не будете ли вы так любезны сказать, знаком ли вам этот человек?
Горчаков достал из конверта фотографическую карточку, взглянул на неё и изменился в лице.
– Это труп? – спросил он внезапно осипшим голосом.
– Увы. Так вы узнаёте этого господина?
– Да, это тот, кто бил меня, – Горчаков указал рукой на опухшую щёку, – и пытался меня убить. Значит, вы его?.. – Андрей Николаевич поднял удивлённый взгляд на чиновника для поручений.
– Нет, – коротко ответил Власков, – мы всегда имеем указание брать преступника живым, даже если он сопротивляется. Здесь иной случай – при ограблении ещё одной квартиры хозяин, обороняясь, убил этого бандита.
– Убил?
– Так уж стряслось.
– Значит, нападение устроили одни и те же люди, – с удовлетворением произнёс Владимир Гаврилович. От полноты чувств начальник сыскной полиции даже поднялся и прошёл по кабинету, – но не только это важно, – Филиппов остановился. – Знаете, Николай Семёнович, есть ещё одна хорошая новость. Вот не знаю, как к ней относиться. В карманах убитого преступника найден билет внутреннего займа с номером, якобы сгоревшим в пожаре на квартире господина Елисеева.
Власков присвистнул.
– Вот так поворот!
– Николай Семёнович, – Владимир Гаврилович выдвинул ящик стола, достал перстень и протянул Власкову, – а теперь посмотрите на гравировку.
– Е. И. Е. – раздельно выговаривая каждую букву, произнёс чиновник для поручений Власков и поднял непонимающий взгляд.
– Ах да, вы же, видимо, не знаете. Бережицкий вёл дело о пожаре в квартире одного купца, так вот, гравировка может означать инициалы пострадавшего – Егора Ивановича Елисеева.
– Дела связаны? – Николай Семёнович наморщил лоб.
– Вполне возможно, хотя… – Владимир Гаврилович не договорил и взялся за ус. – Не верю я, Николай Семёнович, в такие совпадения. Но даже если преступник у нас один, то всё равно хочу в этом убедиться. Съезжу к господину Елисееву. Может быть, он что-то сможет прояснить.
С экспертом Брончинским начальник сыскной полиции столкнулся в дверях.
– Я к вам, Владимир Гаврилович!
– Вижу по вашему озабоченному лицу, что есть новости?
– Есть, но не будем же мы о них говорить в дверях.
– Простите, – и Филиппов пропустил Константина Всеволодовича в кабинет. Вернулся вслед за экспертом Власков.
– Новости таковы: нож действительно изготовлен не для продажи, а, так сказать, для личного пользования, где-нибудь в деревне или селе, где есть кузнец. Но не это главное, господа. Я ассистировал доктору Стеценко при вскрытии убитых на Гороховой, и выяснилась любопытная деталь – ширина ран не соответствует ширине лезвий ножей, которые мы обнаружили в телах.
Филиппов и Власков обменялись взглядами.
– Следовательно, убийца поставил сцену борьбы хозяина и грабителя для нас? – Николай Семёнович то ли утверждал, то ли спрашивал.
– Видимо, да.
– Таким образом второй бандит хотел отвести от себя подозрения и представить нам убитого преступника единственным исполнителем, – сказал Филиппов. – Я не знаю, была это мимолётная жалость к Горчакову или далеко идущий план, но так или иначе, это внушило Андрею Николаевичу мысль о том, что второй преступник менее кровожаден.
– Да, Владимир Гаврилович, вы правы, ведь от господина Горчакова нам всё равно стало известно, что нападавших двое и один из них – противник убийства.
– Сейчас он хочет нам показать, что главным был убитый, – Владимир Гаврилович посмотрел в окно и задумчиво добавил: – Что-то мне подсказывает – убийства продолжатся, но не сейчас, а через некоторое время. И нападения совершены не случайным образом, их должна связывать какая-то нить. Пока я её не улавливаю.
– Самая простая нить – это, – Брончинский улыбнулся, показав белые зубы, – как ни странно, женщина.
– Не очень похоже, – отмахнулся Власков. – Я же не говорю, что это истинный мотив, – пошёл на попятную Константин Всеволодович.
– А ведь вы можете оказаться правы, – посмотрел на эксперта Филиппов.
– И каким образом? – Николай Семёнович был удивлён, что начальник сыскной полиции поддержал Брончинского, казалось, в бредовой идее.
– Можно допустить, что у них одна любовница или они пользовались услугами одной и той же… дамы, – последнее прозвучало двусмысленно. – Надо мне навестить господина Елисеева, – добавил Владимир Гаврилович, – и самому прояснить некоторые детали. Кстати, где Бубнов?
– Вы же его с Михаилом Александровичем направили на квартиру, где проживал Григорий.
– Ладно, поехали.
Егор Иванович, смущаясь от того, что принимает дорогих гостей в домашнем виде, пригласил начальника сыскной полиции и чиновника для поручений в кабинет.
– Садитесь, господа, – указал рукой хозяина на изящные стулья.
– Благодарю, – кивнул Филиппов, достал из кармана перстень и протянул Елисееву. – Вам знакома эта вещица?
– А как же, – обрадовался Егор Иванович, – это ж мой перстень. Он находился в шкатулке у моей супруги. Вот на нём и мои инициалы: Е.И.Е – «Егор Иванович Елисеев». Вы нашли поджигателя?
– Да, – коротко ответил Владимир Гаврилович.
– Кто он? – нетерпеливо спросил хозяин. – Простите, если в интересах следствия вы не можете назвать его имя, то…
Начальник сыскной полиции не обратил внимания на слова Елисеева.
– Егор Иванович, вы видели когда-нибудь вот этого человека? – и протянул хозяину дома фотографическую карточку.
– Увы, – тот отрицательно покачал головой, – не припомню, – и, подняв взгляд на Филиппова, тихонько произнёс: – Он мёртв?
– К сожалению.
– Я не предполагал… – побледнел Елисеев.
– Егор Иванович, можете быть спокойны, вашей вины ни в чём нет. Человек, запечатлённый на карточке, замечен не в одном преступлении. Поэтому понёс заслуженное наказание.
– Я…
– Лучше посмотрите ещё раз внимательнее. Может быть, вы встречали этого человека ранее? Может быть, на него обратила внимание прислуга, или он крутился во дворе, что-то вынюхивая?
– Владимир Гаврилович, рад бы вам помочь, но в данном случае я бессилен.
– Хорошо. Вы не будете возражать, если я опрошу всех живущих в вашем доме?
– Отнюдь.
Уже взявшись за ручку двери, ведущей из кабинета, Филиппов спросил:
– Егор Иванович, простите, вам имена Андрея Николаевича Горчакова и Ивана Самсоновича Иващенко о чём-нибудь говорят?
– А как же, – с некоторым удивлением ответил хозяин. – Я бы не сказал, что они близкие мои приятели, но иногда мы встречаемся за карточным столом, то у меня здесь, то у Андрея Николаевича на Большой Морской, то на Гороховой у Ивана. А в чём, собственно, дело?
– Ничего существенного, Егор Иванович. Преступник, изображённый на карточке, побывал и у них.
– Тоже поджоги?
– О, нет, там кражи. Кстати, не подскажете, за карточным столом вы собирались втроём?
– Нет, у нас был и четвёртый. Разве вам Иващенко и Горчаков не сказали?
– В ту минуту меня занимали иные мысли. Не соблаговолите назвать четвёртое имя?
– Владимир Гаврилович… – надул губы Егор Иванович.
– Господин Елисеев, пока вы утаиваете имя, которое, кстати, можно узнать у ваших компаньонов по карточному столу, возможно, у четвёртого господина в квартире находятся воры, или они появятся чуть позднее.
– Заведующий паспортным делопроизводством канцелярии градоначальника, коллежский советник Василий Андрианович Суворков.
– Простите, где он проживает?
– Ропшинская, три.
В коридоре Филиппов шепнул Николаю Семёновичу.
– Живо на Ропшинскую!
Первой опрошенной оказалась супруга господина Елисеева. Предъявленную фотографическую карточку она долго крутила в руках.
– Господин Филиппов, – она скорчила гримаску, – вроде бы и видела сего господина, но вот где?.. Простите, хотела бы помочь, но… по правде напоминает мне кого-то, но… – и развела руками.
– Елизавета Самойловна, извините за назойливость, вы знаете господ Горчакова, Иващенко и Суворкова?
Супруга господина Елисеева вспыхнула, гневно скользнув прищуренными глазами по полицейскому, но потом вмиг побледнела.
– Нет, – вырвалось у неё, но она тут же попыталась сгладить свою неловкость. – Мой муж – заядлый картёжник, и с этими господами иной раз просиживает далеко за полночь.
– Вы были им представлены?
– Ну, я же хозяйка! – возмутилась Елизавета Самойловна.
– Прошу простить за бестактные вопросы, но меня извиняет только одно – моя служба.
С этими словами Владимир Гаврилович приложился к руке госпожи Елисеевой и откланялся.
Горничная Катя опознала изображённого на фотографической карточке господина сразу же.
– Да это же Гришка, сын Ульяны!
– Ты его хорошо знаешь?
– Не очень. Приходил иногда к матери, пытался ухаживать за мной, но мне такие не нравятся.
– Какие? – спросил Филиппов.
– Есть порода людей, не только среди господ, – Катя поняла, что сказала что-то лишнее, исподлобья взглянула на начальника сыскной полиции, но тот словно не слышал последних слов, – есть такая порода людей, у которых, кроме одной пары исподнего белья, ничего нет, но они себя королями чувствуют, словно все сокровища мира у них в кармане.