Про австралопитеков, их поведение и окружавшую их действительность мы знаем достаточно много из исследований древней флоры и фауны, а также по палеодиетологическим анализам. Грацильные австралопитеки Хадара принадлежали к поздней версии вида Australopithecus afarensis. Они были некрупными – ростом от метра до полутора, с несколько коротковатыми ногами и удлинёнными руками, коренастым телом и, судя по расширенной в нижней части грудной клетке и широкому тазу, большими животами. В отличие от ранних австралопитеков, грацильные лишь примерно на половину питались плодами и листьями деревьев, а на другую – травянистыми растениями открытых пространств. Из-за этого в их эволюционной линии постоянно увеличивались задние жевательные зубы – премоляры и моляры (в последующем часть их потомков – парантропы – зашла в этом отношении в губительную специализацию и в итоге вымерла).
О семейном устройстве австралопитеков мы догадываемся по нескольким признакам. Во-первых, это состав «Первого семейства»: группа включала нескольких взрослых самцов, а значит, это не был гарем. Во-вторых, это вполне умеренный половой диморфизм – уровень различий самцов и самок, а также небольшие размеры морд и клыков; стало быть, внутригрупповая и межсамцовая агрессия были снижены. В-третьих, это изотопы стронция в эмали зубов из южноафриканского Стеркфонтейна: у самцов они накапливались в одной и той же местности с рождения до смерти, тогда как половина самок меняла место жительства; подобная патрилокальность – привязанность к месту самцов и непривязанность самок – типична для горилл, шимпанзе, парантропов, неандертальцев и большинства групп современных людей.
Как ни странно, мы знаем и многие бытовые моменты жизни австралопитеков. Например, то, что самки при ходьбе держали детёнышей за ручку, – не догадка, а факт, вытекающий из удивительной синхронности двух цепочек следов в танзанийском Лаэтоли. Ночёвка на деревьях известна не только из поведения современных обезьян, но, как уже говорилось, из переломов на скелетах афарских австралопитеков «Кадануумуу» и «Люси», а также плечевой кости AL 333–107 одного взрослого из «Первого семейства». Руки австралопитеков имели ещё массу древолазательных адаптаций, тогда как ноги были уже полностью наземными, а стопы потеряли хватательную способность: большой палец был уже прижат к остальным, а продольный и поперечный своды полностью сформировались. А ведь при лазанье по деревьям стопа куда важнее руки, сила тяжести-то тянет вниз. Между прочим, у шимпанзе крупные и тяжёлые самцы предпочитают спать невысоко на толстых сучьях, чтобы не так больно было падать, в отличие от самок, предпочитающих безопасность на большой высоте.
Такина Budorcas churcheri
Слон Река Elephas recki
Вокруг австралопитеков бурлила жизнь. В том же слое DD-2, где найдены останки несчастливого «Первого семейства», обнаружены кости множества животных. Заросли с треском проламывали странные слоны-дейнотерии Deinotherium bozasi с загнутыми вниз бивнями на нижней челюсти, а в более открытых местностях бродили похожие на современных слоны Река Elephas recki. В буше прятались здоровенные примитивные кабаны Notochoerus euilus с огромными бивнями и костными выростами под глазами, предки современных кистеухих свиней Potamochoerus afarensis (они же Kolpochoerus afarensis), винторогие лесные антилопы Tragelaphus kyaloae и лосеподобные короткошеие жирафы Sivatherium maurusium. На опушках отслеживали хищников стада оранжевых импал Aepyceros: самые рогатые самцы охраняли гаремы самок, тогда как молодые и невезучие собирались в группы холостяков. На буграх среди высокой травы застывали высоконогие бубалы Damalops denendorai, а на участках с короткой травкой паслись бесчисленные газели Gazella. Поближе к воде держались примитивные быки Ugandax coryndonae с короткими, почти прямыми, закинутыми назад рогами, а также водяные козлы Kobus hadarensis и K. oricornus. В более глубоких водах лежали бегемоты Hippopotamus coryndoni и H. afarensis. Каменистые холмы облюбовали толсторогие носатые родственники коз такины Budorcas churcheri. Крайне редки были пряморогие ориксы Oryx deturi (они же Praedamalis deturi). Над всеми ними возвышались мелкие жирафы Giraffa pygmaea, средние Giraffa stillei и большие Giraffa jumae. На равнинах паслись белые носороги Ceratotherium и трёхпалые лошади-гиппарионы Eurygnathohippus hasumense. Обезьян можно было встретить как в лесах, где по ветвям прыгали здоровенные лесные колобусы Rhinocolobus turkanensis, так и в степях, где ещё более огромные гелады Theropithecus darti переходили на травоядность и становились главными конкурентами австралопитекам.
На всех этих зверей охотились саблезубые Dinofelis petteri и Megantereon, пятнистые гиены Crocuta deitrichi, в воде наводили страх гигантские выдры Enhydriodon, а бесшабашные медоеды Mellivora benfieldi игнорировали всех.
ЛитератураBehrensmeyer A. K., Harmon E. H. et Kimbel W. H. Environmental context and taphonomy of the A.L. 333 Locality, Hadar, Ethiopia // Abstracts for the 2003 Paleoanthropology Society Meetings.
Harmon E. H., Behrensmeyer A. K., Kimbel W. H. et Johanson D. C. Preliminary taphonomic analysis of hominin remains from A.L. 333, Hadar Formation, Ethiopia // Abstracts for the 2003 Paleoanthropology Society Meetings.
Radosevich S. C., Retallack G. J. et Taieb M. Reassessment of the paleoenvironment and preservation of hominid fossils from Hadar, Ethiopia // American Journal of Physical Anthropology, 1992, V. 87, pp. 15–27.
7. МАКАПАНСГАТ
КАМЕННОЕ ЗЕРКАЛО
(ЮЖНАЯ АФРИКА; 3 МЛН Л.Н.)
Зелёные кроны покрыли бесконечные холмы. По широким долинам медленно струились искрящиеся на ярком солнце реки. На пляж одного из таких потоков из чащи вышла группа австралопитеков. Самцы уверенно подошли к берегу и стали пить, самки с детёнышами некоторое время жались позади, но скоро тоже вошли по щиколотку в воду. Группа не торопилась, но и путь предстоял неблизкий – в более богатую область в дне пути, где деревья наверняка ещё были усыпаны спелыми фруктами, тогда как в этой местности австралопитеки, павианы и колобусы общими усилиями ободрали уже весь урожай.
Напившись, австралопитеки вольготно расположились на пляже. Открытость места их не слишком смущала: из мелкой воды появиться было некому, по пустому пространству ни гиена, ни кошка не смогли бы подкрасться незаметно, спасительные деревья росли совсем неподалёку, а весь берег был усыпан крупными гальками – самого подходящего для бросания размера.
Один из подростков как раз и занялся перебиранием камушков. Особенно красивы были валунчики, погружённые в воду: бликующие в мелкой волнующейся воде, все на первый взгляд похожие, но одновременно такие разные. Они живо напоминали подростку спелые фрукты – круглые, с виду сочные, некоторые желтоватые, иные оранжевые и красные. Взгляд молодого австралопитека упал на один из камушков: даже на фоне прочих красавцев тот выделялся особой спелостью. Австралопитек протянул руку и вытащил шар из воды. Вблизи тот оказался ещё лучше: на его так удачно повернувшемся боку зияли пара круглых выбоин и одна поперечная щель. Что-то заставило австралопитека присмотреться к этой комбинации внимательнее. Что-то тут было смутно знакомо. Уже не собираясь бросать булыжник, подросток вышел на берег, сел и стал задумчиво смотреть на камень. И тут его осенило: вместо камня на него смотрел какой-то незнакомый, но столь легко узнаваемый родственник. Камень был лицом! Это озарение поразило подростка до глубины души! Теперь он уж точно не собирался расставаться с таким необычным приобретением.
Подросток так увлечённо разглядывал свою драгоценность, что привлёк внимание родственников. Из-за плеча протянулась длинная рука отца. Противиться ему было нельзя. Крупный самец взял камень, повертел, но, не найдя в нём ничего интересного, небрежно бросил тут же, развернулся и ушёл. Подросток, подождав безопасного момента, подхватил камень, прижал его к груди и скорее удалился в сторонку, чтобы не привлекать лишнего внимания и не остаться без такой чудной вещицы.
Отдохнув, австралопитеки поднялись и отправились дальше. Подросток отставал. Он иногда останавливался и всё снова и снова заглядывался на чудо, что бережно нёс в руках: лицо в камне.
УликиО строении скелета австралопитеков мы знаем достаточно хорошо, а вот о поведении большей частью приходится лишь гадать по косвенным признакам. Мало когда удаётся схватить момент, увидеть движение тела и мысли в костях и камнях. Именно такой редкостный миг удалось уловить в пещере Макапансгат в Южной Африке. Костеносные брекчии тут накапливались примерно между 3 и 2 миллионами лет назад, а останки в них принадлежат южноафриканским грацильным австралопитекам, первоначально описанным как Australopithecus prometheus, а после отнесённым к ранее известному виду Australopithecus africanus.
Между прочим, название «австралопитек Прометей» само по себе замечательно. Раймонд Дарт обнаружил рядом с останками австралопитеков кости, зубы и рога антилоп, некоторые из которых были характерно обломаны и зашлифованы, а другие имели тёмный цвет. Обработанных камней, что характерно, не было. Р. Дарт сделал вывод, что австралопитеки ещё не умели делать каменные орудия, зато использовали кости в этом качестве. Исследователь назвал культуру «остеодонтокератической», то есть «костнозубороговой». Вторым выводом было, что австралопитеки уже умели использовать огонь. Выходит, они и вправду были истинными Прометеями! В последующем, правда, оказалось, что повреждения на костях и рогах были оставлены зубами гиен, потемнения вызваны окислами марганца, а морфологически австралопитеки Макапансгата не отличаются от других грацильных австралопитеков Южной Африки, так что облик прогрессивных гоминид заметно потускнел и свёлся к двуногим обезьянам без какой-либо культуры. Но одна яркая страница в их истории всё же имелась!
Длиннорогий конгони Alcelaphus helmei
В отложениях Макапансгата была найдена круглая красная галька размером с кулачок австралопитека. На ней нет никаких следов обработки или использования, зато есть выбоинки естественного происхождения, случайно, но удивительно точно напоминающие рожицу – глаза, нос и рот. Забавно, что такие выбоинки есть на обеих сторонах, причём на одной «лицо» больше похоже на человеческое, а на другой – скорее на австралопитековое – с большими челюстями и очень низким лбом. Ясно, что такая игра природы может быть встречена где угодно, но есть одно важнейшее обстоятельство: подобная порода залегает большей частью в 32 км, а минимум – в 4,8 км от Макапансгата! Очевидно, что это не окаменевший колобок, который от бабушки ушёл и прокатился вверх по склону много километров. Галька была целенаправленно принесена сюда человеческими руками, хотя и не руками человека. При этом залегание в ископаемой брекчии достаточно хорошо гарантирует от позднейшего заноса. Учитывая отсутствие следов применения в качестве орудия, а также красный цвет и подобие лица, вывод напрашивается сам собой: камень заинтересовал австралопитека именно как «портрет».
Выходит, какой-то австралопитек фактически прошёл зеркальный тест – узнавание лица. Для его проведения надо тестируемому существу намазать лоб краской и показать в зеркале: если зверюшка пытается стереть пятно, значит, узнаёт в изображении себя. Большинство тварей начинают фырчать и скалиться, считая, что встретили кого-то незнакомого. Зеркальный тест проходят – и то, как правило, не с первого раза – лишь самые одарённые: человекообразные обезьяны, дельфины, слоны (только для них зеркало нужно очень большое), вороны, некоторые собаки, очень редко – кошки. Даже не все люди справляются с задачей! И речь даже не о папуасах, впервые соприкоснувшихся с цивилизацией. Достаточно пройтись ночью к холодильнику по тёмному коридору мимо зеркала – ощущения бывают незабываемыми!
Конечно, камень не совсем зеркало, но принцип тут примерно тот же – узнавание лица там, где его вроде бы быть не должно. Крайне важно, что у австралопитека хватило занудства тащить бесполезную каменюку фактически целый день! Вряд ли он бежал, торопясь и спотыкаясь, с воплями: «Глянь, что покажу!» Скорее, он шёл не спеша вместе с сородичами, а от пяти до тридцати километров – это всё же от часа до дня пути. Между прочим, и сказать-то он ничего толком не мог, так как у австралопитеков морфологических признаков речи ещё не было (справедливости ради, надо упомянуть, что именно в Макапансгате найден единственный череп австралопитека с развитым шиловидным отростком – тем самым признаком речи).
Антилопа-прыгун Oreotragus oreotragus
Орикс Oryx gazella
Из наблюдений над обезьянами и людьми мы знаем, что наиболее любопытны обычно детишки и подростки, тогда как взрослые намного серьёзнее и практичнее, так что можно предположить, что и макапансгатским камушком заинтересовался кто-то молодой.
Ни в одной из ископаемых фаун австралопитековых времён Южной Африки нет крокодилов, так что ходить по берегу было достаточно безопасно. Открытые пляжи могли привлекать именно тем, что хищникам там негде спрятаться. Правда, отсутствие крокодилов в отложениях может быть следствием специфики накопления материала: в основном находки сделаны в брекчиях пещер, куда водным рептилиям было нереально попасть.
Фауна Макапансгата в целом аналогична стеркфонтейнской, но несколько богаче. Небольшие павианы Parapapio jonesi, умеренные P. broomi и большие P. whitei, страшные гелады Theropithecus darti, широколицые колобусы Cercopithecoides williamsi – все они в той или иной степени были конкурентами австралопитекам. По каменным склонам пробирались овцебыки Makapania broomi и антилопы-прыгуны Oreotragus oreotragus, шмыгали даманы Procavia transvaalensis, P. antiqua и Gigantohyrax maguirei, у подножия гор в зарослях скрывались редунки Redunca darti и R. fulvorufula. Имелись и островки леса, судя по халикотериям Ancylotherium hennigi и огромным короткошеим жирафам Libytherium olduvaiensis; среди лесного подроста по ночам крались очень большие дукеры Raphicerus paralius и очень мелкие голубые дукеры Cephalophus monticola. Разнообразны были свиньи – сравнительно скромные Potamochoeroides hypsodon и клыкастые Notochoerus euilus, примитивны – быки Simatherium kohllarseni. На опушках паслись трёхпалые гиппарионы Eurygnathohippus cornelianus, винторогие лесные антилопы Tragelaphus strepsiceros и T. pricei, огромные саблерогие антилопы Hippotragus gigas, тяжеловесные канны Taurotragus oryx и красивые ориксы Oryx gazella. Там и сям в зарослях буша желтели стада импал Aepyceros melampus. Открытых мест держались продвинутые однопалые зебры Equus capensis, крупные газели Gazella vanhoepeni, бубалы – огромные Parmularius braini, лиророгие Damaliscus gentryi, длиннорогие Alcelaphus helmei и короткорогие Wellsiana torticornuta. На них охотились саблезубые кошки Dinofelis darti и Homotherium problematicum, а остатки подъедали гиены – полосатые Hyaena makapani и гигантские пятнистые Pachycrocuta brevirostris.
Гигантская гиена Pachycrocuta brevirostris
ЛитератураBednarik R. G. The 'Australopithecine' cobble from Makapansgat, South Africa // The South African Archaeological Bulletin, 1998, V. 53, pp. 4–8.
Dart R. The osteodontoceratic culture of Australopithecus prometheus // Transvaal Museum Memoir, Pretoria, 1957, № 10.
Dart R. The waterworn Australopithecine pebble of many faces from Makapansgat // South African Journal of Science, 1974, V. 70, pp. 167–169.
8. KNM-ER 1805
СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ
(КЕНИЯ; 1,75 МЛН Л.Н.)
Полоса густых кустов протянулась вдоль берега озера. По одну их сторону простирались полузатопленные заросли камышей с редкими деревьями, по другую – открытая саванна. С одной стороны мир бегемотов, буйволов, водяных козлов, выдр и крокодилов, с другой – жирафов, ориксов, газелей, гну, бубалов, зебр, павианов, шакалов, гиен, львов и гепардов. Лишь огромные слоны не обращали внимания на подобные условности и беспрепятственно гуляли, где им вздумается. Посреди же, между водой и саванной, расположился свой особый мир густых приречных джунглей. Это было самое тихое место, где трудно было кого-то увидеть. Лишь изредка ветки шевелились, когда там скрытно проходили носороги, кистеухие свиньи и винторогие куду. Одни мартышки и колобусы не стеснялись показываться на ветвях, но и они вели себя обычно тихо, распевая только по утрам.
В этом-то скрытом мире и жили парантропы. Они очень хорошо устроились в богатых зарослях. Можно было выходить к воде, чтобы попить и пожевать осоку, можно было залезать на деревья, чтобы собирать там фрукты и спать в уютных гнёздах. А чаще всего они просто отдыхали в прохладной тени, подолгу переваривая стебли и листья в своих круглых животах.
Лишь одному самцу было тут неуютно. Он был большой и умный, так что мог бы занять высокое место в иерархии своей группы. Но он резко выделялся среди сородичей: его лицо было намного меньше и сильно выдавалось вперёд, а маленькие зубы не позволяли наедаться так же быстро, как это делали родственники. Он чаще ловил мелких зверей и ел их – ему нравился вкус мяса.
А ещё иногда его тянуло в саванну. Там было опасно, там ходили страшные незнакомые звери. Но иногда на равнине появлялись чем-то похожие на него двуногие. Они были не такие коренастые и мускулистые, как жители зарослей, у них были аккуратные лица, и они вели себя совсем иначе – кричали, суетились, постоянно общались и были заняты чем-то загадочным и таким интересным.
Самец смотрел на них, но не решался покинуть родные заросли. Лишь смутная тоска по проходящей мимо столь богатой жизни порой одолевала его душу…
УликиСистематика ископаемых существ – поиск определённости и порядка в туманном океане неопределённости и хаоса. В теории построенная система должна отражать эволюцию и родство, а также быть удобной в использовании. На практике всё делается через пень-колоду, так как разные учёные придерживаются отличающихся концепций, которые стремятся отразить в системе. Да и ископаемых материалов для работы бывает не то чтобы много. А отдельные находки надолго остаются загадками, которые никто не знает, куда бы приткнуть.
Именно такой «вещью в себе» стал разбитый череп KNM-ER 1805 из Кооби-Фора на севере Кении. Недаром другое его название – «загадочный череп». Датировка находки – 1,75 млн л.н. – время существования в Восточной Африке нескольких видов гоминид. Как минимум их было два: массивные австралопитеки-парантропы Paranthropus boisei и эогоминины, они же «ранние Homo», они же преархантропы, чаще всего обозначаемые как Homo habilis. Однако некоторые исследователи считают, что в это время ещё доживали свой век последние Homo rudolfensis, а притом уже появились первые Homo ergaster, а может быть, даже и куда более продвинутые Homo erectus. Некоторые же антропологи умудряются выделять и ещё пару-другую видов. И при всём этом великолепии «загадочный череп» остаётся абсолютно уникальным.
Его особенность – в сочетании совершенно разных черт от разных видов. Мозг – 582 см3 – очень большой для австралопитеков, но невелик для людей, а к тому же ещё и примитивен: с огромным «лобным клювом» и короткой затылочной долей, едва закрывающей мозжечок. Сам череп вытянут и приплюснут, с резко выступающим затылком, из-за рельефа даже крупнее, чем у Homo habilis, так что немало похож на черепа Homo ergaster. Однако на его макушке имеется сагиттальный гребень для крепления мощнейших жевательных мышц, а ведь это – черта австралопитеков и парантропов; у людей сагиттальный гребень не встречается и не встречался никогда, это один из надёжнейших родоспецифических признаков. На височных костях рельеф тоже очень силён, а боковые стенки черепной коробки вертикальны, как у людей. Лицо KNM-ER 1805 не уплощено в поперечном направлении, в отличие от парантропов, да к тому же резко выступает вперёд, тогда как у парантропов оно было вертикальным; одновременно челюсти огромные, вогнутые в вертикальной плоскости. Альвеолярный отросток, несущий передние зубы, сильно выступает вперёд, выпуклый во всех направлениях, он плавно переходит в дно носовой полости, что очень примитивно. А вот зубы – весьма скромные. Сочетание больших челюстей и сильных мышц с маленькими зубами противоречиво. Форма носовых костей у KNM-ER 1805 такая же, как у других «ранних Homo», но отступает от австралопитековых стандартов. И уж совсем ни к селу, ни к городу на лобной кости имеется метопический шов. Этот шов у детей расположен между двумя половинами лобной кости, но и у людей, и у обезьян обычно зарастает годам к двум или около того. В принципе, у современных людей он не так уж редко остаётся незаращённым на всю жизнь, однако у обезьян и австралопитеков зарастал всегда, и гиперразвитие жевательной мускулатуры тем более должно было бы способствовать его закрытию.
Разбитый череп KNM-ER 1805
Не странно, что разные исследователи относили KNM-ER 1805 ко всем возможным видам: Paranthropus boisei, Homo rudolfensis, H. habilis, H. ergaster и неопределённому Homo sp. indet.
Как объяснить подобную кашу признаков? В теории «загадочный череп» мог бы принадлежать особому виду. Однако в этом случае закономерен простой вопрос: где же останки других его представителей? В Кооби-Фора найдены зубы и кости десятков парантропов и древних людей, в большинстве своём они хорошо классифицируются, так что на малочисленность находок списать отсутствие других представителей гипотетического вида не получится. Кстати, даже удивительно, но ещё ни один антрополог не предложил особого видового названия для KNM-ER 1805. Далее, череп мог принадлежать патологическому индивиду со специфическими отклонениями. Но результаты болезней обычно хорошо видны, тут же череп в целом гармоничен, нет асимметрии, деформаций, уродливых выростов и искажений костей. Наконец, самая интригующая версия: череп мог принадлежать метису двух видов – парантропа и «раннего Homo».
Казалось бы, как такое может быть? Ведь парантропы и люди относятся к разным родам! Но, во-первых, это мы их называем по-разному, так как видим большие внешние различия. В генетике отличия могли быть гораздо скромнее; даже небольшие мутации могут вызывать существенные внешние изменения, но никак не мешать скрещиваться. Во-вторых, из практики известно множество случаев скрещивания разных видов и родов приматов, например разных видов тонкотелов, павианов, макак, мартышек или даже мандрилов с мангобеями – тоже представителей разных родов. И для человекообразных гиббонов метисация видов – обычное дело. В-третьих, на момент жизни KNM-ER 1805 парантропы с людьми разошлись ещё не так уж сильно, прошёл лишь один миллион лет, так что способность к созданию общего потомства могла быть не утеряна, хотя и затруднена. Миллиона лет хватило на возникновение заметных отличий во внешности и поведении: парантропы были мордастыми вегетарианцами густых прибрежных зарослей, а люди – головастыми собирателями сухих открытых пространств. Надо думать, гибрид чувствовал себя не на своём месте и там, и там.
Череп KNM-ER 1813 – Homo microcranous