– Залив.
– Пляж.
–Дорога.
– Лес.
– Ворота.
– Забор.
– Тропинка.
– Кусты.
– Крыльцо.
– Дом.
Заметил ли я или вообразил слабое колебание?
– Окно.
– Занавес.
Да, в тот раз это было ясно. Но слова быстро следовали одно за другим. Покоя не было. У нее не было возможности собраться с мыслями. Я отметил заметную разницу во времени реакции и, сочувствуя, проклял этот холод; научная третья степень.
– Париж.
– Франция.
– Латинский квартал.
– Студенты.
– Апачи.
Крейг произнес это с искаженным произношением “Апаши”.
– Действительно, доктор Кеннеди, – сказала она, – я ничего не могу связать с этим словом. Ну, да, les vaches, я полагаю.
– Вам лучше не отвечать на этот вопрос. Я потратил впустую много секунд. Очень хорошо, давайте попробуем еще раз, – ответил он с напускной беззаботностью, хотя ответ, казалось, заинтересовал его, потому что “les vaches” означало “коровы”, иначе известные как полиция.
Ни один адвокат не смог бы упиваться возможностью задавать наводящие вопросы более безжалостно, чем Кеннеди. Он произнес свои слова резко и неожиданно.
– Люстра.
– Свет.
– Электрический свет, – подчеркнул он.
– Бродвей, – ответила она, пытаясь заставить новую ассоциацию идей заменить ту, которую она старалась скрыть.
– Сейф.
– Хранилище.
Краем глаза я мог видеть, что индикатор показывал чрезвычайно усиленную сердечную деятельность. Что касается времени реакции, я отметил, что оно становилось все длиннее и значительнее. Он безжалостно настаивал на своих словах. Мысленно я проклял его.
– Резиновый.
– Шина.
– Сталь.
– Питсбург, – крикнула она наугад.
– Сейф, – никакого ответа.
– Замок.
Снова никакого ответа. Он торопил свои слова. Я наклонился вперед, напряженный от волнения и сочувствия.
– Ключ.
Тишина и трепетание индикатора артериального давления.
– Уилл.
Как только было произнесено последнее слово, ее выражение испуганного вызова исчезло. С криком боли она вскочила на ноги.
– Нет, нет, доктор, вы не должны, вы не должны, – воскликнула она, протягивая руки. – Почему вы выбираете эти слова из всех остальных? Может ли это быть…
Если бы я не поймал ее, я думаю, она упала бы в обморок.
Индикатор показывал сердце, попеременно бьющееся от лихорадочного возбуждения и почти замирающее от страха. Что бы Кеннеди сделал дальше, подумал я, решив отключить его как можно скорее. С того момента, как я увидел ее, я был очарован ею. Я знал, что на моем месте должен был быть Флетчер, хотя не могу не сказать, что испытывал определенное мрачное удовольствие, поддерживая даже на мгновение такую женщину в трудную минуту.
– Неужели вы догадались о том, о чем никто в мире, нет, даже милый старина Джек, не знает. О, я сойду с ума, с ума, с ума!
Кеннеди мгновенно вскочил на ноги и направился к ней. Выражение его глаз было для нее достаточным ответом. Она знала, что он знает, и она побледнела и вздрогнула, отпрянув от него.
– Мисс Бонд, – сказал он голосом, который привлекал внимание, он был низким и вибрировал от чувства, – мисс Бонд, вы когда-нибудь лгали, чтобы защитить друга?
– Да, – сказала она, встретившись с ним взглядом.
– Я тоже смогу, – ответил тот же напряженный голос, – когда узнаю правду об этом друге.
Тогда в первый раз слезы хлынули бурей. Ее дыхание было быстрым и лихорадочным.
