И уже через полчаса началось яростное морское сражение. Сражение, которому будет суждено сыграть поворотную роль в дальнейшей судьбе Наполеона, да и всей истории Европы.
У французов было два быстроходных 44-пушечных фрегата («Диана» и «Жюстис»), новейшей венецианской постройки, неглубоко сидящие в воде и к тому же, вооруженных мощными 24-фунтовыми орудиями; девять 74-пушечных кораблей («Геррье», «Конкеран», «Спартиат», «Аквилон», «Пёпль-Суверен», «Эрё», «Тимолен», «Меркюр» и «Женерё»/«Эрё»), три 80-пушечных [«Тоннан», «Франклин» с контр-адмиралом Бланке дю Шайла и «Гийом Телль» с заместителем де Брюэса вице-адмиралом Пьер-Шарлем де Вильнёвом (1763—1806), с деятельностью которого связано еще одно эпохальное морское сражение, но уже следующего XIX века!], тяжелый гигант 120-пушечный флагман «Л`Ориан»/«Ориент» и два легких и быстроходных фрегата 40-пушечный «Артемиз» и 36-пушечный «Серьёз» – именно их можно было использовать как сторожевые судна боевого охранения!
Силы англичан выглядели не столь внушительно: тринадцать 74-пушечных кораблей («Каллоден», «Голиаф», «Зэлос», «Орион», «Одасье»/«Одейшес», «Тезей», «Минотавр», «Беллерофон», «Дифенс», «Мэджестик», флагманский «Вэнгард» и «Александер» с «Суифтшюром», которые подоспеют лишь в концу боя), 50-пушечный «Леандр» и быстроходный 14/18-пушечный корвет «Мютин».
Нам известно несколько разных описаний Абукирского сражения, причем, весьма драматичного для французов свойства (некоторые горячие головы за поражение «повесили всех собак» на Вильнёва!). Впрочем, почти все они сходятся в одном: хотя силы сторон были почти равны (у французов – 13 линейных кораблей и 4 фрегата на борту которых было 10 тыс. моряков; у англичан – 13 линейных кораблей, один фрегат и корвет) и французы даже имели больше орудий (1230 против 1026!), Нельсон, быстро захвативший инициативу, склонил ход боя в свою пользу.
Де Брюэсу пришлось сражаться тут же в заливе, не снимаясь с якорей и в том же строю. А ведь незадолго до этого Наполеон обсуждал с ним опасность ведения морского боя в такой пассивной позиции: она могла стать ловушкой. Но французский вице-адмирал понадеялся на поддержку дальнобойной береговой артиллерии, защиту с флангов маневренными фрегатами, морские отмели и не удосужился отдать приказ своевременно освободить от палубного хлама батареи правого борта, смотрящего на сушу. И возможно все было бы хорошо, если бы англичане применили традиционную для того времени линейную тактику, когда многопалубные корабли выстраивались в линии так, чтобы во время своего бортового залпа быть повернутым боком к противнику, а во время вражеской стрельбы – кормой.
Но Нельсон, подобно всем гениям, оказался верен себе: он не любил шаблонов!
Примерно за час все его корабли вышли на огневые позиции. В 6 часов 28 минут часть его эскадры (четыре головных корабля) отрезала французские корабли от берега, ловко проскочив в маленькую щель между первым французским кораблем и прибрежной отмелью (отменная подготовка английских экипажей позволила им проделать этот опаснейший маневр предельно быстро!), а другая часть атаковала неприятеля со стороны моря. Таким образом, у каждого французского корабля в авангарде строя было по два противника, а корабли французского арьергарда не могли вступить в бой: им мешал встречный северный ветер. Так, французы, стоявшие в начале боевой линии, сразу же оказались под мощнейшим перекрестным огнем. Все вокруг над темной водой стало озаряться вспышками молний – бортовых залпов.
Движение глубокосидящих в воде линейных кораблей англичан вблизи берега было чревато встречей с подводными мелями и скалами и их головной корабль «Каллоден», пытаясь побыстрее выйти на ударную позицию, срезал путь вокруг отмелей у островка, сел-таки на мель и в сражении участия так и не принял. Зато остальным повезло больше (вернее, севший на мель корабль служил для них ориентиром опасности!) и в целом они действовали превосходно. Британцы мгновенно травили свои кормовые якоря, что позволяло им останавливать суда и обрушивать весь огонь на неприятельский корабль, подавляя его противодействие, после чего – переходить к следующему.
Де Брюэс явно не ожидал от своего противника такой дерзости и поплатился, а его заместителю де Вильнёву не хватало энергии и решительности, т.е. лидерских качеств. Он командовал несколькими кораблями в арьергарде французской боевой линии и поэтому не подвергался прямым атакам Нельсона. Де Вильнев не стал вступать в бой и поддерживать своих «братьев по оружию» поливаемых вражеским смертельным огнем сразу с двух сторон, т.е. он даже не предпринял попытки понудить неприятеля вести сражение «на два фронта». Он предпочел отойти со своими судами на безопасное расстояние якобы по причине необходимости спасти от разгрома хоть какую-то часть эскадры.
Стремясь защитить свой флот в надвигающихся сумерках, а затем и кромешной тьме южной ночи во время перекрестного огня, Нельсон приказал командам повесить по четыре фонаря на мачте каждого «британца», чтобы легче узнавать своих в темноте. Когда головная (кстати, слабейшая) часть французской линии была разгромлена и спустила флаги, британцы пошли дальше. Скорострельность британских канониров была выше всяческих похвал: они стреляли в полтора раза быстрее весьма жесткого норматива, принятого в их флоте.
К 10.05. вечера французский флот перестал существовать!
Лишь четырем кораблям (двум линейным – «Гийом Телль», «Женерё» и двум фрегатам – «Диана», «Жюстис») вице-адмирала де Вильнёва удалось уйти (именно за это его потом поносили последними словами соплеменники!), остальные были уничтожены или пленены.
Семнадцать французских кораблей потерпели полное поражение от всего лишь тринадцати (а по сути дела двенадцати – «Каллоден», как известно, сел на мель в самом начале сражения) британских. Французы потеряли убитыми, ранеными и пленными от 5 до 6 тыс., а англичане всего лишь – 895 человек и ни одного корабля, но, лишившись такелажа (особенно досталось «Беллерофону» с«Мэджестиком», потерявших почти все мачты) пуститься в погоню за беглецами не могли.
…Кстати, британский флот в ту пору был, безусловно, лучшим в Европе. Не только их корабли были самого лучшего качества, не только их моряки работали слаженнее всех других, не только их канониры стреляли быстрее и точнее других, заряжая свои орудия сразу двумя ядрами. Именно англичане первыми осознали необходимость унификации корабельной артиллерии, поэтому их корабли в обязательном порядке согласно классу вооружались одинаковыми пушками, максимально соответствовавшими боевым качествам судов из расчета скорость «плюс» огневая мощь. Это позволяло применять типовые боеприпасы и обслуживание всех пушек на судах одного типа не требовало специальных знаний. Снабжение эскадр, состоявших из однотипных судов, идентичными боеприпасами упрощалось, поскольку перепутать, какому кораблю подвозить какие ядра, было просто невозможно. В тоже время во французском флоте системы и калибры пушек разнились не только в зависимости от корабля. Нередко на одном и том же корабле можно было встретить орудия совершенно разных типов и калибров. Уже одно это значительно усложняло его обслуживание и эксплуатацию в бою. И наконец, очень большим преимуществом британских матросов-«островитян» перед их европейскими коллегами было то, что их суда почти непрерывно курсировали в морях и океанах, тем самым позволяя своим экипажам постоянно практиковаться во всех нюансах морского дела и тактики вождения судов в ходе морских баталий в любых погодных условиях. Все в целом давало неоспоримое преимущество «Владычице Морей»…
И действительно, французский адмирал не смог противопоставить искусству Нельсона ничего, кроме мужества. В ходе сражения он был дважды ранен (в лицо и руку), но не покидал палубы. Затем английское ядро почти разорвало его надвое, но де Брюэс и последние минуты своей жизни провел на палубе, говоря: «Французский адмирал должен умирать на шканцах».
…Кстати, узнав о смерти де Брюэса, Наполеон написал его вдове такие строки: «Ваш муж убит пушечным ядром на палубе своего корабля. Он умер тихо, без страданий. Самой завидной для военного смертью. Я глубоко разделяю ваше горе…»…
Де Брюэс погиб, а его флагманский корабль «Ориент», нёсший 60 млн. франков мальтийской контрибуции, взорвался одним из первых с таким ужасным грохотом, что обе стороны в какой-то момент прекратили сражаться, а его было слышно даже в Каире. Над акваторией боя установилась мертвая тишина и… беспросветная тьма. Бой возобновился лишь через десять минут, когда густое облако дыма и пепла осело на том месте, где только что сражался неустрашимый экипаж французского флагмана. По вполне понятным причинам воодушевления французам других судов эта катастрофа не придала.
…Между прочим, даже спустя годы Наполеон был склонен винить в Абукирской катастрофе исключительно лишь де Брюэса, к тому времени уже безответного. Бонапарт утверждал, что он отдал приказ де Брюэсу поставить флот в самом порту Александрии или отплыть в более безопасное место к о-ву Корфу. На самом деле документов, подтверждавших подобный приказ, не осталось. Так или иначе, но де Брюэс действительно неправильно разместил свои суда: повторимся (!), что его корабли были поставлены на якоря вне пределов огня береговых батарей, а с подветренной стороны глубина была достаточной для того чтобы корабли из эскадры Нельсона могли проскользнуть между берегом и боевой линией французских судов, что и случилось…
Противники бились исключительно мужественно.
Капитан, срубившего грот и бизань-мачты британского «Мэджестика», французского корабля «Тоннана» Дюпети Туар, получивший смертельное ранение (сначала он потерял одну руку, потом – другую, а затем еще и ногу!) и истекавший кровью, велел положить обрубок своего туловища в чан с опилками и продолжал руководить боем вплоть до полной потери сознания. Напоследок он приказал затопить корабль, но не сдавать его!
…Герой сражения при Абукире, капитан 1-го ранга французского военно-морского флота (1796 г.) Жорж-Аристид-Обер Дюпети (Дюптен) -Туар (31 августа 1760 г., замок Бумуа, Сомюр, на правом берегу Луары – 2 августа 1798 г., Абукир) происходил из дворянского рода в Пуату, из семьи шевалье Жиля-Луи-Антуана-Обера Дюпети-Туара и его супруги Мари Гоен дю Шато де Бумуа, в возрасте 9 лет был отправлен на обучение в Королевском колледже Ла Флеш, а в 14 лет был переведён в знаменитую Парижскую военную школу (Ecole militaire de Paris). В 1776 г., вследствие военных реформ графа Сен-Жермена, вступил на военную службу кадетом пехотного полка Пуату, в 1778 г. произведён в лейтенанты, но когда в феврале 1778 г. началась война с Англией, то в марте того-же года перешёл на морскую службу мичманом Королевского военно-морского флота. Участвовал в Войне за Независимость Североамериканских колоний (США), 27 июля 1778 г. на борту линейного корабля «Le Fendant» капитана Водрейля отличился в сражении при о-ве Уэссанте, в декабре 1778 г. состоял в «морском эскадроне», предназначенном для транспортировки корпуса герцога де Лозена в Сенегал, участвовал в захвате форта Сен-Луи (Св. Людовика) в Сенегале и бою у о-ва Гренада, затем присоединился к эскадре адмирала д`Эстена и 6 июня 1779 г. отличился в сражении против британского флота адмирала Байрона у Гренады, с 16 сентября по 18 октября 1779 г. принимал участие в осаде Саванны, в 1780—82 гг. служил в Вест-Индии. С марта 1780 г. служил на Карибском море под командой адмирала де Гюшена, на борту 80-пушечного линейного корабля «La Couronne» сражался 17 апреля и 19 мая 1780 г. против английской эскадры адмирала Родни у Гишена и у о-вов Всех Святых. С 12 апреля 1782 г. совершил вояж по портам Соединённых Штатов, Антильских о-вов и Порто-Кабельо. После заключения мира в 1783 г. возвратился в Брест и занялся самообразованием: совершил, в частности, две поездки в Англию с образовательными целями, занимался гидрографическими работами у берегов греческих о-вов, самостоятельно изучал математику. 1 января 1792 г. – лейтенант, на борту 12-пушечного брига «Le Diligents» принял участие в экспедиции, посланной на поиски капитана Лаперуза, обследовал побережья Австралии, во время плавания через Атлантику на его судне началась эпидемия – треть команды погибла, а оставшиеся были захвачены в плен португальским губернатором о-ва Фернан-де-Норема в нескольких сотнях миль от берега Бразилии и отправлены в тюрьму Лиссабона. После освобождения в августе 1793 г. Дюпети-Туар отправился в Филадельфию, где в колонии французских эмигрантов прожил до 1795 г. После возвращения во Францию был уволен с морской службы как аристократ, но уже в 1796 г. возвратился на флот в ранге капитана 1-го ранга. В 1798 г. командовал 80-пушечным линейным кораблём «Tonnant» в составе эскадры адмирала Брюэйса, участвовал в захвате Мальты, в сражении 1—3 августа 1798 г. при Абукире вынудил спустить флаг британский 74-пушечный линейный корабль «Bellerophon» и серьёзно повредил 74-пушечный «Majestic», вышедший из боя. 2 августа в ходе этого сражения был тяжело ранен (потерял обе ноги и руку), но продолжал командовать находиться на палубе и лёжа в ящике (ёмкости) с пшеницей (благодаря чему медленнее терял кровь) пока не умер от потери крови (последним приказом велел прибить корабельный флаг к бизань-мачте и ни в коем случае не сдавать корабль врагу, сражаясь до последнего человека). После смерти тело капитана по его приказу было брошено за борт, чтобы не досталось англичанам, в отличии от его корабля, в итоге захваченного британцами. Героическому капитану 1-го ранга было 37 лет и флоту он отдал 24 года, дослужившись до капитана за 20 лет. В его честь были названы шесть (!) различных кораблей Франции…
Сам Нельсон еще в начале боя был ранен щепкой от борта в голову, но выглядевшая устрашающе рана, оказалась неопасной: она рассекла лоб над правым, слабовидящим глазом и Горацио позволил перевязать себя лишь после того, как исход боя перестал вызывать у него сомнения и была оказана первая медицинская помощь всем раненным членам экипажа его флагмана.
Наутро стоя на палубе «Вангарда» и осматривая место кровавого побоища (все корабли из его эскадры остались целы), Нельсон сказал: «Победа! Это слово недостаточно выразительно, чтобы описать эту картину»…»
Так в одночасье сын простого сельского священника превратился в национального героя. По всей «старой, доброй Англии» – от дворцов до лачуг – поднимали тосты «за героя Нила», спасителя британской империи, обладание которой являлось для англичан «вопросом… желудка»! Колонии – основа британского могущества – и пути к ним остались в неприкосновенности, а значит, продолжилось и процветание островного народа («океанократов» или… «нации лавочников», как их презрительно называл «кросиканский выскочка» ди Буонапарте!). Политический престиж англичан в глазах народов и правителей континентальной Европы снова был на должной высоте.
Победа при Абукире сделала Нельсона пэром Англии, дала ему пожизненную пенсию в две тысячи фунтов стерлингов в год (серьезно, но все же меньше, чем у Джервиса за Сен-Висент), позволила стать контр-адмиралом 2-го класса (или Белого флага) и массу других высоких наград и драгоценных подарков. Но самый необычный подарок ему поднес Бенджамен Галлоуэлл, один из капитанов его эскадры. Им оказался… гроб, изготовленный из куска грот-мачты вражеского флагмана. «Когда вы устанете от жизни, – мрачно пошутили его офицеры, – Вас смогут похоронить в одном из Ваших трофеев!» Нельсон был в восторге от «подарка» и бережно хранил его в своей каюте. В этом гробу через семь лет, после его следующего триумфа над французами – при Трафальгаре, окончательно утвердившем Туманный Альбион в статусе «Владычицы Морей» чуть ли не на полтора века – его и погребут, в столь желанном для нашего суперамбициозного героя… Вестминстерском аббатстве!
…Кстати, в советской литературе XX в. специалисты по военно-морской истории не раз и не два подчеркивали, что в битве при Абукире британский флотоводец Нельсон лишь повторил маневр русского адмирала Ф.Ф.Ушакова, проделанный тем много ранее в сражении при Калиакрии, когда он прошел между береговой батареей и турецким флотом, стоявшим на якоре. Впрочем, задолго до них этот рисковый маневр совершали француз Турвиль в 1676 г. и в самом начале Столетней войны в битве при Слейсе Эдуард III. Более того, до сих пор неясно кто был инициатором этого маневра при Абукире: то ли сам Нельсон, то ли, все же, один из самых одаренных британских капитанов той поры – командир «Голиафа» Фолей, причем, большинство знатоков военно-морской истории склоняются в пользу последнего. Интересно и другое! У кораблей Нельсона сразу было преимущество в наветренном положении, а Ушакову пришлось пойти на рискованный маневр, чтобы таким образом атаковать врага с наветренной стороны. К тому же ему угрожала мощная вражеская береговая батарея, а у Нельсона угрозы с берега почти не было. Только на островке между мелководьем и берегом находилась батарея из четырех 12-фунтовок и двух 33-см мортир, но заманить туда противника еще надо было попытаться. Сходство лишь в том, что англичанин и русский приняли мгновенное решение атаковать и разгромить неготового к бою врага…
Абукирская победа не только прославила Горацио Нельсона на всю Англию – «владычицу морей» того времени, но и разрушила план Бонапарта – победным маршем пройти до Индии, по крайней мере, так полагает какая-то часть историков. Они же задаются сугубо риторическим вопросом, а чтобы было, если бы Нельсон тогда не разнес де Брюэса в пух и прах!? Вернее, пошел ли бы генерал Бонапарт по стопам Александра Македонского!? Очевидно, что у Провидения были свои далеко идущие планы на «корсиканского выскочку» и в них не было места для копирования подвига Великого Македонца в той или иной форме: у нашего героя явно был свой неповторимый путь к всемирной славе.
Флот Нельсона контролировал Средиземное море, которое снова стало почти что «английским озером». (Хотя сам он почивал на лаврах, блаженствуя меж мягких чресел самой известной «чаровницы-блудницы» той поры леди Гамильтон, так аппетитно сыгранной в одноименном фильме популярной французской актрисой середины ХХ века Мишель Мерсье – столь хорошо знакомой всем по пикантному сериалу «Анжелика», не говоря уж, о знаменитой исполнительнице этой роли в фильме «Леди Гамильтон» Вивьен Ли!)
Флот французов в этой части мировой акватории перестал существовать: на его восстановление потребовались годы. Французская армия в Египте оказалась отрезанной от родины, что в будущем грозило катастрофой. Более того, три линейных корабля Нельсона постоянно дежурили у Александрии. Французы оказались заперты в Египте как в мышеловке. Наполеон не мог получать с родины ни подкреплений, ни снаряжения, не мог даже выбраться из Египта, т.е. его ждала хоть и отсроченная, но неотвратимая гибель.
Когда Бонапарту пришло донесение от Клебера о случившейся две недели назад трагедии, он, пока не исчерпал весь запас известных ему ругательств, причем не по одному кругу в адрес всех главных виновников происшедшего – как незадачливого горемыки де Брюэса, так и его Злого Гения Нельсона – не успокоился. Когда один из соратников Наполеона Бурьенн поспешил высказать надежду, что французское правительство вскоре придет им на помощь, Наполеон резко оборвал его: «Ваша Директория – это кучка дерьма! Она спит и видит, что здесь я сломаю себе шею!»
По сути дела он знал, что говорил.
Завоевание Египта потеряло смысл, что и констатировал разозленный Бонапарт в своем обращении к армии: «Море, в котором мы более не господствуем, отдалило нас от родины, но ничто не отделяет нас от… Азии!»
Несколько иная – «эмоционально-живописная картина» Абукирского побоища — «выглядит» впечатлюще…
«…Высадив свою армию с кораблей на сушу и уводя ее вглубь Египта, Наполеон поручил вице-адмиралу Франсуа-Полю де Брюэсу бросить якорь в гавани Александрии, а в открытом Абукирском заливе оставить только транспортные корабли и несколько лёгких военных. При этом он уточнил, что если это место будет слишком опасным, то адмирал может разместить корабли севернее, возле Корфу. Однако де Брюэс отказался, объяснив, что флот может обеспечить существенную поддержку французской армии на берегу. Он собрал капитанов на борту своего 120-пушечного флагмана «Л’Ориен», чтобы обсудить возможные действия в случае появления флота контр-адмирала Горацио Нельсона. Контр-адмирал Арман Бланке предлагал сражаться на открытой воде, а остальные капитаны считали лучшим вариантом линейную тактику, т.е. выстраивание кораблей в традиционную линию, когда все суда были обращены бортом к противнику. Поскольку александрийская гавань оказалась слишком мелкой и узкой для больших кораблей французского флота, то он расположился хоть и в мелководном, но открытом Абукирском заливе в 32 километрах к северо-востоку от Александрии.
…Между прочим, уйдя вглубь материка, Наполеон вовсе не забыл о своем флоте и 27 июля захотел было увидеть свои корабли в Александрии, а спустя три дня отдал приказ флоту передислоцироваться к Корфу для подготовки военно-морских операций против турецких владений на Балканах, но его курьер с этим приказом де Брюэсу оказался перехвачен и убит…
В заливе имелся скалистый остров. К югу от него в полукилометре от берега полукругом протянулась полоса мелководья. Ее защищал расположенный на острове небольшой форт с четырьмя пушками и двумя мортирами. Глубины мелководья было недостаточно для прохождения больших военных кораблей и среди скал на западной стороне этого острова смогли встать на якорь лишь бомбардирские корабли и канонерские лодки французов. 13 линейным кораблям пришлось выстроиться в линию вдоль северо-восточной окраины отмели к югу от острова. Такое положение позволяло им проводить высадку на берег со стороны левого борта под прикрытием орудий правого. Помимо этого, каждое судно должно было быть соединено канатами со своими соседями, чтобы не позволить врагу проскочить между ними. Вторую, внутреннюю, линию из 4 фрегатов выстроили в 320 метрах к западу от первой линии, примерно на полпути между линейными кораблями и мелководьем. В авангарде линейной линии французов расположился линейный корабль «Гёррье» (здесь и далее приводится лишь одна из трактовок написания названий кораблей). Получилось, что линия обороны растянулась на юго-восток, дугой огибая берег в центральной части залива. Интервал между кораблями составлял ок. 150 м, а длина всей цепочки более 2,5 км. В центре расположилось самое мощное во флотилии флагманское судно «Ориент/Л’Ориен», а по бокам два 80-пушечных корабля. Тыл остался под командованием адмирала Вильнёва.
Размещая свои корабли таким образом, де Брюэс рассчитывал вынудить британцев напасть на его сильный центр, что позволило бы авангарду воспользоваться северо-восточным ветром и контратаковать противника. Однако он допустил серьёзную ошибку, полагая, что между «Гёррье» и отмелью осталось мало места для прохода крупнотоннажных вражеских кораблей. Расстояние до отмели позволяло неприятелю обойти французскую линию и отрезать авангард от основных сил. После такого манёвра тот оказывался бы под перекрёстным огнём. Этот просчёт усугублялся еще и тем, что французы подготовили к бою только правые борта своих кораблей (со стороны моря), откуда они ожидали атаки. Левые борта кораблей, обращённые к суше, к бою готовы не были. Пушечные люки были задраены, а палубы завалены вещами, блокирующими доступ к орудиям. Диспозиция де Брюэса имела ещё один существенный недостаток: расстояния между выстроенными линии его кораблями оказались достаточно велики и вражеские корабли могли пройти сквозь неё и, тем самым, разрезать построение. Кроме того, не все французские капитаны скрепили корабли канатами, что могло бы предотвратить подобный манёвр неприятеля. Более того, было приказано использовать только носовой якорь, из-за чего корабли качало ветром и зазоры между ними периодически расширялись. В результате, время от времени в заливе возникали такие пространства, которые не простреливались ни одним французским кораблём. Враг мог без опасений поставить там на якорь свои корабли и, не боясь ответного огня, спокойно и методично обстреливать французов, что называется «на убой».
И наконец, большой проблемой стала нехватка продовольствия и воды. Для нужд своей сухопутной армии Бонапарт полностью разгрузил все свои транспортные суда, а с побережья поставка еды и питьевой воды налажена не была (или еще не была?). Стремясь исправить ситуацию, Брюэс сформировал группы из 25 человек с каждого корабля и направил их на сушу добывать у местного населения пищу и воду. Постоянные нападения бедуинов потребовали вооружённого сопровождения для каждой такой группы фуражиров. В результате, чуть ли не треть морских экипажей почти постоянно находились вдали от своих кораблей.