– Кто это?
– Рода Дикисян, кто же еще. – Она хотела произнести что-то вроде «выжившая» или «я жива», но неизвестная преграда не дала этого сделать, лишь тихо представиться, доказывая самой себе правоту этих слов.
– Рода! Ты… ты жива!
– И не только я. Мориц пострадал больше моего, провели операцию, но Катарина пока к нему не пускает, тут, как оказалось, свои говенные порядки.
Обеим было тяжелее, чем они хотели. Слишком много надо сказать, и слишком мало было сказано ранее, отчего неловкое молчание с густым смятением так и преследует их каждую секунду.
– У меня все просто: мы с Морицем выжили, сбежали в пещеры, там… – Воспоминания вызвали в ней такой скачок стресса, что она уже хотела позвать врачей из-за потери дыхания и координации, но некая сила позволила уцепиться за жизнь и выстоять перед приступом паники. – Мы добыли кусок этой твари. Слышишь, мы с Морицем смогли вынудить эту мразь откусить себе лапу, которую придавило нехилым валуном. Правда, потом ее саму завалило, так что подохла она сразу же после веры в спасение. Хорошая месть, такого они и заслуживают!
В этот момент Рода заметила, что уже не чувствует физическую боль.
– Оставайся в Тиши. Там безопасно.
Нейтральный тон шокировал Роду, и если в обычное время такое возымело бы пояснительную нужду, то сейчас ее удивляла сама Настя.
– Ты… как ты там сама держишься? Катарина мне рассказала, что этих существ еще много и они напали на Монолит.
– Мы работаем. Ищем… мы… мы ищем…
Настя сама для себя не могла точно сформулировать конечную цель, ведь мучают ее совсем не чуждые создания, а тот, кто их выпустил, и то, как тесно она причастна к этому. Цепляясь за хоть какую-то необходимую предметную тему, Настя сказала то, о чем вскоре пожалела:
– Я так и не узнала кто виновен в смерти Андрея. У меня не было времени… Прости. Твой отец был… его сейчас не…
Рода ощущала боль Насти не хуже своей собственной. Для нее Андрей был не просто лидером Техгруппы и наставником, взявшим ее себе в протеже на грядущую замену, но и добрым другом, ставшим вторым отцом. Тут-то Рода и поняла то, доказательств чего не имела на руках, но ощущала достаточно ярко, чтобы не ошибиться.
– Не только ты потеряла папу вчера, – произнесла Настя сквозь слезы.
Когда-то они были лучшими подругами, сочетающими в своем союзе совершенно противоположные черты характера, где Настя порой даже раздражала добротой и наивностью, но блистала умом и порядочностью, ну а Рода имела непробиваемый и дерзкий характер, умея ходить на острие, бросая вызов всему и вся. Пару лет назад все изменилось – Настя стала заместителем Андрея, Рода же ушла в работу, прекратив не только единственную дружбу, но и разорвав отношения с отцом. На то были причины, Рода слишком хорошо их понимает и ненавидит. Сейчас, в этот эмоциональный момент, возможно, с единственным близким человеком в ее жизни она так хочет все рассказать, объясниться и признать свою ошибку… но пробить ключевую, ценнейшую правду сквозь нагромождение ошибок обернулось не получилось. Странно, но Настя чувствовала этот порыв внутри давней подруги, только вот ныне ей это лишь мешало.
– Рода, – Настя искала выход из трясины мешающих эмоций, – что у вас там случилось? Как вы…
– Как мы пробудили эту сволочь? Я не знаю. Ты меня вызвала, помнишь? Настояла, чтобы я поднялась из пещеры и узнала про отца. Наверное, стоит сказать спасибо: если бы не твой звонок, то я была бы с остальными. Пока я болтала с тобой, они начали бурить в другую сторону и добурились до… В общем, я лишь слышала их крики, потом оно вылезло за добавкой. Дальше ты знаешь.
– Остальные вышли оттуда же.
– Так ты была там? Что… А ну, давай рассказывай уже, сопли подождут!
Настя помнила все, каждое движение, слово… каждый взгляд тех людей, кто виноват… кто предал ее.
– Настя, – Рода все еще пыталась привыкнуть быть голосом разума, что ранее было ролью самой Насти, – ты сейчас руководишь Техгруппой. Это трудно, я понимаю, да и время выдалось не лучшее для таких скачков ответственности. Я сама еле держусь, поверь, мне… мы с Морицем выжили вопреки, и нам нужна твоя помощь, твой ум и твое лидерство. Раз уж я справилась, то ты точно сможешь! Как только Катарина перестанет меня опекать, я сразу же приду помогать тебе, слышишь! Ты не одна, мы вместе.
Рода осознавала эгоистичную природу желания видеть в Насте ту самую подругу, чье проявление в данных условиях помогло бы доказать самой себе хоть какие-то остатки прекрасного времени и, следственно, образов более светлых, нежели мрак последних трагедий. Понимание это опережало определение, но никак не позволяло признать наличие этих желаний. Почему-то она преисполнилась стыда за это на деле невинное желание ощутить прошлое.
– Не верь Катарине. – Рода не узнала голос подруги. – Ее преданность нашему делу под вопросом. Думаю, она причастна. Ее муж уже наследил.
– Клот? Он же невинный щенок! О чем ты вообще?!
– Что ты можешь мне сказать про Осколок? – Целая претензия, нежели вопрос, прозвучала оскорблением.
– Не знала тогда, не знаю и сейчас! Настя, давай-ка, не говори так со мной! Я позвонила как подруга, как человек, который тебя знает и разделяет твое горе. Я даже скажу «пожалуйста», чтобы ты…
– Если у тебя будут новые сведения – тогда звони. Мне нужно работать. – Вновь Рода услышала совсем другого человека и не успела хоть как-то даже среагировать, как Настя перед отключением добавила пугающим тоном:
– Хочешь узнать про смерть отца – спроси Катарину.
4
Одного взгляда оказалось достаточно для шокирующего осознания скоротечности времени. Всего несколько дней назад Игорь виделся с сыном: молодой, с горячей кровью и нравом, который даже армия не смогла обуздать, что вылилось в назначение в охрану Техгруппы. Несправедливое для сына вмешательство отца в его карьеру еще больше оттолкнуло обоих друг от друга, при этом у матери не было права вмешаться, о чем уже впоследствии жалел каждый. Но порядки в семье – есть порядки. Сейчас перед ним уже не его сын – кто-то другой, отдаленно напоминающий его единственного мальчика, который встретил ужасы жизни и успел сформироваться без отцовской поддержки. Куда меньший эффект оказывало окрашенное в синяки и ссадины лицо, как после суровой драки, в отличие от одного лишь взгляда с присущей сильной энергией. Отец смотрел в глаза сына и ощутил ту оголенную боль, которую ни один родитель не захочет испытать. Одно крепкое, несвойственное Козыреву как лидеру и отцу объятие сказало больше, чем все слова мира.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга, не просто ища слова, но и вспоминая это забытое чувство откровенности между ними. Вокруг никого не было, лишь оборудование Техгруппы в старой столовой Авроры, давно уже используемой как площадка для изучения найденных артефактов.
– Как мама? – Оскар заговорил умеренно.
– Все хорошо. Но ты ее знаешь – гордость не позволяет проявлять чувства.
– При мне она их проявляла. – Это было сказано и услышано слишком размыто.
– Я могу отправить за ней.
При матери Оскар был куда податливее и дружелюбнее, что компенсировало отцовскую строгость и снимало с него ряд ответственностей перед сыном. Но теперь в глазах сына отец читал больше чем простое нежелание предстать перед ней в таком виде, нечто чужеродное, властное и оттого пугающее.
– Это был их выбор. – По-отцовски, защищая ребенка от чувства вины и несправедливой морали, произнес отец. – Иногда приходится убивать вопреки. Ты будешь искать причину, будешь искать оправдание вновь и вновь, но порой это происходит. Убить ради того, чтобы остаться в живых… Справедливость тут неприменима. Важно лишь то, выжил ли ты. Раз выжил, значит, не дай этому забрать то хорошее, ради чего ты и выжил.
Оскар не стал рассказывать об этом, да и не нужно было – отец уже все понимал. Еще день назад, во время бунта, ему пришлось спасать Настю от разъяренной толпы, чьи крики и стоны от нанесенного ущерба до сих пор доносятся эхом. Тогда было не до переговоров или мыслительных процессов – инстинкт выживания во всей красе, пробудивший в нем кого-то еще.
– Папа, – тихо сказал Оскар, вытирая влажные глаза, – я бы хотел… я должен предстать перед судом. Я не хочу привилегий… Если честный суд признает меня виновным, то я хочу честно понести наказание.
Отец был шокирован этим заявлением столь сильно, сколь и горд за сына. Сам бы он никогда не согласился на такую жертву в угоду мнимой справедливости. Раньше он и вовсе воспринял бы такое заявление за слабость и трусость, но сейчас неожиданно для себя видит в этом пугающую силу.
– Хорошо.
Сказано это было с трудом. Только исполнять это обещание он не собирался. Сыну сейчас нужно время, чтобы не просто узнать себя лучше, но и усвоить содеянное, так что пусть пока все идет своим чередом, решил отец, который сам ищет способ узнать этого человека. Пререкания или споры лишь разрушат и без того с трудом налаженный контакт.
– Спасибо. Я знаю, правда, знаю, ты не…
– Я горжусь тобой, сын. Не забывай этого. Я рад, что ты жив, рад, что ты ценишь эту жизнь. Помни, что я всегда на твоей стороне.
Слова и мотивы усиливались еще и тем, что главнокомандующий прибыл сюда лично и поставил в приоритет разговор с ним, нежели требование формального отчета о работе.
– Я не справился. Из-за меня эти… эти твари появились из-за меня, отец. Я мог это предотвратить, мог! Но мне не хватило сил. И я прошу, честно и ответственно, дать мне шанс исправить свою ошибку.
Минуту они молча смотрели друг на друга: отчаявшийся, пропитанный горем сын ожидал от недвижимого, словно статуя, отца реакции. Причем любой – Оскару было слишком тяжело держать в себе судьбоносный просчет.
– Когда Настя и Томас нашли тебя на месте раскопок, ты был без сознания. Пришел в себя уже после землетрясения, а потом из-под земли вылезли…
– Ты прав. Я был без сознания. А хочешь знать почему?
