Кое-что Настя так и не сказала, причем Томас и Оскар сами скрыли ценнейшую информацию про Осколок и то, каким образом Бэккер использовал его ради своей выгоды. Хотя, возможно, думает она, они просто забыли, как у Бэккера получилось устроить настоящую манипуляцию временем и пространством с помощью этого надоевшего и ненавистного артефакта. Но почему же умолчала она? Ведь она знает великую опасность применения этой штуки… Может быть, потому, что в глубине отчаяния теплится основательное и непоколебимое перед трудностями желание все исправить. А может быть, потому, что она не знает, кому верить. Стоит хоть как-то нащупать очертания общей картины, так вводятся новые переменные, изобличая ложь и ставя на ее место что-то другое, доверие к чему не имеет основания… Настя как никогда ощущает себя одинокой, ведь даже Оскар, самый близкий оставшийся человек в ее жизни, кажется ей чужим, не в последнюю очередь из-за приверженности отцу.
Но все эти непростые, даже разрушительные, взращенные на страхе и злости рассуждения были откинуты в сторону в тот самый момент, когда уже на выходе из Авроры, ведомые твердой решительностью Козырева, каждый ощутил неожиданное землетрясение. Скелет Авроры застонал, земля вокруг поддалась силе неизвестного происхождения, а зловещий рев вновь заполонил воздух вокруг. Новые, подобные уже виденным, существа первым делом прыгнули на вертолет, который привез Настю и остальных с востока. Оба пилота – те, что привезли Козырева и Настю, – были как раз там, делясь впечатлениями и проводя дружеское время, пока остальные занимались серьезными вопросами. Внезапная атака существ убила обоих в мгновение, разорвав огромный транспорт на части не только под своим весом, но и за счет необузданной агрессии. Сразу же за этим их внимание привлекли люди, открывшие огонь из всех немногочисленных орудий, позволив кое-как замедлить атаку лишь благодаря неопытности этих новых особей, ранее, видимо, не знавших огнестрельное оружие. Защита главнокомандующего всегда была в приоритете, жертвой чего на последнем мгновении стал Юрий, съеденный буквально у всех на глазах сразу двумя, возвышающимися надо всеми, хищниками. Крики умирающего друга, злобный, чуть ли не издевочный вой заходящих со всех сторон существ, да еще и доносившаяся сирена тревоги с самого Монолита – все это пробирает до костей и отпечатывается в памяти. Казалось, атака была скоординирована, что обескураживало не меньше, чем единственный путь с Авроры на поезде, уже откуда, мчась на предельной скорости, все увидели подтверждение самого страшного – из новых разломов появлялись еще десятки и десятки этих существ. Они все были очень похожи, быстро сбивались в стаи и словно помогали друг другу в ориентации, напоминая организованную толпу. Попытки догнать поезд оказались тщетны не меньше, чем возможность отправить за предателями погоню.
6
Развернувшийся совершенно иным образом разговор с Настей оказал на Роду столь сильный эффект смятения, сколь жуткое разочарование скоротечно менялось на абсолютную злость, продолжая подпитывать раскрывшийся во время ее борьбы с особью инстинкт выживания. То самое состояние абсолютного предела организма, способного перебороть любую боль и адаптировать страх в повышение атакующих навыков, открывая новые способы интерпретировать окружение. Рода с трудом цеплялась за что-то человеческое, желая вновь коснуться того приятного своей обычностью мира, который ныне кажется чем-то далеким и инородным. Но Настя лишь подкинула дров в разгорающийся нрав, отсекая последнюю возможность к возврату прежнего, что имело сокрушительный эффект после смерти папы Роды. «Спроси у Катарины» – эти слова врезались в ее мозг и пульсировали вновь и вновь, подталкивая раздраженный инстинктами самосохранения ум перебирать все новые варианты связи. Рода уже не ощущала боль от ранений так, как это делают люди, – она питалась ей, заряжалась трезвостью для потакания спасительной паранойе.
Выйти за пределы палаты было невозможно – дверь заблокировали, изолировав ее от всего и всех, что, разумеется, лишь играло на руку ее упрямству. Пытаясь вскрыть дверь, Рода от злости начала бить по ней кулаками, а потом и предметами, поглядывая в камеры наблюдения и требуя внимания. Напульсник почему-то перестал ловить сигнал, и то ли его блокируют, то ли что-то произошло со спутниками или орбитальной станцией Эфир. Либо ее заперли специально, следовательно, врагом выступает человек, либо один из монстров добрался до Тиши. Рода уже даже собралась подготовить средства защиты, устроив небольшой вандализм плохо скрепленными элементами мебели из углепластика, как дверь открылась и вошла Катарина.
– Пойдем, нужна твоя помощь. – Невозмутимый вид этой взрослой умом и сильной характером женщины возымел усмиряющий эффект. Катарина даже не осмотрела палату, глаза ее были прикованы к Роде. Не сказав и слова, повинуясь с одной стороны и подыгрывая с другой, напряженная в каждой мышце Рода последовала за Катариной. По пустому коридору с дверьми в аналогичные палаты, прямо до лифта на самый верх. Катарина нарушила напряженное молчание довольно резким тоном, словно убеждая саму себя в правоте слов, при этом смотрела все время прямо.
– Говорю один раз – я не имею никакого отношения к смерти твоего отца. Клот устроил атаку на больницу по своим личным, не касающимся меня, соображениям, понимать или интересоваться которыми я не намерена. Твой отец пал жертвой человеческой злобы. Клот же предал нас всех и наши идеалы, пойдя против народа Монолита. Можешь осуждать его, но не смей пытаться понять меня и то, как я себя чувствую. Надеюсь, этот вопрос закрыт.
– Почему Настя упомянула тебя?
– Ты правильно заключила: «не тот характер». Она хорошая девочка, но не способна руководить, особенно в кризис. Думаю, ее задача держать тебя на расстоянии, для чего следует выдать тебе задачку – отвлечь.
Сомнения в дееспособности Насти обрели новую силу, и не успела Рода подобраться к новому пласту предположений, как лифт остановился на последнем этаже. Рода следовала за уверенной Катариной прямо до дальних дверей кабинета директора тюрьмы. Справа были мониторы с выводом изображения пролетов у камер содержания и внешняя сторона всех трех стен. Сама-то тюрьма имела форму треугольника с плоской крышей, в центре которого был двор для прогулок под открытым небом. Одна сторона шла на служебные помещения и жилье для персонала – именно в ней сейчас и были Рода с остальными, две другие отходили осужденным. Единственный транспорт в виде поезда из Монолита примыкал на вокзал именно этого корпуса. Оттого и вид за спиной Директора впечатлил Роду своим масштабом – большое окно во всю стену раскрывало не только уходящую вперед железную дорогу, но и скалистые возвышения по сторонам, причем сейчас они была в центре крыла между двумя остриями треугольника. Директор встал из-за своего стола, обошел его и поздоровался с Родой, сразу же предложив еду и воду, указав рукой на внушительный буфет слева, прямо напротив мониторов. Видимо, отсюда в единственном кресле он наблюдал за тюрьмой, решила Рода и отказала этому тучноватому невысокому мужчине с густой шевелюрой и чистым, немного круглым лицом. Понять смысл его бегающих маленьких глазок было сложно, Рода и вовсе не ощущала ни угрозы, ни презрения в его адрес – этакий неопределенный характер, на фоне которого Катарина представлялась куда большим лидером, чем он.
– Я сразу к делу, – Директор вел себя и говорил дружелюбно. – У вас, Рода, был опыт встречи с неизвестным ранее биологическим видом, и сейчас, в свете последнего, любая ваша помощь в понимании их происхождения или мотивов будет полезна как никогда.
– Неужели Козырев не может справиться с парой десятков животных?
– К сожалению, их теперь куда больше. Пока что насчитывается около сотни.
Неверие Роды было опровергнуто кратким кивком Катарины, после чего она взглянула в окно за спиной Директора.
– До нас пока не добрались, не бойтесь.
Рода посмотрела на Директора, толком не зная даже его имени и не желая знать, потом осмотрела Катарину, но, так и не найдя ответа на напрашивающийся вопрос, решила задать его напрямую:
– Что вам нужно от меня на самом деле? – Оба молчали, выражая напускное непонимание. – Вряд ли от меня здесь есть польза, иначе я бы еще раньше тебе, Катарина, сказала все, что может быть полезным.
– Откуда у вас были сведения о той пещере, где обнаружили первого из известных хищников? – Директор не спешил, аккуратно, даже с заботой, подводя какую-то непонятную Роде мысль.
– Ниоткуда. Территория фрагментирована, один квадрат за другим, работа медленная, кропотливая. Что за намеки?! Будто бы это я виновата, хотя мне еще повезло…
– Вот именно. Вам повезло. Но не быть выжившей, а быть выжившей дочерью Андрея Дикисяна. – Не успела Рода вспылить, как Директор продолжил: – Что вы знаете о ней?
На экране появилось изображение взрослой женщины с очень нетипичной красотой, будто бы из другого мира. Один взгляд ее пронзал своей силой, властью и странной добротой, словно перед ними существо с необъятными знаниями и волей. Немного морщин, золотистые длинные пышные волосы, очень мягкие черты лица манили своей идеальностью. Эта женщина была словно богиня.
– Она, – заговорил Директор, пока Рода пыталась определиться с отношением к ранее невиданному созданию, – возглавила народ Монолита против воли Козырева. Она не имеет документов, как и не имеет ни строчки в нашей системе. Все, что мы знаем, это имя – Любовь, или Люба. Так она представилась. Ранее зачинщиками были Клот и Наставник. Последнего арестовали и вот-вот пришлют к нам без особого суда и следствия.
– Рода, – Катарина взяла слово, желая донести мысль на личном уровне, – мы считаем, твой отец участвует в заговоре против Козырева.
– Мой отец мертв!
– Ты видела тело?
Атмосфера становилась столь напряженной, что Рода ощущала себя загнанным зверем, чьи недавно поутихшие инстинкты выживания возбуждались с новой силой.
– Что-то может подтвердить слова Насти? – Взгляд Катарины пронзал в самое сердце, провоцируя самый настоящий шок в исполнение. – Рода, я не знаю, что стало с Андреем, как и никто не знает, лишь слова, даже без заключения доктора.
– Допустим! Допустим, он не умер! Что с того? Он как-то управляет этими тварями? Или, может быть… да я даже не знаю, что предположить! Все это какая-то чушь, и ты, Катарина, лучше бы не теорией заговора занималась, а заткнулась бы, потому что это твой муж, долбаный Клот, который помешался на Наставлении, виноват во всем!
– Не во всем. – Директор посматривал на каменное в защитном состоянии лицо Катарины, потом обернулся к Роде. – В монстрах виноваты вы, Рода. Вы решили провести раскопки именно там и именно вчера. Кто дал вам те координаты?
– Я уже отвечала на этот вопрос!
– Может ли быть так, что Андрей знал, куда вас направить, и, вполне допускаю, подгадал время?
– Зачем?! – Рода не верила ни слову, даже не понимая толком мотивов этих людей, будто бы других проблем нет. Да и любые нападки на ее отца не могли пройти безнаказанно. – Зачем моему отцу, который умудрился даже Петю защитить от тюрьмы, между прочим, как и тебя, Катарина, не забыла, что вы учинили год назад?! Так вот, как этот человек мог решить уничтожить Монолит?! А? – Они смотрели на нее и молчали, явно скрывая что-то, тут уж Рода видела каждую мышцу и каждый взгляд этих людей. – Что вы молчите?! Если не верите мне, то запросите наши отчеты, там все слово в слово как было, а еще лучше – спросите у Морица!
Последнее столь сильно удивило Директора, сколь быстро Катарина парировала его взгляд.
– Да, я ей так и не сказала.
– Что вы не сказали?! Где Мориц! Только не говори, что пока мы тут воздух сотрясали зря, он умер!
– Мориц не добрался. – Лицо Роды замерло в ужасе. – Я лгала тебе про него, чтобы не травмировать еще больше. Ты пришла одна.
ПИСЬМО 1
Пришлось начать новый отсчет. Так надо. Может быть, старые письма потеряются, может быть, их стоит уничтожить. Будет на повестке дня. Сейчас важно зафиксировать увиденное: в лабиринте из камня и железа обитает человек, живой, обычный. Нет. Не совсем обычный. Он копает могилы, одну за другой, вновь и вновь. Все уничтожено. Осталось лишь погребение. Человек упрямо работает лопатой. Превозмогает голод и боль. Выжил. Помнит других. Печальное зрелище. Но его упрямость совершать этот поступок повлияла на меня. За день до смерти. Иначе бы этого письма не было. Письмо о том, как начался новый маршрут. Не знаю, откуда у него силы. Пугает такая воля. Восхищает упрямство. Наблюдаю. Час за часом, вновь и вновь. Вопреки смерти, он работает. Отчаянный и одинокий. Зачем ему это? Хороший вопрос. Запомню его. Изучать этот феномен трудно. Влияние пугает. Солнце высоко, день еще длинный. Надо изучить лабиринт. Не может быть без причины. Вот и пишу, вновь. Некогда смерть почти достала меня. Двери открыты, бери и ликуй. Это заслуженно. Читатель, не смей жалеть меня. Не смей скорбеть. Моя смерть была бы точкой. Но лабиринт оказался не мертв. Жизнь еще теплится. Зачем? Еще один вопрос. Пишу заготовку. Думать в процессе. Наметить вопросы. Оценить возможность. Смерть подождет. Ей не впервой. Может, это обман? Может быть, этого человека нет? Стоп. Трудно сформировать мысль. Потерпи. Мой путь был долгим. Эти привалы утомляют. Голод и усталость забрали многое. А ведь конец был близок. Путь сквозь лабиринт должен был стать последним. Эпилог моего пути. Эпилог, который спас историю бездействием. Думаю подойти и поговорить. Помочь в разделе одиночества. Узнать пролог. Но не могу. Любое влияние опасно. Мне влиять опасно. Каждый мотив способен менять. Ответственность. Здесь я для смерти. Не для жизни. Но зачем тогда? Разделяем судьбу? Невозможно. Путь обратно запрещен клятвой. Несправедливо нарушить ее. Лабиринт – его рук дело? Тут был город из камня и железа. Большой. Теперь лишь остатки. Развалины доказывают время. Есть причина его одиночества. Точно есть. Если встреча, то будет плохо. Ему или мне? Всем. Проблема не во мне. Проблема в нем. Человек такой воли на месте не останется. Новая цепь, новый виток, новый кошмар. Таких стоит держать именно здесь. На могилах. Пусть чужих, но аналогичных его упрямству. Нельзя вмешиваться. Хватит уже. Учусь на ошибках. Наконец-то. Пора бы выслушать урок жизни. Пора запомнить свое место. Мы одинаковы с ним. Таков ответ. Провокаторы. Упрямцы. Разрушители. Бездействие спасет мир после. Спасет могилу цивилизации. Спасет след мертвой жизни. Слово и так нарушено. Поиск улик был под запретом. Изучать – влиять. Знание – оружие. Слишком хорошо это знаю. Знание провоцирует мнение, прорастает в решение, сеет последствие. Такое поймет лишь аналог. Я этот аналог. Наши пути сошлись, но не пересеклись. Пользуюсь преимуществом и ухожу. Хватит влиять на жизнь. Этот человек не пропадет. Упрямо копает, хоронит, выживает. Каждая могила напоминает счет. До смерти? Или это дань памяти? Извинение? Или же он сам не знает? Уже превзошел меня. Что-то дает ему силы. Надо понять. Если маленький человек может жить после смерти, то и я могу. Могу? Важно уточнить. Он убил человека. Свою любимую. Она пришла почти мертвая. Он дал ей обещание, но не сдержал. Это убило ее раньше смерти. Смерти от его руки. Избавление. Он стал палачом, спас ее жизнь, принеся смерть. Плакал. Долго. Жуткая сцена. Трагедия жизни. Заслуженно? Сложно сказать. Уже десятки могил. Он продолжил. Ее хоронил аккуратно. Любил. Понес наказание. Видимо, он виноват в смерти этого места. Так сказала Настя. Красивое имя, красивая девушка. Настя назвала его Бэккером. Ненавидела его. Это была личная злоба. Отчаянная. Он был готов умереть от ее руки. Но она не смогла. Смерть стала ей спасением. Жизнь стала ему наказанием. Но он не сдался. Упрямец. Это вдохновляет. Жизнь после смерти возможна. Зачем?
7
Новые особи пришли узаконить свою власть, и то, как легко им это удавалось, не оставляло сомнений в заявленных правах, доказывая ничтожность человеческого вида. Они накинулись на Монолит со всех сторон, повылезав из глубоких, недавно образовавшихся расщелин. Этакая армия без полководца, хотя если бы у таких и был владелец или лидер, представить его во плоти будет непосильно из-за отсутствия хотя бы крупицы той силы, способной совладать с яростью и бесстрашием особей. Глядя на уничтожение всего живого, легко сделать вывод – те, которые напали утром, были не так уж и заинтересованы в воплощении своей роли. Потому что сейчас… да, сейчас была атака, чуть ли не скоординированная, жестокая и беспощадная, словно человечеству мстила сама планета.
Вторая партия преодолела стену еще быстрее первой, восприняв здания Монолита своей игрушкой, этакой декорацией для доказательства собственного величия, чуть ли не соревнуясь друг с другом в ловкости и скорости. Они прыгали с крыши на крышу, бегали по дорогам, пытались пробраться даже внутрь блоков, но те держали оборону за счет внушительной конструкции. Крики людей были почти неслышны под ором хищников, без скромности радующихся охоте за добычей. Все эти ужасные звуки сливались в единое полотно, словно извергающееся из их пасти объединяется в нечто новое, живое и столь же опасное, как и физическая угроза. Во время этого непредсказуемого бесчинства, где ни один случайно оказавшийся на улице гражданин Монолита не мог противопоставить силе врага хоть какое-то сопротивление, Козырев заметил проявление междоусобной вражды. Несколько раз можно было отчетливо увидеть краткую драку между двумя тварями за ближайшую жертву, где одна наносила другой урон своими когтями и зубами. Только он хотел выдать приказ на поиск возможных тел этих существ, погибших от своего собрата, дабы получить хоть какие-то сведения о противнике, как поступило шокирующее известие: центральная и единственная больница имени Перната – основателя Монолита – подверглась атаке. А ведь утром на нее толком и внимания не обратили. Видимо, и правда, особи лишь занимались разведкой, что усложняет стратегию против них, ведь и сами доказали наличие чего-то большего, нежели инстинкт безмозглого убийцы.
Разве можно приручить и направлять волю этих созданий… да и зачем, ибо раз допускается наличие хозяина, то смысл его нахождения в тени? Посредники в виде этих тварей вовсе не имеют значимости… Только если Козырев не ошибается и на самом деле нет никого выше них, лишь остатки древней природы, умудрившейся сохраниться до этих дней… Естественный противник. Именно такое определение напрашивается само собой, причем не просто так. Ведь еще вчера Наставник именно это и говорил в укор правлению Козырева – в природе всегда есть естественный враг, иначе сверхсущество лишается смысла существования без борьбы. Неужели то было пророчеством? Козырев не просто лидер Монолита – он главный над людьми всей планеты. Вот она, сила природы против силы вторженцев: человек, который прибыл на Кому с родной планеты Опус, что с другой стороны солнца, даже не знает об их проблемах. В такое нельзя верить! Козырев готов сам себя отчитать за эту глупость, это… верование в нечто большее, чем мысль, – баланс сил. Должен быть повод для пробуждения именно сейчас, именно их! Должен быть! Кто-то делает это, тут нельзя сомневаться, ибо без конкретного мотива все ограничится верованием в войну против самой природы и даже Вселенной. А раз именно люди здесь чужаки, то капитуляция напрашивается сама собой… Внутри Игоря Козырева так и бушует причинно-следственный процесс в угоду контролю на фоне абсолютного раздрая.
Кое-что спасает в этот жуткий момент, когда ответственность за все человечество на Коме лежит на одних плечах. И это напрямую проистекает из скорого наследия, которое Козырев не может не оставить при своем правлении, – его сын. Оскар и остальные были направлены к докторам парой этажей ниже командного центра на верхушке южного блока. Там их приводят в порядок и оказывают всякую помощь, в частности психологическую, между составлениями отчетов о событиях последних суток. Будь Оскар рядом, Козырев на правах отца вряд ли бы смог мыслить… не трезво, нет, скорее так, как этого требует несправедливый по отношению ко всем людям кризис.
И вот наступила ясность, позволившая случиться тяжелому решению отринуть воспитание преемника в данный час, жертвуя не только авторитетом родителя, но и потерей человеческих качеств. Еще вчера Клот уничтожил все родильное отделение, чьи развалины было невозможно разобрать за сутки, – и вот теперь, за счет нехватки целых стен, эти особи добрались до оставшихся сотрудников и больных, которых ранее было решено не эвакуировать из-за бунта. Больница была большой, состоящей из четырех корпусов с центральным блоком, что составляло равносторонний крест, причем ее строили в центре Монолита, а от каждого конца можно было провести прямую линию до каждого из четырех блоков: север, юг, запад и восток.
Для спасения невинных людей и детей есть два варианта: прислать вертолеты на крышу для эвакуации максимального количества и открыть доступ к подземным тоннелям, соединяющим больницу с четырьмя блоками. Будь рядом сын, отец со скрываемой гордостью выдал бы приказы, показав преемнику решимость. Но приказы отданы не были. Видео с камер наблюдения больницы транслировалось на десяток мониторов: хищники охотились за людьми, съедая всех без разбора. Пытавшиеся дать отпор лишь отсрочивали несправедливую гибель испуганных до безумия людей, чье потрясение уступало только матерям, не способным спасти своих детей, некоторые из которых убивали их сами, дабы юные создания не познали зубы врага. Все в командном центре ждали приказа в молчаливом ужасе, покрываемые болью и страхом. Стоило лишь предположить недееспособность главнокомандующего, как тот обернулся и заговорил так, что почти смог перенять первенство у монстров в напускаемом на людей ужасе:
– Никакой эвакуации. Эти люди уже мертвы. Техника поможет спасти других. Откроем тоннели, и наш враг узнает о них, что приведет к новым жертвам в блоках. Тоннели нужно сохранить на период возможной эвакуации. Спасти этих людей сейчас – пожертвовать теми, кого мы можем спасти потом. Решение принято.
Чудовищная правда была ненавистна всем и каждому, но сейчас в их руках будущее Монолита и людей на этой планете… Это твердое понимание объединило всех вокруг Козырева, словно они не просто готовились, а были рождены для того, чтобы взять на себя самый трудный выбор, который нельзя переложить на других людей. Тут уже в жертву приносятся не только гражданские, но и та жизнь, которую главнокомандующий со всем штабом пытается сохранить для будущих поколений в ущерб самим себе.
– Никакого доклада Опусу. – Приказ был испытанием верности сейчас и закладыванием маневра в возможном будущем конфликте со столицей, ибо среди его людей вполне может быть предатель или простой осведомитель, обязательно информирующий Опус или же врага. – Лететь сюда с другой стороны солнца месяца три. Либо мы победим противника за это время, либо он победит нас. В любом случае – мы сами по себе. Помните, их природа нам пока не подтверждена. Ими могут руководить. Пока нет доказательства, во имя выживания мы обязаны предполагать самый худший вариант. Это приказ!
Козырев показательно отвернулся к мониторам, дабы за его спиной каждый мог поддаться истинному отношению к нему и его словам, что, в свою очередь, записывала система наблюдения: каждое лицо с каждым взглядом, сердцебиение и давление писал напульсник в подпрограмме, дабы потом спрятанные от глаз люди могли проанализировать объект наблюдения. Также он не стал говорить про Бэккера, который вынудил Петю пробудить врага… Стоп. Все это он знает лишь со слов Насти, внезапно оставленной в живых тем, кто обрек на смерть жителей Монолита. Может ли она лгать? Но зачем? Она с Томасом были единственными свидетелями необъяснимого поведения представителя Опуса и еще двух специалистов, один из которых, к слову, также выходец с Опуса в составе Техгруппы, причем на руках его уже и так много крови… Впечатление такое, что Бэккер оставил Настю и Томаса в живых лишь ради одного – отвлечь внимание! Но от чего? Нет, нельзя поддаваться простому ответу – обвинить Петра и Бэккера проще некуда, особенно не имея и капли намека на выбор времени этой катастрофы: почему сейчас? Что-то неведомое происходит вне конфликта людей и монстров, тут сомнений нет. Настя и Томас сообщили, что предатели просили прощения, чуть ли не скорбя о будущих жертвах… зачем им это? Опять же, какие можно делать выводы со слов Насти и Томаса? Они единственные… свидетели. Неужели он будет верить слову свидетеля? Слово Свидетеля – важная строчка в Наставлении, которое было использовано во зло Клотом, разрушившим больницу. Он тогда говорил, что все будет уничтожено… Ублюдок оказался прав.
– Как скоро будут доставлены Безликие и Экзоскелеты на линию обороны?!
