За последним порогом. Нижний мир
– А что тогда могут Высшие? Я думал, что управление Силой без конструктов и есть признак Высшего.
– Не совсем так, – покачал головой Генрих. – Высшие управляют Силой на качественно ином уровне. Обычный Владеющий может волевым усилием выполнять ограниченный набор действий, по сути, только то, что он много раз делал с конструктами. Например, повторил построение щита десять или двадцать тысяч раз, и научился делать это волей. А Высшие управляют Силой свободно и могут делать что захотят, даже то, для чего никаких конструктов не существует.
Мне вспомнилось, как Алина создала точную копию эскимо для Лены.
– Я понял, что вы имеете в виду, наставник, – кивнул я. – А что насчёт моей жены – почему она должна была научиться этому раньше?
– Красивая очень, – усмехнулся Менски.
– Какая тут связь? – не понял я.
– Есть одна любопытная теория, почему женщинам лучше даётся управление Силой, и я склоняюсь к тому, что она верна. Вот ты не задумывался, почему женщины-Владеющие всегда красивые? Даже просто одарённые всегда гораздо красивее бездарных.
Я задумался, припоминая.
– Действительно, – с удивлением сказал я, – ни одной некрасивой девчонки у нас в школе не могу припомнить. А в Академиуме все студентки вообще красавицы.
– Дело тут в том, что все женщины очень зафиксированы на своей внешности. Если и есть исключения, то их очень мало. И они чисто подсознательно воздействуют на себя Силой, постепенно выправляя свою внешность в желаемую сторону. В результате волевое воздействие им гораздо легче даётся, потому что они буквально с малых лет его практикуют, пусть и не сознательно.
– Ну, моей жене это не нужно было, она с самого детства красивая, – заметил я, ощутив при этом пришедшее от Ленки чувство удовольствия. – Но вообще очень интересная теория, и здорово похожая на правду. Обязательно порасспрашиваю Стефу Ренскую насчёт этого, может, она ещё что-нибудь расскажет.
– Порасспрашивай, – хмыкнул Менски. – А насчёт того, что ты сделал – вот именно этого я от вас и хочу добиться к окончанию Академиума. Умения ощутить угрозу даже без колебаний Силы и способности мгновенно защититься от неё волевым усилием. Не у каждого это получается, но в вашей группе такие задатки есть у всех.
– Все Владеющие это умеют? – подала голос Ленка.
– В той или иной степени все, хотя уверенно начинают этим владеть обычно с пятого ранга. Седьмой ранг и выше владеет волевым построением практически в совершенстве. А девятый ранг практически невозможно убить физическим воздействием. Ну разве что массированным применением тяжёлой артиллерии. Про Высших и говорить нечего, достать их можно только чудом.
Мы с Ленкой сразу вспомнили покойного отца Эннио Гвидиче, руководившего нашим похищением, и переглянулись между собой. Нам повезло, что имперских Владеющих толком не учат. Вряд ли мы смогли бы что-то сделать, будь на его месте кто-то из наших.
– И всем вам из этого должно быть понятно, почему лучше не прямо атаковать конструктом, а использовать физические предметы. Если атаку конструктом легко почувствует и, возможно, отразит любой студент, опосредованный удар засечь гораздо сложнее. И даже если противник его засечёт, то далеко не всегда успеет защититься.
– А что насчёт пуль? – спросила Дара.
– С пулями проще, – пожал плечами Менски. – У пули очень маленькая масса и очень высокая скорость, её легко определить как опасное воздействие. Скоро будем проходить стандартную защиту от пуль, в зоне боевых действий вы её будете держать постоянно. А вот с камнями и прочими предметами сложнее – нет стандартного щита от камней, потому что они все разные и могут прилететь откуда угодно, и с любой скоростью.
– Ну хорошо, наставник, – сказал я, – я сделал это. Что из этого следует?
– Из этого следует много боли, Арди, – ухмыльнулся Генрих. – Теперь камни в тебя всегда будут лететь издалека, и ты должен будешь чувствовать их, а не колебания Силы. Ну и волевое усилие будешь тренировать. Так, студенты, почему встали? У нас тут, кажется, бои происходят, а разговоры у вас будут на теории.
И от всей души пнул меня в живот.
* * *– А всё-таки хорошо здесь, – с удовлетворением сказал я, усевшись на удивительно удобную лавку. – Даже не сознавал, насколько я соскучился по этому месту.
Сейчас в «Цыплёнке» было пустовато, и наш любимый столик в углу оказался свободен. Сессия с каждым днём становилась всё ближе, времени на подработки оставалось всё меньше, так что большинству студентов пришлось переместиться в более демократичные заведения. В «Цыплёнка» в это время ходили в основном мажорики вроде нас с Ленкой, да ещё ремесленники с алхимиками – у этих проблемы с подработками не существовало, и деньги у них водились всегда. Подобной стабильностью отличались только боевики, правда, немного с другого ракурса – боевики были вечно без денег. Проблемы с подработками у боевиков тоже не существовало за их полным отсутствием.
– Ну как вы тут жили без нас? – спросил я, когда мы, наконец, отправили прочь полового, отягощённого добром, то есть нашим заказом.
– Преподы лютуют, – с печалью ответила Дара. – Особенно Генрих, этот вообще как с цепи сорвался.
Они со Смелой красовались практически одинаковыми синяками, только что под разными глазами. Генрих своего добился, и договорного матча у них не вышло. Иван тоже был с синяком в качестве презента от Ленки, так что семья Сельковых выглядела удивительно гармонично, как и положено дружной семье, которая делит на всех и радости, и фингалы. Я машинально потрогал уже подсохшее, но всё ещё болезненное рассечение у себя над ухом и поморщился.
– А кстати, что он так окрысился на вас со Смелой? – полюбопытствовал я.
– Да мы просто на прошлом занятии не захотели друг с другом драться, ну и так, слегка поимитировали. А он заметил и взбеленился.
– Не очень умная идея, – хмыкнул я. – Не с нашими навыками Генриха дурить.
Дара тоже потрогала свой синяк и печально вздохнула. Оживились мы только когда половой начал выставлять на стол заказанные закуски.
– А вы-то как съездили? – спросил Иван, наваливаясь на мясную нарезку.
– Да так, – пожал плечами я. – Четверых человек зарезали, двоих повесили, я стал ливонским бароном. В целом скучновато съездили.
– Везёт же тебе, Кеннер! – поражённо сказал Иван, почти забыв о нарезке.
– Это ты называешь везением? – усмехнулся я. – Иван, по сравнению с тобой я жалкий неудачник.
Сельков от удивления подавился куском ветчины, который он как раз сунул в рот, и мучительно закашлялся.
– Это как? – наконец откашлявшись, с изумлением вопросил он.
– Ну давай посмотрим. Я родился в семье аристократки, и с самого начала предполагалось, что я стану главой аристократического семейства. Что изменилось? Да ничего – кем я был, тем я и остался. Стал порядком богаче, но это тоже нельзя целиком отнести на везение. Я просто сумел воспользоваться парой появившихся возможностей. Везения там было не так уж много, в основном я добился всего своим трудом, временами изрядно рискуя. Вот скажи, Лена – так это?
– Знаешь, я как-то не рассматривала это с такой стороны, – озадаченно сказала Ленка. – Но и отрицать не могу, хотя меня не оставляет чувство, будто что-то здесь не то. Но вообще-то всё так, как ты говоришь.
– Давай сейчас поговорим о тебе, Иван, – продолжал я. – Ты родился младшим сыном кузнеца, который вряд ли мог рассчитывать на наследство.
– Ну, батя меня совсем голым на улицу бы не отправил, – неуверенно возразил Иван.
– У тебя два старших брата, не думаю, что тебе много бы досталось.
– Вряд ли много, – со вздохом согласился Иван.
– Теперь посмотри на себя – ты одарённый, по окончании Академиума для тебя реально получить пятый ранг. У тебя две красавицы-жены, и обе одарены не меньше тебя. Вы все через три года станете дворянами, а годам к сорока у вас есть хорошие шансы подняться до Старших и основать свой дворянский род. Я как был, так и остался главой дворянского семейства, а вот ты почти к такому же положению скоро поднимешься от младшего сына деревенского кузнеца. И кто тут может говорить о везении?
Иван в некотором ошеломлении завис, а девчонки с удивлением друг на друга уставились.
– Но ведь баронство-то ты получил? – наконец вспомнил он.
– Я бы не назвал таким уж везением нищее баронство, которое на меня повесил папа римский, – возразил я. – В котором к тому же пришлось воевать, потому что половина его была захвачена соседями. А ещё туда придётся вложить минимум триста тысяч гривен, при этом есть довольно высокая вероятность, что у меня через некоторое время это баронство отберут, и все вложенные деньги пропадут. В принципе вполне возможно, что его удастся сохранить и превратить в процветающее, но это будет совсем непросто. Если бы была возможность отказаться от этого баронства без последствий, то я бы, наверное, так и сделал.
– Знаешь, Кеннер, это какой-то очень неожиданный взгляд на вещи, – сказала Смела. – И кстати насчёт дворянства – нам всем нужно стать Старшими, чтобы основать свой дворянский род?
– Достаточно одного Ивана, – ответил я. – Если же Старшим станет не он, а кто-то из вас, то будет немного сложнее. Например, если Старшей станешь только ты, то ты будешь основательницей рода Беркиных-Сельковых, а вот дети Дары дворянами не будут.
– А если мы с Иваном оба станем Старшими – это будет род Сельковых или Беркиных-Сельковых?
– По умолчанию считается, что главой семейства является мужчина, так что это будет род Сельковых. Но если вы при регистрации в дворянском реестре впишете главой семейства тебя, то это будет род Беркиных-Сельковых.
Будущая дворянская семья в полном составе погрузилась в размышления. Тут нам как раз принесли горячее, и мы в тишине принялись за еду.
– А скажи, пожалуйста, Кеннер, – наконец, заговорил Иван, отодвигая от себя пустую тарелку, – почему ты думаешь, что мы станем Старшими?
– Я так не думаю, – покачал я головой. – Откуда мне это знать? Я думаю, что у вас хорошие шансы, но зависит это только от вас. Способностей у вас достаточно, и если хватит воли, то обязательно станете.
– Я вот этих заходов насчёт воли вообще не понимаю, – нахмурился Иван. – Много нам про это говорят, но какая-то чепуха получается. Вроде как нужно просто сильно захотеть, и всё будет.
– К хотению воля вообще никакого отношения не имеет, откуда ты это взял? – удивился я. – Не помню такого, чтобы нам что-то говорили насчёт того, что захотел, и всё будет.
– Ну может я немного не так понял, – смутился Иван. – Вроде там было, что нужно делать что не хочешь, ну или захотеть это делать.
– Нет, хочешь ты что-то делать или нет – это совсем неважно. Если ты заставляешь себя что-то делать, то ты всего лишь себя заставляешь, и не более того. Воля здесь совершенно ни при чём. Ну то есть, такие вещи тоже помогают развить волю на начальном этапе, но прямой связи нет. А вот насчёт именно воли… давай я пример из своей жизни приведу. Был у меня в жизни случай, когда Ольга Ренская на меня давила, а я отказывался сделать то, что она хотела. Если бы я хоть на мгновение допустил, что я это сделаю, то это было бы просто упрямство. Но у меня не было никаких сомнений, что я делать это не стану, даже если умирать буду, и вот это была уже воля. Очень тяжело сопротивляться, когда Высшая начинает давить, потому что у них-то как раз воля стальная. И случись мне допустить хоть малейшую возможность сдаться, она бы это обязательно почувствовала и обязательно меня бы додавила. Понимаешь, воля – это абсолютная уверенность, что всё будет так, как ты хочешь. И если эта уверенность у тебя есть, то всё действительно так и будет. У меня тогда уверенности оказалось больше, чем у Ольги.
– Вот ты сказал «будет так, как ты хочешь». Значит всё-таки воля – это когда хочешь что-то сделать?
– Нет, не так. Мне просто сложно точно сформулировать. Воля – это когда ты делаешь то, что считаешь нужным, и абсолютно уверен, что это будет сделано именно так. Хочешь ты при этом, или не хочешь – это вообще неважно.
– И что – это действительно так просто? – удивился Иван.
– Это сказать просто, – засмеялся я. – Попробуй этого добиться. Если получится, то ты в тот же момент станешь Высшим.
Иван вздохнул. Свои шансы стать Высшим он явно оценивал не очень высоко.
– Вот такими настроениями ты и разрушаешь свою волю, – заметил я.
Ваня поморщился и решил срочно перевести неприятный разговор на что-нибудь другое.
– Ты, кстати, ещё раз жениться не собираешься?
– «Кстати» – это в смысле для развития воли? – засмеялся я. – Нет, сказать по правде, я плохо представляю, как можно с несколькими жёнами жить. У вас-то как – нормально получается?
– Нормально, – сказали девчонки в один голос и слегка порозовели.
– Вот, – сказал Иван. – Втроём гораздо веселее.
– Ну да, конечно. А уж как впятером весело, просто обхохотаться можно, – согласился я. – Спасибо, но всё же нет, у меня и без того веселья хватает. Да и не такое у меня большое сердце, чтобы любить сразу нескольких женщин. Мне Лены достаточно, у нас с ней идеальная сочетаемость. Как у винтика с гаечкой.
Ленка отреагировала на аллегорию презрительным фырканьем.
– Так на винтик можно ведь и несколько гаечек накрутить, – засмеялась Дара, бросив игривый взгляд на Ивана. – Главное, чтобы винтик был длинный.
Иван покраснел.
– В жёны лучше брать немую, – в сердцах сказал он. – А ещё лучше вдобавок и глухую.
– Терпи, Иван, женщины, они такие, – философски заметил я. – Закаляй характер. Я вот закаляю, уже почти закалил.
Иван насупился и сосредоточил всё своё внимание на куске окорока.
– В самом деле, Кеннер, – сказала Дара, – вы, конечно, извините, если это неуместно. Мы в вашу личную жизнь вмешиваться не хотим, но просто интересно. Вот взять Анету из второй группы – видно же, что ты ей нравишься, и она была бы не против. И с Леной они подруги. Чем она тебя не устраивает как жена?
Я вздохнул. Можно было бы, конечно, закрыть эту тему, как личную, но они же и дальше будут фантазировать. Проще уж объяснить.
– Понимаешь, Дара, если чисто гипотетически я решил бы взять вторую жену, то Анета и в самом деле была бы самым подходящим вариантом. Вот только мне никто не позволит на ней жениться. Алина считает, что Анета когда-нибудь станет Высшей и будущей Матерью рода, поэтому её никогда и ни за что не отдадут в другую семью. У Алины такие планы были раньше, когда наша семья ничего собой не представляла. Она в то время планировала, что я женюсь на Анете, и наша семья вольётся в род Тириных. Сейчас мы стали слишком сильными для этого, и совершенно очевидно, что под Тириных мы не пойдём. Так что вопрос с женитьбой на Анете для меня полностью закрыт, причём даже не мной. Я ответил на твой вопрос?
– Как у вас, дворян, всё непросто, – озадаченно проговорила Дара.
– Подожди до того времени, когда сама получишь наследственное дворянство и будешь подбирать пару для своего ребёнка, – пообещал ей я. – Вот тогда сама посмотришь, как это непросто у дворян. Например, не думаю, что ты обрадуешься идее отдать свою одарённую дочку-дворянку в мещанскую семью.
– Я вообще-то сама из мещан, – задумчиво сказала Дара.
– К тому времени ты об этом начисто позабудешь, – пообещал я.
Глава 3
Люблю весенние вечера, когда воздух полон предчувствием чего-то нового и лучшего, что ожидает нас впереди. Не скажу ничего плохого про другие вечера, все они по-своему хороши. Чудесны осенние, пахнущие мокрой листвой и навевающие тихую грусть. Томные и душноватые летние тоже замечательны, и даже морозные зимние исполнены чуждого очарования. Но лишь весенние по-настоящему волшебны, когда в ещё прохладном влажном воздухе носится ощущение пробуждающейся жизни. Рождение, жизнь, увядание и смерть – извечный круговорот, в котором бесконечно кружится всё сущее, и начинается он с весны.
Мы медленно брели по узкой аллейке, держась за руки. Сквозь голые ветви был хорошо виден Волхов, по которому в Ладогу неторопливо плыли одинокие льдины из Ильмень-озера.
– Давай посидим, Кени, – Ленка махнула рукой в сторону скамейки.
– Ты не замёрзнешь? – спросил я. – Всё-таки не лето.
– Да тепло же, – помотала головой Ленка. – Ну если замёрзну, то скажу.
Скамейка была уже отмытой после зимы, и в самом деле не холодной. Ленка прижалась ко мне, а я её обнял и поцеловал.
– Кени, это же неприлично – целоваться с женой, как с девушкой на свидании, – хихикнула Ленка.
– Ну да, я извращенец, – признался я. – Ты ещё всей страшной правды про меня не знаешь – я ведь жену к тому же и люблю.
– Ты только в обществе это не ляпни, – засмеялась Ленка, – а то ведь и вправду подумают, что извращенец.
– Пусть думают, – я покрепче прижал её к себе.
Говорить совершенно не хотелось, и мы сидели молча, просто наблюдая за плывущими льдинами.
– Скажи мне, Кени, – вдруг спросила Ленка, – зачем всё это?
Я вопросительно на неё посмотрел.
– Не знаю как сказать, – вздохнула она. – Вот какая у тебя цель в жизни?
Я задумался. Никакого ответа в голову не приходило.
– А у тебя? – не нашёл я ничего лучшего, чем ответить вопросом на вопрос.
– Я существо простое и неинтересное, – заявила Ленка, – и цели у меня простые и неинтересные. Быть с тобой. Любить тебя. Детей тебе родить. Эти цели даже скучно обсуждать, а ничего глобального я не хочу. Вот ты – совсем другое дело.
– Благополучие семьи, – сказал я не очень уверенно. – Чтобы у наших детей было всё хорошо, чтобы они шли по жизни с поднятой головой, никому не кланяясь. Чтобы наша семья была сильной.
– Разве ты этого не достиг? – подняла бровь Ленка. – Нет, я понимаю, что всегда можно сделать больше и лучше, – прервала она мою попытку что-то сказать, – но у нас уже сейчас далеко не последнее семейство в княжестве. Да ты в любом случае не сможешь подняться сильно выше, тебя тормозить начнут.
– Уже тормозят, – с недовольством согласился я.
– Неудивительно, – сказала Ленка. – Мы уже в десятке сильнейших семейств, наверное?
– Может, и не в десятке, – прикинул я, – но где-то в том районе.
– Ну вот. Поднимешься ты, может быть, ещё на пару позиций. Дальше уже только наши дети и внуки смогут что-то понемногу делать. То есть ты уже сделал почти всё возможное. И всего за пять лет. Я тобой горжусь, Кени. Но всё-таки – что дальше?
Я опять задумался. Сказать по правде, подобные мысли и мне приходили в голову, но всегда как-то очень вовремя подворачивалось что-нибудь срочное, и я с удовольствием переключался с философской проблемы на конкретную.
– Стать Высшим, – вспомнил я ещё одну важную цель.
– Стать кем-то – это не цель, а средство, Кени, – возразила Ленка. – Когда младший писец мечтает стать старшим делопроизводителем, он на самом деле мечтает совсем о другом. О том, какой самобег он купит с нового заработка, или о том, как на него обратит внимание машинистка Манечка, или о том, как он станет тиранить своего скота-начальника, который сейчас тиранит его. Он о возможностях мечтает, а не о должности.
– О возможностях, говоришь… Да, меня интересуют возможности. Мама когда-то сказала, что только Высшие по-настоящему независимы, а я не хочу ни от кого зависеть. Ещё я хочу понять смысл своей жизни и своё предназначение, и у Высшего гораздо больше для этого возможностей.
– А оно есть, это предназначение?
– Ингвар когда-то сказал, что есть, но подробностей я из него так и не вытащил.
– Зря ты ему веришь, – хмыкнула Ленка, – дух всегда врёт. Мы же это по духоведению проходили, ты что, не помнишь уже? Дух тебе скажет правду, только если боится тебя до судорог, но я не верю, что ты способен Ингвара настолько запугать. Лучше бы нам его вообще развеять, слишком уж он сильный, чтобы нормально служить.
– Да не особо я ему верю, – ответил я. – Просто я и сам думаю, что предназначение есть у всего. Не может смысл нашей жизни состоять только в том, чтобы мелькнуть, оставив потомство.
– Некоторых это вполне устраивает, не будем тыкать пальцем, – усмехнулась Ленка.
– Может, это и к лучшему, – улыбнулся ей я. – А то когда эти некоторые вдруг начинают разговаривать на серьёзные темы, я начинаю понимать, что по сравнению с некоторыми не такой уж я и умный.
Ленка смущённо засмеялась и ткнула меня кулачком в бок.
– Нет, правда, Лен, не могу я на этот вопрос ответить, – серьёзно сказал я. – Насчёт потолка развития ты правильно заметила – мы выросли слишком быстро, и у многих начали вызывать опасения. На нас просто не успели среагировать вовремя, но больше нам расти не дадут. Дальше только мелкими шажками, как все. Ещё будем развивать баронство, но там тоже есть верхняя граница, а графом мне не стать никогда, язычнику графство не дадут. Буду искать какие-то новые нестандартные варианты. А если говорить о развитии как Владеющего, то это для меня гораздо интереснее. Мне в самом деле хотелось бы понять своё место в этом мире, вот только я плохо пока представляю, как к этой задаче подступиться. Пока надо просто развиваться, а дальше, возможно, яснее будет.
– Ну хорошо, ты меня успокоил, – сказала Ленка, прижимаясь ко мне.
– Чем это я тебя успокоил? – удивился я.
– Тем, что у тебя нормальный и разумный взгляд на жизнь, и тем, что ты не планируешь никаких грандиозных свершений. Люди, которые живут великими целями всегда плохо кончают. Даже те немногие, кому удаётся оставить след в истории. А хуже всего приходится их близким. Я рада, что это не твой случай.
Я почувствовал смущение. Так уж получается, что если человек не лезет вперёд с умными мыслями, то мы как-то неявно начинаем считать, что у него их и нет. На самом деле чаще бывает наоборот, такие люди могут сказать гораздо больше, чем горластые умники. Но вот если насчёт других людей легко ошибиться, то недооценивать собственную жену, которую знаешь с малых лет, действительно стыдно. Пусть даже она и предпочитает держаться в моей тени, мне не стоит забывать, что она умница, да и советоваться с ней надо бы почаще.
Мы так и сидели, обнявшись и болтая о разных пустяках, и даже не обратили внимания, что на этой тихой аллейке мы уже не одни.
– О, Матюха, вот кто нам сейчас поможет!
Перед нами возвышались два здоровенных – побольше нашего Ивана, пожалуй, – и поддатых парня, за которых цеплялась тщедушная девчонка лет шестнадцати.
– Сёма, пойдём домой, пожалуйста, – умоляюще проговорила она и попыталась потянуть парней дальше, но с тем же успехом она могла бы попробовать передвинуть монумент князю Любославу, что на площади Перепелиных стай.
– Цыц, – небрежно сказал ей парень и обратился к нам: – Пожертвуйте на рюмочку, сограждане.
– Мимо проходи, – с отвращением сказал я. – Здесь не подают.
– Матюха, он нас не уважает, – патетически воззвал Сёма. Матюха в ответ икнул, ухитрившись в этом простом действии выразить одновременно и согласие с товарищем, и возмущение нашим поведением.
– Сёма, пойдём, пожалуйста, – опять влезла девчонка со слезами в голосе, но внимания на неё никто не обратил.
– Давай быстро деньги выгребай, – приказал мне Сёма. – И побыстрее, а то сами возьмём. И девку твою мы забираем, нечего ей с задохликом сидеть.
– Вы нас грабить, что ли, собрались, придурки? – изумился я. – А ну быстро бегом отсюда, дебилы тупые, а то сейчас страже вас сдам.
Моя мирная инициатива отклика не нашла – Сёма оказался совершенно не готов к компромиссному предложению, и даже Матюха встрепенулся и начал разминать кулаки. Дело стремительно катилось к драке.
– Ну конец тебе, задохлик, – со злобой проговорил Сёма, шагнув к нам.
– Кени, можно? – вопросительно посмотрела на меня Ленка.
– Развлекайся, – вздохнул я.
Ленка стремительной тенью метнулась к грабителям. Движения её были настолько быстрыми, что почти не замечались глазом, и через несколько секунд Матюха стоял на четвереньках, извергая из себя выпивку и закуску, а Сёма валялся на земле, и судя по судорожным бессмысленным движениям, уже в нокдауне. В этот момент девчонка встрепенулась и коршуном налетела на Ленку, размахивая руками, но после короткого резкого удара села на землю, залившись слезами.
– Я стражу позову, – заявила она рыдая.
– Ты совсем идиотка, что ли? – с удивлением поинтересовался я. – С каких это пор неудачливые уличные грабители зовут стражу?
– Ещё вопрос кому из нас поверят, – заявила она.
– Никакого вопроса, – заверил я её. – Поверят дворянам, то есть нам. Но я даже не стану поднимать вопрос о доверии. Я потребую допроса с эмпатом, и он моментально выяснит, что ты оговорила дворян, чтобы покрыть грабителей. Ты пойдёшь в тюрьму вслед за ними, и срок у тебя, кстати, будет больше, чем у них.
– Что же ты такой трусливый, – сменила тему она, – спрятался за свою девку.
Ленка тихо засмеялась.
– Я не люблю драться, – серьёзно объяснил я, – а моя жена любит, вот и всё. Ну ладно, пора посмотреть, что за улов тут у нас.