Убийство номер двадцать
Адам смотрит, как он шмыгает носом, а потом вытирает его рукавом куртки.
– По крайней мере, возьми салфетку, – советует Бишоп. Джейми роется в карманах и вытаскивает одну – старую, скомканную.
– Прости, – бормочет он. – Все это, блин, крайне печально… Просто не понимаю, как тебе это удается. Сохранять такое спокойствие.
Адам мрачно улыбается.
– Старая закалка.
– М-да, хотел бы я, чтобы хоть что-то из этого передалось и мне… Уж вроде после более чем пятнадцати лет службы в полиции пора бы уже научиться сообщать о смерти близких без слез… – Джейми смотрит сквозь ветровое стекло на дом покойного. – Но мне просто никак не выкинуть из головы, каково это. Когда копы появляются у тебя на пороге с таким известием.
– Да, хорошего мало, – соглашается Адам. Джейми опять шмыгает носом, и Бишоп тихонько хихикает. – Никогда не меняйся, дружбан, – говорит он, похлопывая его по руке.
– Хорош издеваться.
– А я и не издеваюсь, честное слово, – заверяет Адам, когда Джейми недоверчиво смотрит на него. – Ты – моя совесть. Ты тот, кто делает меня человеком. Если б у меня тебя не было, где бы я сейчас был?
– В полном шоколаде. Кум королю, – отвечает Джейми. – С такой-то уверенностью в себе… С таким-то апломбом… Когда ничто на свете тебя не колышет.
– Вот уж спасибочки! – смеется Адам, но его заместитель невозмутимо смотрит на него.
– Хотя, если серьезно, Джейми, – продолжает Бишоп, – ты и вправду хороший человек. И в результате стал хорошим копом. Если тебе приходится платить за это, иногда пустив слезу перед безутешными родственниками, то это не та цена, которая стоит упоминания.
Джейми мгновение пристально смотрит на него.
– Ты тоже хороший мужик, Адам, – отвечает он, но тот хмурится – эти слова звучат диссонансом у него в голове.
– Ну что, поехали? – говорит он вместо ответа, и Джейми заводит мотор.
* * *Обратно в отдел едут молча – паузу заполняет радио, а мысли Адама заняты предстоящим делом.
Он достает из сумки досье, составленное службой по поиску без вести пропавших, и еще раз просматривает фотографии, быстро перебирая их одну за другой. На первом снимке – симпатичное улыбающееся лицо. На следующем Стивен Кэри со своими мальчишками. На двух других снимках он на финише десятикилометрового забега – подтянутый и сильный. Джейми прав: такого нелегко одолеть и утащить на себе. Что живого, что мертвого.
– Не думаешь, что его кто-то преследовал? – спрашивает Адам. Джейми на миг отрывает взгляд от дороги. – Следил за ним, изучал его распорядок дня… Воспользовался открытой задней дверью, чтобы осмотреться в доме…
– Не исключено. Тогда убийца точно знал бы, когда его можно похитить без всяких свидетелей. Только вот зачем? Чего в нем такого особенного?
– Что ж… Именно это нам и предстоит выяснить.
Преступник намеренно избрал своей целью именно Стивена Кэри? Адам молча размышляет. Он знает, что чаще всего жертвами серийных убийц становятся те, кто наиболее уязвим: работницы и работники секс-бизнеса, геи, дети и младенцы, сбежавшие из дома подростки и пожилые люди. Стивен Кэри не подпадал ни под одну из этих категорий. Или, может, все-таки входил в какую-то из них? Может, у него были свои секреты? Он мог быть далеко не первым женатым мужчиной с нетрадиционной сексуальной ориентацией…
Звонит телефон Адама, прерывая его размышления. Это детектив-констебль из морга.
– Док уже закрывает свою лавочку! – выпаливает тот. – Давайте скорей сюда, босс, иначе он свалит и ничего вам не расскажет!
Адам неистово жестикулирует Джейми, и тот быстро разворачивает машину в сторону больницы.
Глава 7
Когда прибывают Адам и Джейми, Росс все еще на месте, но уже готов «свалить», по выражению детектива: на нем пальто, а в руке портфель.
Он вздыхает, когда видит Адама.
– Как любезно с вашей стороны присоединиться к нам, Бишоп… Полагаю, вы желаете, чтобы я еще больше сократил остаток своих выходных?
– Да. Будьте так добры, – отзывается Адам, стараясь скрыть сарказм в своем голосе.
Росс одаривает его снисходительной улыбкой, после чего делает ручкой в сторону смотровой в задней части зала. Там на столах из нержавеющей стали разложены пять тел; некоторые уже накрыты простынями, готовые к упаковке в мешки для трупов и отправке в холодильник, другие патологоанатомы всё еще зашивают, возвращая внутренние органы на их законные места.
Росс указывает на ближайшее тело.
– Итак, слева направо: номер шестнадцать, который был мертв дольше всех. – Росс смотрит на детективов через плечо, приподняв бровь. – Насколько я понимаю, пока что у нас опознан только Стивен Кэри?
– Мы как раз этим занимаемся.
– Можете не спешить, – пренебрежительно отзывается доктор. – Итак, на данный момент мы назвали их в соответствии с их порядковыми номерами. Дама номер шестнадцать была найдена почти полностью погребенной под каким-то строительным мусором. Открытые участки тела – такие, как руки и голова, – полностью скелетированы, некоторые части отсутствуют, вероятно растасканные падальщиками. Туловище сохранилось получше, но даже при всех стараниях моих высококвалифицированных коллег его состояние оставляет желать лучшего.
Адам смотрит на тело. Черная плотная строчка стежков делит грудь пополам, сбегая к боку и обходя нечто больше похожее на слизистую кашу. Рядом разложены какие-то серые кости, череп без челюсти пустыми глазницами таращится в потолок.
Росс продолжает:
– Туловище практически полностью вскрыто без нашего участия. Причиной смерти стал геморрагический шок от множественных проникающих ножевых ранений. – Помрачнев, он делает паузу. – И их было довольно много – больше двадцати, по моим оценкам. Ее сердце и легкие практически превратились в кашу.
– И долго она после этого оставалась жива? – У Джейми перехватывает дыхание.
– Недолго, детектив-сержант Хокстон, – отвечает Росс. – Гиповолемический шок быстро привел бы к потере сознания. Поехали дальше.
Он делает шаг вправо и жестом приказывает санитару снять простыню. Тот оттягивает ее назад, чтобы показать мужчину, на сей раз более молодого. Черные волосы, крупное телосложение…
– Пятнадцатому номеру пришлось не так тяжко, – говорит Росс. – Но ненамного. Три проникающих ранения брюшной полости. Снизу вверх, в самое сердце.
Адам присматривается. И впрямь: чуть ниже груди у мужчины виднеются три окровавленных пореза.
– Но это все равно может говорить об особой жестокости преступника? – спрашивает Адам.
Росс кивает.
– Да, и нужно не жалеть сил, чтобы убить человека подобным образом. Ваш клиент был настроен решительно.
Адам ловит взгляд Джейми. Брови у того опущены, лицо все столь же хмурое. Невысказанная мысль между ними: ничего тут хорошего.
– Уже знакомый вам номер четырнадцать, – продолжает Росс, указывая на следующий стол. И опять совсем другое тело. Адам помнит эту женщину со свалки, завернутую в одеяло. – Эта женщина и номер тринадцатый по соседству, мужчина, погибли по одной и той же причине, которой стала кровопотеря от ран, нанесенных вот здесь.
Росс жестом подзывает санитара, и тот приподнимает одну из рук мертвеца – она покрыта множеством порезов. Адам морщится.
– Одно и то же с обеих сторон. У обеих жертв.
– И они в результате истекли кровью?
– Отчасти. – Росс хмурится. – Хотя, судя по притоку крови к порезам, могу предположить, что некоторые из них были нанесены посмертно.
– С какой целью? – удивленно спрашивает Адам.
– Не могу сказать. Чтобы что-то скрыть?
– Татуировку? Какую-то особую примету? – предполагает Джейми.
– И это еще не всё, – добавляет Росс. – Этих двоих связывали. У каждого имеются четкие следы от веревки или чего-то подобного на обоих запястьях и лодыжках. Причем их держали связанными примерно в течение суток, учитывая отсутствие содержимого желудка и обезвоживание. Кровопотеря была медленной. Умерли они далеко не сразу – не исключено, что лишь через несколько часов. Одеяла, в которые были завернуты эти тела, я отправил в лабораторию.
– Так что на месте преступления все это будет видно, – говорит Адам Джейми.
– Когда мы это место найдем.
Росс игнорирует их.
– И, наконец, номер двенадцатый. Стивен Кэри. От этого парня мало что осталось. Помните его?
– Ну как такое забудешь?
– Оставлен под открытым небом. Значительная активность животных и насекомых. Я еще жду подтверждения от энтомолога, но вполне могу предположить, что на момент обнаружения он был мертв уже около трех суток. Это согласуется с вашим заявлением о пропаже?
– Да, Кэри пропал в четверг вечером. Причина смерти?
– Та же, что и у остальных. Кровопотеря, приведшая к обескровливанию. Хотя трудно сказать откуда. К тому моменту, как животные добрались до него, в его теле оставалось не так уж много крови. А теперь уже и от тела не так много осталось, так что на этом всё. И я уверен, что вы хотите знать время смерти по каждому из случаев?
Адам кивает.
– Если опять пройтись слева направо, – указывает Росс, – то трупы становятся все более свежими, причем самый старый пролежал в земле около шести месяцев. Мы отправили на анализ образцы крови, а также мазки со всех пораженных участков.
– Спасибо, – говорит Адам, изо всех сил стараясь, чтобы его благодарность не казалась наигранной. – А еще за то, что проделали все это в воскресенье.
Патологоанатом вздыхает.
– Вряд ли по собственной воле. – Он бросает на Адама долгий взгляд. – Повезло вам с делом – верно, Бишоп?
– Повезло? Что-то я не совсем пойму…
– В смысле карьеры. Все только на вас и смотрят. Как раз как вы любите. В прошлый раз вы упустили свой шанс, а теперь самый момент наверстать упущенное.
Адам старается не обращать внимания на комок раздражения в животе.
– Я хочу того же, что и все, – говорит он после паузы. – Остановить этого типа.
Доктор насмешливо фыркает; Адам свирепо смотрит на него.
Хотя Росс прав. Это расследование и в самом деле привлечет всеобщее внимание – и вышестоящего руководства, и прессы, и коллег в других регионах… Оно вполне способно поспособствовать его карьерному росту, проложив дорогу к званию детектива-суперинтенданта.
– Значит, причина смерти у всех одна и та же? – спрашивает Джейми, отчаянно пытаясь отвлечь обоих мужчин от их взаимной неприязни.
– Кровопотеря, приведшая к обескровливанию, да.
– И все это за последние шесть месяцев… – задумчиво произносит Адам. Он смотрит вдоль ряда тел, размышляя вслух: – Но, кроме места, где они были найдены, между ними практически ничего общего. И мужчины, и женщины… Возрастной диапазон – примерно от двадцати до шестидесяти, верно?
Патологоанатом кивает.
– И полная мешанина, что касается внешности, этнической принадлежности и типа телосложения.
– Короче говоря, разбираться с предпочтениями убийцы будет просто кошмар, – бормочет Джейми справа от Адама.
«Да все это дело – натуральный кошмар», – думает Бишоп по пути к выходу. Ничто пока не поддается никакому объяснению. Пять жертв, цифры над телами… Первых двоих убили быстро, явно в остервенении. А вот остальных связывали и, как предполагает Адам по порезам на запястьях, подвергали пыткам. Оставили медленно умирать. Растягивая их последние мгновения.
«Модус операнди»[5] преступника явно эволюционирует. И все тела были перенесены после смерти на один и тот же заброшенный клочок земли. Почему? С какой целью? Об этом можно только догадываться. Но, что касается убийцы, Адам приходит лишь к одному выводу: что бы им ни двигало, какова бы ни была его мотивация, останавливаться в ближайшее время он не планирует.
Глава 8
День для Ромилли начинается как любое другое воскресное утро. Пробудившись, она щурится на свет за занавесками, понимая, что они явно заспались. Беспокойная ночь – уже лишь смутная картинка где-то в самой глубине головы; теплые ноги рядом с ее ногами. Она удивлена, что ее бойфренд еще не встал и не отправился на пробежку.
Ромилли переворачивается на спину и медленно потягивается. Это движение заставляет Фила пошевелиться; его тяжелая рука скользит по ее животу, затем медленно начинает пробираться под тонкую маечку. Она ласково отталкивает его и целует в лоб, заставляя себя сесть.
Фил смотрит на нее из-под тяжелых век.
– Поставишь чайник? – спрашивает он с неспешной улыбкой. – Ну пожалуйста…
– Раз уж вы так любезно попросили…
Ромилли встает. В комнате прохладно, поэтому она хватает ближайшую к ней вещь – толстовку Фила – и надевает ее. Опять же ничего необычного.
Идет в ванную. Моет руки, смотрит на свое отражение в зеркале. Пытается стереть тушь, смазавшуюся с глаза на щеку. Сдернув с запястья резинку, стягивает ею волосы, убрав их с лица.
Электричество опять включилось. При мысли об истерике, которую она закатила ночью, начинает неуютно покалывать в груди – обжигает стыд от того, что сейчас, в белесом солнечном свете зимнего дня, происшедшее тогда кажется чем-то совершенно тривиальным. Никто и ничто не может ее здесь обидеть, только не теперь. Но почему же кажется, что это не так?
Она плетется вниз по лестнице на кухню. Подставляет чайник под кран, наполняет его, включает. Когда вода в нем начинает шуршать, достает из буфета две кружки и кладет в каждую по пакетику чая. Себе добавляет ложечку сахару – привычка, за которую ее бойфренд, сторонник правильного питания, постоянно ее порицает, на что она уже давно не обращает внимания.
Потом берет свой телефон с кухонного стола, где он заряжался. Бесцельно перебирает приложения соцсетей. Коллеги из больницы отправились вечерком поразвлечься, а ее не пригласили. И ничего тут интересного, ничего нового… Роль отверженной больше не действует на нее; на коже у нее не остается следов от их ударов.
Один известный писатель все никак не угомонится в «Твиттере» – опять замутил какую-то дискуссию… Он что, и вправду верит во всю эту галиматью, которой поспешил поделиться, или же это преднамеренная уловка, чтобы подстегнуть продажи книг? Как тут поймешь? Да и плевать. Тем более что его последний роман ей категорически не понравился.
Бессмысленные, бесцельные размышления… Ее мозг еще не проснулся.
Чайник со щелчком выключается. Ромилли кладет трубку и заваривает чай. Раздумывает, что бы съесть на завтрак. Тост? Хлопья? Кладет два ломтика хлеба в тостер.
Потом переключается на новости Би-би-си. Осторожно отхлебывает чаю. И тут видит это. Заголовок, так и взывающий к ее вниманию. Она знает, что нельзя, но что-то так и тянет ее, как мотылька к пламени. К яркому свету, который опалит ей крылья и бросит на землю.
Щелчок по экрану. Загружаются фотографии. Заброшенный пустырь, ночь. Кобальтовый мост, под ним течет глубокая вода, черная, как чернила. Она и раньше видела в новостях репортажи об убийствах и каждый раз внимательно просматривала черно-белый текст. И никогда ничего не находила. Ничего необычного – для убийства.
Но тут…
Что-то тянет. Вспышка узнавания. Яркий огонек, пробежавший по цепочке синапсов, который заставляет желудок инстинктивно сжаться – словно кулак, стискивающий ее изнутри.
Ромилли приглядывается к фото, пытаясь понять, что же привлекло ее внимание в этой мешанине крошечных пикселей. Ничего. Еще раз перечитывает текст. Расследованием руководит старший детектив-инспектор Адам Бишоп. Она предполагает, что именно в этом-то и дело, и печально улыбается, но улыбка получается натянутой.
Из тостера выскакивает тост, и Ромилли откладывает телефон в сторону. Берет нож, масло. Джем. Занимается самыми обыденными вещами, но ощущение остается. Словно кусок льда, засевший где-то внутри. Жутковатое замирание сердца. Страх.
Она останавливается. Замирает.
Что-то едва уловимо изменилось. Что-то глубинное, плотно укоренившееся за все эти годы.
Этого просто не может быть, но интуицию не обманешь.
Он вернулся.
Глава 9
Второе из опознанных тел – номер четырнадцать. Женщина, найденная завернутой в одеяло. Ее ближайшие родственники – мать и сестра; слез было много. Луиза Эдвардс пропала без вести три месяца назад, и, глядя на лежащие перед ним материалы дела, Адам видит, что главным подозреваемым тогда был ее бойфренд. Однако против него не нашлось никаких улик, никаких обвинений ему не выдвинули.
«Он был ей не пара, – заявила ее мать сквозь слезы, когда под конец дня Адам посетил ее. На сей раз он предпочел пойти один. – Это все из-за него, она… она…» И разразилась рыданиями. После этого сестра проводила Адама до двери.
«Не верьте слухам о ней, – напоследок сказала она. – Луиза была хорошим человеком. И заслуживает правосудия». Как будто Адам перестал бы искать, если б это было не так…
Сейчас он прикидывает, не стоит ли еще разок заняться этим парнем, вновь сидя за письменным столом в своем кабинете. Штабная комната уже практически пуста, большинство детективов разошлись по домам. Адам читает расшифровку допроса – определение «бойфренд» выглядит явной натяжкой. Если читать между строк, то становится ясно: речь идет не более чем о случайной связи, в результате которой родился ребенок, ныне переданный на попечение социальных служб. Никудышная мать, утверждалось в материалах дела, но Адаму она скорее представляется женщиной, которая нуждалась в помощи. Алкоголь, наркотики, неподходящие мужчины… Печальная история.
Луиза жила одна, в квартире на первом этаже. Судя по всему, детектив, ведущий это дело, считал, что ее похитили как раз оттуда. Луиза совершенно наплевательски относилась к собственной безопасности – задняя дверь оказалась незапертой, когда полицейские обошли дом с обратной стороны.
В кабинет Адама заглядывает Элли Куинн.
– Босс? Справка НПК[6] по тринадцатой жертве, – говорит она. – Я сбросила вам по электронке.
Имеется в виду Йэн Роудс, пока что последний из опознанных, – и уведомлять родственников о его смерти предстоит сотрудникам совсем другого отдела, по месту жительства погибшего, что Адама втайне радует.
– Есть что-нибудь существенное? – спрашивает он.
– Многократные предупреждения за охоту за проститутками[7].
– Теперь ему уже это не грозит… – отзывается Адам, после чего поднимает взгляд от открытой на экране справки. – Как первый день в отделе, Элли?
– То, что надо, босс. В смысле, как раз поэтому я и хотела оказаться в вашей команде. Я слышала… – Она замолкает.
– Что слышала? – спрашивает он с ухмылкой.
Лицо у нее вспыхивает.
– Что здесь творится натуральное волшебство.
– Волшебство?
– Ну, в общем… Нежданные признания… Невесть откуда взявшиеся зацепки, позволяющие раскрыть дело… Короче, волшебство.
– Это просто усердная работа, Куинн. И грамотные детективы.
Куинн все еще смотрит на него глазами, полными обожания.
– Спасибо за справку, – коротко говорит Бишоп, намекая, что разговор закончен. – До завтра.
Она опять краснеет, затем кивает и уходит. Адам задается вопросом, не совершили ли они ошибку, взяв ее к себе, всю такую благоговейную и восторженную. Да нет здесь никакого волшебства, особенно в самом начале расследования убийства! Работа допоздна, даже душ принять некогда… Ужин из торгового автомата… При этой мысли он берет лежащий перед ним пирожок, разворачивает целлофановую обертку, откусывает кусочек и хмурится.
– Что, не соответствует твоим обычным стандартам кулинарных изысков, Бишоп?
В дверях стоит Марш. Несмотря на воскресенье, одет он в свой обычный темный костюм с белой рубашкой, густые седые волосы все столь же аккуратно зачесаны назад с вечно нахмуренного лба. Единственная уступка выходному дню – отсутствие галстука и расстегнутый воротничок рубашки, открывающий тощую шею. Тут Адам сознает, что сам он все в той же одежде, что и в субботу вечером, – в рубашке и джинсах, теперь противно липнущих к коже.
– Не думал, что вы еще здесь, шеф. – Адам кладет пирожок обратно на стол, после чего передумывает и выбрасывает его в корзину для бумаг.
– Погряз в бюрократии полицейской службы. В том, от чего тебя берегу. Бумажки, бумажки, так их… – Марш делает паузу. – Есть какие-нибудь приличные зацепки?
– Пока что нет, шеф. Я сразу скажу, когда что-нибудь появится.
Марш и сам это знает. Адам работает под его началом уже довольно давно и хорошо знает правила игры. Поэтому остается лишь гадать, зачем начальник на самом деле здесь. Тот смотрит в пустую штабную комнату, на черные буквы на белой доске, брюзгливо поджав губы. Такой нехарактерно молчаливый.
– Тебе стоит пообщаться со старшим детективом-инспектором Эллиотт. – Марш произносит это тихо, по-прежнему отвернувшись.
– Простите, шеф?
Он поворачивается к Адаму, лицо его мрачнеет.
– Позвони Каре Эллиотт.
Адам хмурится.
– Мне уже приходилось расследовать убийства…
– Только не множественные…
– Я знаю свое дело.
Марш сурово смотрит на него.
– Тебя нужно подготовить. Ко всему, что в результате может повалиться тебе на башку. И Кара может это сделать.
Адам усмехается.
– Потому что для нее все так удачно сложилось?
– Именно потому, что для нее все так удачно сложилось! – резко парирует Марш. – Кара на собственном опыте убедилась, чем может быть чревато подобное расследование. Я хочу, чтобы ты был к этому готов. Поскольку я ни в коем случае не хочу, чтобы нечто подобное вновь произошло в зоне моей ответственности. Ты меня услышал?
Адам кивает.
– Позвони ей, – заканчивает начальник отдела и быстро уходит в свой кабинет.
Бишоп смотрит ему вслед; тон Марша его задел.
– Прекрасно, – бормочет он себе под нос. Да, он позвонит старшему детективу-инспектору Каре Эллиотт… Но только лишь для того, чтобы точно знать, чего не следует делать, когда запахнет жареным.
* * *Я всегда долго наблюдаю за всеми ними сквозь оконные стекла – эти яркие диорамы счастья и радости. Смотрю, как они готовят обед, целуют своих жен, разговаривают со своими детьми… Я знаю их как облупленных.
Вижу все их прегрешения, все их лицемерие. Изъяны и пороки, которые они пытаются скрыть.
Я вижу их.
Но они меня не видят.
Ночь нынче холодная. Ветер пробирается сквозь одежду, вызывая дрожь. Но мне нужно быть здесь. Останавливаюсь у окна. Занавески чуть раздвинуты, и сквозь щель видно, что она там, на своем диване. Смотрит в полном одиночестве телевизор, рядом – бокал вина. Вид у нее вроде умиротворенный.
Я не хочу этого. Чувствую укол сожаления. За то, что вскоре должно произойти. Мой «призрак в машине»[8] абсолютно реален. Это моя ненависть, мой гнев, моя желчность. Мое тело не хочет убивать, но я знаю, что надо. Потому что у меня есть цель. Впервые в своей жизни я являюсь частью чего-то особенного.
Пока стою на тротуаре, мимо проходит какой-то мужчина. Дружелюбно приветствует меня, когда его собака обнюхивает мою ногу, но я узнаю этот взгляд. Мне нужно уходить. Немного отхожу, дожидаюсь, пока он не скроется из виду, а затем сворачиваю в переулок за ее домом. Я хорошо знаю этот район. У всех участков есть ограды с калитками. Калитка передо мной ведет в садик с двориком за домом и к двери, которую она не запирает. К окнам, которые можно распахнуть одним движением руки.
Калитка тоже незаперта. На участке нет автоматически зажигающихся охранных фонарей, способных обескуражить меня своим внезапным свечением. Я медленно иду по ее лужайке.
Заглядываю к ней на кухню. Оставшаяся от ужина пустая тарелка сдвинута в сторону. Бутылка красного ждет второго бокала. Я не могу заглянуть в гостиную, где она сидит, но хорошо представляю, как от нее пахнет, какова она будет на ощупь. Мягкость ее кожи, сладость ее духов…
И сколько времени ей потребуется, чтобы умереть.
Кладу пальцы на ручку задней двери. Медленно нажимаю вниз – та поддается. Это еще один знак. Что она – это то, что надо.
Открываю дверь и прислушиваюсь – она смеется над чем-то увиденным по телевизору.
Я чувствую свое всемогущество. Свою силу. Переступаю через порог.
Захожу в кухню и закрываю за собой дверь. Осторожно продвигаюсь по темному коридору. Уже останавливаюсь у двери в гостиную, но тут слышу какой-то шум. К дому подъехала машина – ее мужчина. Представляю, как она с улыбкой поднимает на него взгляд. Приветствует его поцелуем и объятиями. Восторженный прием, которому я завидую каждой клеточкой своей души.
Поворачиваюсь, не желая отказываться от задуманного, и поднимаюсь по лестнице. Направляюсь к открытой двери.
Это спальня. Кровать застелена, и я смотрю на тумбочки по обеим сторонам от нее. На одной – две книги в мягкой обложке: исторические романы. Пара очков и ингалятор. На другой – еще одна мятая книжка карманного формата, корешок продран, розовая обложка. Это ее.