Таурус. Том первый

Размышления юноши были прерваны прокатившимися над пустыней отрывистыми криками какого-то хищника. Охотник находился на подветренной стороне бархана, что могло выдать его присутствие, кроме того, туши рептилий также могли привлечь своим душком голодное животное, поэтому Бату предпочел скорее вернуться в поселение, дабы избежать нежелательной встречи в надвигающихся сумерках.

Между тем тридцатитрехчасовые сутки на Таурусе истекали, звезда неуклонно «тонула» за горизонтом, окрашивая небо сначала в алые, затем в лиловые, а потом в меркнущие сиреневые тона. Температура ощутимо понизилась, жара уступила прохладе, и всё поселение принялось погружаться в густой сумрак, нарушаемый лишь мягким светом окон и ламп, подсвечивающих верхушки минаретов. Но вскоре из-за гряды гор показались две луны, яркие и близкие, и темнота отступила. Некоторые растения в саду Адыкера и у дороги, ведущей к мечети, начали светиться, развернув свои бутоны и листву по направлению к лунам. В воздухе над рекой повис серебристый туман, легкий ветер закрутил его и погнал к Адыкеру. Прохладная дымка полупрозрачным полотном раскинулась над поселением, медленно накрыла его и принялась тихо таять. Адыкер полностью преобразился, окрасившись в аметистовые и голубые тона ночных растений-фонариков.

На улице перед главным зданием начали собираться люди, вдоль дороги зажглись фонари-шесты, слышался смех и говор, зазвенела посуда. Кто-то с присвистыванием и притоптыванием принялся голосить на старо-арабском песню, и в такт ему зазвучал бубен.

Летчица проснулась от шума, бросила взгляд в окно и обнаружила, что уже стемнело. Спохватившись, она с трудом поднялась – травма к ночи начала пульсирующе ныть, – и вспомнила про свой коммуникатор, однако в набедренном чехле его не оказалось, зато там было немало песка. Белых предположила, что устройство выпало в момент ее падения из лап хищника на песчаный склон. Заставив себя мысленно сконцентрироваться, продумывая все варианты для связи с базой, Дарья натянула лётный костюм и включила встроенную радиостанцию, однако та упорно не выходила на связь со спутниками – в наушнике гарнитуры слышались лишь «белые» шумы. Таким образом, связаться с базой не представлялось возможным, оставалось надеяться, что поможет в этом антенна Адыкера и поселенцы.

Белых подошла к окну и всмотрелась в сумерки. На дороге у дома-мечети разворачивалось настоящее пиршество: люди выносили низкие столики, заставленные фруктами и выпечкой, по периметру дороги раскладывались коврики и подушки, которые занимали в первую очередь старики, спешащие вытянуть ноги и затянуть в свои легкие кальянный дым. Женщины средних лет суетились, организовывая угощения, разливая напитки в чашки, раздавая детям и старикам сладости; некоторые девушки беззаботно танцевали, а юноши слаженно играли на лютнях, дудках и бубнах. Небольшая группа людей, взявшись за руки, принялась танцевать, и Дарья узнала этот восточный танец – это был халай.

Далеко не все женщины носили в поселении платки, ношение их, скорее, было связано со стремлением защитить голову от солнца, а потом уже с религиозной составляющей, поэтому к вечеру часть женщин сменили платки на вышитые тюбетейки, иные предпочли использовать замысловатые заколки с камнями. Вместе с тем наблюдалось довольно четкое разделение: мужчины собирались в свои группы у низких столиков, где дымили кальяном и со значимым видом обсуждали текущие проблемы, а женщины – в свои. И только дети бегали с одного края центральной дороги на другой, от родителя к родителю, показывая друг другу языки и устраивая балаган. Самым маленьким традиционно позволялось практически все.

В Адыкере в этот вечер царила праздничная атмосфера; в саду и угодьях случился хороший по местным меркам сбор плодов и злаков, поэтому было решено устроить праздник и восславить имя Всевышнего, даровавшего людям урожай. Музыка лилась, народ вкушал пищу, и лишь охранники на верхушках башен-минаретов не теряли бдительности и время от времени поглядывали в ночные бинокли. Когда среди стражников возникло оживление, летчица заметила, что в поселение прибыл Бату. Сбросив капюшон накидки, он сгрузил с антиграва увесистые туши «драконов» и устало облокотился на скутер. К нему подошли два человека, поклонились и, выслушав распоряжение, уволокли ящеров в неизвестном направлении. Оставалось только догадываться, для чего могла понадобиться такая добыча адыкерцам.

Между тем к толпе вышел немолодой, но все еще статный мужчина в длинном расшитом халате с широчайшими рукавами, подпоясанный алой тканью. За пояс был заткнут небольшой кинжал в кожаных ножнах. На голове его возвышалась тулья, украшенная камнями, из-под длинного подола халата виднелись востроносые сапоги, с правого плеча спадала небольшая накидка из той же алой ткани. В руке он держал посох причудливой формы, выкованный из металла, инкрустированный на верхушке крупным камнем. Это был глава поселения Максуд Фалих, отец Ахмеда и Бату. За ним появились его сестра Айша и Ахмед. Поселенцы встретили семейство Фалихов радостными возгласами, поклонились и вернулись к торжеству.

Фалихам принесли раскладные стулья на резных ножках, подушки и угощения. В обращении к ним чувствовалось безграничное уважение и авторитет. Однако Ахмед не спешил присесть, он предпочел подойти к одному из столиков, где чаевничали и дымили мужчины, и поинтересовался о собранном урожае.

Тем временем Бату неторопливо прошел сквозь толпу, вежливо отказавшись от нескольких приглашений присесть рядом и «потянуть» горячий напиток в неторопливой беседе. Он подошел к отцу, поцеловал его руку, коснулся ее лбом и присел чуть позади своего знатного семейства. Вид его был усталым и встревоженным. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, Бату обернулся и взглянул в окно, где находилась Дарья. Летчица вздрогнула, отступила, но штору не опустила, более того, в свете шестов-светильников она принялась изучать глазами неординарную внешность младшего из Фалихов: брови вразлет, высокая переносица, пухлые губы, генетически обозначенный миндалевидный разрез глаз – все эти черты делали внешность юноши весьма незаурядной и запоминающейся.

В комнату пилота постучали. Вошла девушка-служанка и на арабском пригласила гостью на торжество, указав рукой в сторону улицы, откуда доносились смех и музыка. Белых замешкалась, хотела было отказаться, но вспомнила о необходимости сегодня же выйти на связь с базой и согласилась присоединиться к празднику.

Через четверть часа Ахмед уже довольно бегло рассказывал гостье на смеси русского и английского о Таурусе, о жизни поселения и о своей семье. Он был существенно старше Бату и, достигнув сорокалетнего возраста, осознал, что перспективы Адыкера были в действительности весьма смутными, но через пропасть двух с половиной веков восстановление полноценных контактов с экспедиционерами и возвращение на базу для него уже не представлялись возможными. Его беспокоили периодические атаки аборигенов, болезни поселенцев и нестабильный урожай. Он постоянно переживал о будущем Адыкера и не понимал, в каком направлении ему двигаться. Зависимость от базы уязвляла его, вместе с тем Ахмед осознавал, что экспедиционеры – залог выживания Адыкера. Он готов был на всё ради обеспечения безопасности поселенцев, но постоянно думал о том, как сделать их менее зависимыми от прибывших с Земли людей. В его волнениях и чаяниях Дарья видела настоящего главу поселения, возможно, даже более талантливого, чем его отец. Его уравновешенность, вдумчивость, самоконтроль импонировали ей. Своим поведением и взвешенными решениями Ахмед словно задавал тон всему поселению, впрочем, тут все же стоило отдать должное отцу, вырастившему достойного сына.

Ахмед показал Дарье расположенный на первом этаже дома-мечети молельный зал с колоннами из отполированного камня и мраморным, почти зеркальным полом. Расписанная восточными узорами стена полусумрачного помещения чередовалась с тяжелыми алыми гардинами, частично скрывавшими высокие проходы с заостренными "макушками". В наколонные держатели были вставлены съемные лампы-шесты, а у одной из стен, где были аккуратно собраны коврики для намаза, стоял комод с резными дверцами, сделанный очевидно из местной лилово-серой древесины. На его столешнице находилась маленькая емкость с благовониями, керамический кувшин с водой, старого образца голографическая база и маленькая стойка, обвешанная четками. Свисавшие над комодом стеклянные лампы в арабском стиле освещали его теплым желтым светом, словно свечи. Пилот с трудом сделала глубокий вдох и уловила, что благовония имели все тот же дурманящий оттенок корицы, смешанный с неизвестными для Белых ароматами редких растений этой знойной планеты.

Затем мужчина отвел Белых за спрятанную за домом-мечетью оранжерею, покрытую огромным куском рогожной ткани. Оранжерея выполняла здесь обратную функцию, защищая растения от чрезмерной полуденной жары и периодически возникающих песчаных бурь. Под ее острыми сводами выращивали декоративные и плодовые растения как местного происхождения, так и завезенные с Земли, держали светящуюся по ночам цветочную рассаду, ухаживали за местными целебными травами и необычной веерной формы кустарниками. Металлический остов конструкции был хорошо сохранен еще со времен первых экспедиций, в надвинувшихся сумерках тускло светились старые лампы, но матовое, слегка затемненное стекло местами уже было покрыто трещинами или вовсе выбито, и теплый ветер время от времени гулял вдоль оранжереи, вырываясь наружу и раздувая огромный кусок закрепленной над сводами ткани, словно парашют. В эти мгновения металлические люверсы, через которые были протянуты удерживающие полотнище веревки, постукивали о конструкцию, образуя внутри оранжереи унылый перезвон.

Белых внимательно слушала Фалиха, ее взгляд скользил везде, где они проходили и останавливался там, где охотник акцентировал ее внимание. Ахмеду доставляло удовольствие знакомить гостью с Адыкером и, изредка пересыпая речь шутками, рассказывать ей о тонкостях проживания в песках, ведь на лице ее ни на секунду не проступила брезгливость к деградировавшим в технологическом контексте адыкерцам, непонимание или скука. Она смотрела вокруг с тем любопытством и интересом, которые были свойственны Бату, но без чрезмерного возбуждения. Она задавала порой вопросы и отвечала на вопросы охотника с той же откровенностью и простотой, что и он. Ее многогранность, открытость миру Тауруса и естественность взбудоражили ум мужчины. По натуре своей Дарья оказалась немногословной, более спокойной и сдержанной, нежели младший брат, но с тем же внутренним стержнем, который невозможно было сломить. Однако именно ее внутреннее спокойствие и непритязательность человека из другого, более развитого, мира очаровали его.

Наконец, когда они вернулись к центральному входу дома-мечети, где гремела музыка, и присели у одного из столиков, Дарья попросила Ахмеда помочь ей выйти на связь с базой. В эту минуту он вспомнил, что пообещал людям, занятым на возведении кольца, сообщить в случае обнаружения девушки. Фалих дал гостье слово сделать все возможное для этого. Для установления связи необходимо было ждать, когда над Адыкером будет проходить спутник-ретранслятор.

Все это время Бату наблюдал за братом и гостьей и не смел вмешиваться в их разговор. Но как только Дарья осталась одна, он тут же начал нарезать поблизости круги и искать предлог для беседы. Юноша предложил ей горячий напиток, и когда Дарья приняла его, присел рядом на подушки и атаковал ее вопросами. Бату расспрашивал о полетах, о космосе, о звездолетах, наконец, об особенностях профессии летчика грузового корабля. Белых терпеливо отвечала и разъясняла моменты, которые охотник не мог понять в силу нехватки образования либо по причине постоянного нахождения на Таурусе. Фалих-младший поделился своим воспоминанием о том, как год назад он наблюдал на базе ремонт звездолета тяжелого класса. Корабль был очень крупным, поэтому его ремонт в ангаре не представлялся возможным, это позволило охотнику наблюдать за работой специалистов по ту сторону стеклянной стены, куда его довольно быстро выпроводили после передачи коробки с медицинскими препаратами, за которыми он приехал. Стоя у подножья Главных Врат, он с жадностью изучал глазами сложную «начинку», видневшуюся за вскрытым фюзеляжем корабля, где проводили какие-то манипуляции техники и дроиды. Двигатели не были зачехлены от пыли и песка, но «молчали», зато была активна роторная часть силовой установки, встроенная в фюзеляж. Ее огромный диск со светящимся кольцом периодически раскручивался, поднимая гул, а затем замедлялся, и тогда техники на одном подъемнике говорили что-то в гарнитуру связи коллегам на другом подъемнике, что находился по ту сторону борта. Бату прислушивался к их разговорам, стараясь запомнить новые термины в надежде, что когда-нибудь эти знания пригодятся, но, по-видимому, его присутствие и чрезмерное любопытство начинали действовать на нервы охране базы, поэтому вскоре к стеклянной стене со стороны площадки подошел вооруженный охранник в униформе с зеркальными очками в пол-лица и, постучав по стеклу, небрежным жестом дал юноше понять, чтобы тот проваливал. Бату разозлился, но ему ничего не оставалось, кроме как погрузить коробку на скутер и убраться восвояси, однако картина с циклопических размеров звездолетом еще несколько дней стояла у него перед глазами. Его ум потрясло это детище человеческого разума.

Пилот слушала рассказ, удивляясь живости ума и любознательности собеседника. Его арабский акцент был сильным; как и Ахмед, он допускал нередкие ошибки в словах, путал падежи, но излагал столь увлеченно и искренне, что вскоре девушка перестала замечать огрехи и начала видеть интересную картину: Бату в целом мало походил на Ахмеда, он был совсем другим, оттого в этом поселении находился не на своем месте. Более образованный, с прогрессивными взглядами и гибким мышлением, Бату терял здесь время и не имел никаких перспектив кроме положения хакима в случае смерти родственников.

– Скажи, что случилось с тобой в пустыне?– внезапно поинтересовался юный охотник. – Как ты оказалась там одна?

– Я не помню деталей… – пожала плечами Дарья. – Сначала я шла в направлении Адыкера от разгонного кольца, а потом был сильный запах корицы. Песок пах корицей! Это был головокружительный аромат, сильный и навязчивый… Я словно забылась, а очнулась уже в незнакомом месте.

– Мы называем эти пески рималь-халяват, что дословно означает «халва из песка». Они действительно обладают сильным ароматом, но я не знаю, что такое корица, здесь ее нет, хотя я неоднократно слышал это слово от экспедиционеров и обслуживающего персонала базы. Эти пески коварны, они воздействуют на сознание, как легкий наркотик, давая чувство радости. Их запах исходит от колоний грибов, произрастающих немного глубже благодаря наличию там воды. Но мы привыкли к этому запаху и к рималь-халяват. Нередко мы добавляем его в пищу, а его экстракт – в горячее питьё. Некоторые женщины используют этот аромат как духи, но это не приветствуется вне дома.

– Ваш мир очень необычен, но его красота обманчива, – констатировала девушка. – И все же… есть в нем нечто притягательное.

– Я могу многое показать тебе. Таурус уникален.

– Но ты хочешь покинуть его…

– Нет, я хочу стать гражданским летчиком и работать в космосе, а это не одно и то же. Не думаю, что ты стала летчицей в стремлении сбежать с Земли, ты не похожа на беглянку.

Белых задержала взгляд на собеседнике, но встретив демонический взор фиолетовых глаз, опустила голову.

– Прости… – юноша тряхнул головой и окинул взглядом празднующую толпу. – Мне известно, что ты на три года старше меня, а у нас не принято обсуждать старших, это нарушение традиций и неуважение к гостю. Я бы не хотел, чтобы ты скверно меня поняла.

– Все хорошо, – ответила пилот. – Возможно, ты прав. Меня всегда влек космос и его новые миры, но я выбрала эту профессию именно в стремлении открывать что-то новое, но не бежать от старого. Знаешь, когда я вижу в иллюминаторе Млечный Путь с его туманностями и звездными скоплениями – это завораживает. Это божественное явление! В эти минуты я осознаю, как хрупка наша планета, как скоротечна наша жизнь, но именно осознание этой хрупкости и скоротечности наполняет наше существование смыслом.

Бату оживленно взглянул на собеседницу, затем взялся за медный чайник, подлил в чашку гостьи горячего напитка из местных трав и ягод, что было нетипично для местных мужчин, и, придвигая чашку, подсел ближе. Дарья улыбнулась его непосредственности.

– Я бы многое отдал, чтобы стать пилотом и увидеть сотворенную Аллахом Вселенную, – признался он, уставившись на Белых. – Люди с базы рассказывали мне об этих туманностях и о галактиках, с помощью голограмм они даже показали мне Солнечную систему и систему Тау, – при этом юноша изобразил рукой в воздухе круг. – Часть новых данных они передали мне на своих носителях, а старую информацию я нашел в адыкерском цифровом хранилище, которое частично уже разрушено. Еще я читал о неких черных дырах, но так и не смог полностью понять, что это…

– Хм, не знаю, какие у тебя способности к пилотированию, но ты наверняка смог бы стать неплохим астрономом, у тебя есть для этого задатки, – заметила Дарья. – Однако, боюсь, ты смотришь на мир через розовое стекло.

– Не понимаю.

– Видишь ли, во Вселенной, как и на Таурусе, есть не только хорошее, но и плохое. И люди, и другие миры, и даже все тела в космосе несут в себе зачастую опасность, о которой ты не задумываешься. Скажем, ты мечтаешь улететь на Землю и обучиться там летному делу, но готов ли ты влиться в чужое общество на чужой планете? Готов ли ты принять законы и традиции другой цивилизации? Поверь, реальность зачастую куда страшнее твоих мечтаний и может разочаровать. Это здесь ты уважаемый всеми сын хакима, но там, на Земле, где миллиарды людей, а государства вечно балансируют на грани войны и мира, может статься, ты будешь никому не нужен.

Бату выдержал паузу, затем тихо произнес:

– Я верю в то, что Всевышний приготовил мне иной путь, нежели сидеть в Адыкере и вдыхать дым кальяна. А что, если обучаться у наших предков на Аравийском полуострове?

Девушка пригубила напиток из чашки и облокотилась на подушку.

– Трудно сказать… Лучшие вузы гражданской авиации находятся в других странах, выданные ими дипломы повышают вероятность трудоустройства. Однако тебя никто не примет без аттестата.

– Да, я знаю, – вздохнул Бату, – но исследователи с базы рассказывали мне что, у вас есть система ускоренного обучения с использованием искусственного интеллекта и… – охотник загреб ладонью волосы, открыв высокий лоб и пытаясь вспомнить непонятное слово, – психо… психо…

– Психостимуляторов, – напомнила летчица. – Да, есть, но это очень сложно, а порой болезненно и даже небезопасно для здоровья.

Время незаметно текло за разговором, но вскоре Дарья снова начала испытывать боль в боку. Извинившись, она оставила юношу и вернулась в дом. Бату огляделся – Ахмеда нигде не было. Поведение старшего брата этим вечером показалось ему странным: после разговора с гостьей он стал замкнутым, словно погруженным в себя. Утратив интерес к торжеству, Ахмед оказал знак внимания старшим родственникам, отдал какие-то поручения слугам и незаметно удалился. В таких случаях Фалих-младший знал, где его искать – юноша направился к соседствующей с поселением речке, где наверняка мог найти брата.

Ахмед вышел из воды и уселся на каменистом берегу, наблюдая за бродящей в воздухе дымкой. Ночью в воде кожа ощущала больше тепла, чем в резко остывшем воздухе пустыни, поэтому мужчина почувствовал озноб и начал не спеша растирать ладонями кожу. В голове его несся оглушающий поток мыслей, он не мог понять, почему появление Белых и разговор с ней вывели его из равновесия. Две огромные луны отражались в движущейся воде, создавая иллюзию огромных фонарей где-то на дне реки, и свет этот, казалось, влек, словно опасная ловушка. Чуть поодаль стоял вооруженный электрическим копьем стражник. Контактируя через связь с охранниками на минаретах, он неустанно охранял жизнь одного из сыновей хакима – от появления аборигенов или хищников ночью никто не был застрахован. Стражник заметил приближение Бату и сообщил господину о появлении брата. Фалих-младший едва слышно появился рядом с Ахмедом и, откинув подол накидки, опустился на валун по соседству.

Примечания