Большая игра в рукаве Ориона. Роман второй. «Золотое дно»

– Слушаюсь, принцесса, – согласился Рязанцев, но всё равно снова дернул руками.

Русские, и в частности Рязанцев, часто называют всех подряд девушек, принцессами. Как я понимаю, это что-то вроде нашего «Mein Schatz»*. Хотя, честно говоря, Элиза того заслуживала. Она говорила, как принцесса, смотрела, как принцесса. Даже кидалась перчаткой как-то по-особенному. Я не заметил этого тогда, во время осады Фридрихсхалле. А теперь – меня это приятно удивило, но не более, чем удивило.

Потому, что…

Потому, что всё это время я молча смотрел в пространство за «Всадником». Там я увидел знакомый до боли, до мурашек по коже, до чувства, такого же сильного как любовь, силуэт корабля. Прожектор подсветки был направлен на рельефную, словно бы откованную простым молотом, надпись древним, готическим шрифтом: «Folge, wie ein Schatten»*. Там стоял МОЙ корабль. Моя «Серебряная Тень», Mein «Silber Schatten».

– Я же обещал тебе сюрприз, Франц, – сказал, уловив направление моего взгляда, Одинцов.

– Спасибо, Игорь, – тихо и растроганно сказал я. – Как я сказал, я не люблю сюрпризов. Но это – самый лучший сюрприз!

– Какие хитрые эти русские! – наигранно возмутился Патрик Гордон. Он забрался на несколько ступенек вверх по трапу, чтобы лучше всех видеть, – Кому спасибо? Капитан, дорогой наш друг Франц, это мы поставили «Тень» так, чтобы ты сразу увидел! И терассаконтеру эту, мы бахнули… Так что записана она будет на счёт твоего корабля.

Я вопросительно посмотрел на Одинцова.

– По чести сказать, – согласился Одинцов, – терассаконтера «Дева Марина» – это работа Ваших людей и Вашего корабля.

Я не люблю сюрпризов. Но сейчас сюрпризы были приятными. Надолго ли их хватит?

– Это ещё почему? – задал я от растерянности глупый вопрос.

– А кто ещё, кроме «Серебряной Тени», мог так незаметно поставить мины прямо по ходу террасаконтеры со всеми её системами обнаружения? – гордо сказал Ван Фростен, пожимая плечами. – Хотя, знаешь, Франц, команду над кораблём я уступил Элизабет.

– Почему? – ревниво спросил я Элизабет, вспоминая беседу с Головиным о том, что внезапно, есть ещё один человек кому подвластен мой корабль – Разве у Вас есть доступ к «Серебряной Тени»?

Элизабет, казалось, не слышала мой вопрос. Она сейчас смотрела на меня так, как будто я был и Навигатор Андреас, и Всадник Йорг и Воин Михаэль, все трое, в одном лице спустившиеся с небес.

– Потому, капитан, – ответила она, глядя на меня своими синими глазами, – что так хотел герцог Фридрих. – Это он приказал ещё там, в бункере Фридрихсхалле, в Кёнигсберге. Но теперь это снова Ваш корабль.

Ван Фростен кивнул. – Теперь ты снова капитан, Франц!

– Хватит, – подвёл черту Одинцов. – Хватит, а то я не выдержу и пущу слезу. Вы все на МОЁМ корабле, я самый старший по званию и вообще… – он сделал паузу. – Подчиняетесь мне, – он обвёл всех взглядом, – Господа ганзейцы, на планете десант. Вы всё равно мертвы почти для всех, кто о вас знал. Вас всех убили мои бравые «Всадники» во время безжалостного абордажа. Посему, не откажитесь помочь мне. Павел – пленных в багги и отвезите в спецбоксы. У всех остальных часа три личного времени.

Сказано было с чувством. Возразить было нечего. Но очень хотелось есть и спать. Смертельно. Непонятно, чего больше.

Но за три часа мы даже толком осмотреться не успели. Драка на планете началась почти сразу. Я успел, разве что, быстро перекусить и принять душ, чтобы хоть как-то освежиться. Зато всё это – на своём корабле. Дома.

***

Пару часов поспал, а показалось, что разбудили почти сразу.

Военный совет перед боем Одинцов проводил прямо на палубе швартового ангара судов среднего класса. Всё так и было – несколько багги поставили между «Всадником» и «Серебряной Тенью». Вокруг стояли, сидели на самих багги и прямо на земле, офицеры «Всадников» Одинцова, командир первого взвода «гиен» Гюнтер Лютьенс, и мы впятером, всё что осталось от эскорта «Тени». Полевую, автономную тактическую карту Одинцов повесил прямо на трап «Всадника».

Рядом с ним, в лёгкой форме кубанского ополчения стояли двое, с черно-оранжевыми, полосатыми, металлопластиковыми шевронами. Оба были среднего роста, и чем-то неуловимым очень похожие друг на друга. Тот, что повыше, носил усы, но не такие, как у Одинцова, а выбритые в тонкую полоску над верхней губой, его слегка вьющиеся волосы, угольно-черного цвета, были зачёсаны назад.

Второй был слегка ниже ростом, мужественно выглядящий человек, красивый такой красотой, которую Рязанцев бы назвал «лихой». Такие экземпляры сразу заставляют женщин краснеть, а у мужчин вызывают всевозможные комплексы.

– Разрешите представить тем, кто не знаком, – сказал Одинцов, – Виктор Зиньковский, – хлопнул он по плечу того незнакомца, что был повыше, – выборный командующий кубанского ополчения, и Олег Касаткин, указал он рукой в сторону «лихого красавца», сотник роты специального назначения кубанского ополчения. К нам прибыли только что с планеты.

– Можно просто Алик, – сказал Касаткин, беззастенчиво разглядывая всех, кого не знал, – Всё равно воевать вместе.

– Итак, – начал Одинцов, – с того, что было терассаконтерой «Дева Марина», на планету высадилась экспедиционная бригада «Ratoj de la dezerto»*, с тяжёлой техникой. На наличие ополчения на планете они не расчитывали, – спасибо нашему другу Ришару за вовремя подброшенную дезу. Разведка, – он кивнул на Зиньковского и Касаткина, – сообщает, что противнику удалось посадить на планету десять боевых машин типа «мачете», – это аналоги имперских «гепардов», три шагающие боевые машины управления боем типа «Торо», около четырёх тысяч человек личного состава, 10-15 тонн боеприпасов.

И «нахуэли», – добавил Касаткин.

Мне показалось, что в конце предложения Алик Касаткин зачем-то, намеренно, поставил знак вопроса. Русские засмеялись – но я не понял шутку.

– Что смешного в слове «ягуар» на лингва астека? – спросил я стоявшего рядом Рязанцева.

– Непереводимая игра слов, – улыбнулся он.

– «Нахуэль» – означает ягуар на одном из диалектов окраинных планет Альянса – зачем-то пояснил назидательно Одинцов, глядя на Касаткина.

Я заметил, что Элиза Сугэ, сидевшая на капоте одного из багги напротив карты, шутку поняла сразу – она смеялась вместе со всеми.

– Простите, моих орлов, сказал Одинцов Элизе, – это разрядка, после боя на планете, – будьте сдержаннее, сотник Касаткин.

Элиза только махнула рукой:

– Ну что Вы, полковник – я теперь такой же солдат, как все, так что давайте без церемоний.

– Прошу прощения у дам, – спокойно сказал Касаткин, глядя на Элизу и разведя руками, мол, вот уж такой я хам.

По-русски, как я заметил, Элиза говорила тоже превосходно, вообще без акцента. Возможно, она где-то неправильно ставила ударения, но мне это было пока незаметно.

– Как Вам угодно, – продолжал Одинцов, – можно и без церемоний. Так вот, у противника около пятидесяти, – он сделал паузу, и снова посмотрел на Касаткина, – «нахуэлей» – это аналоги имперских или ганзейских «мардеров».

– Ну, – не удержалась Элиза, – имперские «мардеры» всё-таки получше будут.

Глаза у неё были всё ещё красные, усталые. Успела ли она поспать хоть немного – кто знает.

– Перевесом «Крысы» не обладают, – продолжал Одинцов, кивнув головой в ответ на реплику Элизы, – это для них неприятный сюрприз. Скорее всего, их первоначальным планом была высадка и захват установок генераторов энергии около самого Екатеринодара. Тут они понесли первые потери.

– Хотели получить много энергии, аж пищали, – сказал Олег Касаткин, – иначе быстро технику не распакуешь, щиты на полную не используешь.

– Террисы высаживались в аварийном порядке, а не в боевой готовности, – пояснил атаман Зиньковский. – «Мачете», кажется, вообще не были снаряжены. Нам удалось сбить несколько этих самых «нахуэлей» установками экстренной коррекции погоды, в них было полно десанта, как мы поняли по перехвату переговоров. После чего десант рассеялся по большой площади, чтобы избежать потерь. Зона рассеивания десанта – вокруг фермы производства питания.

Зиньковский подключил личную сеть к карте и сопровождал рассказ наглядной подсветкой и маркерами. – Район рассеивания подсвечен красным. – продолжал он, – Нам удалось засечь, как они сразу поставили маяк пространственного сигнала, но сигнал SOS дать не успели. Алик со своими ребятами, тут же накрыли их батареями залпового огня.

– Они поставили заграждение типа «купол» слишком поздно, – пояснил Касаткин. – Мы успели отстрелять кассеты и уничтожить маяк.

– Это из хорошего, – сказал Одинцов. – А из плохого, даже очень плохого, это то, что заграждение «Купол» террисам всё-таки удалось поставить. Чуть позже. Подключили генераторы фермы, как я понимаю.

– Так что теперь только рукопашная, – уныло подытожил Зиньковский.

– Это сколько же наших людей ляжет! – вырвалось у Рязанцева.

– А пленные? У нас есть пленные? – быстро спросила Элиза, – Может условия обмена?

– Вряд ли, – ответил ей Одинцов. – Насколько я понимаю, террисам очень нужен факт совместной операции Альянса и Ганзы против sapiens. Как медиасобытие. На фон Касселя-то, – он кивнул на меня, – террисы согласились затем, чтобы было громкое имя. Sapiens против sapiens. Показать, что эта война – не способ забрать пространства, освоенные чужими руками. Показать, что дело не в разнице видов и не в разных моделях общества.

– Всё хорошее против всего плохого. Всё светлое и прогрессивное против устаревшего и дикого. – Ничего нового, – зевнул Рязанцев.

– Тогда логично, что Франциско будет ждать подхода ганзейских «кракенов» с десантом, чтобы вынудить их к совместным действиям против планеты, – предположил я. – Потом ещё можно будет разделить последствия кошмаров орбитальных бомбардировок Екатеринодара между Альянсом и Ганзой поровну. А через какое-то время приплести и Аахен, чтобы попробовать снять с себя вину. Зачем ещё нужны медиа-ресурсы в наше время?

– Согласен, – кивнул Одинцов. – Поэтому у нас всего-то местная неделя времени максимум, – до подхода «кракенов». Я думаю, что Альянс может перебросить сюда ещё одну терассаконтеру – или прислать целую эскадру – чтобы устроить какую-то жуть в качестве показательно – устрашающей мести.

– Ну, «Деву Марину» уничтожили без проблем, – довольно сказал Патрик Гордон.

– Нужно искать какой-то другой выход, – покачала в раздумье головой Элиза, – кроме штурма в лоб. Как по первым контактам – террисы хотят драться?

– Они всегда хотят и готовы, – ответил Зиньковский. – Люди они такие, нехорошие. Десантные группы с их сбитых боевых машин пытались драться даже в местах вынужденной посадки. Получается это у них очень хорошо. Пока размен шёл один к одному – но это с учётом их проблем с высадкой. В плен взять пока никого не удалось – да и ребята не брали – после орбитальных бомбардировок злые все стали, – продолжал Зиньковский, – Наши просто зажимали их прямо у машин. Помнишь, Игорь, нам попал груз с сетками «Фау»?

– Помню, – кивнул Одинцов, – это когда транспорт «Новый Иерусалим» случайно прошёл кубанскую точку перехода. В описании груза стояло: «оружие» – естественно я отдал приказ забрать всё. Триста тонн смирительных рубах образца «Фау-5» – те, которые пакуются в капсулы для заряжания, для борьбы с экзофауной.

– Да уж, – сказал Рязанцев, – террисы ещё та экзофауна…

– Ну вот, наших-то, из ополчения, концентрировалось около мест вынужденной посадки их «нахуэлей» намного больше. Этими рубахами, «Фау-5», мы и пуляли в упор из подствольников, – сказал Зиньковский. – Зажимали их огнём у машин, потом, когда они пытались в ближний бой – охотники их обстреливали. Маркер ставили на ноль – на максимальное сжатие сетки. Так что сразу всех в куски. Деморализует их личный состав хорошо. Они ж тоже живые.

Меня передёрнуло от представленной картины.

– Сколько на планете гражданских? – задал вопрос Рязанцев.

– Женщин и детей почти нет, – ответил Зиньковский, – разве что по недогляду. Только ополченцы. «Под ружьём» – тысяч семь-восемь. Экипирована наша пехота нормально, много тяжёлого пехотного доспеха, техника есть неплохая. Тут Игорь Иваныч постарался, – Зиньковский повёл рукой в сторону Одинцова.

– Ого, очень неплохо, – проявил интерес, молчавший до того Лютьенс, – а какая техника?

– Штук тридцать «гепардов» – но реально в боевом состоянии девять-десять, остальные после орбитальных бомбардировок с разной степенью повреждений, – сказал Одинцов, – Две командные шагающие машины типа «рубеж», по боевым машинам десанта у нас приблизительный паритет – тридцать пять-сорок в строю. Мы можем предположить, что по расчётам Франциско, «крысам» нужно продержаться неделю. Нам же нужно уничтожить их максимально быстро. Ещё до подхода ганзейских «кракенов». Потом, будем уходить с планеты в серые зоны.

– Всё-таки бросишь Кубань, полковник? – спросил Зиньковский грустно.

– Ты её тоже бросишь, Виктор, – ответил ему Одинцов. – Кубань – это люди. Люди – это надежда вернуться.

Алик Касаткин сказал тихо по-русски что-то про мать, я опять не понял, что. Похоже, это было нечто крепкое потому, что Одинцов резко рубанул рукой по воздуху:

– Всё, я сказал. Слушать. Мой план, исходя из того, что есть у нас и противника, следующий:

– Зиньковский и силы ополчения имитируют атаку на контур «купола». В случае успешного продвижения, под «купол» не входить, в рукопашную с террисами наших людей не пускать. Касаткин «рубежами» отыграет роль мобильных ПВО или артприкрытия. Вряд ли они успеют снарядить «мачете» за пару часов, в условиях дефицита энергии.

Я заметил, как Элиза одобрительно кивает головой, отмечая кивками пункты плана, излагаемые Одинцовым.

– Павел, – посмотрел он на Рязанцева, – тебе самое тяжёлое. Недалеко от фермы служебная вилла бывшего общественного управляющего этой самой фермы. Что с ним, мы не знаем – возможно он там, возможно вилла пуста. При доме находилась экспериментальная биолаборатория. У неё общий коллектор с фермой. Ты берёшь своих «гиен» и, если нужно, то моих «всадников». Твоя задача -попробовать пройти во время боя на ферму и нейтрализовать устройство «купол». Так хоть у нас будет какое-то преимущество. Вряд ли они успели обнаружить общий коллектор. Пока они не распаковали и не снарядили приземлившуюся с орбиты технику, время работает на нас. Но если дать террисам время – они нас в порошок сотрут. А самое скверное – если мы дотянем до подхода ганзейских «кракенов», находящихся в системе. Возможно, они в этом случае будут вынуждены вступить в бой на стороне Альянса, если «крысы» продержатся до их прихода.

– А ещё хуже, если мы будем слишком долго возиться с террисами и «кракены» подойдут в тот момент, когда мы будем эвакуировать остатки гражданских и уходить с планеты сами, – в тон Одинцову добавил Рязанцев, – Чего уж тут. Всё просто и ясно.

Всё, как любила говорить известная журналистка Урсула Вальдер, «ясно и понятно». Но времени в обрез.

– Возможно, я и мои люди пойдут вместе с «гиенами»? – спросил я.

– Я просил бы, вместе с твоими людьми, пробомбить ферму, если удастся отключить «купол», – сказал Одинцов. – Всё-таки и ты и твои остзейцы, пилоты с именем.

– Только не на «Тени» – сказала Элиза тревожно, – только не на «Тени», полковник. Она наш козырь.

«А почему бы и нет», – подумал я, и совсем уже было собирался озвучить эту мысль, но Одинцов опередил меня:

– Конечно не на «Тени», Элиза, – понимающе посмотрел на неё Игорь, – Все мы понимаем, что если наш «уважаемый» дон Мариано Франциско хоть как-то поймёт и сообщит, что «Тень» здесь, то сюда придут не только ганзейские «кракены». Сюда бросят всё, что только можно. Я же понимаю, что от этого зависит жизнь Вашего…

– Моего герцога, – быстро сказала, не давая завершить Одинцову фразу, Элиза.

– Вашего герцога – соглашаясь с ней, кивнул Одинцов. – Так что «Тень, по возможности, стараемся не демаскировать.

Выглядело так, как будто Элиза не дала русскому полковнику проговориться о чём-то очень важном, что касалось её и моего друга Фридриха, а возможно и меня.

Интересная девушка. На меня «нахлынуло опять», как тогда перед боем над Фридрихсхалле. Было жалко её.

– Пробомбим на «гепардах», – сказал я, – Только без лейтенанта Сугэ.

– Я тоже пойду с пилотами Остзее забирать небо, – сказала Элиза.

– Нет сказал я, – вспоминая бой над Кёнигсбергом, – нет. Только я, оберлейтенант ван Фростен, лейтенанты Гордон и Вайде. Четыре «гепарда» вполне хватит, чтобы не оставить от фермы камня на камне.

– Четыре машины против десяти? – недоверчиво спросил Лютьенс, – Не мало ли, капитан?

– Вряд ли террисы успеют подготовить к бою все «мачете», учитывая их аварийную высадку на планету, – ответил я ему.

– Даже если четверо против десяти, – поддержал меня задумчиво молчавший ван Фростен, – у нас хороший шанс. Мы хорошо знаем друг друга. Дрались вместе в небе над Кёнигсбергом против таких же. Не хочу обидеть наших русских коллег, – он кивнул Касаткину и Зиньковскому, – но, не разбавляйте нас новичками. Может случиться так, что они, скорее, помешают нам, чем окажут реальную поддержку.

– Согласен, кивнул Одинцов, – но я буду держать наготове ещё пять-шесть машин, на всякий случай.

– А лейтенант Элизабет Сугэ поможет координировать ведение боя, – добавил я. – В конце концов, это и есть её военная специальность.

Я не хочу, чтобы эта девушка погибла здесь, а ещё, не дай бог, рукопашный бой с террисами.

– А что будет, – подняла на меня глаза Элизабет, – если кто-то поймёт по переговорам в эфире, во время боя, что капитан фон Кассель жив? Это убьёт половину всего того, что я, – тут она запнулась, – что все мы проделали. Вы когда-нибудь видели молчащих в бою пилотов?

Это была правда. Молчащие пилоты в хорошей драке – происходит она в атмосфере, или в открытом пространстве, – это фантастика. Почище той, что писали когда-то все, кому вздумается, в двадцать первом веке, по отсчёту Imperium Sapiens, на Старой Земле. Когда в небе над планетой, или в открытом пространстве, среди крупных кораблей, закручивается карусель боя на крохотных, по сравнению, даже с рейдером, «охотниках», молчать просто невозможно. Даже, если ты не делал инъекции боевых допингов.

– Ну… – слабо возразил я, – драться мы будем под позывными…

Однако, мне самому было понятно, что Элизабет права. Она молча смотрела на меня своими синими глазами, ожидая, когда я сдамся.

– Франц, – полковник Одинцов хлопнул меня рукой по плечу, – а оставайтесь-ка со мной. Усилите, если что, ПВО. Я дам Вам один командный «рубеж». Оставайтесь.

У офицеров Остзее не принято хлопать друг друга по плечу. Но здесь, у русских, совсем другие порядки.

– Это разумно, командир, – сказал мне ван Фростен, – Я сделаю всё в лучшем виде. И трёх «гепардов» хватит, чтобы не оставить от фермы, где террисы готовятся к бою, камня на камне.

Я подумал, потом кивнул, соглашаясь – и подал Одинцову руку:

–Хорошо, пойду на «рубеже». Насчёт «не оставить камня на камне» – буду участвовать.

– Какие камни, – проворчал Рязанцев, – там и камней -то нет…

*«…Geh weg, Odinzoff»

пошёл вон, Одинцов.

*«…kein Körperkontakt, keine Umarmung»

не приближайтесь ко мне, никаких объятий

*«…Ich stehe zu Ihrer Verfügung»

я в Вашем распоряжении.

*«…Mein Schatz»

«Моё сокровище», обращение к любимому человеку.

*«… Folge, wie ein Schatten»

«Следуй, как тень». (нем.)

*"Ratoj de la dezerto"

«Крысы пустыни» (интерлингва)

4. Касаткин: нерассказанная история о любви.

А будет это так: заплачет ночь дискантом,

И ржавый ломкий лист зацепит за луну,

И белый-белый снег падет с небес десантом,

Чтоб черным городам придать голубизну.

Юрий Иосифович Визбор. Русский поэт 20 в.

Сборник "Поэтические сокровища Империи Сапиенс. Русская поэзия."

Меридиан Екатеринодара как раз совпал с положением Орла на орбите, когда мы вошли в плотные слои атмосферы. Раскаляясь от высоких температур, «падая» к планете, «Барон Врангель» шёл, следом за «Всадником» Одинцова, к космопорту Екатеринодара. Туда, где находился штаб ополчения. Рейдеры были слишком крупными кораблями, чтобы использовать их в штурмовке наземных объектов. Элизабет зафиксировала несколько пусков по нам малых тактических ракет из-под «купола» над фермой, – слишком «вкусной», слишком соблазнительной целью были рейдеры, входящие в атмосферу. Элиза, севшая за контроль боевой части, уже было собиралась отражать атаку. Но до нас не дошла ни одна ракета террисов. Наземное ПВО повстанцев отработало чётко.

Ферма, снабжавшая Екатеринодар продовольствием была такой огромной, что, наверное, тысяч с двадцати метров её можно было уже рассмотреть без визорного увеличения. Казалась, что её прозрачный корпус, блестевший хрусталём, находился совсем рядом с городом. В принципе, так оно и было – масштабный маркер показал двадцать имперских миль.

Сам город Екатеринодар, пострадавший от орбитальных бомбардировок, был черней чёрного, повсюду торчали остовы жилых башен. Однако, даже в разрушенном и оплавленном состоянии они сохраняли следы «русского стиля». Стремительные линии, летящие вверх, рвущиеся в небо.

Вдоль города, от колоссальной гряды белоснежных гор, отороченных плотной, сочной зеленью леса, впадая в большой залив, бурля белым о многочисленные пороги, летела, пронзительно-синяя, как небеса, Кубань. Изумрудный лес сбегал по склонам и заканчивался, у самого моря, узкой полоской пляжей.

«Мардер», для первого взвода «гиен», лейтенанта Гюнтера Лютьенса, русские завели на «Барон Врангель». В то самое время, пока мы совещались на «Орле». Состоянием боевой машины Рязанцев остался доволен. Совсем новый, как сказал Павел. Когда-нибудь, хорошо бы поинтересоваться, откуда у русского полковника Игоря Одинцова появились совсем новые, имперские «мардеры».

Майор Рязанцев, естественно, уходил на задание со своим первым взводом. Он отстыковался, не дожидаясь нашего приближения к космопорту Екатеринодара.

– «Ганза владеет всем, Франц», – услышал я его голос.

– «Так будет вечно», – ответил я, как будто я всю жизнь был ганзейцем, и добавил, глядя на «мардер», – Удачи, Павел!

«Вернись живым, друг», – подумал я.

– «Всё будет наше», – непонятно к чему, зло ответил Павел, скорректировал курс и отключил связь.

Ганзейская боевая машина десанта резко «упала» вниз, набрала скорость, зависая слева-снизу от нас, и на бреющем полёте, пошла в сторону фермы, растворяясь в пёстром ландшафте планеты.

–База, прикройте «мардер» глушилками, – приказал Одинцов. – Сделайте его максимально невидимым для террисов, насколько можно.

– Принято, – ответили с планеты.

– Вас понял, – ответил ему голос, в котором я узнал голос навигатора фон Менгдена.

Наши рейдеры – русский «Всадник» и шедший за ним ганзейский «Барон Врангель» были уже над пустынным космопортом сожжённого флотом Альянса Екатеринодара. Космопорт, казавшийся совсем небольшим в верхних слоях атмосферы, стал теперь огромным, занимая почти всю юго-западную часть города. Он примыкал своими окраинами к зелёной зоне, тоже носившей следы гигантских ожогов.

«Делай, как я», – пришёл мне сигнал от Одинцова. На тактической карте замигал мой маркер посадки, присланный «Всадником». Одинцов сажал мой «Барон Врангель», прямо у входов в технобункеры. Посадочное поле привычно «провалилось» под нами – и вакуумные подушки парковки мягко приняли наши рейдеры на себя.

Я вышел, и по резкому запаху озона понял, что над нами тоже включён «Купол». Сами терминалы, насколько я мог видеть, носили следы сильнейших пожаров и оплавлений. Похоже, что Екатеринодар тщательно заливали какой-то разновидностью напалма. Боеприпаса древнего, простого и страшного. Мои оставшиеся в живых остзейцы, покинувшие корабль вслед за мной, тоже были шокированы открывшейся картиной. Разглядывали молча, зрелище было неприятное. Даже спокойный обычно Ван Фростен ругался тихо, на родном наречии крохотного Виллемштадта, что на далёкой Мартинике.

К нам подошёл Игорь Одинцов, посадивший свой рейдер парой минут ранее. Рядом с ним были уже знакомые нам усатый Зиньковский и «красавец» Касаткин. Мы все были под впечатлением, и никто из нас не решался задать Одинцову вопрос о судьбе города.