Ашот. Ну, Виктор Петрович, я пойду.
Воронин. Через полчасика зайди, народ наш соберется. Проводы вроде бы.
Ашот. Спасибо, зайду. (Уходит. В дверях встречается с начальником снабжения треста.)
Снабженец. Виктор Петрович, вот бумаги вам на подпись.
Воронин. Какие?
Снабженец. Акт на списание труб и ваше заявление с просьбой продать их. Надо подписать их. (Кладет на стол бумаги.)
Воронин (читает бумаги). Слушай, что за ахинею ты тут понаписал? Какая-то автомашина проломила стенку склада, разбила сорок аккумуляторов, и они электролитом залили трубы. И все это надо списать. Что за вранье?
Снабженец (нагло). Вранье. А без вранья трубы стоят в двадцать раз дороже. Решайте.
Воронин (сжал челюсти, помедлил, вздохнул и подписал). Ладно.
Снабженец. Деньги внесите в кассу. Документы я туда передам.
Воронин сидит молча, глядя в одну точку. По одному входят сотрудники. Винокуров, начальник производственного отдела, несет две большие сумки с продуктами.
Винокуров. Виктор Петрович, все купил, как вы заказывали.
Воронин. Спасибо, выкладывай на стол.
На столе появились водка, хлеб, сало, зелень, помидоры, огурцы. Собралось восемь человек. Молча расселись, глядят на Воронина.
Воронин (наигранно-весело). Ну-ка, плесните немного в стаканы-то.
Разлили водку. Воронин встал, поднял свой стакан.
Воронин. Ну, так вот, мужики, собрал я вас, чтобы сказать: на пенсию иду, на заслуженный отдых. По новому постановлению, оказывается, льготу северную могу использовать. Дом в деревне купил. Буду заниматься сельским хозяйством, крестьянствовать. Выделили мне по льготной цене трубы (крякнул) и ЗИЛ-130. За машиной еду завтра в Мурманск. Приеду – распрощаемся официально. Банкет обещаю. Решение окончательное. Вопросы есть?
Трое присутствующих (одновременно). Есть.
Воронин. Тогда выпьем, закусим, и, что интересует, расскажу. (Через минуту-другую.) Ну, так спрашивайте.
Отодвинул папки на край стола, не рассчитал, и они упали на пол. Наклонился, поднял, лицо – свекольно-красное.
Винокуров. Виктор Петрович, а кем вы будете? Бедняком? Середняком? Кулаком?
Воронин. Чего-то ты ерунду какую-то несешь. Как это понять?
Винокуров. Понять просто. Кулаком – это значит использовать наемный труд, работников эксплуатировать. Середняком – самому хорошо работать, эффективно. Ну а бедняки – это, в основном, неудачники, пьяницы, еле себя кормят.
Большинство засмеялось, Воронин тоже хохотнул.
Воронин. Шутник ты, Винокуров. А резон в вопросе есть. Кулаком точно не буду. Лодырем не был никогда. Так что и бедняком не буду. Значит – середняком. Согласен?
Винокуров. Согласен-то я согласен. Но на земле работать – ох как нелегко с непривычки-то. Я приеду к теще в деревню, прополю ей грядку в огороде – или на карачках ползаю, или согнувшись кверху задом, как вы бумаги сейчас поднимали, а потом поясница разламывается. Или картошку окучивать: жара, оводы жрут, весь в поту, помашешь тяпкой часа два и думаешь: пропади все пропадом, да лучше я эту картошку есть не буду!
Воронин. Чтоб ты знал, Винокуров, закалка у меня сельская с детства. Что еще хотели спросить?
Один из присутствующих (пожилой человек). Получается, Виктор Петрович, на собрании вы не будете?
Воронин (потупившись и глядя в сторону). Не успеваю я на собрание, да и что толку от меня, если увольняюсь? (Вздохнул.) И не к чему это обсуждать. Все решено окончательно.
Помолчали. Разлили остаток водки по стаканам.
Один из присутствующих. Желаем вам, Виктор Петрович, здоровья, успехов в вашем деле, чтобы у вас все росло и цвело и урожаи были выше крыши.
Сдержанно посмеялись, чокнулись.
Воронин. Подождите меня выпроваживать. Говорил же вам, приеду – прощальный банкет устрою.
Все как-то разом засобирались.
Присутствующие (вразнобой).
Мне в магазин надо.
Меня жена ждет.
За ребенком в детсад, опаздывать нельзя.
В командировку собираться надо.
Все по одному уходят. Остался один Винокуров. Собирает посуду, остатки еды.
Винокуров. Послушайте, Виктор Петрович, а зачем вам грузовик? Что вы с ним делать-то будете, он же работать должен?
Воронин. Ох, Винокуров, пристал ты ко мне сегодня. Да будет он работать. Права у меня профессиональные. Езжу, ты знаешь, неплохо. А что делать машине? Да на селе ей работы невпроворот – возить сено, дрова, стройматериалы. (С раздражением.) Понятно?
Винокуров (усмехнулся). Понятно, Виктор Петрович (подал руку Воронину).
Воронин (пожал ее, задержал в своей руке). Обиделся что ли?
Винокуров. Да нет, не обиделся. Глупость делаете, Виктор Петрович, ошибаетесь.
Воронин. А, ладно, хватит мне настроение портить, и без тебя тошно.
Винокуров уходит. Воронин сел за стол, обхватил голову руками. Задумался.
ЗанавесДействие второе
Картина 1
Рубленый, слегка покосившийся дом в деревне, старый яблоневый сад. Штабель досок, кучка уложенного кирпича, забор – жерди по столбам из металлических труб. Под навесом стоит ЗИЛ-130. Лето, окна в доме открыты, слышно, как работает телевизор. Его перекрывает крик Воронина, хорошо слышимый из окна.
Воронин. Что ты болтаешь? Ты же все врешь! Рябов, замдиректора техникума, – заместитель председателя правительства?! Да вы что – охренели? Норильск приватизировать?! И Потанин, какой-то сопляк, комсомолец, – его хозяин! Да вы знаете хоть, как строили этот комбинат?
На крыльцо выскакивает Воронин, всклокоченные волосы, злой.
Таисия. Витя, ты подумай, ну зачем ты шумишь на телевизор-то? Толку что от этого? Они ведь тебя не слышат!
Воронин (успокаиваясь, буркнул). Разряжаюсь!
Сели у крыльца на скамейку.
Воронин (уже спокойно). Ты права – ничего ведь не сделаешь! А что вытворяют – невозможно терпеть. И в газетах – одно вранье. Вот в городе вчера купил «Аргументы и факты». Какой-то сопляк пишет о железной дороге от Салехарда до Игарки. И почти все врет. Бывал я там, все видел своими глазами. Так вот, этот обормот пишет, что длина ее восемьсот километров, на самом деле – тысяча триста. Сделали ее, дескать, наполовину – и бросили. И опять врет – готовность ее была больше восьмидесяти процентов. И еще сочиняет, что эта дорога – сумасбродство Сталина. Ничего не соображает: да эта дорога нужнее БАМа!
Таисия. Витюша, успокойся. Прав ты, наверное. Не волнуйся, опять сердце прихватит.
Воронин. Да я спокоен. Славе вчера позвонил. Вот техника стала: набрал номер по мобильному, и пожалуйста – отвечает. Узнал меня по голосу.
Таисия. Это молодой парень, корреспондент, что ли?
Воронин. Уже не молодой. Стал спецкором «Известий» – серьезный человек. Учил я его когда-то. Много он со мной по стране поездил. В промышленности, строительстве совсем не разбирался – вот я его натаскивал. Говорю ему про эту статью, думал, как раньше, расскажу ему, а он уже эту тему раскрутит. И что ты думаешь, он мне ответил?
Таисия. Не знаю.
Воронин. Сказал, напиши статью, что-то вроде опровержения. Я, говорит, точно ее опубликую.
Таисия. Прав он, наверное.
Воронин. И ты туда же. Да буду я со всякими обормотами пикироваться! Пошли они все подальше! Так ему и выложил.
Таисия. А Слава что?
Воронин. Что, что? Обидел он меня. Если так, говорит, то зачем время у меня отнимаешь, считаешь, что делать мне нечего? И отключился.
Таисия. Ну, не волнуйся. Люди разные, да не такие уж вы с ним и друзья.
Воронин. А я считал, что друзья. Когда работал, многие со мной дружили.
Таисия. Жизнь-то меняется. Ты ведь уже девятый год не работаешь.
Воронин. Жизнь меняется, это точно. Да еще как меняется. Вчера встретил в городе Бондарева. Ты его не знаешь. В Иркутской области был секретарь райкома партии. Мы там комбинат строили. До чего же ловкий был он мужик! Представляешь, на бюро обкома за коллективную пьянку хотели его с работы снять и из партии исключить. Так он так все вывернул, вспомнил, что с первым секретарем когда-то в молодости выпивал. Здорово рисковал, конечно, но в результате закончилось все обсуждением. Пожалели его.
Таисия. Ну и зачем он тебе? Забудь, мало у нас сейчас своих забот?
Воронин. Ты не поверишь – такое превращение. Оказывается, он отсюда родом. В районном центре – бизнесмен номер один. Магазины – его, мебельная фабрика, оказывается, тоже его. Показал снаружи свой дом – ну прямо дворец. Я рассказал про свои дела. Мне хвастаться-то нечем. Говорит – помогу. Да зачем мне его помощь?
Таисия. А стоит ли отказываться, если человек помощь предлагает?
Воронин. Хотел приехать сегодня. Да, я думаю, говорил так, из вежливости. Мы ведь с ним друзьями не были, чего ему ко мне ехать?
Таисия. А мне так кажется, приедет.
Воронин. Приедет – чаю попьем.
Таисия. Давай-ка мы с тобой сами почаевничаем.
Встали со скамейки. В это время у ворот резко затормозил большой черный джип.
Воронин. Ну Таисия, ну ведьма, как говоришь, так все и случается. Это ведь машина Бондарева.
Пошел к калитке. Навстречу – Бондарев, элегантно одетый, в руках кейс.
Бондарев. Здравствуйте, Виктор Петрович!
Воронин. Здравствуйте, Александр Иванович! Вот уж не думал, что заедете. Считал: поговорили и забыли. Заходите, знакомьтесь – моя жена, Таисия Владимировна.
Таисия. Можно просто Тая.
Бондарев (слегка кланяется). Александр Иванович, можно просто Саша. Очень приятно, извините, что внезапно нагрянул. Мимо ехал, у меня тут ферма небольшая. А это вам (достает из кейса большую коробку конфет).
Таисия. Спасибо, вот мы сейчас с ними чаю и попьем. Пойду приготовлю.
Бондарев. Ну, Виктор Петрович, покажите свою фазенду.
Воронин. Показывать почти нечего. Живем потихоньку. У меня принцип – делать все самому. Дом подремонтировал, курятник сделал, навес для машин.
Бондарев. Это за восемь лет? Да за эти годы можно было такой дом отгрохать!
Воронин (как бы извиняясь). Текущих дел много: огород, сад, поросенка завели, картошку выращиваем. Дел полно.
Бондарев. Как ЗИЛ-то, хорошо бегает? О, да у него и номеров нет?
Воронин. Регистрировать его надо по месту жительства в Москве, а там в ГАИ такие очереди, такая маята… В общем, номера-то не очень и нужны. Машина отличная, ездил я по округе несколько раз: дрова возил, доски, кирпич. Я же говорил вчера – продать хочу машину. (С гордостью, солидно.) Сын рынок изучил, стоит она сейчас двадцать тысяч долларов.
Бондарев внимательно оглядел машину.
Бондарев. Участок у вас хороший, и сад, и огород – как на картинке. Молодцы.
Воронин. Таина заслуга. А у меня последнее время сердце что-то сдает.
Бондарев. Ясно, годы не молодые, беречь себя надо.
Таисия. Александр Иванович, прошу к столу. Сядем под яблоней.
Бондарев. Красотища!
Садятся за стол. Таисия разливает чай. Бондарев отхлебнул из чашки.
Бондарев. Вот это чай! Аромат бесподобный. Что за сорт?
Воронин. Тая делает.
Таисия. Делаю-то я, а научил меня Виктор. У него это – семейный секрет.
Воронин. Да, мать научила. Трав чуть ли не три десятка.
Пьют чай. Вдалеке раздается колокольный звон. Бондарев встал и трижды перекрестился по направлению звука.
Воронин (изумленный). Александр Иванович, да вы же атеист. Помните, как мы с вами комсомольцев шерстили за то, что в церкви венчались?
Бондарев. Помню, все помню. Но сейчас другое время. По телевизору, небось, не раз видели: Ельцин и все руководство верующими стали. На главные православные праздники в церковь ходят. Электорат свой увеличивают (поднял палец кверху).
Воронин. Ельцин, когда был первым в Свердловске, двух работников из нашего стройуправления из партии исключил. И за что – детей окрестили!
Бондарев (сглаживая ситуацию, обращаясь к Таисии). Мы ведь с Виктором Петровичем давние товарищи. Вместе когда-то такой комбинат построили, загляденье. А, кстати, что это мы все по отчеству, да на вы? Давайте по-простому, по-дружески… Не против?
Воронин и Таисия (почти хором). Конечно!
Бондарев. Так вот, друзья, хочу вам помочь: машину могу купить.
Воронин. Как-то неожиданно это.
Бондарев. Виктор, время такое, надо решения принимать быстро, да что быстро – мгновенно.
Воронин. Саша, неудобно мне тебе-то продавать. Как-то не с руки.
Бондарев. А чего неудобного? Я, если надо, и родной жене товар продаю.
Таисия. Виктор, ты слушай Сашу, он же опытный человек.
Воронин. Дело в цене.
Бондарев. Это верно, дело в цене.
Воронин (вошел в роль бизнесмена). Саша, бери ее за восемнадцать тысяч, свои мы люди, зачем нам с тобой торговаться. Ну как, согласен?
Бондарев (потеребил себя за кончик носа, посмотрел на Виктора насмешливо-ласково). Ох, Витя, чудак же ты. Торговаться – надо, и деньги считать – надо. Цена этой машины, если привести ее порядок, пятнадцать тысяч, не больше.
Воронин. Саша, да ты что, она почти новая, прошла всего сорок пять тысяч.
Бондарев. Вот послушай меня: купил ты ее почти девять лет назад, был ей тогда год, итого – десять лет. Это прилично. У тебя она, практически, стояла, значит, старела быстрее, чем работающая. Верно? Сейчас нужно менять все шланги, все ремни, все жидкости, аккумулятор наверняка сдох: максимальный срок его – пять-шесть лет. Покрышки все в волосяных трещинах – зимой рассыплются. Двигатель надо регулировать. Это денег стоит немаленьких. Да и регистрировать ее надо. Задаром не получится. Налоги еще придется платить. Короче – все это я могу сделать тысяч за пять, а потом за пятнадцать найду покупателя. Машина, Витя, мне не нужна, тебе хочу помочь.
Воронин. Спасибо, Саша. Надо подумать.
Таисия. Вить, позвони Игорю, посоветуйся.
Воронин. А что, действительно, можно позвонить. (Повеселел, обращаясь к Бондареву.) Пойду, сыну позвоню, у нас тут хорошая связь (усмехнулся) у столба ЛЭП. (Уходит.)
Таисия. Саша, спасибо тебе, давай уговорим его. Машина-то нам не нужна. Есть «Нива», что привезти по мелочи – на ней можно. А деньги будут – наймем бригаду и все доделаем. Ты прямо как ангел с неба.
Возвращается Воронин, радостный и улыбающийся.
Воронин. Игорь говорит, что резон есть. Только велел деньги сразу в банк положить.
Бондарев. Сын, видно, у вас толковый.
Таисия (с гордостью). В банке работает. Если что, Саша, может он тебе в чем-то и поможет.
Бондарев. Спасибо, учту. Ну так что, решаем?
Воронин (сдерживая радость). Саша, готов делать, что скажешь.
Бондарев. Что скажу? Вот тебе бланк расписки, заполни его. Напиши, что получил от меня десять тысяч долларов США за ЗИЛ-130. Не торопись, а то напутаешь чего-нибудь. Не обессудь, такой уж порядок.
Воронин. Ясное дело, порядок есть порядок. (Садится писать, надел очки.)
Таисия. Надо же, так все сразу.
Бондарев. А чего тянуть? Правильно ведь говорят, время – деньги. (Достает толстую пачку долларов и начинает быстро считать. Передает деньги Таисии.) Таисия Владимировна, получайте – ровно десять тысяч.
Таисия взяла деньги, не знает, что с ними делать.
Бондарев. Посчитать надо обязательно.
Таисия (немного смущенно). Наверное, надо (пересчитывает деньги на столе). Все правильно.
Воронин. Саша, проверь. (Протягивает ему расписку. Тот бегло просматривает ее.)
Бондарев. Вроде бы все верно. Ну, дорогие Воронины, поеду я, дела, никуда не денешься. Завтра пришлю человека, подпишите ему генеральную доверенность, он машину перегонит в гараж. Ну, до встречи, еще свидимся.
Идет к калитке, Воронины его провожают. От свалившейся удачи еще не пришли в себя. У машины Воронин и Бондарев прощаются за руку. Бондарев из машины махнул рукой и уехал. Воронины возвращаются к столу. Садятся. Какое-то время молчат.
Воронин. Покажи-ка деньги.
Таисия передает ему пачку. Он подержал, положил в пакет.
Таисия. Вот настоящий друг. А ты про него говорил…
Воронин. Сам своим глазам не верю, какое-то чудесное превращение. И не в деньгах дело: чуть больше или чуть меньше, велика ли разница? Приятно, да и удивительно, что человеком он оказался порядочным.
Таисия. Надо с ним дружить. А то ведь что у нас здесь за знакомые – полуграмотные мужики да бабы. Знаешь, Витя, надо пригласить его с женой в гости.
Воронин. Верно. Вот поеду в город, деньги положу в банк, зайду в его офис и приглашу. Обязательно приглашу.
ЗанавесКартина 2
Кабинет Бондарева, просторный, современный. В приемной, в коридоре – ремонт. За приставным столом сидят Бондарев и Алексей Алексеевич, глава районной администрации.
Бондарев. Спасибо тебе, Алексей Алексеевич. Освободил ты меня от местных налогов. Это – большая помощь. Помогу и я тебе: дам машину бруса. Отличный материал, из Архангельска, сосна. Ты ведь строишься, вот и пригодится.
Алексей Алексеевич. За это спасибо.
Бондарев. Давай выпьем за наши успехи.
Наливают, чокаются.
Бондарев. Но успехи-то наши могут кончиться, Алексей.
Алексей Алексеевич. Как понять?
Бондарев. Как понять, как будто сам не знаешь. Выборы на носу, а ты чем занялся? Судья, конечно, баба хорошая, и фигуристая, и лицом красивая, да и для дела пригодится, сам бы не отказался. Но, понимаешь, – не время. Район небольшой, вы с ней у всех на виду. Потеряешь избирателей. Я тут поручил своим, они втихаря небольшое исследование провели. Женщины против тебя – говорят, что за этого кобеля голосовать не будут и своим мужьям не позволят.
Алексей Алексеевич. Александр Иванович, ты прав, но не совсем. Сейчас не советские времена и мой моральный облик – это мое дело. Какой есть, таким пускай и принимают, и нечего трястись как раньше, боясь парткома. Плевал я на все эти бабьи мнения. До выборов еще три месяца. Вот погоди, скоро откроем детский сад, филиал московской швейной фабрики готов, а это – сто работающих. Еще что-нибудь сотворим, и бабы не только замолчат, а еще и за меня агитировать будут. Наливай, выпьем еще. Хороший у тебя коньяк.
Бондарев. Может, ты и прав. Народ, в сущности, – быдло. Лохи и недотепы. Вот месяц назад явился ко мне один и предложил арбузы взять на продажу. Говорит, что его дочь из-под Астрахани пригнала КАМАЗ с прицепом – тонн двенадцать арбузов. Разгрузили их у него в палисаднике. Так он хотел, чтобы я их продал за пять процентов. Я ему говорю, что и за пятьдесят еще подумаю, брать ли. Так что ты думаешь – обозвал меня по-всякому и ушел. А недавно я узнал, что сгнили они у него, даже скотина жрать отказалась. Вот такие бараны.
Или еще пример. Пригласил я одного столяра. Руки золотые. Думал, налажу столярное дело, буду продавать изделия у себя в магазине. Ему предлагаю двадцать процентов от цены. Так он меня эксплуататором обозвал. Говорит, что выручку надо делить пополам. Я ему и так и сяк разъясняю: станки – мои, помещение – мое, магазин – мой, материал – мой, ты соображаешь, что ты говоришь? Да двадцать процентов – это из уважения, а по-хорошему и десять много. Ушел. Сейчас живет без работы, рассказывают, что жрать ему нечего.
Алексей Алексеевич. Да, Саша, народ такой. Испорченный. Налей еще, на работу не пойду. По полям сегодня проеду. Заодно проветрюсь.
Выпили еще. Посидели, помолчали, закусывали.
Бондарев. Ты знаешь, Алексей, воруют у меня все, кто только может. И ведь ни хрена не сделаешь. Давай еще тяпнем. Я завелся что-то. Но ничего – прорвемся, победим.
Опять выпили. Закусывают молча. К офису подъезжает Воронин на «Ниве». Останавливается невдалеке.
Воронин (обращаясь к рабочим, ремонтирующим фасад). Ребята, Александр Иванович на месте?
Рабочие. У себя, на месте. Только к нему начальство приехало.
Воронин. Какое начальство?
Рабочие. Глава администрации.
Воронин. Ну что ж, подожду. Торопиться мне некуда.
Прошел, сел в приемной. Услышал голоса. Они раздавались из-за неплотно прикрытой двери.
Алексей Алексеевич. Победим, Саша. Куда мы денемся? Надо только держаться друг за друга.
Бондарев. А тут не так давно Мишка ко мне зашел. Ты его, наверное, знаешь – смотрящий. Тринадцать лет отсидел за убийство. Серьезный человек. Я ему кое в чем помогаю. Спрашивает меня: «Иваныч, а ты Чеченца обидел чем-то?» Чеченец – это кличка. А так-то он русский. Говорит, жил в Грозном, и в его квартиру в самом начале войны попал снаряд. Уехал. Черти его занесли к нам. Ко мне на работу попросился. Я его взял, поселил, накормил. И вот за все это, ты только представь, он Мишке говорит: «Давай его, то есть меня, ошкурим. У него доллары есть». Не знал он, сволочь, что мы с Мишкой в доверии, я же это не афиширую. Рассказал я Мишке все как есть. Он говорит: «Согласись – и мы его зароем. Никто никогда не найдет». Нет, говорю, пришли его ко мне, я с ним потолкую.
Алексей Алексеевич. Ну и как поговорили?
Бондарев. Хорошо поговорили. Сели в кафе. Спрашиваю его: «Ты говорил это?» И все дословно, как Миша, пересказал. Вертеться он не стал. Побледнел и сознался: «Говорил». Но, дескать, только чтобы попугать. Ну, я не стал разводить антимонию. Спокойно ему пояснил: «Имей в виду, если что-нибудь случится со мной или с моими родственниками, тебя не убьют, нет – тебя будут рвать по кускам, пока не сдохнешь. Понятно?». Он ответил, что очень понятно. И еще ему сказал, чтобы мне больше на глаза не попадался. Вот с тех пор я его и не вижу.
Алексей Алексеевич. Суровый ты, Саша, но по-другому нельзя: народ такой сволочной, не люди, а мусор. Если честно, то Мишку-то я сам давно знаю. Он мне на прошлых выборах помог: двое после беседы с ним свои кандидатуры сняли. И сейчас поможет. Так-то вот. Ну, наливай еще.
Опять выпили. Воронин сидел оцепенело. А из-за двери продолжали слышаться пьяные голоса.
Бондарев. И вот еще что, Алексей. Друг у меня новый появился. Встречались мы с ним еще в той, советской жизни. Большой начальник был. Заместитель управляющего в союзном тресте – «Спецстрой». Работать меня учил. Сейчас здесь живет, недалеко, в деревне. На пенсии. Научил, как видишь: теперь кто он и кто я? Ты веришь, за всю жизнь заработал он на кооперативную квартиру в хрущевке. Вот такой деятель. Говорит, многим помогал. Помощник хренов за чужой счет. Государственным добром распоряжаться – герой какой. Ты свое заимей и попробуй дай. Посмотрю я на тебя. (Голос хриплый, злой.) А ты знаешь, у меня тринадцать организаций твоих кормятся. Всех в тетрадку записываю, вот в эту. (Постучал рукой по тетради.) Приходят, клянчат. И женсовет, и ветераны, и спортсмены, и инвалиды, и всем ведь пока даю. Дармоеды чертовы. Надоели.