VULGATA

– Вы не понимаете. – Подследственный смотрит прямо в камеру. Взгляд его кажется равнодушным, но в глубине глаз появляются тревожные огоньки. – Мы выросли в ужасное время. В этом-то все и дело.

Пауза. Напряженную тишину нарушает только тихий гул аппаратуры, которая применялась для оперативной видеосъемки в две тысячи шестом году. Именно тогда была сделана запись, которую сейчас, девять лет спустя, изучает капитан полиции Николай Андреевич Спирин.

За кадром слышится его усталый голос:

– Что ты имеешь в виду, Саша? Объясни.

Подследственный целую минуту не издает ни звука. У него рыжие волосы, но на лице нет веснушек – напротив, оно поражает своей худобой и предсмертной бледностью.

Саше четырнадцать лет. Он устал.

Ему нужен наркотик.

Его сухие губы кривятся в презрительной усмешке.

– Да чего тут объяснять? Вы все равно не поймете. Вы все такие хорошие, правильные. На словах.

– Кто – «вы»?

– Взрослые. Совки. Вас красивые слова говорить научили. И от всего оберегали. Вы знали только то, что вам позволяли знать. – Саша снова шмыгнул носом. Начал быстро-быстро моргать. Тон голоса повысился. – Только, понимаете, это вы виноваты, что мы стали такими.

– Кто – «вы»? Лично я?

Подросток рассмеялся.

– Ваше поколение. Вы же просрали страну. А нам, вашим детям, теперь расхлебывать.

За кадром послышался раздраженный вздох.

– Саш, а зачем ты мне все это говоришь?

– Вы спросили, зачем я сделал… то, что сделал. – Подросток метнул быстрый взгляд в сторону. Потер лицо ладонью. Ему хотелось закрыть лицо обеими руками, но он не решался. – Я и объясняю. Никогда дети не росли в таких условиях, как мы. Понимаете? В стране хрен знает что творилось. Людей резали каждый день. Вы в детстве мультики смотрели. «Я на солнышке лежу», и все такое. А мы с пяти лет что видели? В новостях только трупы, заказные убийства, взрывы. В Чечне людям яйца резали. Вы «Чистилище» смотрели? Мы все смотрели, хоть нам шесть лет было. А потом во дворе обсуждали. И смеялись. Нам было весело. Прикольно. Особенно девчонкам. Понимаете?

Мы были… сами по себе. Смотрели, что хотели, слушали, что хотели. В основном «Сектор Газа», конечно. Ну, там, рэп, блатняк. У меня отец очень блатняк любил. Да и матуша тоже. Я уж молчу про это дело. Вы знаете, когда я по телевизору в первый раз голые сиськи увидал? В три года! Знаете, что было? У меня встал. А предки мне еще десять лет про пестики и тычинки плели.

– Они о тебе заботились.

– Че-то хреново получилось. Да я уже всю порнуху пересмотрел, и про секс все знал. В третьем классе уже девчонок тискал. Поймите – мы никакие не дети. Никогда ими не были. Мы все – уроды. Настоящие уроды. Монстры. А наши дети будут еще хуже. Вы знаете, что они говорят? Чем занимаются? Не знаете. Вот и мои родители не знали. Теперь, конечно, завоют, да уже поздно.

Подросток заерзал на стуле. Глаза его забегали, в них появилась злость и нетерпение.

– Долго еще? Задолбало. Дозу дайте.

– Потерпи еще немножко. Скоро закончим. Саша, ты все это собираешься на суде рассказывать? Про детство, 90-е и остальное.

Подросток снова презрительно усмехнулся.

– Мозги не полоскай, начальник. Суда никакого не будет. Я ж малолетка.

За кадром снова послышался вздох.

– Ладно. Скажи все-таки, зачем ты ввязался в это дело? Ты хороший, умный парень. Из приличной семьи. Родители тебя любят.

Подследственный криво улыбнулся.

– Любят? Кого? Они ничего обо мне не знают. А ввязался я за бабло.

– Зачем тебе деньги? На героин?

– На героин. – Подросток выпрямился, глядя в камеру. Он гордился своей «взрослостью».

Николай Спирин нажал кнопку паузы. Лента остановилась. На экране телевизора застыло ухмыляющееся лицо Саши. Он казался наглым и уверенным в себе, а глаза кричали: «Помогите!».

– Если бы я тогда заметил, – пробормотал капитан. Он сидел на кожаном диване в кабинете для оперативных совещаний. В забранное частой решеткой окно били лучи утреннего солнца. Двор, словно пожаром, был охвачен весной 2015-го года.

Съемка с допросом мальчика была сделана 22 декабря, девять лет назад.

Майор Кузнецов, сидевший за длинным столом, подпер рукой подбородок и задумчиво взглянул на Спирина.

– Что ты должен был заметить?

– Его глаза. – Спирин указал пультом на экран. – Видите? Он все время спрашивал: «Понимаете? Понимаете? Вы меня понимаете?». Одинокий, запуганный подросток. А я тогда злился, что он так нагло держится и на контакт не идет. Только и думал, как бы дело побыстрее раскрыть.

Спирин на секунду прикрыл глаза. На записи дальше видно, как Саша начинает дрожать всем телом. Потом он закричал, начал требовать дозу. Спирин тогда пообещал вколоть ему наркотик, если подросток расколется и выдаст ему имена производителей видеокассет, которые Саша привез на родительской машине в заброшенный ангар на окраине Чернозерска. Но Саша так и не раскололся. Спирин отправил его домой, а ночью парень повесился на простыне у себя в комнате.

– Сколько раз ты собираешься смотреть эту дерьмовую кассету? Десять? Сто? У тебя план стоит, все дела забросил.

Спирин повернул голову. Посмотрел на майора. Но ничего не сказал.

«Они снова здесь появились», – подумал он, поворачиваясь к экрану устаревшего лампового телевизора, к которому был подключен видеомагнитофон (цифровой камеры у отделения в 2006-м еще не было). – «И теперь масштабы их деятельности намного серьезнее».

– Сейчас поймать производителей и заказчиков будет намного труднее, – сказал он вслух. – Тогда они ничего не боялись, а теперь ушли в подполье. И легализовались. Ищи их теперь, свищи.

– Лучше бы ты убийством старухи занимался.

Майор взял лежавшую на столе папку, раскрыл, начал раздраженно перелистывать сшитые степлером страницы.

– Дайте мне еще полгода.

– Месяц. Не больше. Весь отдел из-за тебя раком ставят.

– Два месяца. И «наружку».

– И прикрыть твою жопу? – Кузнецов закрыл папку и раздраженно отодвинул ее на край стола. – Даю тебе последний шанс. Через неделю положишь мне на стол оперативный план. Все, что потребуется сверх сметы, будешь оплачивать из своей зарплаты.

Майор оставил Спирина одного.

Улыбнувшись про себя, капитан нажал на пульте кнопку перемотки.

Стоп. Вот оно.

Он снова пустил запись.

Капитан Савицкий (два года назад он ушел из полиции в охранную фирму) тогда, в 2006-м, присел на корточки возле коробки с видеокассетами. Спирин услышал на пленке свой нетерпеливый голос:

– Давай лучше я.

Ему очень хотелось попасть на запись. Но Савицкий отмахнулся. Посмотрел в камеру.

– Леша, снимаешь? Производится изъятие материалов порнографического характера у несовершеннолетнего гражданина Александра Дмитриевича Кирсанова.

Крупный план. В кадре рука Савицкого. Рука ныряет в коробку, достает кассету. Оператор снимает крупным планом обложку и название, отпечатанное на пишущей машинке на полоске бумаги, приклеенной к торцу видеокассеты. Савицкий скучным голосом комментирует на камеру:

– Вещественное доказательство номер один. Видеокассета производства фирмы TDK. Все остальные идентичны. Всего шестьдесят три образца. Пишешь? Пленка высокого качества VHS. Продолжительность кассеты – один час, двадцать три минуты.

Савицкий положил кассету на пол, взял следующую.

– Вещдок номер два. TDK, VHS. Продолжительность один час, тридцать семь минут.

Третья кассета. Голос Савицкого:

– Вещдок номер три. Продолжительность два часа, три минуты.

Савицкий собирался отложить кассету, но Спирин вскрикнул:

– Стоп!

– Что?

– Видишь?

– Где?

– На задней стороне. Внизу. Слева.

Савицкий перевернул кассету, нахмурился.

– Да. Здесь какое-то слово, кажется, на латыни. – Он порылся в коробке свободной рукой. – И на остальных, судя по всему, тоже. Кажется, это название студии-производителя. Леша, сделай покрупнее.

Сейчас, девять лет спустя, Спирин напрягся. Наклонился вперед.

Сверхкрупный план. Внизу, на огненно-черной поверхности обложки видеокассеты, кровавыми буквами алело одно слово:

VULGATA

Спирин нажал на паузу. Бросил пульт на диван. Нахмурившись, посмотрел в окно.

«Вот чего мы тогда не поняли. Что означает это слово, зачем им пометили эти видеокассеты, и – самое главное – зачем их производят здесь?»

Через минуту его взгляд стал отсутствующим.

Он просидел так очень долго.

A.

– Вау! Посмотри вон на ту!

Денис вздрогнул и посмотрел налево. Резкий визгливый возглас заставил его отвлечься от предвкушения встречи с Настей, от воспоминаний о ее искрящихся зеленых глазах и нежной улыбке.

В тот жаркий июльский день юноша с букетом в руках поджидал девушку на автобусной остановке. Возглас издал один из школьников, которые стояли чуть в стороне от остановки. Оба щуплые, клетчатые рубашки висят мешком, а черные джинсы обтягивают тонкие, как палки, выгнутые дугой ноги. Денис даже подумал с неприязнью, не страдают ли парни полиомиелитом. И у того, и у другого волосы выкрашены в иссиня-черный цвет, прически будто из японских комиксов – в стиле вокалиста группы «Bring Me The Horizon».

Замечание первого подростка относилось к молодой мамочке, которая катила коляску с младенцем по тротуару на противоположной стороне улицы. На мамочке было легкое белое платье на бретельках, весьма короткое. Если честно, настолько короткое, что из-под него выглядывали черные трусики-танго и нижние половинки ягодиц. Мамочка была в туфлях на шпильках, и, толкая коляску, давала походку «от бедра», будто вышагивала на подиуме в Каннах.

Второй подросток восхищенно выдохнул:

– Порнозвезда!

Дениса передернуло.

Это был высокий плечистый юноша с типично славянской внешностью: соломенного цвета волосы, ясные голубые глаза, сглаженные черты лица. Выделялся на этом невыразительном лице только твердый, волевой подбородок. В характере Дениса странным образом сочетались безволие и непоколебимая твердость.

Весной ему исполнилось восемнадцать лет. Он учился на юридическом факультете Новгородского Государственного университета.

Там он встретил Настю.

B.

История их знакомства была такая же, как и все юношеские знакомства, вопреки людской вере, что каждая любовь уникальна. Развитие их отношений легче всего представить в виде кадров кинохроники, как если бы их увидел сторонний наблюдатель.

Кадр первый. Денис сидит за партой в университетской аудитории. Настя сидит за партой в соседнем ряду. Он читает учебник по ТГП, она болтает с подружкой, украдкой бросая на юношу мимолетные взгляды.

Кадр второй. Настя встает и начинает так соблазнительно потягиваться, выгибая спину, что Денис поневоле отвлекается от учебника и смотрит на нее секунд пять.

Кадр третий. Девушка тут же строит равнодушное и презрительное лицо. Ее подружка хихикает. Денис смущенно отворачивается.

Кадр четвертый. Следующая неделя. Настя крутится возле Дениса, виляя бедрами и бросая в его сторону призывные взгляды. Он, уже успевший подзабыть о ней, смотрит в другую сторону.

Кадр пятый. Настя и Денис стоят в очереди к гардеробу. Настя, с надеждой глядя на Дениса, прижимается ягодицами к его руке. Он стоит как дерево.

Кадр шестой. Настя в кругу подружек поносит Дениса последними словами.

Кадр седьмой. Настя у себя в комнате плачет в подушку.

Кадр восьмой. Денис ловит Настю на выходе из университета и предлагает проводить до остановки. Настя от неожиданности соглашается.

Кадр девятый. Идут до остановки. Ведут ужасно натянутый разговор.

Кадр десятый. Денис звонит Насте и приглашает в кино. Попадает на день месячных. Настя высмеивает его и говорит гадости.

Кадр одиннадцатый. Неделю спустя. Денис и Настя ходят по коридорам университета рука об руку. Их лица светятся счастьем. Они целуются у всех на виду.

Кадр двенадцатый. Первый поцелуй в парке.

Кадр тринадцатый. Первая ночь. Неумелые ласки.

Кадр четырнадцатый. Денис спускает в унитаз презерватив, полный спермы.

Кадр пятнадцатый. Что-то еще.

C.

Их отношения длились бесконечно долго. Целых четыре месяца. На второй неделе пару уже начали спрашивать с плохо скрываемой иронией: «Вы, случайно, не жениться собрались?».

Когда один из худосочных подростков отпустил свое циничное замечание о женской красоте, Денис как раз мечтал о том, как они с Настей поженятся. Ему представлялся тихий, уютный брак, полный гармонии и нежности, глубокая духовная связь с возлюбленной. Представлял он себе и страстные ночи с бурными признаниями в любви. Каждое движение будет наполнено заботой об удовольствии партнера, и взаимные чувства превратят некрасивый физиологический акт в нечто, исполненное священного смысла.

Главным лейтмотивом этого брака будет нежность, нежность и верность.

Денис достал из кармана джинсов планшет. Уже полчетвертого. Любимая, однако, опаздывает. На целый час. Настя всегда опаздывала, но Денис не очень беспокоился по этому поводу. Он предпочитал думать, что причиной ее опозданий является желание как можно лучше нарядиться и накраситься для любимого, и ругать ее за это было бы свинством.

Но обычно девушка опаздывала всего на несколько минут. Ну, максимум на полчаса.

Денис начал мерить остановку шагами, то и дело вынимая телефон, чтобы взглянуть на часы. Пропустил два автобуса. Ему уже надоело все время поддерживать букет в вертикальном положении, и он опустил руку.

Подростки не садились ни на один из автобусов и, кажется, собрались поселиться на остановке. Усевшись на скамейку, они вертели головами по сторонам, провожая взглядом каждую проходившую мимо особь женского пола. Время от времени Денис слышал за спиной их возгласы:

– Вот это попка!

– Крутое порево!

Или:

– Фу, уродина!

– Хардкор! Жесть!

Через десять минут Денису уже показалось, что он находится в аду, а эти два недоумка – чудовища с картин Иеронима Босха, а может, Гойи. Их реплики оскорбляли его чувство прекрасного и сбивали романтический настрой.

Он позвонил Насте. На звонок она не ответила.

Юноша начал обзванивать общих знакомых, притворно-спокойным голосом спрашивая: «Не знаешь, где Настеныш?». Никто не знал. Ему давали номера ее подруг. Трое были недоступны («Какие барыни! – думал Денис. – Таскают по десять телефонов, и все отключены!»), одна валялась в постели с похмелья и ничего не соображала, пятая предложила Денису «заскочить к ней на пять минут».

Поколебавшись, он дождался автобуса и поехал к родителям Насти.

Девушка пару раз приводила любимого домой, и ее родители встретили Дениса хлебом-солью, но юноша чувствовал, что это была холодная вежливость. Они еще не определились, как к нему относиться.

D.

Дверь квартиры ему открыла мать Насти. Людмила была из тех симпатичных, милых женщин, которые одинаково хорошо смотрятся и в платье от Коко Шанель, и в домашнем халате. Не будучи особой, чья душа все время «требует безумств», она прожила двенадцать лет в счастливом браке с Вадимом Хрусталевым. Людмила родила ему троих детей. Настя была ее дочерью от первого брака.

Хрусталевы обедали на светлой, просторной кухне. Над круглым столом, накрытым ослепительно белой скатертью, к потолку была прикручена металлическая решетка, с ее прутьев свисали гроздья белого и красного лука. Слева от стола на стене висел плакат с изображением ложки и надписью: BE THE TYPE OF PERSON YOU WANT TO MEET.

Отец семейства встал из-за стола и пожал Денису руку. Вадим был приземистым, круглолицым мужчиной, чье лицо неизменно светилось добродушием. Насколько Денис знал, в конфликтных ситуациях такие люди склонны к проявлениям гнева. Вадим работал редактором на городском телевидении.

Юноша поздоровался с Женей, младшеньким Хрусталевых, и сел за стол. Женя, как всегда, посмотрел на гостя с выражением беззастенчивого любопытства. Мальчик был точной копией отца, но с подбородком матери.

– А где ваши девочки? – с легкой улыбкой спросил Денис.

– У бабушки. – Людмила поставила перед ним на стол чашку чая и вазочку с овсяным печеньем.

Денис вздохнул с облегчением. Обе младшие дочки Хрусталевых его смущали. Пятилетняя Диана постоянно плакала и на что-нибудь жаловалась. Очевидно, ее баловали. Из нее обещала вырасти недурная манипуляторша. Иногда она бродила по квартире в маминых туфлях, и каблуки при этом ужасно громко стучали по паркету.

Тане в апреле стукнуло одиннадцать, она только-только начинала оформляться, но одевалась уже как взрослая женщина. Носила топики, открывающие пупок, и чуть не прозрачные лосины. Девочка уже освоила походку от бедра и томные взгляды, а также некоторые другие приемчики, но применяла их еще очень неуклюже. Она вызывала у Дениса смешанные чувства. Он поневоле реагировал на нее, как на женщину, но в то же время ясно осознавал, что она всего лишь невинный ребенок, нахватавшийся из Интернета пошлостей.

Людмила села за стол.

– А цветы для кого? Для Насти?

– Не знаю, – вздохнул он. Положил букет на колени и взял чашку. – Теперь, боюсь, придется отдать их вам. Настя не пришла на встречу.

Последнюю реплику Людмила проигнорировала.

– Лучше Тане их подари. Дедушка ее через час привезет. Будешь ее первым кавалером.

Он поднял глаза и встретил ироничный, будто на что-то намекающий взгляд Людмилы. Она подмигнула. На губах ее играла загадочная улыбка.

Людмила повернулась к мужу, закрывшемуся от жестокого мира газетой.

– Хрусталев, отвлекись на минуту, чего расскажу.

– Ну? – Вадим сложил газету и положил ее на стол. Сцепил руки на животе. – Давай, повесели нас.

Он подмигнул Денису. Тот отвел глаза. Что случилось с людьми? Сегодня Всемирный День Подмигиваний?

Людмила обеими руками взяла чашку. Прихлебывая чай, со смехом рассказала:

– Таню одноклассник пригласил на день рожденья. Леша Григорьев, помнишь?

– Никого я не помню. – Вадим взял из вазы печенье. – Это ты у нас на родительские собрания все время ходишь.

– Ну, что ты, кругленький такой, хорошенький мальчик. Таня его спросила, что ему подарить на день рождения. Леша ответил: «Поцелуй». А Таня носик вздернула, и ответила: «Ха! И всего-то?».

– Молодец, девка! – расхохотался Вадим. Вслед за ним рассмеялся и сын. Денис смотрел на них с застывшей улыбкой.

«На твоем месте, Леша, я заказал бы Танечке французский поцелуй. Уверен, она бы тебя уважила».

– «Наша Таня громко плачет, – процитировал Вадим, добавляя себе в чай варенье. – Уронила Таня мячик». Женя, ешь аккуратнее. Не чавкай.

– И что дальше? – спросил Денис, явно чувствуя, что Людмила этого ожидает. – Чем закончилась эта забавная история?

– Таня подарила имениннику поцелуй. Правда, в щеку. Она прямо мне сказала: «Леша… как я его люблю! Даже хочется больно ему сделать».

– Даже так? Интересно.

– А вы знаете, какое сообщение Леша оставил ей в «Фейсбуке»? «Когда мы станем взрослыми, обязательно займемся сексом». Ой, я так смеялась! А Таня ему лайк поставила.

– Они такие милые, эти дети, – сказал Денис.

Вадим смеялся с чуть меньшим энтузиазмом – сообразил, что Леша уже наверняка облапал его дочь от «А» до «Я».

– Послушайте. – Денис прочистил горло. – Все это очень здорово, но вы, случайно, не в курсе, куда Настя пропала?

– У вас сегодня свидание? – спросила Людмила. – А Настя нам ничего не сказала. Хрусталев, она тебе ничего не говорила?

– Да мне-то зачем она будет говорить? – Вадим снова закрылся газетой. Денис снова подумал, что не нравится ему.

Людмила, слегка нахмурившись, тряхнула головой и повернулась к юноше.

– Может быть, ее снова в суд дернули? – Настя подрабатывала в районном суде курьером. – Какое-нибудь срочное поручение. Нет?

– Но почему она никому ничего не сказала? Не позвонила?

– Может, она вне зоны действия сети или что-то еще. Позже созвонитесь. Слушай, а давай, ты ее здесь подождешь? К вечеру-то, наверное, объявится.

– Нет, спасибо.

Женя доел кашу и протянул тарелку Людмиле.

– Спасибо, мамочка, – сказал он. – Все было очень вкусно. Можно взять яблоко?

– Можно. – Людмила провела ладонью по непокорным вихрам сына. – Только тарелку оботри хорошенько. На, возьми кусочек хлебушка.

Женя улыбнулся матери – как показалось Денису, льстиво и неискренне. Зубы у мальчика были по-детски неровные, в верхней челюсти на месте зуба мудрости зияла некрасивая черная дыра, обнажавшая розовую, влажную десну.

«Прекрати», – одернул он себя.

Людмила повернулась к мужу. Немного ироничным тоном спросила:

– Хрусталев, ты про нас не забыл?

Денис, внутренне поморщившись (он обожал женщин, которые называют мужей по фамилии), посмотрел на Вадима. Точнее, на газету, за которой тот скрывался. Взгляд юноши наткнулся на набранный черным жирным шрифтом кричащий заголовок: ПОХИЩЕНИЕ ДЕТЕЙ: ЧЕРНОЗЕРСКИЙ МАНЬЯК СНОВА ВЫШЕЛ НА ОХОТУ.

Глава семьи опустил газету, окинул всех сидящих за столом насмешливо-сердитым взглядом, относящимся, очевидно, к тому, о чем он только что прочел в газете.

– Просто комедия! – сказал он жене. – Вот, послушай.

Вадим прочел вслух следующее:

– «В связи с экономическими санкциями, предъявленными российскому бизнесу ООН, и запретом на ввоз внутрь страны внушительного ассортимента мяса и морепродуктов, отечественные поставщики вынуждены искать альтернативные варианты. В частности, предлагается поставлять из Индонезии мясо крокодила. По словам потребителей, имевших счастье опробовать экзотический продукт, мясо нежное, калорийное и по вкусу напоминает курятину…". Представляете?

Вадим отложил газету на край стола и взял чашку. Снова окинул домочадцев и гостя красноречивым взглядом, говорившим: «О, времена! О нравы!».

Людмила пожала плечами.

– И что?

– Ты понимаешь, как это будет выглядеть?

– Брось ты! – Людмила посмотрела на сына. – Женечка, подтирай аккуратнее. Вот так, молодец. Умничка ты мой!

Вадим посмотрел на жену, как медсестры смотрят на безнадежно больного пациента. Денис чувствовал, как накаляется атмосфера. Хрусталевы подбирались к теме, которая была для них камнем преткновения; к вопросу, в котором они не сходились во мнениях. Назревал спор, а может, ссора. Женечка сразу напрягся, быстро-быстро переводя взгляд испуганных глаз то на отца, то на мать.

– «Брось»! Как это на тебя похоже!

– Вадик… Давай не сейчас, ладно? У нас гость.

Вадим повернулся к Денису.

– Очень хорошо. Ты что думаешь, гость?

– Я не знаю. – Денис потер лоб. Ему не хотелось разговаривать.

– Представь: ты приходишь в магазин. А там на прилавке ценники: «свинина», «телятина»… «крокодилятина». – Вадим нервно хохотнул. – Позорище. Народ-освободитель! Победитель фашизма! Ради этого наши деды и прадеды били немца, чтобы мы теперь… Теперь наш человек в магазине будет говорить у кассы: «Девушка, свешайте мне, пожалуйста, двести грамм крокодилятины».

Все сидевшие за столом рассмеялись. Даже Денис невольно улыбнулся.

– Если так дальше пойдет, через год русские будут есть человечину! И больше всего меня бесит то, что Путин, – Вадим постучал пальцем по лежавшей на краю стола газете, – пытается выставить эту мерзкую ситуацию как «возрождение российской экономики». Первый только про это и талдычит с утра до вечера.

– Я что-то слышал про то, что Первый канал, типа, проплачен, – сказал Денис. – Там один официоз гонят.

– Видишь, даже ты со мной согласен. А Люда отрицает.

– Ну, вы прямо тут против меня объединились, – немного обиженным тоном протянула Людмила. Чувствовалось, впрочем, что она наигрывает. – Я ничего не отрицаю. Просто я хочу сказать: ну откуда нам знать, что в самом деле происходит? Женечка, вытер? Иди пока в свою комнату. Рано тебе еще такие разговоры слушать.

Мальчик послушно слез со стула и направился в свою комнату.

Вадим продолжал, как ни в чем не бывало:

– Они говорят, что санкции ООН, мол, благо. Но они молчат о том, почему их вообще ввели. Из-за того, что мы проморгали Украину, наших братьев, и вообще проиграли всю внешнюю политику в Ближнем Зарубежье. Это прямой просчет руководства страны. Соловьев или кто-то другой – говорят об этом? Нет.

– Ой, давайте не будем, – взволнованно сказала Людмила. – Эта война… как ужасно. Я вчера после новостей весь вечер плакала. Опять жилой дом взорвали. Сколько еще матери там будут сыновей хоронить?