Греческие корни

– Эла! Идём, поплаваем!

– Я только что…

– Эла, эла!

И мне начинало нравиться это короткое слово, напоминающее по интонации наше «айда».

На следующий день я обедала в таверне, когда позвонила Ирини.

– Сейчас тоже подойду.

Мы заказали греческий салат, мидии в ракушках, маленькую жареную рыбку гаврос, по бокалу белого вина.

– Калимера!

Моё сердце будто кто-то дёрнул за невидимую вену.

– О, Коста! Как дела? Давно тебя не видела, – Ирини была явно обрадована. – Садись, садись! Это – тоже Ирини.

– Мы уже знакомы, – мужчина отодвинул стул рядом со мной.

Сидевшая напротив Ирини удивленно вскинула чётко выведенные природой брови:

– Когда успели? А ты знаешь, Ирини, он – мой одноклассник, очень хороший, очень! Правда!

– Да-да! – хитро, почти по-мифистофольски, улыбнулся Костас.

– И у него уже трое детей! – продолжала Ирини. – Вот молодец-то! Костас, покажи-ка фотки, и потянулась за его телефоном. – Они ещё в Праге? Отдыхают?

– Да, все у родителей жены, – с запинкой подтвердил Костас.

Мне казалось, что комок в моём горле застрял навечно, и я уже никогда не смогу вздохнуть.

Пока мы рассматривали малышей и выражали своё восхищение, Костас достал сигарету, закурил и заглядывая в панель телефона, изредка комментировал: «А вот это – самый старший». «А это мы на рыбалке». «А это – малышка, куколка моя».

У Ирини зазвонил телефон. Извинившись, она отошла в сторону.

– У меня здесь встреча с другом, – сказал Костас, как бы оправдываясь.

– А, понятно! – ответила я, ковыряя вилкой салат. – Всё хорошо?

– Да, отлично! Увидимся сегодня?

Я опять не знала, что сказать, ибо была уверена, что после такого разоблачения тема дальнейших отношений уже закрыта.

– Се фело, хочу тебя, – тихо сказал он и посмотрел так, что мне стало не по себе.

– Что хочешь? Мидии? Очень вкусные, вот возьми самую большую! – я строила из себя плохо понимающую греческий.

Он оценил мою игру, но и мидию всё-таки съел.

– Когда? – спросил он пронизывающим шёпотом.

– В час ночи, – почему-то ответила я.

– Хорошо, увидимся. – Костас взял ручку, забытую официантом, и написал на бумажной скатерти: «орэа эси орэа – прекрасна ты прекрасна». Встал из-за стола и перешёл за дальний столик, не дождавшись Ирини.

Я тщательно замалевала написанное и поставила сверху блюдо с салатом.

– Почему ушёл? – спросила она вернувшись

– У него здесь встреча

– А…. Знаешь, а вы ведь внешне похожи друг на друга, прямо как брат с сестрой.

– Правда? Не обратила внимания, – пожала плечами я и покосилась в сторону Костаса.

Может и похожи. Только потом, рассматривая его фотографии в Фейсбуке, я поняла, что это – копия моего папы в молодости. А все говорили, что я похожа на папу. Синдром похожести? Люди ищут себе подобных по интересам, взглядам… По внешности? Почему бы нет. Что тут за тайна – сказать сложно. Психологи вообще утверждают, что симпатия возникает в первые три секунды. Если это так, то я об этом сразу не догадалась.

– Как познакомились? – прервала мои мысли Ирини.

Как я могла рассказать ей правду?

В тот день я просто сидела на берегу, на старой лодке, делала наброски в небольшом блокноте для акварели. Он остановился в нескольких шагах, встретился с моим взглядом, подошел, заговорил по-гречески.

– Привет!

– Привет!

– Ты откуда?

– Из России.

– Одна?

– Одна.

– Почему?

– Так…

У меня не было никакого желания вдаваться в подробности. Карандаш выскользнул из руки. Он поднял:

– Сломался. Художница?

– Нет. Журналист.

– О! Есть здесь знакомые?

– Да, есть, родственники.

– Надолго приехала?

– На две недели.

– Хочешь написать о рыбалке?

– О рыбалке? Да, это было бы интересно.

– Можешь дать свой телефон? Я подумаю, в какой день лучше всё устроить и позвоню.

– А ты что, рыбак?

– Да, рыбак.

– Очень хорошо.

Потом я думала – далась мне эта рыбалка… Вернувшись домой, я схватилась за голову: «Что я наделала? Зачем я дала свой телефон? Какая рыбалка? Это же только предлог…»

Несколько дней я ходила к морю по другой улице и в другую сторону от пристани. Никаких звонков не было. Я почти что успокоилась. А вдруг я неправильно написала какую-то цифру в номере телефона? Хотя бы так и было!

Однако как-то в два часа ночи меня разбудило сообщение: «Калинихта!» Да, уж своевременное пожелание хорошей ночи, ничего не скажешь. Я не сомневалась, кому она могла принадлежать и практически до утра промучилась в тревожных метаниях. Что-то начинается… Да, бывает такое чувство, что что-то начинается. Но почему именно тогда, когда жизнь, казалось бы, выбрала правильную колею, когда на твоём пути уже появился достойный претендент с перспективами? Может быть, просто промолчать и ничего не будет?

Однако на следующий день я всё-таки подготовилась к нечаянной встрече. В первую очередь я открыла словарик и посмотрела, как по-гречески «догадываться» – этого слова я не знала. Предполагала, что при встрече он скажет:

– Это я послал тебе сообщение.

Я должна буду ответить:

– Догадалась. Я же не раздаю свой номер телефона направо и налево.

И хотя я по-прежнему обходила стороной место нашей встречи, но в этот день почему-то сделала лёгкий макияж и надела платье вместо порядком надоевших шортов и футболок. На самом деле всё это подверглось анализу позже, а тогда я ни в чём не давала себе отчёта. Кажется, просто собиралась пообедать в таверне.

И мы не просто увидели друг друга, а столкнулись на перекрёстке: я в белом платье, и он на белом мотоцикле. Может быть три секунды, обещанные психологами для взаимной симпатии, каким-то образом реализовались только в этот миг? Не знаю. Но со мной что-то произошло. На пристани он был совсем другим: нежный, немного заискивающий взгляд, робкая улыбка. Здесь: небритое лицо, глаза за тёмными очками, шлем… Искуситель, знающий себе цену. Всегда думала, что мужчины слишком себе льстят, полагая, что трехдневная щетина делает их сексуальными. А тут…

– Это я тебе послал ночью сообщение, – сказал он, как по сценарию.

– Догадалась, я же не раздаю свой номер налево и направо.

Было ощущение, что меня прижали к стенке.

– Когда встретимся?

– Давай в девять вечера у той же лодки, – к своему ужасу ответила я.

– Хорошо, в девять.

– И захвати купальник.

– Да, ладно, – легко согласилась я и… пошла обедать.

Как я не пыталась одолеть полпорции греческого салата и хотя бы для видимости съесть какую-то часть жареной рыбы, почти всё осталось целым.

– Не понравилось? – спросил официант почти обиженно.

Я виновато улыбнулась:

– Очень вкусно, но слишком много.

Да, всё так начиналось… И что теперь? Встретимся сегодня или не встретимся? Какая будет причина на сей раз?

– Так как вы познакомились? – ещё раз повторила Ирина.

– Сидела, рисовала. Он подошёл, спросил, откуда я. Как обычно. Любопытство.

– Мне кажется, ты ему понравилась.

– Скажешь тоже, – как можно искренне отмахнулась я.

– Но ты здесь другая, необычная. Причёска… Хитоны развевающиеся на ветру. Не идёшь, а несёшь себя.

– Я? Не смеши меня! Такими, как я, все улицы запружены. И потом, у него семья, пусть детей растит. А я замуж выхожу, может быть здесь свадьба будет!

– Свадьба? Ну это же замечательно. Жених – грек?

– Да, из Салоник.

– Почему же он отпустил тебя сюда одну?

– Он сейчас уехал в Россию, в командировку, что же мне в Салониках делать? Я его лучше здесь подожду. Здесь хорошо пишется. И брату помогаю, у него тут связи с риэлтерскими фирмами.

– Ну ты прямо деловая женщина! – Ирина посмотрела на меня с завистью деревенской девчонки.

– Да, нет… Это так, мелочи.

– А брат? Он женат?

– Нет, нет!

– Познакомишь?

– Обязательно!

Вечером я опять сидела на балконе и ждала сообщений, ждала «Эла!» Думала о том, что нужно что-то придумать и никуда не ходить. Не могу же я врываться в чужую жизнь, когда уже всё знаю о его семье, о детях. Но даже в час ночи телефон безмолвствовал. Не было сообщений ни утром, ни на следующий день.

Ирини звонила пару раз, приглашала домой на чашку кофе. Но я благодарила и отвечала: «Мета, мета, потом, Ирини!» Мне нужно было срочно написать несколько материалов для сайта и что-то для газеты. Я сидела под кондиционером, перепроверяла факты в Интернете, искала нужную информацию. Пришлось зайти на греческие сайты, помучится с переводами текстов. Работа отвлекала, и я уже почти переключилась на другую волну, как вдруг: «бряц!», новое сообщение: «Как дела?» «Плохо», – ответила я. А он даже не поинтересовался почему. Опять написал несколько сообщений о встрече и последнее: «Теперь лучше?» Значит, все понимал? Догадался? Он предложил встретиться в полночь. Но, когда часы показали 12, я написала: «Хочу спать». Я, действительно, хотела спать. Но если бы он стал звать настойчиво, как в первый раз, наверное, пошла бы. Он же написал: «Ок» и опять замолчал надолго. Теперь для меня время измерялось минутами и часами. До отъезда с Санторини оставалось несколько дней.

В конце концов я, не умеющая ждать, отослала ему вымученное сообщение сама: «Мы можем быть только друзьями?» «Да, хорошо, если ты так хочешь». «Давай послушаем море ночью». Странно, что он согласился на эту бредовую идею, которую я, если честно, позаимствовала у своей подруги.

Под ногами шуршала галька, полная луна высвечивала на темной воде огромный мерцающий лоскут. Волны шлёпали о берег почти неслышно.

– Только – друзья? – спросила я, обернувшись.

Но он тут же обнял меня и прошептал:

– Только поцелуй, поцелуй…

В греческом разница между словами «друзья» и «поцелуй» практически только в ударении. От волнения я всё перепутала. Он легко касался губами моих щек, шеи, обнаженных плеч. Что-то внутри еще протестовало, отстранялось, но так слабо, что вкус его поцелуя положил этому конец. Я провела ладонью по его небритой щеке. Ночью у него было совсем другое лицо: во взгляде было что-то дикое, требовательное, глаза казались темнее и больше, нос тоньше, губы чувственнее. Его руки легко скользили по моему загорелому телу под свободной шелковой блузкой, и я чувствовала, как похудела за эти дни. Он и не думал слушать море. Тихо сказал:

– Едем ко мне домой.

– Нет-нет…

Мне и самой казалось, что я просто тяну время. Я присела на берегу. Волна удивлённо лизнула мне руку и испуганно отпрянула назад.

– Ты не любишь море? Надоело? – спросила я.

– Люблю, очень люблю.

– Возьмешь меня на рыбалку?

– Да, конечно, я же обещал.

Он отошел в сторону и стал смотреть на луну, будто чего-то ждал. Я обняла его руками сзади, прижалась к плечам, поцеловала шею.

– Едем ко мне домой, – более настойчиво сказал он.

Больше мне сбежать не удалось, а возможно не хотелось. Я почти не запомнила комнату: какой-то хаос без всякого намёка на уют. Казалось, что сюда только что въехали или наоборот, собираются съезжать. Кажется, была тихая музыка, но я не помню какая. Возвращаясь в мыслях к этому моменту, я понимала, что чувствовала себя так, будто выпила полбутылки вина. Что так подействовало? Свет свечей по всем полкам? Или их особый аромат? Или просто химия моего организма?

Нет, он не был в восторге от того, что произошло. Казалось, он искал во мне какое-то утешение, но так и не нашёл. Между слов обронил, что у него ничего нет, даже дома. Что-то другое более серьёзное, чем наши отношения угнетало его. Но я не могла понять, что именно.

– Теперь ты будешь думать обо мне плохо?

Зачем я задала этот глупый вопрос? Кто в таких случаях говорит правду? Вот и он ответил:

– Ну что ты, конечно, нет.

Начал курить. Потом за столом, почти в полной темноте что-то написал на клочке бумаги, поднес его к свече, прочитал и протянул мне:

– Это – слова из песни.

Я посмотрела и положила в карман.

«Κι αν είσαι θάλασσα εγώ σ αγκάλιασα»…. Если ты море, я тебя обнимал… Слова из шлягера того лета. Утром я нашла полный текст песни в Интернете и уже не могла слушать её со спокойным сердцем.

Наверное, я знала, что больше мы не увидимся. Наверное, я знала, что больше не будет никаких сообщений. Хотя, что я хотела? По-моему, он был честен. Как-то, когда он ещё настойчиво требовал свидания, то написал:

«Приходи, прошу тебя, хотя бы один раз!» «И что потом?» – спросила я. «Пафос», – ответил он

Страсть, пафос по-гречески. Страсть… Я задумалась. Получалась какая-то нелепость. Страсть должна иметь продолжение, ей нужны новые и новые ощущения. Тогда почему «один раз»? И вдруг меня осенило. Я схватила словарик, стала его бешено листать в поисках нужного слова. Ну, конечно! Пафос – это не только страсть, это – страдание! Страдание! Вот, что он имел в виду. Но зачем? Я пыталась найти ответ, но то, что его не было в моей голове, это точно. Гуляя по Интернету я наткнулась на подстрочее к названию книги одного известного писателя: «Боль неизбежна. Страдание – личный выбор каждого». Ничего, что эта была мантра марафонца. Разве наша жизнь не марафон? Так вот, возможно только я тешила и лелеяла свою страсть, носилась с нею, как некоторые носятся с любимой болячкой, подпитывала её мыслями и сводящими с ума греческими песнями, а он в это время решил просто продолжить свой путь. С семьёй, с детьми, с рыбалкой. Мне не было места в списке его желаний, да и быть не могло.

День отъезда был также прекрасен, как и все остальные. Проснувшись, я выглянула в небольшое оконце, обрамлённое синей рамой, и со словами: «Ой! А тут кораблик!» выскочила на террасу. Пристань за краем кальдеры, вылизанной ветрами и омытой дождём, рассмотреть было невозможно и казалось, что белоснежный лайнер на моих глазах вот-вот врежется в утёс. Над этой громадиной ещё не прилепились белые домики и церкви с голубыми куполами, поэтому парочка орлов, сорвавшись с отвесной площадки, свободно и легко кружилась над водой, играя в первых лучах восходящего солнца. В плавных, игривых движениях птиц угадывался вечный танец любви.

«Да, я не могу проститься с тобой. Но я могу проститься с морем», – думала я и пошла к берегу, туда, где мы встретились впервые. Сняла шлепанцы, зашла в воду. Из-под тёмных очков по щекам катились слёзы. Где-то вдалеке на волнах качалась рыбацкая лодка, стоящая на якоре. Прощай-прощай. Я развернулась, пошла босиком по тёплым камням, но потом вернулась, опять зашла в воду, присела на корточки, нежно провела рукой по воде. О, Боже, дай мне силы переболеть всем этим! Пройдет время, всё забудется. Набежит одна волна, другая. Не останется и следа.