Книга 2. Хладный холларг

– Уйди и ты, попрошайка, – незлобно сказала женщина, и капи, обижено поводя ушками, удалился.

Колдунья подняла руку, и прямо под ее ногами открылось отверстие в полу. Она спустилась в него и появилась вновь, держа в руках две крынки удивительной формы.

Ран едва не вскрикнул, когда она поставила их на стол и осторожно размотала змей, которые обвились вокруг крынок. Пройдя к печи, хласита вытащила из нее розовощекий хлеб, аромат которого тут же разлетелся по комнате. Живот холкуна предательски забурчал.

– Проходи, Ран из рода Поров, отведай хлеба и видании. Знаешь ли мое имя?

– Людис ты, Людис с Вороного корня.

Юноша едва не задохнулся, когда вкусил видании, походившей на смесь масла и сметаны. Она была настолько вкусна, что у него продолжали течь слюнки даже, когда он уже начал есть.

– Куда ты их услала, хласита?

– Не опасайся за них. Эти резвицы нигде не пропадут. Лес хранит их, ибо они плоть от плоти его. Как и я. Сейчас они сидят подле Желт-камня и поют свою любимую песню.

– Про тропку на лугу?

Колдунья улыбнулась.

– А и впрямь любишь их, как и они тебя полюбили. Недаром Миса в тот день, как они с тобой повстречаться должны были, сказала им, что любовь ей слышится. Самая способная она из них.

– Так и сказала? Загодя?

– Да. – Хласита, вдруг, помрачнела, и Ран вспомнил, что приглашен сюда вовсе не на трапезу. Он быстро доел ломоть хлеба и отказался от добавки.

Колдунья убрала остатки обратно в печь, аккуратно закрыла ее, поднялась. Она засвистела и будто бы с потолка, слетели несколько птиц. Они принялись клевать крошки на столе.

– Ступай за мной, – приказала хласита.

Они вышли вон из дома, прошли очаровательно теплый садик и вышли в лес. Колдунья плыла перед Раном с такой быстротой, что юноше приходилось то и дело переходить на бег вприпрыжку.

Внезапно, Людис остановилась подле рунбрана и обошла его кругом. Жестом она остановила Рана, готового последовать за ней. Колдунья принялась напевать что-то, попутно оглаживая ствол дерева. Потом она вытащила небольшой ножичек и вонзила его в плоть рунбрана. Подняв с земли плоский камень, имевший форму чаши, она подала ее Рану. Юноша держал чашу так, чтобы сок рунбрана набирался в нее.

– Довольно, – сказала хласита и снова полетела вперед.

Ран дивился этой ее способности. Она шла по земле, он видел, но так, что ни платье, ни плечи, ни голова ее не колыхались от ходьбы, как бывает с женщинами. Она словно бы парила.

Они шли еще несколько времени и вышли на маленькую полянку между деревьями, посреди которой стоял небольшой каменный истукан. Своими грозными выпученными глазами он строго оглядывал их.

Ран обошел остановившуюся колдунью и в ужасе заметил, как истукан медленно повернулся в его сторону.

– Ты узнал его, Двадед? – спросила его Людиса. – Я привела его под твои очи. Он ли? – Истукан продолжал смотреть на Рана. У юноши невольно затряслись руки. – Что же ты? Напугал бедняжку. Не бойся его, Ран. Он стар, мудр, но нелюдим. Отодвинь его с места, на котором стоит. – Ран стоял как вкопаный. – Чего же ты медлишь? Иди, он не сделает тебе ничего плохого. – Ран осторожно двинулся к истукану, а тот поворачивался так, чтобы быть всегда обращенным к нему лицом.

Трясущимися руками, юноша приподнял камень и отставил его в сторону. Ему в лицо тут же ударили теплая и холодная струи, исходившие из углубления, в котором стоял истукан.

Людиса подошла и поставила на это место каменную чашу.

Смола рунбрана, набежавшая в нее, – густая зеленовато-оранжевая жидкость, вдруг, вмиг просветлела и стала прозрачной. Хласита положила на нее свою руку, и по поверхности смолы стали расходиться яркие белые волны. Людиса шептала: «Эрех, манра-та лаху ана! Эрех, манра-та лаху ана!» После этого, она молча указала Рану приложить свою руку.

Холкун вздрогнул оттого, что ощутил, как его руку словно бы сжали в тисках.

– Посмотри, – проговорила Людис, поднимая каменного истукана на руки с такой легкостью, словно это была пушинка. Ран несколько смутился, потому что ему камень показался очень тяжелым.

Смола под рукой юноши вмиг почернела

– Неотраженье. Невиденье, – прошептала колдунья. – Верно, но не все еще потеряно. – Она, казалось, разговаривала с камнем. Вдруг, женщина схватила юношу за голову и наклонила его над чашей. Он увидел в ней свое отражение, словно бы на глади воды. – Ты видел, Двадед. О, боги! Да, я сделаю… я ему обскажу… – Она убрала чашу и поставила на ее место истукана.

Обратный путь они прошли молча. Ран шел подавленый. Нехорошие мысли роились в его голове. Он думал о родителях и братьях.

– Не думай о них, Ран из рода Поров. С ними случится плохое, только, когда не послушаешь меня. Коли послушаешь, все будет хорошо.

– Чего же ты про меня сказала? И богов припоминала?

– Доля твоя, – хласита умолкла, подбирая слова, – доля твоя исписана нехорошо. Нельзя подле тебя быть никому. Беда за тобой ходить начала.

– Почем ты знаешь?

– Само пришло ко мне, Двадед молвил, да и рунбран то же сказал про тебя.

– Какая же беда?

– Не знаю, но сила за ней стоит могучая. Сила необоримая. Страшная сила. Как Миса про любовь сказала, я возрадовалась. Нет счастья моим дочерям. Такова доля хласитская. Быть им навек отверженными. Жить им, как и мне, в одиночестве. Полюбила и я тебя, вслед за ними, а кого я полюблю, того жизнь в меня тоже литься начинает. Но только не жизнь от тебя в меня полилась, а неотраженье. Едва жизни не лишилась я, упав в него.

– Что это такое, неотраженье?

– Магия. Сильная магия, не колдовство даже. Когда извести хочет маг кого, так он неотраженье первым делом создаст, дабы боги-хранители не видели, что беду он насылает. Я хласита и силы мои малы, но Двадед могуч. Он бережет наш род уже многие зимы. Он встал здесь, когда боги в единстве были, и правили Владией. И не было еще Ярчайших, не было доувенов. С изначальства Двадед здесь стоит.

Когда же он через меня в неотраженье проник, то сила та и его переборола. Видел ли, али не заметил, но отколыш на нем теперь есть. Вот какая сила за тобой пришла.

– Чего ей от меня надо-то? Чего я сделал-то?

– Не знаю, но дабы сгубить тебя, надобно такой силе жизнь твою порушить так, чтобы озлобился ты. Тогда сам пойдешь к ней, а она тебя примет, и на смерть верную поведет.

– Чего-чего? – Ран остановился и повалился на ствол дерева, не имея сил стоять, обескураженый словами колдуньи.

Хласита продолжала идти дальше, не оглядываясь на его остановку. Юноша набрался сил и последовал за ней. Он даже не заметил, как они вернулись к домику колдуньи, и присели на Желт-камень. – Как она меня губить будет?

– То неведомо никому. Но отныне следи за всем необычным, что происходить будет. Как такое увидишь, то тут же ко мне беги. – Видя, что юноша не понял ни слова, Людис продолжила: – Беда будет при тебе стоять да притягивать к тебе того, кто уведет тебя к ней. Нежданные встречи – бойся их; странники, какие к тебе подойдут, да говорить будут, – бойся и их. Обо всем мне говори. Порешили ли?

– Порешили, – пролепетал побелевшими губами Ран.

***

Домой он возвращался в опьянении. Сестры, провожавшие его, тайком утирали слезы и всхлипывали. Они шли подле него, поочередно жались к нему и ласкали.

Когда девушки отпустили его, и он прошел к тому месту, где вошел в воду, то неожиданно отметил, что солнце еще не село. Он был поражен. Он помнил тот миг, когда влезал в воду. Тогда солнце едва коснулось кроны Черного рунбрана. И вот теперь, оно лишь немного зашло за дерево.

Вернувшись домой, Ран застал отца в глубоком опьянении, но не стал трогать его, знал, что не любит этого. Взобравшись на родовой рунбран, он прислонился к нему и закрыл глаза. Внутри него был холод, и мелко дрожала какая-то струнка. Губы пересохли, а во рту стоял горький привкус страха.

– М-м-м, – замычал отец.

– Поднимайся… поднимайся… – приговаривала мать, отрывая его от скамьи. Она увела его в дом.

Солнце скрылось за деревьями и на Теплое местечко стремительно опустились сумерки, а за ними пришла ночь. Вдалеке, на Топотном лугу слышалась музыка и звонкий девичий смех. Там танцевали.

Рану хотелось плакать. Он не знал, сколько прошло времени, но вдруг дверь в доме открылась, из нее выбежал отец и побежал прочь. Юноша свесился с ветки и в изумлении смотрел за тем, как фигура отца, шатаясь и тяжело дыша, неслась со всех ног прочь от дома.

Юноша спустился с дерева и осторожно вошел в дом. Внутри было темно. Слышалось мерное сопение Сате и матери. Они все еще спали вместе. Осторожно прикрыв дверь, Ран побежал за отцом.

Память холкуна сохранила силуэт отца, бегущего по тропинке, уходящей к Черному рунбрану. Юноша мчался по ней во весь дух, и еле успел отскочить в сторону, когда ему навстречу выскочил Повоз. Он бежал обратно с закрытыми глазами.

Ран уставился ему вслед и побрел обратно. Этой ночью он так и не сомкнул глаз. Сон сморил его лишь на рассвете.

Когда он проснулся, дом был пуст. Даже Сате не было слышно, хотя обычно он постоянно бормотал себе под нос слова, выдумывая новую небылицу, или возился на кухне, подле матери.

Похолодев от ужаса, Ран вышел вон и увидел Бора, который, как и всегда, лежал под рунбраном и дудел писклявую мелодию.

– Где матушка, Бор?

Продолжая дудеть, брат махнул рукой в сторону.

Вдруг, Раном овладела такая ярость, что он подбежал к Бору и набросился на него.

– Ты чего? – опешил тот, ища глазами вылетевшую от наскока брата дудочку.

– Скажи по-олюдски, куда все делись. Чего дудишь… я не понимаю…

– Чего драться-то? Спросил бы так… я бы сказал…

Ран начал остывать, и неуклюже потрепал братца за чуб.

– Прости, Бор, спал я плохо, оттого…

– А-а! Я и гляжу, сивый какой-то ты…

– Скажи, где все?

– Батюшка, как проснулся, так и сказал матушке, что в Фийоларг поедет, да ее с собой возьмет. Еще… что купит ей там… платьев, да еще чего… и нам привезет. Матушка Сате подхватила и уехали они поутру. Ты спал, а я уж нет. А Ира нет еще, – зачем-то добавил он.

Ран отпрянул назад – только тут ощутил, как вся спина его покрылась вязкими капельками холодного пота – сел рядом с Бором и закрыл лицо руками.

– Нехорошо тебе, что ли? – спросил тот.

– Нет… хорошо… я пойду… – Ран поднялся и пошел прочь.

Отец вернулся домой через несколько дней. Окрестные пасмасы ахнули, когда увидели новехонькую телегу и громадного тяглового красавца-коня, который был впряжен в нее. На телеге, среди кучи барахла, восседала счастливая Теллита. Она махала рукой кумушкам в окнах и раздаривала улыбки и благие пожелания.

– Ну, сыны, – сполз с телеги раскрасневшийся Повоз, – скучали, али нет?

– Скучали, батюшка, – бросился к нему Бор. Он еще мог проявлять сыновьи чувства.

Ир и Ран стояли подле и улыбались.

– Привез я каждому, что по душе, – с хитрецой посмотрев на сыновей, сказал отец. – Гляди, Бор, – отец достал из повозки настоящую флейту, конублские сапожки и широкий ремень.

Бор остолбенел. Вот уже много лет он мечтал обо всех этих вещах, но и не помышлял даже получить их все сразу.

– Я тебе еще рубаху прикупила, – заговорила мать. – Теперь красивше всех будешь, только не изваляй ее со своими утями.

– Тебе Ир… вот, гляди. – В руках у отца оказался меч в ножнах. Он был небольшим, но это был настоящий боевой меч. Ир покраснел, выпучил глаза и дрожавшими руками принял подарок. – Тебе, Ран… ты чего это? Ран? – Отец с удивлением посмотрел на бледного как полотно сына.

У Рана все плыло перед глазами. Он видел в руках отца четыре свитка в дорогой шкатулке и письменный набор. Все это стоило немалых денег. Ран был слишком умен и памятлив, чтобы не понять…

– Ран?

– Ему чего-то с утра, как вы уехали, нехорошо, – сказал Бор.

– Ран, ты слышишь меня?

– Да, отец, да…

– Прими себе…

– Спасибо, отец.

– Ну, – хохотнул Повоз, – всем раздарил, да и себя не обидел. Вот, помощничка купил себе. – Он хлопнул рукой по шее коня.

Ран плохо помнил, как родители прошли в дом, как был составлен богатый стол, как все ели и пили, а после пели. Как проникли в их дом несколько окрестных кумушек и заливались разноголосым смехом, как толпилась под окнами окрестная детвора.

Юноша очнулся глубокой ночью. Его бил озноб. Вскочив с кровати, он выбежал из дома и, что было сил, припустился бежать к Сестринской заводи, так он прозвал про себя Межкамышье.

Добежав до места, Ран остановился и в отчаянии оглядывался по сторонам. Он не помнил, какой дорогой идти к дому колдуньи.

Вдруг, послышался топот ножек. Ран спрятался в камышах. К Сестринской заводи выбежала женщина. Задыхаясь, она остановилась и стала оглядываться. После, девушка начала ходить взад и вперед у заводи, заламывая руки и с тревогой оглядываясь по сторонам.

– Эйса? – окликнул ее Ран.

– Ран? Это Миса.

– Миса, ты как здесь?

– Ты позвал меня… во сне… О, боги, Ран, я подумала, что плохое уже случилось.

– Нет, но скоро должно. Веди меня к матушке.

Они бросились бежать к домику хласиты. В его окнах горел свет, а дверь была раскрыта. В дверях стояла сама колдунья, подле нее сидели заспанные сестры Мисы.

– Я вот… матушка… я привела…

– Весь дом перебудила, – буркнула Тиса и зевнула.

– Помолчи, Тиса, она правильно сделала. Ран, ты что-то увидел?

– Да, Людис.

– Говори же. При них говори, теперь уж и им можно знать.

– Отец… как от вас вернулся я, то увидел, как отец мой из дома убег. Он убежал куда-то в лес. А после вернулся и спать лег. А до того, упился он и еле на ногах стоял, а тут убег… да резво так, что я не смог догнать…

– Дальше чего?

– Поутру же он уехал с матушкой в ларг… в Фийоларг, а когда вернулся, то привез нам всем подарки дорогие. Не то, чтобы я… Людиса, он никогда бы такие подарки не купил нам… не такой он… бережливый… а тут даже и коня купил… хороша была у нас кобыла… а он коня… не такой…

– Погоди. – Колдунья задумалась. – Необычные ли подарки?

– Нет. Обычные. Но дорогие. Не сделал бы он такие, кабы в своем уме был… Бору подарил сразу три…

– Престранно, – согласилась колдунья. – А ну-ка, веди меня до дома своего. А вы, непоседы, спать ложитесь. И ты, Миса… Нет-нет-нет, ты будешь спать. Ничего с ним не произойдет без тебя… – Людис и Ран вышли из дома. Внезапно, колдунья застонала. – Не отпускает меня одну. Погоди здесь. – Она мгновенно исчезла, и появилась через некоторое время, неся в руках каменного истукана. В этот раз присутствие Двадеда придало Рану уверенности.

Все трое направились в деревеньку.

Ран огляделся. Никого не было видно. На Топотном лугу, как и всегда, играла музыка, и шумели пасмасы. Перебежав через дорогу, Ран спрятался в тени дерева. Колдунья последовала за ним, но вдруг, словно бы натолкнулась на стену, и отлетела обратно. Холкун бросился к ней и поднял хлатису на ноги. Она потрогала себе шею и грудь.

– Подними Двадеда, Ран, – приказала она. Когда он сделал это, она зачем-то ухватила сзади его за плечи и осторожно повела через дорогу.

Тяжелый камень давил на руки юноши, но на дороге он вдруг ударил его в грудь и отбросил и холкуна, и колдунью на обочину. Ран закашлялся от удара.

Людиса подняла истукана, обняла его и зашептала заклинание. Когда она открыла глаза, то, вместо зелено-серых на Рана взглянули иссине-черные, бездонные дыры. Выставив Двадеда перед собой, она вышла на дорогу и пошла не через нее, а вдоль нее. Камень гудел в ее руках.

Холкун поднялся и последовал за ними. Они шли до тех пор, пока не остановились у Черного рунбрана.

Колдунья застонала и тяжело опустилась на землю. Ее глаза просветлели.

– Здесь был чернец, – сказала она.

– Кто?

– Черный маг. Он был здесь. Двадед видел его. Его сила до сих пор здесь. Она тянется отсюда и вдоль тропы. Двадед хочет, чтобы мы оставили его здесь. Поставь его. У меня нет сил. – Ран поднял лежавший на боку камень и поставил его стоймя. Внезапно, камень принялся крутиться и полностью ушел под землю. – Теперь здесь его место. Отныне и навсегда, – со слезами в голосе проговорила хласита. – Пойдем, я вижу следы черной силы. Пойдем по ним.

Людиса и юноша быстро пошли обратно в деревню.

– Ран, что ты… – вдруг возник из ниоткуда Ир. Он вел под руку девушку-пасмаску. Она вмиг побледнела, когда узнала хласиту.

– Спать! – взмахнула рукой колдунья, и оба снопами повалились наземь. – Скорее, Ран!

Они побежали дальше и остановились только подле дома Повоза.

– Здесь, – сказала колдунья, и юноша похолодел:

– Это мой дом, Людис.

Хласита промолчала.

– Я вижу множество черных нитей. Они повсюду в твоем доме.

– Где?

– Одна ведет в тот угол, под кровать; другая в тот, но над кроватью; еще одна вон там, она…

– У изголовья, – прошептал, еле ворочая языком Ран.

– Да.

– Это подарки отца.

– Подарки. – Колдунья резко обернулась и посмотрела в лес. – Ран, принеси мне их. Принеси сейчас же!

Юноша бросился в дом и стал собирать требуемое. Он без труда нашел свой подарок и подарки для Ира и Бора, гулявших на Топотном лугу, но Сате поднял крик, когда у него попытались отобрать его игрушки, и разбудил мать и отца.

– Ран, что случилось? Почему ты?..

– Молчите, – вошла в дом колдунья.

– Хласита?!

– Спать. – И родители с Сате повалились в свои койки.

Колдунья проговорила заклинание и ее руки стали светиться. Она осветила пространство вокруг себя и указывала Рану, где искать игрушки. Самое много подарков было подарено отцом матери. Их выгребали дольше всего.

– Подгони телегу, скорее!

Ран бросился вон, впряг коня в телегу и подогнал ее к дому. Колдунья выносила вещи матери и бросала их в телегу. Туда же полетели подарки сыновьям.

– Гони прочь отсюда, – приказала колдунья, взбираясь на телегу. = Ран хлестнул коня и погнал его прочь из деревни. – Стой, – воскликнула Людис, – я вижу. Еще… еще… следы… мы взяли не все…

– Бор, – понял Ран. – Он надел сапоги и пояс. Я забрал только флейту.

– Беги к нему и отбери это. Я буду у Черного рунбрана. Двадед зовет меня. Они близко. Торопись!

Ран соскочил с телеги и во весь дух помчался к Топотному лугу. Он не сразу нашел Бора. Брат лежал на столе и сладко спал. Его голые ноги и грязная рубаха разостлались на всю столешницу, залитую медовухой, которую он сам и притащил.

– Бор… Бор! Где твои сапоги и пояс?

– М-м-м…

– Бор…

– Ран, ты здесь? – Юноша обернулся и увидел знакомую холкунку, которая подходила к нему. Ее глаза горели огнем вожделения. – Будешь танцевать?

– Нет, Лана. Скажи, кто забрал у Бора сапоги и пояс?

– Сапоги? У Бора отродясь не было сапог, тебе ли не знать?

– Были… были… ладно… не знаешь… надо найти… Лана…

– Ты будешь?..

– Лана, слушай меня. Надо найти то, что я сказал, иначе беда… беда!..

– И ты упился в усмерть, Ран. – Девушка недовольно сжала губки.

– Лана, помоги мне. – Но она отвернулась и отошла прочь.

– Эй, отдайте сапоги и пояс! – закричал Ран. Но его никто не расслышал. Музыка громко играла.

Вдруг, сквозь музыку проник рык. Сначала один, потом второй.

Ран остановился и в ужасе смотрел на лес, туда, откуда донесся рык.

– Бегите! – закричал он. – Бегите!!! – Но пасмасы продолжали веселиться и танцевать.

Черная тень метнулась в ветки одного из деревьев и в кругу света, отбрасываемом рочиропсами мелькнула морда чудовища, каких никогда не видывали эти края. Дикий крик разнесся над лугом. Музыка тут же прервалась, и в наступившей тишине отчетливо был слышим хруст переламываемых костей.

– А-а-а! – завизжали девушки. Все, кто находился на лугу, бросились в разные стороны, наталкиваясь друг на друга, спотыкаясь и падая.

Вдруг, Ран увидел девушку, на которой был надет пояс Бора. Он бросился за ней, повалил на землю, с трудом отцепил пояс и помчался прочь. Гам от криков заглушил чудовищный рев, и Ран услышал, как несколько громадных тел влетели в чащу и помчались за ним. Под весом их тел трещали ветки, их дыхание билось о стволы деревьев, шипя на коре.

Холкун мчался так быстро, как только мог. Погоня нагоняла его. Ран выскочил на дорогу и помчался по ней, хорошо понимая, что не успеет до Черного рунбрана. Чудовища мчались за ним по пятам.

Неожиданно, ему навстречу выскочил конь, купленный отцом. Ран на ходу запрыгнул на него и оба помчались прочь. Теперь силы были равны. Конь был силен и быстр. Он, казалось, знал, куда скакал.

Подле Черного рунбрана Ран соскочил с коня и хлопнул его по крупу, гоня прочь, но конь встал, как вкопанный.

– Не гони его, он здесь должен быть, – проговорил голос колдуньи. Она сидела среди корней рунбрана, там, где обычно сидел верховный жрец Теплого уголка, и смотрела за спину Рана. Тот обернулся и обомлел, прямо на него шли три ящероподобных монстра с шестью ногами и шерстью из игл. – Отбрось ремень, – посоветовала колдунья.

Ран отбросил ремень и чудовища тут же отвернулись от него, впившись взорами в отброшенный подарок.

– А-а-а, вот мы все и собрались! – проговорили словно бы из-под земли густым басов. – Уж заждался вас.

Почва пришла в движение и слева от Рана, прямо из-под земли вырос громадный каменный воин. Его левая рука была необычайно толста и более походила на щит, а правая сжимала каменную кувалду.

Руки колдуньи легли на плечи Рана и потянули его назад. Оба вжались в корни рунбрана.

– Сидим тихо, – сказала Людис. – Мы ничто в сравнении с этой магией.

Между тем, каменный воин стал собирать подле себя все подарки Повоза.

– Ну вот, – сказал он по-хозяйски, – все подле меня. Забирайте теперь!

Едва он это произнес, как чудища бросились на него. Один зверь повис, вцепившись в его руку, а второй попал под сокрушительный удар кувалдой и отлетел куда-то во тьму леса. Оттуда раздался хлопок. Второе чудовище было неспешно размазано воином по рунбрану.

Кровь и внутренности посыпались сверху на колдунью и Рана. Они плотнее вжались в дерево, и Ран ощутил, как хласиту трясет от страха. Неожиданно, прямо перед ним упали перегрызенные ноги, одетые в сапоги Бора. С отвращением Ран оттолкнул их от себя.

Лес взорвался еще несколькими рыками, и на каменного воина набросились уже четыре зверя. Он схватил двух из них и приложил о землю; еще одного растер между руками, а четвертого разорвал на две части.

Тут же лес породил восемь чудовищ.

Покончив с ними, каменный воин добродушно рассмеялся.

– Чернец, – загрохотал его голос, словно бы камнепад обрушился со склона, – и этим ты хочешь победить Двадеда.

Лес наполнился тишиной.

– Двадед? – заговорил лес. – Ты, Двадед? Кугун пожрал тебя в незапамятные времена.

– Даже Кугуну я не по зубам.

– Ха-ха-ха! – захохотал лес. – Ты все так же заносчив.

– А ты так же глуп.

– Отдай мне мальчишку.

– Забери, если сможешь.

– Кугун желает видеть его.

– Пусть придет сам и посмотрит.

– Ты поплатишься за противление воле богов.

– Боги Владии сказали мне, что мальчишка им не нужен. Каким богам служишь ты?

Лес замолк.

– Чернец, не считай меня глупее себя. Я знаю более твоего. Не думай, что сможешь обмануть меня. Ты предал своих богов. Чего молчишь?

Но лес более не отвечал.

Каменный великан обернулся к колдунье и холкуну.

– Как я и сказал, он должен уйти, – проговорил каменный воин. – Навсегда.

– А-а-а! – донеслось из деревни.

– Ар-р-р! – зарычал воин, и бросился на звук. – Изгони ее из коня, и отдай ему. Пусть скачет прочь! – закричал он издалека.

Людис поднялась на ноги, с ужасом оглядывая место побоища, заваленное внутренностями и частями тел чудовищ. Она подошла к коню, приложила руку к его боку и тихо запела.

Конь, понуро стоявший подле дерева, вздрогнул, повел ушами, а после начал икать. Он икал со все большей силой до тех пор, пока его не вывернуло. Из его рта вывалилась черная палочка. Она превратилась в червя и попыталась скрыться в земле, но колдунья подхватила ее и прихлопнула между ладонями. Получившийся порошок она ссыпала в мешочек у себя на поясе.

Ран сел на коня, помог колдунье взобраться и сесть позади него, и помчался прочь.

– Правь к Вороному корню, – шепнула хласита.

Конь скакал в лесные дебри, а Ран плакал навзрыд. Колдунья прижалась к нему и ласкала его, пытаясь успокоить.

Их встретили все три сестры. Они тут же бросились к Рану, но мать отогнала их. Она ввела юношу в дом.

– Переночуешь здесь, а поутру уйдешь от нас.

Всю ночь Ран метался на постели, бредя. Он плакал и вскрикивал, словно его били плетью. Миса сидела подле, целовала и плакала, глядя на его страдания.

Рано утром его разбудила Людис. Она стояла с двумя чашами в руках. Ран отпил из первой чаши, и у него заметно прибавилось сил. Вторую чашу колдунья подала не сразу.