Очередные три сказки и пародия…

Вот и надо не торопиться, а так и оставаться – бесплотной и бесшумной тенью!

Сдерживая дыхание и постоянно кидая взгляд во все стороны, варвар пригнулся пониже, и стал просто недвижной бесплотной тенью, словно растворившись в полумраке огромного зала. Ему повезло: процессия из двенадцати серо-чёрных фигур, одетых в подобие хитонов, спадавших до самого пола, как раз скрылась, так и не заметив его, в одном из боковых проёмов, похожем на проём самой обычной двери.

Откуда здесь – двери?! И – главное! – куда они могут вести?! Ведь ни одного входа снаружи, кроме парадного, он не нашёл?!

Однако Конан поторопился, пока его не засекли, подняться, и дойти до алтаря.

Это оказался немаленький постамент из двенадцати высоченных ступеней, с жертвенным камнем наверху. Спереди сквозь все ступени спереди был проложен вроде как жёлоб, выходящий в чашевидный бассейн. Не иначе, как для сбора крови: об этом говорили и отвратительные буро-коричневые потёки, покрывавшие дно жёлоба и бока камня. Киммериец решил пока спрятаться за мощным прикрытием постамента позади ступеней. Благо, здесь лежала тень, и слиться с серо-чёрным полом проблемы не представляло.

Нужно же узнать, куда он, наконец, попал, и чем это может грозить на самом деле! Потому что никакого опала Нэсса, как и описанной ему фигуры самого Нэсса в образе человеко-слона, якобы долженствующего восседать на алтаре, заметно почему-то не было.

Нигде.

Не прошло и минуты, как тёмные тени вновь появились из чёрного проёма.

Но теперь спокойствием и невозмутимостью и не пахло: могучие руки сильных мужчин, видимые из-под чего-то вроде сутан, тащили к алтарю – явно жертву!

Ну и, разумеется, это опять оказалась красивая девушка! Да ещё и нагая…

Конан грязно выругался про себя.

Вот ведь везёт ему на такие дела!..

Нет бы для разнообразия – спасать пришлось какого-нибудь юношу, или мужчину. Или старушку… Ну, или хотя бы женщину. А тут – почти девчонка, лет двенадцати!

И явно – девственница.

Девочка между тем кричала, билась в могучей хватке, и посылала проклятья (Ну, не похвалы же?!) на головы своим палачам на странном языке, которого Конан, насколько мог судить, никогда раньше не слышал. Ага, очень ей это помогало…

Но вот её подтащили к жертвенному камню.

Четверо жрецов привязали распяленную девушку за руки и за ноги лицом кверху к кольцам, вмурованным в пол. Теперь жертва могла только бессильно рыдать и дёргаться, в тщетных попытках освободиться от своих пут, да ещё ругаться, и ёрзать худенькой спиной по шершавому равнодушному камню, на боках которого застыли омерзительно шелушащиеся потёки, поскольку он явно пережил смерть не одной такой несчастной.

Конан подумал, что напрасно эти придурки не посмотрели вначале назад, за ступени, распластавшись за которыми он сейчас лежал. Но вылезать и освобождать девушку, проклятья и вопли которой теперь перешли в еле слышную молитву и всхлипывания, пока не спешил.

Знал, что главное представление ещё впереди.

И точно.

Из тёмного проёма появилась фигура повыше: наверняка Главного жреца. В обеих руках перед своей грудью он что-то нёс. Конана пронзила догадка: вот он – опал Нэсса!

И сейчас его наверняка будут «омывать» в крови очередной невинной и беззащитной жертвы, чтоб «сделать нашего покровителя ещё могущественней и благосклонней к своим верным рабам!»

Сколько раз он с таким д…мом сталкивался! Даже где-то поднадоело…

Но девушку спасать всё равно придётся.

Иначе он не будет Конаном-киммерийцем!

Спасать и правда – пришлось.

После «традиционного» чтения молитв, и вознесением рук с блестящим предметом над распростёртым беспомощным телом, Главный положил опал в выемку у головы жертвы, и достал из-под хитона чуть изогнутый и отблескивающий стальными зубцами нож немаленького размера – почти меч!

Но когда он попытался вонзить его дико закричавшей при виде стали девушке в грудь, меч уже киммерийца перерубил руку с зажатым орудием смерти!

Рука, отрубленная по плечо, упала к подножию камня, извиваясь и дёргаясь, словно настоящая змея!

Конан не стал ждать, пока остальные жрецы достанут из-под хитонов то, к чему сразу потянулись их бледные, но мускулистые руки, а с боевым киммерийским кличем промчался по периметру камня-алтаря, отрубая головы, нанося колющие и режущие удары, и вспарывая животы.

Выхватить кинжал успел лишь один, наиболее свирепый на лицо, жрец: по виду – настоящий стигиец. Однако не слишком это ему помогло: живой, словно ртуть, варвар перерубил поднятый клинок вместе с шеей оскалившегося мерзавца!

Теперь вокруг камня никто не стоял, зато лежащих – стенающих, ругающихся, или бившихся в агонии, валялось хоть отбавляй.

Конан, затылком почуяв опасность, повернулся к Главному.

Вот гад! Жрец оказался весьма настырным и мужественным фанатиком: теперь он пытался целой рукой разжать пальцы отрубленной, чтоб перехватить орудие жертвоприношения!

Конан исправил ситуацию: отрубил сразу голову.

Она покатилась как раз по жёлобу вниз. И упала в бассейн. Вскоре туда же дошла струя крови из перерезанной шеи жреца. Из бассейна донеслось подозрительное шипение и повалил дым.

Это Конану очень не понравилось. Он мгновенно обежал жертвенник, перерубая путы девушки, и метнул ненужный больше меч назад – в ножны. После чего перекинул замершее не то – от ужаса, не то – от удивления тело через плечо, и ринулся к выходу!

Однако как бы сильно киммериец не спешил, подобрать с пола свободной рукой каким-то образом укатившийся на дюжину шагов от ступеней опал, он не забыл! Вспомнил варвар и про странный способ «прибытия» – бежал спиной к выходу! Ориентировался при этом на медленно отдаляющийся алтарь, из ямы перед которым теперь валил ужасно густой, кроваво-коричневый и словно липкий, дым, и появились гигантские языки пламени – как от настоящего пожара!

Девица на его плече что-то закричала. Бросив взгляд назад, Конан обнаружил, что вход начала перекрывать неторопливо опускающаяся сверху капитальная решётка!

Он и сам заорал, и наддал что было мочи, хотя бежать задом оказалось ужасно неудобно и медленно! Но в последнюю секунду Конан кинулся на пол, и бросил вперёд, под острия пик, свою ношу, и проскочил, уже на спине, и сам!

Острия чуть скользнули по могучей груди, оставив три кровоточащих бороздки…

Со скрежетом и грохотом острия пик ударили в пол: мозаичные плиты словно скрючились, пошли трещинами от удара! Ещё более страшный грохот и рёв, словно из глоток тысячи раненных медведей, донёсся изнутри, со стороны алтаря!

Конан не придумал ничего лучше, как снова взвалить даже не попытавшуюся подняться на ноги удивлённую девушку на плечо, и ринуться прочь со всех сил – благо, бежать уже можно было нормально!

За спиной гремело и ревело, иногда словно потоки пламени лизали его обнажённую спину, заставляя щуриться, трясти лохматой головой, и рычать, а омерзительный запах горелой плоти и жжёных волос бил в ноздри, заставляя наддать ещё! Конан, мощно втягивая обжигающий воздух широко открытым ртом, продолжал нестись из последних сил, крепко вцепившись одной рукой в опал, а другой – в извивающееся, и почему-то пытающееся слезть с плеча тело…

Сзади раздался оглушительный взрыв!

В спину киммерийца словно дунули ураганы всех океанов! Его подхватило вихрем, и пронесло шагов двадцать! После чего бросило лицом вниз прямо в мелкую, и затянутую зелёно-жёлтой ряской, лужу заболоченной равнины Мазори.

Однако он успел бросить подальше вперёд ту, что нёс на плече: пусть хоть она спасётся!..

После этого оглушающая чернота навалилась на его голову, и он уплыл во тьму Валхаллы…

Однако оказалось, что никуда он не уплыл.

Очнулся от того, что кто-то брызгал ему в лицо слегка воняющую болотом воду, и сильно хлопал по щекам, что-то надрывно-рыдающее приговаривая женским голосом.

Кром, что с ним случилось?!

Открыв глаза, и увидев над собой крохотное, чумазое и заплаканное детское личико, он всё вспомнил. Спросил по-зингарски:

– Погони нет?

Девушка недоумённо поморгала – явно не поняла. Может, попробовать по-местному, по-шемитски?

О! Сработало. Тоненький и охрипший, сорванный от крика голосок, ответил:

– Нет-нет! Никого там из жрецов не осталось! Но вот вокруг нас сейчас… Может, посмотришь, о мой спаситель? Хотя они ближе, чем на пять шагов пока не подходят…

Конан повернул голову.

А-а, старые друзья! Вокруг хлопало пастями с ужасающими для неподготовленного взгляда орудиями убийства, стадо в десяток коперов, переминаясь с ноги на ногу, но не смея подойти ближе. А приятно: стало быть, ладанка с грибами ещё работает…

– Плесни в них водой – как только что плескала мне в лицо. – Конан кивнул в ответ на немой вопрос и удивлённо расширившиеся глаза густо-синего цвета, казавшиеся непропорционально большими на крошечном личике. – Вот-вот: зачерпни прямо ладонями, и плескай!

Стаду одной пригоршни оказалось мало: девушка брызгала трижды, пока коперы не соизволили возмущенно не то – заржать, не то – зареветь, зафыркать, и ретироваться, сердито хлюпая по трясине огромными стопами, и подёргивая длинными плетями почти конских хвостов. Девушка вздохнула явно с облегчением. Подошла снова к нему:

– Ты… как?

Киммериец потянулся, лёжа на спине, проверяя все мышцы и органы…

Болеть, вроде, особенно ничего не болело, если не считать того, что чувствовал он себя так, словно пару суток играл в перетягивание каната со стадом слонов-Нэссов.

Он криво усмехнулся:

– Нормально. Хотя, конечно, бывало и получше. Я – Конан-киммериец!

– Спасибо, Конан-киммериец. Я уж думала, пришёл мой смертный час! – девушка шмыгнула носом, трогательно его сморщив, и смахнув непрошено выступившую вдруг слезу, – А как ты узнал, что меня принесут в жертву именно сегодня, в день после нарождения новой Луны?

Конан подумал, что пытаться соврать, чтоб выглядеть лучше, чем он есть, смысла нет:

– Никак я этого не узнавал. Я – просто наёмник. Меня прислали сюда украсть опал Нэсса, и обещали заплатить за него неплохие деньги. А тебя, кстати, мне как называть?

– Опал. И я – избранная Дочь Нэсса.

Когда первый порыв естественного удивления прошёл, и Конан смог закрыть рот, ему пришла в голову странная мысль:

– Так вот это, – он указал на всё ещё лежащий поблизости овальный камень, переливающийся всеми цветами радуги в свете заходящего солнца. – не опал?!

– Опал. Но – не опал Нэсса. Это опал Тимуды. Это ему меня должны были принести в жертву. И это его должны были омыть в моей крови. Чтоб Тимуда в очередной раз возродилась. Тогда двенадцать Избранных жрецов-Нэссов снова совершили бы акт священного соития! Ну, ты же их всех видел? И даже позаботился о том, чтоб они… – девушка запнулась, нервно хихикнув, – ни в какой акт вступить не смогли!..

А через год у меня должна была бы родиться сестра. А потом всё, как обычно – её младенческая душа должна была вселиться в очередную избранную смертную девушку. Вернее – новорожденную девочку. И это её должны были через двенадцать лет снова… Забрать сюда, в Храм. А Тимуда, позаботившись о благополучии своего послушного народа, снова отправилась бы в Царство теней Каледда. Погрузившись в священный бесплотный сон на следующие двенадцать лет.

– Хм-м… – если Конан и посчитал ритуалы Нэсса и Тимуды несколько запутанными и странными, это ровно ничего не значило: мало ли у каких народов и их Божеств – какие обряды, традиции и верования, – Так ты – стало быть, дочь Богини и Бога?

– Нет, только Богини. Да и то – не сама, а через её Дух. – девочка похлопала себя по почти плоской груди, – А мой отец, как и Великий Нэсс, до избрания был простым смертным.

– Так это не жрецы строили этот Храм Пурха?

– Нет. Не они. Это наш Праотец Нэсс, под руководством отца Тимуды, Великого Пурха, который избрал его своим Главным Слугой, лет шестьдесят назад заново отстроил этот, – девочка махнула рукой в ту сторону, откуда они бежали, – Храм Пурха. И это Нэсс принёс сюда этот опал.

Именно этот опал сделал возможным возрождение и воплощение Богини Тимуды в материальном теле. И, можешь мне поверить, она так прекрасна, что ни один смертный, даже жрец, (вернее – особенно избранный жрец!) не может устоять против её чар: некоторые даже умирали на её ложе, отдав ей в порыве страсти все соки своей души!