Ксенна замолчала и я почувствовал, как ледяные объятья страха сжимают мою грудь. Негромко пел свою печальную песню ночной пустынный ветер, поднятые им песчинки шуршали, ударяясь об шатер, хлопали края разреза в дальней стене – а я уже почти слышал сквозь эти звуки грозный топот копыт лошадей, несущих на себе нашу неизбежную смерть. Еще немного – и они зазвучат по настоящему, потом полог шатра распахнется, и… Ну нет, клянусь Уззой, я не буду стоять тут столбом, подобно трусливому суслику, с ужасом ловя каждый ночной шорох! Выход должен быть всегда, надо только успокоится и трезво обдумать ситуацию…
– Кстати, – Ксенна прервала затянувшееся молчание, – раз уж нам все равно помирать, объясни мне, почему ты не носишь одежды мага? Ведь вам строжайше запрещено так поступать. Я же следила за тобой, и если бы знала, что ты из Красных, то не попалась бы так глупо. Но ты одет как обычный столичный чиновник. Почему?
– Потому что я и есть обычный чиновник. Я не маг. Но зато я один из десяти, если я не ошибаюсь, обычных людей, которым дозволено пользоваться амулетами, не являясь членом Красного Ордена. Этого нелегко было добиться, но нужные знакомства…Погоди–ка. – внезапно пришедшая мне в голову мысль бодрила и внушала надежду на спасение. – Самое главное для тебя сейчас – выполнить завет своей богини. Убивать Верных. Для этого тебе нужно цепляться за любую возможность остаться в живых, не так ли?
– Да. Но сейчас я такой возможности не вижу.
– Я вижу! – я бросился к сундучку из эбенового дерева, стоявшему в окружении тючков и баулов в дальнем конце шатра, и начал лихорадочно в нем рыться. – Главное, чтобы я не забыл.. вот!
Я держал на ладони маленький красный пенал с золотым узорным шитьем. Внутри был неприметный черный овальный камешек – наша надежда увидеть следующий восход своими глазами.
– Все просто замечательно! Теперь слушай…
Ксенна.
…Это Страж. Амулет контроля, который Красный Совет активно использует для своих дворцовых интриг, как я понимаю. Или для того, чтобы держать нужных людей на коротком поводке. Сейчас я сделаю небольшой разрез в твоей коже, вот тут, чуть ниже подмышки, и засуну стража туда. Он сам зашьет рану изнутри, а через тридцать секунд оплетет невидимыми нитями твое сердце. Во мне есть почти такой же – вот, видишь этот бугорок? Только мой страж похитрее, его нити тянутся не только к сердцу, но и к голове, позволяя ему читать мои мысли. Теперь главное. Твой страж может в любой момент убить тебя, остановив твое сердце, и сделает это он в трех случаях: если я умру, если ты попытаешься его вытащить и если я захочу, чтоб ты умерла – мне достаточно отчетливо об этом подумать. Как ты понимаешь, этого достаточно для того, чтобы ты охраняла мою жизнь, как свою собственную, и не попыталась убить меня или удрать в пустыню. – Ахмар усмехнулся. – Я же, со своей стороны, обещаю, что сделаю все возможно, чтобы спасти твою жизнь, когда мы доберемся до Аль–Хиры. По рукам?
– К чему ты спрашиваешь меня? Разве у меня есть выбор? – а ведь этот недомаг непрост, ой, как непрост, подумала я. – Я не могу тебе помешать.
– Я не люблю неволить прекрасных девушек. – губы Ахмара расплылись в самодовольной улыбке – Я привык, что они всегда сами и с радостью принимают все, что я могу им предложить.
– О, во имя Матери, только не надо сейчас рассказывать мне о своих победах на любовном фронте и о толпах прекрасных дев, что дежурят ночами под окнами твоего дома! Верные не будут ждать, пока ты потешишь свое самолюбие. Я принимаю твое предложение, засовывай в меня свою проклятую штуковину. Проклятье, да не это я имела в виду, не смотри на меня с такой сальной усмешкой! Режь!
– Отлично! – он подобрал с пола мой кинжал и присел рядом. – Не подумай после всех этих шуточек, что я хочу воспользоваться своим положением, но мне придется снять с тебя верхнюю часть твоей, эммм… боевой сбруи? Не могу назвать этот набор ремешков и тряпочек как–то по другому. Как это открывается? Ага, понял.
Ахмар щелкнул застежкой и стянул с меня корсет. Взгляд его моментально переместился на мою грудь, зрачки расширились, дыхание участилось – проклятый повеса! В шатер с минуты на минуту должна ворваться толпа фанатиков с мечами наперевес, а он услаждает свой взор женскими прелестями. Мне, конечно, льстит внимание симпатичного парня, но не тогда, когда это может стоить и мне и ему жизни.
– Может, ты все же поторопишься?
– Да, да, конечно. – хвала Матери, он наконец–то оторвал взор от моей груди. – Придется портить такую прекрасную кожу… Но большого шрама не останется, страж заштопает все аккуратно.
– Послушай, – пока он возился где–то вне досягаемости моего взгляда, неожиданная мысль пришла мне в голову, – а твоего стража можно хоть как–то удалить? Или я буду носить его до конца жизни?
– Можно, конечно. Но сделать это безопасно могут только маги. – он, очевидно, закончил дырявить меня и потянулся за своим красным пеналом. – Настоящие, из Ордена. Если тебя приговорят к тюрьме или каторге, то весь твой срок он, скорее всего, будет с тобой, учитывая то, насколько ты опасна. А уж потом его из тебя достанут, за это не переживай – амулеты стоят баснословно дорого. Никто не будет оставлять в тебе штуку, стоимостью в десять верблюжьих поклаж золота. Ну что же, я закончил. Можно снова возвращать тебе право распоряжаться собственным прекрасным телом.
Ахмар встал, вытащил из кармана штанов тот самый амулет, которым парализовал меня и нацелил его на мое тело. Сначала ничего не происходило, но постепенно внутри того мешка песка, что я ощущала при попытке пошевелиться, начали бегать муравьи… резвые муравьи… и вот уже я чувствую свое тело, все мышцы сведены и по прежнему не слушаются… Нога! Я дернула ногой! Так, на очереди вторая… Теперь руки… Есть! Я вскочила, слегка пошатнувшись – мышцы еще плоховато слушались меня. Так, нужна небольшая разминка.
Руки разведены, прогиб назад, головой до пола. Теперь можно опереться руками и кувырком выйти в стойку. Неплохо, неплохо, тело совсем ожило. Теперь…
А теперь все. Вот они, окружают лагерь. Стараются действовать тихо, спешились, но я все равно слышу их неуклюжие шаги и негромкое пофыркивание лошадей. Ветер звучит неровно, он тише в тех местах, где его заслоняют собой их тела. Еле слышный звук вынимаемых из ножен мечей слева – эти уже вышли на позицию для атаки. У меня десять секунд. На полу мой корсет и кинжалы. Корсет подождет. Я подхватила кинжалы и тенью выскользнула в ночь.
Тьма и ветер! Какое отличное сочетание! Это неуклюжее отродье не услышит и не увидит меня, хвала Матери. Я быстро пробежала несколько метров вперед и прислушалась. Хриплое дыхание, поскрипывание песка под ногами. Их пятеро. Стоят близко друг к другу. Просто великолепно. Несколько глубоких вдохов, сосредоточиться… начали!
Я пригнулась и быстро побежала, огибая их, чтоб выйти с тыла. Вот они, едва заметные силуэты, стоят, ожидая сигнала к атаке. Резкий кувырок – и вот я уже за их спинами. Великая Мать, упокой в себе нечестивцев! Я выпрямилась и одновременно всадила оба кинжала в шеи Верным – под третий позвонок, обрывая нити, позволяющие душе управлять телом. Рывком выдернула их обратно и, пока тела падали на песок, а оставшиеся трое начали оборачиваться – медленно, слишком медленно для меня – вонзила еще двоим клинки под подбородок, снизу вверх, разрезая язык. Дернула вниз, заставив кинжалы пройти по горлу, разрезая трахею и голосовые связки, как только они прошли вниз и уперлись в кости грудины – прыжок, с опорой на обе руки. Пятый как раз успел повернуться на шум полностью – я завела одну ногу за его затылок, второй уперлась в подбородок, щелчок – шея сломана. Теперь кувырок назад, одновременно разрезая артерии в шеях моих двух невольных опор. Есть! Пять тел лежали на песке, дергаясь в беззвучных конвульсиях. Жаль, с остальными так не получится. Они уже должны были успеть окружить лагерь и вот–вот начнут атаку. Больше скрываться нет смысла – я побежала назад к шатру, уже не заботясь о том, чтобы делать это бесшумно. Хорошо, хоть нападение будет теперь только с трех сторон и удара в спину можно не ожидать.
– Эй, шакалы! – громко крикнула я, остановившись недалеко от входа в палатку. – Хватит прятаться, поджав хвосты! Выходите умирать за своего никчемного бога!
Через несколько секунд вспыхнувший факел осветил с десяток человек, стоявших в двадцати метрах от меня с мечами наизготовку. Остальные, те, что по бокам, значит, надеются, что я о них не знаю. Что же, тем сильнее они удивятся, умирая.
– Умирать будешь ты, рабыня Южной Шлюхи! – донесся до меня гнусавый голос с отчетливым кушитским акцентом. – Во имя Одена, единственного бога на земле и небесах, мы обагрим сегодня песок твоей нечистой кровью, чтобы все знали, что не стоит вставать на пути у Верных!
– Ксенна, – донесшийся сзади голос Ахмара заставил меня вздрогнуть, – тебе сейчас пригодится моя помощь.
Я отступила на шаг назад, не спуская взгляд с толпы фанатиков. Точно, этот недомаг возомнил себя суровым воином и теперь стоял у шатра с видом Великого Хана, взирающего во главе своего войска на шайку бедуинов.
– Забери тебя джин, что ты тут делаешь, идиот?! Ты забыл, что смерть твоей никчемной тушки, которую ты совсем не стараешься сберечь, будет стоить мне жизни? Назад в шатер!
– Ты хочешь меня заставить? – Ахмар усмехнулся. – Не бойся, я не буду бросаться на мечи. Но кое–чем помогу. Итак, на счет три – закрывай глаза. Или ослепнешь.
– Не нужна мне твоя помощь, я…
И тут Верные, подбадривая себя криками, ринулись вперед.
– Поздно. – Ахмар резко метнул между нами и подбегающими фанатиками какой–то округлый предмет. – Раз, два…
Ахмар.
…три!
Я изо всех сил зажмурился и прикрыл глаза рукой, отчаянно надеясь, что у Ксенны хватило благоразумия послушаться меня и поступить так же. Негромкий хлопок – и темнота в моих закрытых глазах сменилась красноватым маревом, значит, амулет сработал как положено, испустив вспышку такого яркого света, что в течении нескольких минут увидевший его будет слеп, как летучая мышь. Краснота померкла и я открыл глаза. Эпичная картина! Половина сброда пороняла мечи и теперь только одурело крутила головами, остальные пытались рубить ими воздух впереди себя, а навстречу им в свете валяющихся на земле факелов неслась – молодец, девчонка, все–таки послушалась меня! – Ксенна, полуобнаженная и прекрасная, как воплощенная богиня мести, спустившаяся с небес покарать нечестивцев! В два счета она оказалась среди Верных, и я не мог даже уследить за всеми ее движениями – она была молниеносна, как порхающая и жалящая оса. Два взмаха руками – и четверо, хрипя и булькая, опускаются на колени, прижав ладони к расплывающимся алым пятнам на шее; вот она вонзает кинжал в ухо здорового бородатого мужика, второй метает в пытающегося убежать в сторону от криков кушита в белом бурнусе, перехватывает своей правой рукой руку бородача с саблей и сносит ею голову его ближайшему соседу, одновременно рывком вытаскивая левой рукой кинжал из его головы; делает несколько сальто, проносясь над белым бурнусом, и, очевидно, успевает вытащить из него свой второй клинок, потому как на выходе из своих кульбитов она распарывает горло сразу двоим, сверху вниз, по всей длине – скорее всего, именно так она и потрошила моих телохранителей. Наконец она остановилась, настороженно замерев среди доброго десятка трупов, и только я успел пожалеть, что не попросил ее оставить хоть одного фанатика для допроса, как с криками «Оден! Оден!» с обоих сторон из окружающей лагерь тьмы появились еще две группки головорезов. Вот ведь джинново отродье! Вспышку уже не кинешь, я ослеплю и девушку вместе с ними. Ксенна, тем временем, определившись, кинулась к правой группке бандитов, а я, следя за стремительно приближающейся к ней левой группе, лихорадочно полез в карман за следующим амулетом. Есть! Холодная трубка серебристого металла удобно легла в руку, я нацелил ее на подбегающих негодяев, сосредоточился и особым образом сжал. Пуффф! Мощный воздушный удар прочертил дорожку вздымающегося песка, свалил их с ног и протащил с десяток локтей. Хвала Аль–Лат, Ксенну я при этом не зацепил. Она же, уже успев разобраться с правыми, прыгнула сверху на кучу барахтающихся в песке людей и бешено заработала кинжалами.
– Ксенна, Ксенна, стой! – я побежал к ней, выкрикивая на ходу. – Оставь хоть одного в живых! Не убивай всех!
– Ты вовремя это сказал, – подбежав, я увидел Ксенну сидящей верхом на чернокожем юноше, судя по всему – нубийце. Коленями она придавила его руки к земле, левая рука задирала вверх подбородок, а правая – держала у горла кинжал, – этот еще жив. Дай мне что–нибудь, чтоб его связать.
Поглядев по сторонам, я не придумал ничего лучше, чем забрать пояс у одного из мертвецов. Ксенна воткнула кинжалы в землю и в мгновение ока обмотала им руки нубийца, предварительно заломив их за спину.
– Все. – она рывком подняла пленника на ноги и потащила его к шатру. – У тебя там есть вода? Мне надо умыться.
– Да, сейчас покажу. – мы вошли, и Ксенна швырнула нубийца на пол. – Вон в том большом кувшине в углу. Если ты надежно его связала, мы можем выйти и я помогу тебе.
– Никуда он не денется.
Я подхватил лампу, кувшин и вышел наружу. Следом за мной выскользнула Ксенна. Отойдя на пару шагов от входа, мы устроили импровизированный умывальник – я лил ей воду на руки, а Ксенна пыталась отмыть ею с себя алые пятна крови, покрывавшие ее почти что с головы до ног. Признаю, поливальщик из меня вышел плохой – я частенько лил воду мимо ее рук, не в силах оторвать взгляд от ее маленьких упругих грудок, соблазнительно подпрыгивающих, когда она начинала энергично тереть особо неподатливое пятно. Ксенна, очевидно, это заметила, так как громко фыркнула, последний раз сполоснула лицо и, отряхивая с рук капельки воды, направилась в шатер. Войдя, она первым делом подняла с пола свою сбрую и снова напялила ее на себя – увы, не может счастье смертного длиться вечно и не суждено нам нескончаемо наблюдать прекрасные вещи мира сего! Затем она приподняла пленника, оперла его спиной на тюк с поклажей – точно так же, как полчаса назад сидела там она сама – и снова повернулась ко мне.
– Тебе ведь он нужен для допроса? Опять будешь использовать свою магию, или, может, мне заняться им? Я знаю, как заставить человека молить тебя о том, чтобы рассказать все, что он знает, а потом быстро умереть.
– Погоди. Давай сперва попробуем по хорошему. – я повернулся к юноше. – Все люди хотят жить и ты, приятель, я думаю, не исключение. Что скажешь, если я пообещаю сохранить тебе жизнь, в обмен на полное признание и подробный рассказ о том, зачем вы ехали за этой девушкой и хотели ее убить?
– Что мне до этой жизни? – нубиец смотрел на меня со спокойным презрением. – Я умру после боя, а значит, уже сегодня я буду в Аль–Халле, пировать со своими братьями. Верного нельзя испугать смертью.
– Ты знаешь, о чем он говорит? – я посмотрел на Ксенну.
– Да. Это часть их сумасшедшей веры. Если ты погибаешь на поле боя, да еще и во славу их бога, то специальные джинны забирают тебя в Аль–Халлу – волшебный чертог, где пируют такие же храбрые воины. У них там вкуснейшая еда, нескончаемое количество вина и на все согласные шлюхи. Я так понимаю, набор включает все, чего они не смогли добиться в своей никчемной жизни.
– Заткнись, отродье джиннов! – во взгляде нубийца появилась ненависть. – Вы все просто не можете понять…
– Да что тут понимать? – перебила его Ксенна. – Это все давно придумано. В Парсе есть секта ассасинов. Их жрец накачивает их гашишем и показывает прекрасный сад, где из фонтанов течет вино и бегают обнаженные гурии. А потом говорит, что если неофит будет беспрекословно подчиняться, то после смерти Ахура–Мазда поселит его в таком же саду. Бедняги верят, и до конца жизни выполняют все приказы жреца – в основном, он посылает их убивать за деньги. Вас, правда, гашишем не кормят, но в остальном – такое же надувательство. Пообещать вино и дев после смерти, ха! Почему я не могу пообещать торговцу на базаре, что расплачусь с ним, когда он умрет?
– Ледяной Бог накажет тебя, неверная. И тебя, слуга Хана. Вы еще вспомните мои слова, когда он заключит вас в глыбу льда, где вы будете страдать от холода бесконечно, бесконечно!
– Хватит орать! – Ксенна повернулась ко мне. – Так ты от него ничего не добьешься. Наверное, и я не добьюсь – он будет корчиться от боли, но славить своего Одена, рассчитывая на посмертных шлюх и вино. Тащи свой амулет.
– Сейчас. – я поискал взглядом, куда же я его положил, когда Ксенна предупредила меня о нашей неминуемой смерти и события начали развиваться резко и непредсказуемо. Ага, вот он, лежит возле кувшинчика с кифой. Я подобрал его и вернулся назад.
– А теперь, дорогой мой друг… Что это с тобой? – на лице нубийца застыло напряженное выражение, лицо покраснело, глаза выпучились, чуть ли не вылезая из орбит. И тут вдруг он улыбнулся, как–то утробно взревел и плюнул в меня. Плюнул чем–то красным, что долетело до моего живота, отскочило и плюхнулось на пол. Во имя Уззы! Возле моих туфель на полу подрагивал язык. Язык нубийца.
Я потрясенно поднял глаза. Верный сидел, по прежнему опираясь спиной на тюк, и хихикал, по его подбородку стекала вниз и капала на одежду красная слюна, а в глазах было такое безумие, что у меня по спине пробежали мурашки.
– Какая мерзость! – Ксенна пнула язык и он отлетел в дальний конец шатра. – До чего надо довести человека, чтоб он такое с собой сделал? Но своего он добился, да. Через два часа он умрет от потери крови, и до того ты уже из него ни слова не вытянешь – ни с амулетом, ни без него.
Я почувствовал, как у меня подкашиваются ноги. Все события сегодняшней бурной ночи навалились на меня разом – девушка–убийца, вспоротые глотки охранников, отряд головорезов, ночной бой, а теперь еще и этот сумасшедший фанатик, откусывающий сам себе язык, чтобы не рассказать лишнего о своей секте! И плюющий в меня этим языком! Нет, мне сейчас просто жизненно необходимо выпить. Я доковылял до ложа, упал на него, пошарил рукой в раскрытом бауле и вытащил оттуда бутылку наугад. Оказалось, красное набатейское. Вытащил зубами пробку и сделал два больших глотка. И еще. Вот, так то лучше.
– Садись–ка сюда, красавица. – похлопал я рукой рядом с собой, приглашая Ксенну присоединиться. – Садись, и пусть вместо человеческой крови, что так щедро лилась сегодняшней ночью, льется лишь красная кровь винограда с берегов Иордана. Только прошу тебя, выведи сначала этого безумца на улицу и как–нибудь безболезненно…
Я провел пальцем по горлу, показывая, что необходимо сделать.
– Незачем ему мучится еще два часа, и мучить меня своим омерзительным хихиканьем.
– Хорошо. – Ксенна схватила нубийца за шиворот и потащила за собой из шатра, а я, наслаждаясь наступившей тишиной, сделал еще несколько глотков из бутылки. Когда моя милая убийца вернулась и уселась рядом, хмельной дух вина уже начинал ласково кружить мою голову.
– Будешь? – я протянул Ксенне бутылку.
– Буду. – она взяла ее и сделал несколько маленьких глотков. – Скажи, Ахмар, а зачем тебе все это? Ты ведь на самом деле мог избавить себя от неприятностей и не рисковать своей жизнью. Отдал бы меня верным. Преступница понесла наказание и ты спокойно возвращаешься в столицу. Зачем тебе все это?
– Знаешь, – я потихоньку начал перемещать свою руку позади Ксенны поближе к ней, – когда я увидел, как в полночный час в мой шатер врывается прекрасная дева с безумным желание в глазах, пусть даже это и желание убить меня, я понял, что это дар, который посылает мне пустыня. Ты знаешь, во многих аксумских сказках герою пустыня посылает дар. И его нельзя отвергать – тот, кто это сделает, обречен. И если пустыня выбрала меня, то кто я такой, чтобы спорить с ней? Мне остается только принять этот прекрасный дар с почтением и благоговением, и заботится о нем до конца своей жизни.
На последних словах я приобнял девушку, и стал наклоняться к ней, рассчитывая сорвать поцелуй с ее прекрасных коралловых губ.
– Гхм. – Ксенна медленно, но непреклонно убрала мою руку с ее талии и отодвинулась подальше. – Давай–ка я тебе кое–что объясню…
Ксенна.
…Наш клан, Ахмар, несколько отличается от обычных жителей Империи. А еще больше мы, женщины клана, отличаемся от ваших женщин и девушек, робко живущих в тени мужчины–повелителя. Наши мужчины не берут нас силой, не покупают у родителей за золото и верблюдов, не запирают на всю жизнь в женской половине дома, оставив только право обслуживать прихоти мужа – от еды до любовных утех, да еще постоянно рожать ему наследников.
– Неужели вы не выходите замуж? – Ахмар смотрел на меня словно выпивоха, внезапно обнаруживший в своей бутыли вместо вина чистейшую воду. – Не знаете любви и страсти? И вам неведомо, как пьянят они сердца смертных, возвышая их до высот, на которых парят боги? Но не беда, я всему тебя научу…
– Уж учить меня точно не надо. – прервала я его пьяные излияния. – Все у нас есть. И любовь, и страсть, и дети. Мы, между прочим, в отличии от вас, все свои браки заключаем только по любви или взаимной симпатии. И только на тот срок, пока эта любовь существует. У нас никто не держит возле себя опостылевшего человека до конца жизни. Как вы держите уже ненужных жен, сбегая от них каждый вечер к танцовщицам или храмовым девам.
– Послушать тебя, так мы просто все время издеваемся над женщинами! Но это же не так! Они не жалуются, им нравится прильнуть к надежному мужскому плечу.
– Конечно они не жалуются вам. И сами убеждают себя в том, что им повезло найти себе защитника и кормильца. Но, знаешь, я не буду винить в этом ни их, ни вас. Так и должно быть. Потому что ваши женщины боятся взять в руки меч, но не боятся рожать. Слабое существо, обремененное кучей детишек, не может выжить без защитника и кормильца. Что ей еще делать, как не искать того, кто защитит и накормит, даже если платой за это будет жизнь, сравнимая с жизнью раба? Все же, это жизнь, а не смерть, а обычные люди боятся смерти больше всего на свете. Поэтому все у вас так и устроено.
– А у вас? Ну, допустим, мечей вы не боитесь, а дети? Ведь брак – это всегда дети, не так ли?
– У нас – не так. – я посмотрела на недоумевающего Ахмара и поняла, что надо объяснить поподробнее. – Великая Мать дала нам знание. Благодаря этому знанию, женщины клана сами решают, когда и от кого они будут рожать. Тело каждой женщины связано с Матерью бесчисленными узами, и сплетения их проходят через луну. Можно вычислить для каждой женщины такие дни в лунном месяце, когда семя мужчины не упадет в подготовленную почву и не сможет зародить новую жизнь. Если же произошла ошибка и женщина понесла – есть отвары и настои, которые взроют почву и вынесут проросшее семя вон. Поэтому мы рожаем только тогда, когда сами захотим. И можем выбрать того, кто тоже хочет этого, и потому будет помогать тебе из благодарности за подаренное дитя, а не от того, что без него ты обречена. Свобода существует тогда, когда ты можешь контролировать свою жизнь. И наоборот – чем меньше ты управляешь собственной жизнью, тем более несвободным ты будешь. А любить по–настоящему своего хозяина нельзя. Это чувство всегда будет изгажено зависимостью и рабской преданностью.
Ахмар посмотрел на меня, покачал головой и снова потянулся к бутылке. Сделав несколько больших глотков, он снова повернулся ко мне.
– Кажется, я понял. Ты не хочешь даже смотреть на меня, как на мужчину, потому что сейчас – я хозяин твоей жизни?
– Именно. Только свободный человек может делать выбор. Все остальное будет обманом.
– Ну хорошо, моя жестокая гурия. Клянусь, я приложу все силы для того, чтобы ты могла выбирать – и выбрала меня. А пока – спать. Набатейское хорошо, но оно усыпляет смертных… – Ахмар широко зевнул. – Поищи в тюках покрывало и устраивайся, где тебе удобней. Да, вот еще. С утра наверняка придет староста и сильно удивится тому, что тут увидит. Если ты сможешь не будить меня до обеда и при этом не убивать никого из желающих это сделать – я буду тебе очень благодарен. А к вечеру я раздобуду лошадей и отправимся в дорогу – стольный град ждет нас!
Я молча кивнула. Пока Ахмар ворочался на ложе, устраиваясь поудобнее, я отыскала покрывало и, закутавшись в него, прилегла недалеко от входа. Можно еще успеть вздремнуть, силы и ясная голова мне сейчас очень необходимы. Спасибо тебе, Мать, что я еще жива. Я знаю, зачем ты меня хранишь. Воля твоя будет исполнена.
Интересы Империи.
Сага Тридцать Вторая. Дома.
Такое же еще велел вам передать крылатый вестник
Пример должны вы брать с людей тех мудрых
Которые дома украсили снаружи
Чтоб гости внутрь заходили без опаски
Ахмар.
Аль–Хира попыталась встретить нас неприветливо – но, пожалуй, винить в этом стоит только меня самого. Я уже настолько привык путешествовать с кортежем, который ясно давал понять всем встречным мой статус и положение при дворе, что попытался промчаться на полном ходу через парадные городские ворота, небрежно кивнув охраннику. А что должен сделать хороший солдат на посту, увидев, как прискакавший из пустыни оборванец в запыленной одежде в сопровождении красноволосой нубийки пытается проскочить через въезд, пользоваться которым положено только знати, да еще и не собирается останавливаться, чтобы заплатить пошлину за въезд в столицу? Правильно, рубануть наглеца ятаганом, а потом уже разбираться, почему ему пришло в голову совершить самоубийство столь экзотическим способом. И у него почти получилось это сделать – почти, потому что в последний момент Ксенна небрежным движением выбила ногой саблю у него из рук и, соскочив с лошади, в два счета скрутила дюжего детину, уткнув его носом в дорожную пыль.