Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко

Берёзов поблагодарил с иронической улыбкой.

«Что же это такое, – думал он, – собрание ли это полоумных, полупомешанных фанатиков идеи оккультизма? Или, может быть, все они умышленно морочат друг друга, дурачатся и притворяются. Модное петербургское развлечение. Ну что ж! Позабавимся».

– Господа, пора начинать сеанс, – объявил хозяин.

Электричество загасили, оставив одну лампочку, которую покрыли голубым колпаком. В комнате разлился мягкий приятный свет. Медиум сел на диван. Гости, усевшись на стулья, расположились недалеко от него полукругом. Наступила полная тишина. Медиум сидел неподвижно минут пять. Вдруг голова его откинулась назад, веки закрылись, лицо побледнело, и по всему телу прошла судорога. Неприятно подействовал на слух звук медленно и долго втягиваемого в себя медиумом воздуха сквозь судорожно сжатые зубы.

– Здравствуйте, – послышалось приветствие, произнесённое глухим голосом, очень мало имевшим сходства с голосом медиума, – сегодня я намерен сказать вам несколько слов о том, как трудно человеку бороться с его животными страстями. Если кто из вас захочет задать мне вопрос, если что не поймёт, я отвечу, я дам разъяснение.

Вслед затем полилась плавная речь о человеческих страданиях, о людской скорби, о величии и милосердии Бога.

Берёзов слушал и не верил своим ушам. Ему казалось, что перед ним великий проповедник, какого в жизни он никогда не слышал. Какие великие истины, какие философские размышления и выводы, так просто и ясно излагаемые, какие дивные примеры. И какое знание человеческой жизни. Таким жизненным опытом может обладать только много перенёсший в жизни глубокий старец.

Говорил медиум без перерыва больше часа. Когда он остановился, кто-то задал чисто философский вопрос, на который быстро получился ясный ответ. Задал вопрос и Берёзов и в свою очередь получил ответ, вполне его удовлетворивший. Наконец, медиум умолк. Минуты через две он встряхнулся, приложил руку к глазам, пожаловался на ощущение сильной ломоты в глазах и потянулся к стакану с водой.

– Маленький перерыв, – объявил хозяин, освещая комнату полным светом электрической люстры.

Все шумно стали разговаривать и делиться впечатлениями. Медиум начал весело болтать с кем-то о последнем спектакле.

Берёзов смотрел на него изумлённо. Ему не хотелось верить, что это говорит тот же человек. Он подошёл к Белову.

– Помоги мне, Василий Иванович, разобраться в моих впечатлениях. Произошло что-то невероятное, невозможное. Слышишь, какую он теперь ведёт светскую, легкомысленную болтовню? Неужели он умеет так притворяться? Нет, мне кажется, что так морочить невозможно. Дай мне объяснение и с оккультной, и с научной точки зрения.

– Мы, последователи оккультизма, верим, что в медиума вселялся великий дух, получивший миссию укрепить нас в вере. Учёные объясняют, что во время транса мозг медиума приобретает особенную интенсивность, допускают, что во время транса психическая энергия медиума временно сообщается с психической энергией какого-нибудь учёного, философа, богослова и черпает его сведения, его мысли, которые и передаёт.

– Так или иначе, – ответил Берёзов, – но я, во всяком случае, с глубоким интересом, с наслаждением слушал замечательного, гениального проповедника-пророка. На меня речь медиума произвела громадное впечатление.

Через четверть часа уселись опять. Когда медиум впал в транс, он заявил, что опишет последнюю страничку из прежней жизни одного из присутствующих. Медленным, слабым голосом он начал повествование.

– Ночь. Хмурое свинцовое небо. Море, беспредельное море начинает стихать. Долго оно бушевало. Теперь слышались только отдалённые стоны. Точно выражало ужас и горевало это море, которое по повелению Бога было источником всего живущего на земле: и растений, и животных, и людей. Оно горевало, зачем развилось так много злых людей на земле? Оно было бы готово безжалостно наказать, поглотить их. Однако оно не смеет сделать этого, потому что оно не может идти против божественного предопределения. Человек будет существовать на земле до времени известного одному Богу. Человек будет продолжать грешить, потому что Бог дал человеку вместе с разумом и свободную волю. От самого человека зависит идти по тому или иному пути.

Вот море совершенно стихло. Настал покой и тишина. Природа точно замерла. Темно. По берегу моря крупными решительными шагами идёт какая-то женщина. На голове – низко спущенное на лоб сомбреро, на плечи накинут плащ. Бронзовый цвет лица, нос с горбинкой и миндалевидная форма глаз изобличают в ней местную уроженку, мексиканку. Кулаки её гневно сжаты, почти сросшиеся между собой брови нахмурены, и чёрные глаза свирепо сверкают в темноте.

– Почему он не пришёл? – гневно шепчут её губы. – Неужели он уехал?! Не простившись со мной! Нет, этого он не мог бы сделать… И как он смеет противиться моей воле! Если я хочу, он должен сделать то, чего я требую… Так жестоко, так подло меня обмануть… Изнывал, клялся в любви. Поверила. Полюбила. И вдруг оказывается у него жена… Там в Европе. Недаром тётка Барбина твердила, что европейцам верить нельзя… Неужели мне не суждено быть его женой!

Но я хочу, и этого достаточно! Он должен избавиться от той, он должен её убить! Ни одна женщина, кроме меня, не должна предъявлять какие бы то ни было права на него. Он не смеет думать о какой бы то ни было другой женщине, кроме меня! Я хочу обладать им всецело. Он или мой, или ничей!

Из соседней комнаты не слышно было ни звука. Сквозь щели запертой двери оттуда пробивался свет, который слабо оттенял стоящую неподвижно на одном месте женщину и ложился на полу как бы кровавыми полосами.

По песку глухо раздались торопливые шаги. Женщина злорадно усмехнулась и, не шевелясь, продолжала стоять как мраморное изваяние.

В комнату нерешительно вошёл мужчина и, увидев фигуру женщины, остановился. Это был красивый молодой человек, европеец, в богатом мексиканском костюме. Узнав неподвижно стоявшую, он снял шляпу, бросил её вместе с плащом на устроенную около стены постель и двинулся к женщине с раскрытыми объятиями…

– Прочь! О, я знаю, ты очень любишь целовать женщин, несмотря на то, что у тебя есть жена! Мой поцелуй ты получишь только после её смерти… Что же?! Согласен?

– Я не могу…

– Ты должен! Я так хочу!

– Ты знаешь, что я люблю тебя, Марикитта, что для тебя я на всё готов! Но убить человека, убить женщину… Я не могу.

– Понимаешь ли ты, что твоя жизнь висит на волоске. Если тётка Барбина услышит, что ты пришёл сюда, я не ручаюсь за твою голову. Разве ты не знаешь, какая опасность грозила тебе вчера ночью?! В последний раз говорю тебе: ты должен!

Женщина говорила страстным, сердитым шёпотом, сильно жестикулируя. От тени, бросаемой её колеблющейся фигурой на световые полосы на полу, казалось, что цвет полос сгущается и расплывается. Теперь тёмные полосы нельзя было отличить от крови, которая как бы текла по полу.

– Что же ты молчишь? Отвечай!

– Смерти я не боюсь! Я тебя люблю. Делай со мною, что хочешь, но никого убивать я не буду.

Женщина гневно топнула ногой и громко вскрикнула: «Пеняй же теперь сам на себя!»

С этими словами она скрылась за дверь, за которой, по её словам, спала тётка.

Мужчина уныло опустил голову на грудь.

«Ужасная женщина! – размышлял он. – Как сильно я её ненавижу! К несчастью, в то же время я ещё сильнее её люблю. Чувствую, что погибаю, но не могу её покинуть. Уверен, что эта страсть опасна, и прихожу сюда… Как она зла!.. Нет, ни за что, чтобы мне не грозило, я не исполню её требования. Что же мне делать теперь?! Выхода никакого… Однако, как я устал, измучился. Какое-то недомоганье».

Он вяло опустился на постель и, закинув руки за голову, лёг на спину. Страшная бледность разлилась по его лицу. Он впал в забытьё.

Из другой комнаты тихо отворилась дверь, и на пороге показалась с распущенными седыми волосами костлявая старуха. Глаза её сверкали. Тихими неслышными шагами она подкралась к лежавшему без движения человеку, и зловещая улыбка исказила и без того её страшное злое лицо. Быстро вышмыгнула она из комнаты наружу и через несколько минут возвратилась с каким-то ящичком, который поставила на грудь лежавшего в бессознательном состоянии возлюбленного своей племянницы. Открыв крышку ящичка, она отскочила и громко захохотала.

Мужчина очнулся. Он изумлённо широко открыл глаза. По-видимому, он не сознавал ещё, что с ним и где он.

– Ха-ха-ха! Ты любишь целовать чужих женщин, – кричала старуха, – вот сейчас ты получишь ещё один поцелуй! Только это будет последний, смертельный! Ха-ха-ха!

Мужчина поднял голову. В это время из ящичка высунулась голова змеи. Быстро скользнув вперёд, змея впилась острыми зубами в шею человека.

Он судорожно схватил её, но змея продолжала кусать.

– Испугался! Ха-ха-ха! – раздавался хохот.

У человека руки беспомощно разжались и повисли. Голова упала. Он умер… Кругом стояла тишина, которую резко прорезывал непрекращающийся дикий хохот.

Это была предыдущая жизнь Изсахара.

Медиум умолк. Опять поднялся общий говор. Хозяин объявил об окончании сеанса и пригласил всех в столовую к ужину.

– Вот какой ты был ловелас в предыдущей твоей жизни, – сказал, шутя, Белов Берёзову.

– Неужели ты серьёзно веришь в такое перевоплощение? – ответил ему вопросом Берёзов.

– Конечно. Чем ты, например, объяснишь такой случай. Ты в первый раз приезжаешь куда-нибудь далеко, заграницу, и вдруг узнаешь, что раньше здесь бывал. Ты наводишь справки, не лежал ли в известном месте громадный камень, и с изумлением узнаешь, что камень этот сорок лет тому назад разбили и убрали. Это значит, что в прежней жизни ты был в этой местности.

– Я могу такому факту дать и другое объяснение. Может быть, в той местности был один из моих предков. Если мы знаем, что на потомство переходят по наследству внешние признаки тела, почему нельзя предположить, что часть мозга, в которой, как в архиве, отложилось известное впечатление, не могла передаться потомству с этим случайным оттиском?

– Если бы ты побывал несколько раз на наших сеансах, послушал бы откровения и прочёл бы побольше книг об оккультизме, и ты поверил бы.

Хотя Берёзов и старался критически отнестись ко всему услышанному, тем не менее сеанс произвёл на него большое впечатление. Возвратившись домой, он долго не мог уснуть.

«И нужно же было этому медиуму рассказать именно о моей прежней жизни, – раздумывал он, – и как раз тогда, когда я задумал жениться. Женщины – загадка. Кто знает, какова будет моя семейная жизнь. Буду ли я счастлив? Да и суждено ли ещё мне жениться?»

На следующий день с тяжёлым предчувствием какого-то несчастья он уехал в деревню.

Не успел Берёзов приехать домой, как сейчас же полетел к невесте. Встреча была самая радостная. Долго и оживлённо они болтали, перебивая друг друга, и, не доканчивая разговора об одном предмете, перескакивали к другому. Наконец, когда они немного успокоились, невеста попросила жениха дать ей подробный отчёт о том, где он был и что видел.

Рассказывая о театре, выставках и музеях, Берёзов упомянул и об оккультном сеансе.

– Ах, это очень интересно, – перебила Машенька, – мы в институте гадали при посредстве блюдечка. Очень много правды говорило нам блюдечко. Мы потом как-нибудь попробуем с тобой погадать, а теперь расскажи, что было на сеансе.

Берёзов рассказал о всём, что слышал и, обладая хорошей памятью и красноречием, ярко нарисовал картину с Марикиттой.

– Это имя мне очень нравится, – заявила невеста, – с этого момента ты должен звать меня не Машенькой, а Марикиттой.

Через несколько дней Машенька объявила жениху, что она гадала при помощи блюдечка и что по азбуке вышло, что в прежней жизни Марикиттой была она, Машенька. Берёзов остался этим очень недоволен и попросил её родителей не позволять ей больше заниматься гаданием. Невеста надула губки и пообещала наказать его.

Проснувшись однажды утром, Берёзов нашёл у себя в кабинете письмо от невесты и корзину.

«Посылаю тебе нечто, – читал Берёзов, – так как это мой первый подарок, я очень прошу беречь его. Ну, не сердись, мой милый! Я ведь пообещала наказать тебя и теперь только исполняю своё обещание. Приезжай скорее. Тебя ждёт твоя Марикитта».

Улыбаясь, открыл он крышку корзинки и отшатнулся. В ней лежало чучело гадюки. Сначала Берёзов рассердился на глупую шутку, а затем вынул набитое соломой чучело с двумя оскаленными зубами и повесил его над своей кроватью. Он был слишком влюблён, чтобы сердиться. В тот же день примирение было закреплено поцелуями.

Прошёл месяц, и приближался день свадьбы. Вдруг невеста простудилась и слегла. Вызван был доктор. Сильный жар не проходил, и через неделю ей стало хуже.

Берёзов был страшно расстроен. Целые дни он проводил в доме невесты и домой уезжал только ночевать. Возвратившись на седьмой день поздней ночью, он долго бродил по комнате. Невесёлые мысли тяготили его голову. Улёгшись на постель, он заложил руки за голову и продолжал думать. Вдруг он впал в какое-то особенное состояние. Он почувствовал удивительное спокойствие и невыразимую лёгкость тела. Ему почему-то захотелось летать. Как ни дика казалась эта мысль, у него явилось сознание, что стоит лишь ему пожелать, и он полетит. Он двинулся вперёд и внезапно остановился. На постели он увидел своё бледное, измученное, неподвижно лежавшее тело.

«Пусть тело отдохнёт, – пронеслась мысль, – я ведь отлучусь ненадолго. Слетаю только к Марикитте».

Свободно проник он сквозь стены и легко полетел в пространстве. Вот и дом невесты, вот её спальня, вот её бледное, неподвижное тело. Сама она неслась к нему навстречу.

«Как я рада тебя видеть, – без слов говорила она ему, – я ведь прежняя Марикитта, люблю тебя горячо и опять, как и тогда, с нетерпением жду дня, когда я стану твоей женою. Боюсь только Барбины, злой дух которой ненавидит тебя и хочет помешать нам соединиться».

Он только что хотел успокоить её, как заметил подкрадывающееся к нему бестелесное чёрное существо, нечто, напоминающее чёрную кошку с длинными острыми когтями. Глаза её горели каким-то адским пламенем.

– Защити меня! Это Барбина! – с испугом произнесла Марикитта и прижалась к нему.

Барбина в это время бросилась к нему на грудь. Он пришёл в страшное возбуждение и опрокинул злое существо навзничь. Вдруг он увидел змею. Он схватил её и с бешенством стал прижимать голову змеи к горлу Барбины.

«Ты умертвила меня тогда змеёй, а теперь я тебя задушу ею», – пронеслась у него мысль. Он ничего больше не сознавал и всё давил и душил.

Зазвенел внезапно адский хохот:

– Ха-ха-ха! Ты хотел задушить меня, а между тем удавил Марикитту!

Он разжал руки. Злого существа не было. Оно исчезло. На постели лежало безжизненное тело Марикитты с двумя кровавыми ранками на шее от зубов змеи.

Наступил мрак, и всё исчезло.

Было уже утро. Берёзов проснулся с крупными каплями холодного пота на лбу.

VII.

– Какой ужасный у меня был кошмар! – прошептал он. В это время он с изумлением увидел, что он одною рукою крепко сжимает чучело змеи, по-видимому, свалившееся со стены. С отвращением далеко отбросив змею, взволнованный Берёзов быстро вскочил, оделся и тотчас же поспешил к больной.

Подъехав к дому невесты, он сразу догадался о постигшем несчастье. Его встретили молча, со слезами на глазах. Не помня себя от горя, он бросился в спальню больной и увидел труп.

В безумной пляске вихрем вертелись мысли у него в голове. Сон мешался у него с действительностью. Он не мог дать себе ясного отчёта – бодрствует ли он теперь или продолжает ещё бредить во сне.

– Это я, я убийца! – с ужасом шептал он. – Но ведь я хотел задушить не её, а злую Барбину.

Его увели в другую комнату. Не успевший ещё уехать доктор, подавая стакан воды, уговаривал его успокоиться, объясняя, что у умершей было не особенно здоровое сердце, которое не выдержало высокой температуры.

– Вы не знаете того, что произошло, – твердил Берёзов, – это я, несчастный, её задушил. Если это неправда, так почему же у неё две ранки на шее? Это след от зубов змеи, которой я её задушил.

– Успокойтесь. У вас от горя развивается болезненная фантазия. Никаких ранок нет, и никто их не видел.

– Не видели потому, что опущена голова. Вы приподнимите голову и увидите на шее два знака.

Чтобы доказать всю нелепость бреда Берёзова, доктор привёл его опять в спальню, подошёл к умершей и приподнял её голову. На шее были два маленьких красных пятна.

Берёзов дико вскрикнул и упал в обморок. Он заболел нервной горячкой. Надежд на спасение его было очень мало, но крепкая натура выдержала, и он выздоровел. Как только силы его восстановились, он с увлечением стал заниматься изучением оккультных наук, надеясь получить какую-нибудь весть из загробного мира от своей невесты.

На вопросы о происхождении знаков на шее умершей доктор отвечал, что, по всей вероятности, это были трупные пятна. Допускаем также и возможность, что больная в бреду могла сама себе оцарапать шею ногтями. На вопрос же, откуда Берёзов мог узнать об этих пятнах, доктор разводил руками и говорил, что нельзя отрицать иногда случающихся фактов ясновидения, точного объяснения которых современная наука ещё дать не может.