Секрет для двоих: в поисках Шангри-ла

Волею судьбы английскую шпионку и советского разведчика, заносит в Тибет. Вместе им придется не только собрать волшебные артефакты, попутно влюбившись друг в друга, но и не дать немецкой экспедиции отыскать путь в затерянную страну под названием Шангри-ла.

Кораблева Диана. «Секрет для двоих: в поисках Шангри-ла»

Памяти моего отца.

Папа – я буду любить тебя вечно…

Что такое красота? Скажете: «красивая ваза»! Нет? Слишком просто. Равным образом и противоположность-это не две крайние точки отрезка, и не два противоположных берега реки. Это нечто общее. Что же, спросите вы? Я тоже хочу узнать. Давайте разбираться вместе.

В этой книге, наряду с вымышленными персонажами встречаются исторические личности. Их судьбы переплетаются, но это всего лишь плод моей фантазии. А может быть, и нет. Кто знает? Мне давно хотелось написать историю о величественных Гималаях, и народностях проживающих на этой территории. А также окунуться в мир легенд о загадочной стране Шамбала.

В романе, изначально задуманным, как рассказ о советском разведчике, события разворачиваются в 1928 году. Тогда еще не существовало такого понятия, как «фашизм», он только зарождался. И пусть меня простят немецкие граждане за то, что некоторые герои в книге являются антагонистами.

Отдельное спасибо Творцу, что создал великого человека – художника, мистика, писателя и археолога Н.К. Рериха – за его жизнь и моё вдохновение.

Секрет для двоих: в поисках Шангри-ла.

Пролог

Одесса. Осень 1917 года.

Одесса всегда была неповторимой. Красивая архитектура, разноцветные бельгийские электрические трамвайчики, издающие трель «стоп-сигнала». Зеркальные витрины иностранных магазинов, газетные типографии, черные стеклянные доски со строгими золотыми надписями на фасадах банков и акционерных обществ. Оперный театр, Александровский сад. « Южная Пальмира» Российской Империи.

Этой осенью она страдала, и даже золотые каштаны не радовали глаз. Одесса была «в огне», «в огне» зарождающейся революции. Власти в городе менялись чуть ли не каждый день. Социал-демократы, анархисты, красные, белые, левые и правые – все смешалось. Еще и погода была ветреная и холодная.

На ступенях Каменной лестницы стояла молодая девушка. Даже подросток, по нынешним меркам. С моря подул ветер и унёс с головы её шляпку из фетра и черного бисера. Шляпка сначала взмыла в воздухе вверх, а затем, кружась, стала лететь над ступеньками вниз. В глазах полных усталости и печали последних недель, появились блестящие капельки слез. Она была готова расплакаться вновь. Как и пять дней назад, когда пропал её любимый младший брат. « Статский советник найдет его,-успокаивала на следующий день девушку её тетя. – Он уже телеграфировал об этом твоему батюшке. – Алекс – маленький, и болезненный. Это моя вина. Я должна была о нем заботиться!-отвечала девушка, хлюпая носом. Когда-то, еще совсем недавно, ее смех заражал радостью и энергией всех и каждого, кто оказывался с ней рядом. Теперь она даже не улыбалась. – Ты сама еще совсем дитя. Уж если кого и винить, так это меня, и нашего верного Никитку. Это мы не уследили…» Оставаться в Харьковской губернии было небезопасно, и уже следующим утром они оправились на юг. Им приходилось лишь уповать на Господа Бога, что мальчишку найдут целым и невредимым.

Смахнув слезы, от внезапно нахлынувших воспоминаний, девушка побежала по ступеням вниз за своей шляпкой. Её тетя Лиза и верный Никитка, остались стоять рядом с бронзовым памятником герцогу де Ришелье.

– Ваша шляпка, сударыня! – окликнул её молодой человек. Он стоял метрах в двух от неё, вниз по лестнице, и протягивал руку с головным убором. На вид он был с ней одного возраста. Совсем мальчишка. В потертых брюках и жилетке, с кепи на голове. Он сначала разглядывал её шляпку, аккуратно держа в руках, а затем поднял свой взгляд на нее. Его темно-карие, почти черные глаза, обрамленные длинными, такого же цвета ресницами, застыли, разглядывая девушку.

Боже милостивый! Он никогда не видел таких прекрасных глаз. Они были бирюзово-зеленого цвета! Почти изумрудного. Большие, с пышными ресницами уходящих немного вверх, вдоль линии века. Он еще много лет спустя, вспоминал эту минутную встречу и эти волшебные глаза.

– Спасибо,– ответила она, протягивая руку за своей шляпкой.

Мальчишка не спешил отдавать головной убор его хозяйке. Он продолжал разглядывать девушку. Невысокая, даже несмотря на то, что она стояла на пару ступеней выше, он все равно, на «целую голову» возвышался над ней. В новом муслиновом платье и красивой шерстяной накидке. Она явно была не из простых. Не ровня ему. Ветер растрепал её золотисто-огненные волосы, которые волнами падали на плечи.

– Что такая достопочтенная дама, делает здесь одна? – пытливый взгляд темных глаз буравил молодую девушку.

Она немного помолчала, потом оглянулась наверх, к началу лестницы. Тетя и Никитка уже спускались следом за ней.

– Я не одна. Я путешествую с тётей и дядей.

Молодой человек вручил ей шляпу, как-бы колеблясь. Он был таким смуглым и таким худым, что девушка невольно вспомнила про своего болезненного брата. Ох, уж эти предательские слезы…

– Не лучшее время для путешествий вы выбрали! Город делят между собой власти и банды. А молодым, красиво одетым девушкам вроде вас, так вообще не стоит показываться на улице.

– Спасибо, я это учту,– ответила она, прижимая к себе шляпку. – Мы скоро отплываем. Путь наш лежит в порт,– девушка взглядом указала на доки внизу.

Тетя Лиза уже была рядом. Мальчишка развернулся, чтобы уйти, но напоследок предупредил:

– Я бы на вашем месте в порту, тоже был осторожней, там много невоспитанных матросов!

«Ох, уж эти изумрудные глаза, с застывшими в них слезами. Хоть стихи им посвящай!»– замечтавшись, парень скрылся из вида.

Палестина 1924 год.

На пароходе, подплывавшем к берегам израильского города Хайфа этим вечером, было шумно. Работали казино, играла музыка. Красивые женщины в ярких платьях пили шампанское, заигрывали с британскими офицерами и танцевали чарльстон.

Огромный зал с хрустальной люстрой, свисающей с потолка словно волосы «Медузы», был обшит золотыми фресками. А пол полностью покрывал персидский ковер красного цвета.

Еврей-эмигрант устроился в одном из залов казино, за столом для игры в макао. Азартная игра была запрещенной, поэтому вокруг столика посторонних глаз не было. Напротив сидел английский лорд со своей свитой, состоящей из трех офицеров британской королевской гвардии.

Еврей казался излишне громоздким и неотесанным в окружении столь высокопоставленных людей. Толстое брюхо и блестящее от пота лицо обрамленное черными пейсами1, ( 1 Пейс– длинные неподстриженные пряди волос у верующих евреев), выглядывающих из-под черной шляпы, создавали отталкивающее впечатление.

Люди за столом говорили вкрадчиво, посматривая по сторонам.

Музыка заглушала их беседу. Еврей обратился к аристократу на английском языке, коверкая слова:

– Картина здесь, со мной,– он похлопал рукой по черному кейсу, лежавшему на коленях, зажатым между его животом и дубовым столом оббитым зеленым бархатом.

– Мне нужно на неё взглянуть,– ответил оппонент. Звали его лорд Стенли Томас. Он был графом и полковником Его Величества короля Георга V.

– Конечно-конечно,– чёрные глазки еврея «забегали по сторонам», когда он принялся открывать кейс.

Толстяк достал свернутое в «трубку» полотно. Все за столом замерли, когда он развернул картину. На ней была изображена пышная светловолосая женщина, с неприкрытой грудью, смотревшая в зеркало, которое держали херувимы.

– Тициан…,– ахнул лорд Стенли.

Еврей поспешил спрятать картину назад в кейс.

– Как вам удалось вывезти её из России?– спросил граф.

– Община секретов не раскрывает,– улыбнулся еврей.

– Что вы хотите за неё?– продолжил лорд Стенли.

– Сто тысяч фунтов стерлингов в британских облигациях на предъявителя.

– У меня при себе нет такой суммы.

– Через полтора часа мы сойдем на берег, уверен, там вы сможете связаться с вашим банком.

Лицо еврея все больше покрывалось потом.

Один из офицеров наклонился к лорду и что-то шепнул ему на ухо.

– Да, но мне напомнили, что здесь, на корабле имеется галерист,– взгляд голубых глаз лорда пронизывал толстяка насквозь,– давайте проверим полотно на подлинность. Не хочу, чтобы на берегу, меня ждал неприятный сюрприз.

За галеристом послали самого младшего офицера. Лондонский эксперт в области живописи сидел в соседнем зале, за круглым столом. Он наблюдал за кабаре, отплясывающим на сцене, и курил кальян. Молодой офицер наклонился и что-то прошептал ему на ухо. Вместе они вошли в казино, и теперь эксперт в области живописи, сидя между евреем и лордом, рассматривал картину.

– Это очень похоже на подлинник! – в итоге изрёк он. Глаза его светились, руки потели от возбуждения. – Подумать только – Тициан! «Венера с зеркалом»!

Галерист также работал реставратором в британской галерее искусств. После Первой мировой войны многие шедевры были выкрадены из музеев и частных коллекций, а некоторые навсегда утеряны. Поэтому он путешествовал и давал консультации музеям и коллекционерам по всей Европе вот уже целый год.

– Не так давно, я был в Турции. Говорили, что месяц назад, на черном рынке в Константинополе всплывала эта картина. Но, чёрт бы меня побрал! Вот она, здесь! Передо мной! – восклицал эксперт. – Но для более точных выводов мне нужен мой чемодан с инструментами. Пройдёмте со мной, они у меня в каюте.

Еврей выглядел недовольным, но пошел следом за реставратором и остальными. Мало того, что он был толстым, так он еще и на целую голову возвышался над остальными. В каюте у реставратора, он заслонил собой всё свободное пространство. Лорд Стенли брезгливо поглядывал на толстяка. Ему казалось, что пот с его еврейской шеи, скоро начнет капать на ворот его отлично сшитого красного мундира.

После определенных манипуляций с картиной, и бормотания, о гризайли и зернистости холста, галерист, наконец, вынес свой вердикт:

– Это подлинник! Хотя я и возьму немного покрытия для химического анализа… – он достал палочку и прозрачную колбу из своей сумки с инструментами.

– Это не повредит картине?!– взвыл еврей.

– Ни сколько,– ответил реставратор, пространственно глядя, будто сквозь него. В ушах у эксперта стоял гул от сердцебиения. Подумать только, он прикасается к самому Тициану!

Когда они все вместе вышли из каюты реставратора, вдали уже видно было берег. Хайфа светилась огнями. Неподалеку от них, на борту парохода, поверх ограждающих перил, влезла молодая девица, в коротком платье и накинутым поверх её плеч мужским пиджаком. Она, очевидно, была пьяна. С криками: – Ненавижу тебя, Абрам!– отпустила руки и выбросилась за борт корабля.

Все стояли, опешив, какое-то время. Толстый еврей оглядывался на окружающих, понимая, что девушку нужно спасать. Однако никто из британцев не поспешил ей на помощь. Со словами:

« А, к черту…!» – он скинул с себя шляпу и бросился вслед за девицей. – И подержите пять минут мой кейс, – добавил он, обращаясь к галеристу. Через секунду он летел головой вниз с палубы так, будто он всю жизнь был пловцом, а не толстым еврейским эмигрантом.

Он долго не мог найти в воде женщину, а когда отыскал, и поднял вверх из-под толщи воды, с палубы уже сбросили для них два спасательных круга.

Добравшись до кормы, он сначала передал мокрую леди, в руки офицеров, а затем стал перелазить через борта сам.

Леди была жива, здорова и в сознании. Уже протрезвевшая, она искала глазами своего спасителя, и никак не могла отыскать. В это время мокрый толстый еврей пытался забрать свой кейс из рук реставратора, и незаметно отступить назад.

Наконец девушка встретилась взглядом со своим спасителем, и вдруг стала меняться в «лице». Её улыбка стекала, как вода с её волос.

– Какого черта!– воскликнула она, что на леди было совсем не похоже, и часто заморгала глазами.

Все присутствующие, включая кое-кого из команды лайнера, обернулись по направлению её взгляда, и уставились на еврейского толстяка. Пейсы на его лице отклеились, намокшая подушка, изображавшая накладной живот сползла. Перед ними стоял высокий, широкоплечий и кареглазый мужчина. Лет тридцати, не больше. И без единого намека на жир – сквозь прилипшую к телу мокрую одежду, вырисовывались рельефные мышцы живота и рук. Он выхватил из рук галериста свой кейс, и со словами: « Кажется это моё!» – пустился по палубе наутёк от офицеров.

Моргнув, лорд Стенли, только и успел скомандовать:– Взять его!

Но молодой человек, оттолкнув одного, и перепрыгнув через двоих, спрыгнул за борт корабля и исчез в темных водах Средиземного моря.

Позже лорд Стенли Томас узнал в нем английского шпиона, по прозвищу Джек, а еще позже ему рассказали, о неравнодушном к милым дамам, Советском двойном агенте Максе Сафирине, который является мастером перевоплощений.

Лондон. Великобритания. 1925 год.

Штаб-квартира МI6.

Джордж Смит Саллинг сидел во главе круглого стола с монолитной дубовой крышкой. Вот уже третий час проходило секретное совещание с высшими чиновниками Британской империи и Адмиралтейства. Вначале собрания обсуждался вопрос, возникший вокруг Германской империи. По всем предпосылкам дело шло к началу нового вооруженного конфликта. Германская республика, охваченная революцией, и распавшаяся Австро-Венгерская республика уже не представляли большой угрозы для Британии. Однако, не стоит забывать и том, что бывшие союзники из Антанты, могут поменять свою точку зрения. Страна, обладающая таким количеством колоний, каковой является Британия, сильный противник, и в то же время «лакомый» кусочек для остальных стран. Таким образом, вчерашних союзников перестали посвящать во внутренние дела. Так же как и высшее руководство империи, МI6, не посвящало в свои внутриведомственные дела. Распустив большую часть собравшихся, Смит и его команда за один вечер успели выявить пять кандидатов для вербовки в разведку. Сейчас вопрос решался о последнем – Энн Уилсон. Он не знал, как следует поступить с ней. Попросив всех выйти, Смит решил доверить её дело, только Кендриксону, который все это время сидел в углу, позади шефа, глядя в окно.

Агент Кендриксон, был помощником Смита, так называемым «белым воротничком». В свои тридцать пять, он уже успел зарекомендовать себя, как опытный агент, умевшего хранить в голове бесчисленное количество информации. От самой бесполезной, до совершенно секретной. Его мозг был архивом и алгоритмом одновременно. При этом выглядел он слегка комично: рыжий, с веснушками и светлыми усами, недавно появившимися у него под носом. Придававшие ему, британский аристократический вид, как считал он сам. Агент любил носить всё клетчатое или полосатое – брюки, рубашку, галстук, чтобы визуально удлинить себя, и спрятать предательское брюшко, появившееся из-за сидячей работы.

Кендриксон повернулся к шефу, готовый выслушать досье мисс Анны Уилсон.

– О, Господи!– воскликнул Джордж Смит Саллинг, глядя на помощника.– Твои усы стали еще больше! Это что, пушной зверёк сдох, или – герпес у тебя под носом?!

Кендриксон улыбнулся: – Это моя гордость, сэр!

– Боюсь, что с этим не согласиться ваша жена.

– Вы правы, сэр. Поэтому уже месяц я сплю на диване. Но я уверен, что скоро она привыкнет ним.

– Лучше бы ты использовал усы, только для конспирации!

– Я никогда не покину штаб, вы же знаете, что для полевой разведки я не самый подходящий кандидат.

– Поэтому обрати внимание вот на эту персону (Смит принялся зачитывать досье мисс Уилсон):

– «Окончила Дублинский университетский колледж. Изучала науки о жизни и медицине, естественные науки. Владеет в совершенстве: итальянским, русским, немецким и французским. В колледже возглавляла женскую команду по футболу, занималась фехтованием, играла в театре самодеятельности. Из детства мало, что известно, Энн Уилсон – сирота. Она даже пыталась, поступить в Кембридж, однако, понятно, что без влиятельных покровителей – это невозможно. К тому же там недолюбливают женщин абитуриентов. Во время Первой Мировой – помогала в госпитале ухаживать за больными…»– Смит остановился.

– Кендриксон! Ты слушаешь?– Кендриксон, будто «летал в облаках».

Чтобы достучаться до сознания Кендриксона, постоянно, что-то обдумывающего, частенько, все приходилось повторять по несколько раз.

– Да-да, сэр,– протяжно ответил агент, накручивая ус и поглядывая куда-то в сторону. Джорджа Смита Саллинга – это выводило из равновесия. В свои пятьдесят, Смит, в отличие от Кендриксона, был высок, подтянут и так как, половину своей жизни он был военным – невозмутим. Однако его помощник умел вывести его из себя, ничего при этом не делая. Но он прощал ему многое, даже отказ от выполнения полевых заданий, потому что больше ни у кого в ведомстве так не «варила голова».

– Что ты вывалил своё пузо?– сердился Смит Саллинг. – А ну-ка выровняйся!

Кендриксон заёрзал на стуле, и как ему казалось, выровнялся, хотя это оставалась его прежняя поза.

Смит продолжил повторять досье, вставая из-за стола. Он и без того высокий и широкоплечий, любил носить серо-голубые костюмы, какие носили голливудские звезды . Удлинённый пиджак с подбалочниками, брюки со стрелками, белые остроносые туфли и шляпу с приплюснутой с двух сторон тульей. Смит Саллинг подошел к вешалке, взял шляпу и стряхнул с неё невидимую пылинку. Так он её любил.

– За эту девушку похлопотал Сабатини.

Кендриксон оживился:

– Тот самый Сабатини?!

– Да, – ответил Смит, улыбаясь, переводя взгляд со шляпы на своего помощника. – Рафаэль Сабатини. Он утверждает, что девушка была одним из участников его спиритических сеансов и даже опробовала на себе автоматическое письмо2 . (2.Автоматическое письмо – человек, находящийся медиумическом трансе, может контролировать всё, кроме своей руки.)

– Энн Уилсон училась в Дублине. Нужно проверить, не связана ли она с ирландской контрразведкой,– Кендриксон так разнервничался, что встал и начал поправлять свои полосатые брюки и шерстяной клетчатый жилет. И сразу же сел обратно.

– Вот этим ты и займись,– констатировал Смит. – Если будешь в ней уверен, будешь отвечать за её обучением в нашей академии.

Кендриксон раскраснелся:

– После обучения будем пробовать её в полевых условиях?

– Да, – ответил Смит. Он стоял напротив винтажного зеркала, украшающего его кабинет, и одной рукой надел на голову любимую шляпу. Нечто похожее на улыбку на один миг озарило его невозмутимое лицо.

– Будем делать из неё агента?– переспросил помощник.

– Посмотрим,– ответил Смит Саллинг, глядя на Кендриксона сквозь зеркало, и загадочно улыбнувшись, вышел из кабинета.

Глава 1.

Тибет. Плато Чантанг. Весна. 1928 год.

20 км до Лхасы.

Буддийский монах по имени Симкха медитировал. Не в духе монахов жаловаться, вслух он не обронил ни слова, однако в душе проклинал зверский холод, проникший в каждую клеточку его тела. Снаружи его далеко не зимней палатки лютовала снежная буря. По ощущениям, мороз был крепким, градусов тридцать. Было бы чуть теплее, не будь его голова бритой. Однако, Николай Константинович, возглавлявший экспедицию в столицу Тибета, Лхасу, любезно одолжил Симкхе меховую шапку. Так он и медитировал, завернувшись в свою кашаю 3 (3 Кашая – традиционная одежда буддийских монахов) и с теплой шапкой на голове.

Месяц назад в долине Шенди, он присоединился к экспедиции русского художника и археолога Николая Рериха, следовавшего в столицу Тибета. Николай Константинович изучал фольклор гималайских народностей, писал эскизы будущих картин, занимался раскопками. Его жена и сын, сопровождая его, делились своими рассказами с группой и записывали наблюдения от путешествия. Их путь лежал во дворец Потала, в столице Тибета. Он представлял для Рериха, как культурную, так и историческую ценность. Все бумаги были собраны, пошлины оплачены, с помощью американской стороны. Ради этого Николай Константинович с сыном даже пересекали океан, в надежде на спонсора из Нью-Йорка. И все получилось, пока их на этом плато не остановил небольшой отряд тибетского ополчения. Вокруг возвышались массивные горы, с заснеженными вершинами, сквозили ветра. Местные наёмники, сопровождавшие исследователей, ушли в долину, в поселение, прихватив с собой вьючных животных экспедиционной группы. Пятеро русских погибло. Двое (один ученый и один военный) – решили вернуться назад в Шенди. А оттуда добираться в Монголию. Оставались только Николай Васильевич, его жена, сильно заболевшая бронхитом, сын Юра, молодой полковник Никита Красновский, обеспечивавший охрану группы и монах, направлявшийся в Лхасу, чтобы встретиться с Далай-ламой.

Тибетский генерал, получив инструкции из столицы, не дал экспедиции разрешения следовать дальше. Это был тяжелый момент путешествия. Они были в снежном плену. Местным жителям не разрешали продавать еду. Оставшиеся животные из каравана – погибли. Надежды на положительный исход угасали с каждым днём.

Николай Константинович, сам себя назвавший «западным ламой», дождался, пока Симкха закончит свою медитацию, чтобы обратится к нему.

– Мы вряд ли проживем еще хотя бы несколько дней здесь,– он говорил с монахом на «хинди».– Ты почти свой для них, ты можешь спуститься в деревню.

– Скоро все измениться,– ответил Симкха. – Я чувствую – завтра все измениться к лучшему.

Той же ночью, отряд тибетских повстанцев был полностью перебит немецкой экспедицией. С самого утра немцы отправились к Рериху и его группе.

Юра сначала услышал скрежет снега, доносившийся откуда-то со стороны долины, а потом увидел темный караван, возглавляли который, две механические машины на гусеничных колесах. Сзади шли навьюченные сумками и сундуками волы и яки. Он пошел им навстречу. В их летней палатке оставался отец, ухаживавший за больной матерью.

Слева к Юре подошел Никита Красновский. Он, несмотря на молодой возраст, дослужился до полковника. Это был его первый в жизни поход, но он прекрасно держался. Обмотанный тряпками и остатками от походной одежды, дабы не замерзнуть, он гордо держал осанку.

– Что это? – обратился к нему сын Рериха, имея в виду, возглавляющие колонну автомобили.

– Насколько я могу судить с этого расстояния – это французская разработка, снегоходы «Ситроен». Я видел такие во время войны.

– К нам приближаются французские военные? – испуганно спросил Юрий. Парень был чуть младше полковника. Походов он не боялся и был опытным путешественником. А вот люди. Люди его всегда пугали.

Красновский пытался нащупать рукоять револьвера. Руки плохо слушались его. Мысли в голове тоже путались. Во всем виноват проклятый холод.

Караван остановился метрах в двадцати от того места, где они стояли. Из первого «Ситроена», машина была праворульной, со стороны пассажира, вышел мужчина, лет сорока – сорока пяти. (Насколько можно было судить, ведь он был укутан в меха с ног до головы). Он направлялся к двум молодым мужчинам. Следом за ним шли еще несколько человек из второй машины. Понятно было, что в руках у них огнестрельное оружие. Оказавшись совсем близко, он обратился на ломаном русском:

– Обещаю, мы стрелять не будем. Нам нужно поговорить с Николаем Рерихом. Ведь он возглавляет эту экспедицию?

– Так и есть,– ответил Юра, переглянувшись с Никитой. Они узнали акцент. Человек напротив был немцем или австрийцем.

– Позовите его,– приказал мужчина.

Юра, разглядев одобряющий кивок головой от Красновского, пошел за отцом.

Симха следил за происходящим из-за створки своей палатки. Он внимательно разглядывал машины и людей. Они все казались ему великанами в своих меховых шубах и дубленках.

Николай Константинович вышел из своей палатки вслед за сыном. Немецкий оппонент, ожидавший его, не мог ни отметить, что Рерих выглядит, как тибетский монах. Странная черная шапочка, на восточный манер, оранжевая буддистская ряса, а сверху что-то наподобие пальто из натурального велюра, до самой земли. При этом глаза русского по национальности человека, были узкими, восточными. И еще эта длинная белая борода.

– Я Николай Рерих. Чем могу быть полезен?– спросил Рерих так, будто бы это человек напротив нуждался в помощи. А не его экспедиция застряла высоко в горах.

– Меня зовут Эрнст Шо́ффер,– обратился он к Николаю Константиновичу на немецком языке, зная, что собеседник им владеет. – А это – герр Рудольф Кёлер,– он указал на человека, стоявшего позади него слева. Жуткое лицо мужчины было обезображено шрамом. Он стоял ближе, чем все остальные из группы. – Я зоолог и дипломат этой миссии. А герр Кёлер – мой военный советник и телохранитель, – этим он намекал, что шутить с ними не стоит. Хотя никто и не собирался. Положение экспедиции Рериха итак было плачевным. – Сколько вас человек?