Широко открытыми глазами

Редактор Ольга Маркитантова

© Анастасия Александровна Вербицкая, 2021

ISBN 978-5-4496-4385-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кафе без вывески. В центре большого города, в старинном особняке, за тяжёлой кованной дверью. Изысканный интерьер, уютная атмосфера. За столиком в нише у окна уединились двое. Он слегка раздражён. Она скована и смущена. Чай выпит, светские темы исчерпаны.

– О погоде поговорили, – прерывает неприлично затянувшуюся паузу и смеётся наигранно.

– Тема, на самом деле, не принципиальна. Разговор не клеится, когда нет искренности, нет вовлечённости, – встрепенулась в ответ.

– Ко мне претензия, конечно, – сначала возмущается резко и продолжает уже равнодушно, – но, в общем-то, ты права. Уж и не помню, когда был по-настоящему вовлечён в беседу, так, все больше светский трёп, почесать языками, посоревноваться в остроумии. Да и это уже надоело, редко встретишь партнера достойного. Сплошь жонглирование одними и теми же штампами, ни одной свежей мысли. Сказано всё давно…

– Как сказал мудрый классик, «Жалок тот, кто всё предвидит», – роняет небрежно.

– Хамишь, однако! – дёрнувшись, как от пощёчины, отвечает холодно. Паузу выдерживает и с вызовом продолжает:

– Что ж попробуй, удиви меня. Очень занятно мне – насколько сама ты можешь быть искренней.

– Легко быть открытой и честной. Когда есть внимание, есть живой интерес. У тебя же всё предсказуемо. Сценарии вечны и неизменны. А ты заранее зеваешь от скуки. Уверен, что ничего нового от блондинки не услышишь? Есть вообще что-нибудь, что тебя глубоко занимает, волнует? Есть вопросы, на которые ты ищешь ответы?

– Как и у любого мыслящего человека, – отвечает степенно.

– Снисходительный тон – оружие тех, кто как раз не уверен, от того и не решается на открытый разговор. А ответы на самые сокровенные вопросы? Они есть везде, в самых простых, всем знакомых вещах.

– Вот как? Вообще-то, не любитель я мусолить банальности. Ну что ж, давай обсудим. Есть пример у тебя? – нарочито вежливо, не спеша отвечает.

– Например? Молитва. «Отче наш…» Каждый знает её. Один обращается к ней в отчаянии, другой каждый день с неё начинает, но вряд ли задумывается об истинном смысле. Большинство, как мне кажется, произносит эти слова как мантру, механически.

– Вечная тема, когда и сказать нечего, – протягивает разочарованно.

– Ты так уверен, что сказать мне нечего?! – резко выпрямилась, тряхнула шевелюрой, с вызовом смотрит на него. На что тот только загадочно улыбается и молча устраивается поудобней. Буквально минута в смятении, но вот справилась она с волнением, собралась и продолжает уверенно и спокойно:

– Я и сама не слишком религиозна. Ещё недавно мне даже трудно было назвать себя верующей, я объявляла себя агностиком и христианкой. Скажешь, парадокс? – сдержанно улыбаясь, изящно закинув ногу на ногу, задает беседе светский тон.

– Отчего же. Вполне допускаю, – учтиво он ей отвечает, а сам присматривается к ней, внимательно наблюдает.

– А ты в Бога не веришь, верно? Догадываюсь даже почему. Не приемлешь авторитетов.

– Пожалуй, права ты отчасти, дерзкая девочка, – спокойно, снисходительно, отвечает он и вальяжно откидывается на спинку дивана.

– Ну что ж, обращать тебя в свою веру я не намерена. Просто вопрос этот захватил меня не на шутку. Было время, когда мне было так больно, что трудно было даже дышать… Обратилась и я к главной молитве. Читала её перед сном, успокаивалась, но всё время застревала на одном месте. И так меня задевала эта неправильность, что задумалась я надолго. Можешь посмеяться, конечно, но когда я расшифровала для себя каждое слово, когда пришло полное понимание, это было как откровение. Нашлись ответы на все вопросы. Так что вызов твой я принимаю, в самый раз он пришёлся. Попытаемся сейчас вместе рассуждать, а может, поспорим.

– Вряд ли что путное выйдет, – слегка растерян от её откровенности и смелости, с которой она говорит о том страшном периоде.

– Да ладно. Боишься, смогу удивить тебя? Или убедить даже? О, ужас! – дерзко смеётся.

– Это вряд ли, – самодовольно улыбается в ответ.

– Как образованный человек, ты наверняка знаешь. Прочитай… Пожалуйста… – так очаровательно улыбается и в мольбе складывает руки.

– Отче наш, – нехотя начинает, недовольный, что поддался на уговоры.

– Стой.

Уставился на неё глазами круглыми от изумления, чем немало ее позабавил.

– Удивлён? Да! Уже в этих двух словах скрыта одна из главных истин. Отец наш. Общий! У Киплинга, помнишь? «Мы с тобой одной крови». Его ты не держишь за простака, надеюсь? Так вот, главная истина – всё живое имеет общую природу, то есть едино. Абсолютно всё в мире соединено единым энергетическим и информационным полем. Мысль не только не нова, но к тому же активно развивается современной наукой. Думаю, в этом месте ты спорить не станешь. В науку же ты веришь?

– В науку верю, чего не могу сказать об околонаучном популизме.

– Поддерживаю. Я тоже за научный метод, но также и за преемственность. Ведь не станешь же ты отрицать, что любое знание, открытие, может послужить ступенькой к последующим открытиям?

– Пожалуй, уже становится интересно. Я так понимаю, ты сделала открытие? – смеётся.

– Не спеши насмехаться. Давай лучше вернемся к нашему разговору. Итак, отец наш, общий. Берём это за основу, но развивать не будем пока. Мы к этому ещё не раз вернемся, продолжай, пожалуйста.

– Иже еси на небесех.

– Скажешь просто и понятно? Который существует на небесах. А зачем это пояснение? Никчемное? Самовлюблённые упрямцы скажут, что религия вообще для простаков, отчего же удивляться примитивности изложения. Рьяные атеисты читают, как – «Если есть». Толкований много, но я не успокоилась, пока не нашла своё. Это пояснение! Пояснение, к кому конкретно обращение, потому что Бог есть в каждом человеке.

– Знакомая песня. Только вот, знаешь, я и в себе любимом не нахожу, не то, что в некоторых. Так что даже для меня, человека не религиозного, это чистое богохульство.

– А когда мужчина называет любимую «богиня»!

– Только ли влюблённый? Любимый штамп у ловеласов всех мастей.

– Вот уж точно! Слов мы много обесценили. Только суть от этого не меняется. Вот один сегодня свою женщину коровой назовет, а на завтра уже – любимой. Так ведь, как надоев не видать, так и с любовью здесь не густо, – улыбается грустно.

– Это ты правильно повернула. Люди, они разные. И в каждом есть Бог, ты утверждаешь! А как же тот, который насилует? Собственного ребёнка в окно выбрасывает? Или берёт автомат и идёт стрелять всех подряд? Продолжить?

– Не стоит. Да, я и сама раньше, как и многие, называла таких «нелюди». Негодовала страшно, прямо рвала, метала и страдала от чужой мерзости! И никак не могла принять, что это такой же, как и я, человек.

– Вот! А ты говоришь – Бог. Некоторых и к роду человеческому причислить сложно.

– Это выход! Отрицать, что он такой же, как ты человек. Так приятно почувствовать свое превосходство, потешить своё самолюбие. То-то раньше казни собирали аншлаги, почище чем сейчас рок-звёзды.

– Ничего себе! Девочка кусается… А с виду белая и пушистая, – произносит холодно, неприязненно.

– А по сути – провокатор, – как ни в чем не бывало смеётся она. – К тому же отвратительно честна.

– Да! Похвально, конечно. Вот только как же непросто с таким достоинством дело иметь.

– Самое сложное – быть честным с самим собой. Получите, распишитесь – вот вам секрет. К его пониманию, между прочим, я шла долгие годы. Не то чтоб я усиленно искала ответ, он пришел сам, в своё время. Двойственность заложена в природе человека. И это многое объясняет. Я честно призналась себе, что и у меня бывают грязные мысли, ну конечно, не такие страшные, как то, о чём шла речь, но и они меня пугают. На миг, на мгновение, но они возникают в моей голове, а значит, мои. Я потом долго мучаюсь. Как же так? Это же совсем не моё, это противоречит всему, что я знаю о себе. Что за чудовище нашёптывает мне их? Ответ на этот вопрос, невероятно помог мне в понимании и принятии себя. Истина проста – даже в самом чистом человеке есть «тёмная» сторона! Отрицать этот факт – только обманываться, что глупо и бессмысленно, по-моему. Мыслишки, кстати, тёмные больше не посещают меня… почти.

– Интересно. И что же ты сделала со своей тёмной стороной?

– Признала. Победить её невозможно. Невозможно вырвать её с корнем. Её можно только признать и приручить. Каждый раз делать осознанный выбор.

– О, эта модная тема, – произносит разочарованно, – у меня от этого слова уже скулы сводит.

– Согласна, я тоже клише не люблю. Тем более, как мне кажется, большинство адептов этого модного течения совсем в пути заплутали, и выходит у них своего рода избегание. Избегание действительности и ответственности. Свою цель я определила ещё в юности, подсмотрела мысль одну замечательную у Генри Миллера.

– Ничего себе?! Какие недетские увлечения, – откидывается на диван и громко смеётся.

– Речь не о самом скандальном романе, – немного смущенно улыбается, – тот разочаровал меня. Вероятно, я мало чего поняла в силу юного возраста. А мысль эта, шутка ли, поддерживает меня до сих пор.

– Заинтриговала ты меня. И что же такое сказал Миллер?

– Выбор существует лишь в той мере, в какой мы осознаем свою несостоятельность. Когда человек приходит к своей целостности, убеждённости – жить, принимать решения, совершать поступки становится также легко, как дышать.

– Достойная цель, но практически недосягаемая. На мой взгляд, только дураки не знают сомнений.

– Мне кажется, там нет ни слова о том, что необходимо иметь на всё и про всё своё авторитетное мнение. Речь идёт о твоей собственной жизни, о твоих решениях и поступках. А убеждённость – она может вырасти только на знаниях. Разве не так? И вот тогда ты действуешь легко, как дышишь. Наверняка в твоей жизни есть области, в которых именно так и происходит?

– Есть, конечно. В своем деле – где я профессионал и опыт имею нешуточный, но ты говоришь в широком смысле – всегда делать выбор легко.

– А ты хочешь сказать, что тебя вполне устраивает такая ситуация, где ты профи в своем деле, а в личной жизни что – профан?

– С чего это ты взяла?! Все у меня отлично! У меня устроенная благополучная жизнь, есть друзья, есть люди, которые любят меня, есть те, кого люблю я, есть, кому позаботиться обо мне и мне есть о ком заботиться!..

– Что ты так разбушевался? Никто не сомневается в твоей состоятельности. Ты сам же и сказал, что цель прекрасна, но недостижима. А ведь ничего невероятного в этом и нет, всего-то прийти к себе, себе настоящему. Давай уж лучше пойдём дальше, отвлечёмся от личностей, вернёмся к философской нашей дискуссии. Мы говорили о тёмной стороне, пришли к целостности. Вопрос – как. Ответ Вас интересует?

– Послушаю, пожалуй, Мисс Совершенство, – закидывает ногу на ногу, развалившись на диване и застыв с улыбкой чеширского кота, не слишком искренней.

Чуть удивлённо внимательно всматривается в его лицо, как будто примеряясь, с какой стороны зайти. Не слишком ли задела его за живое? Мягко улыбается и не спеша, спокойно, отвечает:

– Я его победила.

– Кого? – подаётся вперёд изумлённо.

– А ты не догадываешься? – широко улыбается.

– Пожалуй, догадываюсь, о чём ты, – протянул задумчиво после небольшой паузы. – Вот только не соглашусь. Очередная модная глупость, замешанная на восточной философии.

– Так веришь дедушке Фрейду? Кто сказал, что он во всём прав? Или просто привык осознавать эго, как основу своей личности? Неужели ты, человек умный, не видишь в этой теории несоответствий. Где в ней божественное? Ой, прости, этот вариант тебе не по нраву. Скажем – природное начало, где истинное «Я»?

– Суперэго?

– Суперэго – это нравственные ориентиры и тоже продукт ума. А эго – результат взаимоотношений с обществом, с окружением, то, что сформировалось в ответ. Представь себе этот нарост или панцирь в том месте, где сделали больно.

– Нормальная, между прочим, реакция, требования безопасности. Разве не так?

– А я говорю, нет, не так. Я отказываюсь быть управляемой прошлыми ситуациями, чьими-то поступками, зависеть от чьего-либо отношения ко мне, даже не важно – хорошего или плохого. Я упрямо верю в лучшее в людях, сколько бы меня не обманывали. Вот поэтому я выбираю отслеживать свои реакции, а не позволять им управлять мною. Свобода! Разве не это твоя религия?

– А с чего ты взяла, что я не свободен. А осторожность – чем не выбор?

– Осторожность и страх – совсем не одно и то же! А эго как раз и питается страхами и строит из них ограничения. Свободой здесь и не пахнет. Попробуй вспомнить хотя бы один случай, когда твой поспешный поступок, резкие слова больно ранили другого человека, а чувство вины мучает уже тебя самого. О, эти муки совести. Они же не отпускают, страдаешь, запускаешь этакий ментальный мазохизм, пережёвываешь всё случившееся многократно… А исправить? Нет, не можешь. Твоё эго нарастило огромную мозоль.

Смотрит ей прямо в глаза. Бровь, поначалу удивленно и гневно изогнутая, поползшая было вверх, опустилась. Решил все же не злиться, может, не специально ударила она в самое больное. И, сам того не желая, вспоминает.

Вот, сидят они в машине возле её дома. Прощаются. Вдруг она смело и уверенно берёт его за руку и совершенно естественно тянется поцеловать его в губы, а он резко отстраняется. У неё в глазах удивление и растерянность. Напряжённая пауза… Смягчаясь, он берёт её руку, целует. По-светски вежлив и галантен, все приличия соблюдены, но… то хрупкое и такое мощное чувство, так быстро возникшее между ними, в это мгновение разбито. Да, именно в тот самый момент он сделал свой выбор, оттолкнул её, так привычно обозначил дистанцию и всё разрушил. Почему? Сколько раз он задавался этим вопросом. И вот, снова! Какое она имеет право напоминать ему?! А может она все же права? Привычные реакции, поведенческие стереотипы, въевшиеся в кожу намертво… вот он, ответ.

Настороженно всматривается в его отрешённое лицо. Вот будто тучи набежали, потемнел, нахмурился и замер. Помедлив немного, всё же решается она прервать затянувшуюся паузу.

– Знаешь, ответы на свои вопросы я искала повсюду: и в художественной литературе, и в философских учениях, в психологии, в различных религиозных традициях, в буддизме, задолго до того, как стало это модным, и в учении Дона Хуана. Не смейся, – заметила, как он насмешливо улыбается, – между прочим, он ближе многих подобрался к вопросу личной свободы, и если не читать его буквально, найдёшь ответы на многие вопросы. Практика безупречности, избавление от социальных ролей, от своей личной истории, и, соответственно, от влияния прошлого, как части пути к личной свободе. Не к этому ли ты стремишься?

– Звучит заманчиво, но всё же меня ты не убедила. Если всё то, что я считал своей личностью, на самом деле результат влияния всех тех людей, которые окружают меня, с которыми я когда-либо сталкивался в жизни – а это толпа просто огромная – то, простите, где же тогда я? Нельзя, дорогая моя, всё разрушить и ничего не построить. Боюсь, тебя я расстрою, но то, о чём ты говоришь, это социальная маска, не более.

– Да… Разговаривают двое, а на самом деле шестеро – я, моё представление о себе, представление собеседника обо мне…

– Вот уж верно, – искренне расхохотался, – согласен, моё представление о себе не совсем объективно, к тому же переменчиво и непостоянно.

– Целостность нам только снится, – улыбается мягко, немного печально. – Познание себя – это история длинной в жизнь, это и есть цель жизни, как я её понимаю. А вот то, за что ты так цепляешься, твоё эго, оно-то, как раз к этому времени, вполне стабильно. Оно и образовалось в ответ на отсутствие знания, вернее, понимания себя, и под влиянием всех этих людей в твоей жизни. Лично я отказываюсь быть продуктом жизнедеятельности других людей!

– Да уж… Совершенно не аппетитно, – растягивая слова, пристально и сосредоточенно смотрит ей прямо в глаза.

– А ведь именно так и получается. Здесь ударили – в ответ нарастил броню непробиваемую. В другом месте не оправдали твоего доверия, предали, обманули. Они ушли из твоей жизни. А ты с чем остался? С пустотой? В том месте, где было доверие. И обвинять-то некого. Твоя реакция – это твой выбор. А есть альтернативный. Я решаю, что хочу быть собой. И всё, что делают другие люди, по отношению ко мне, в том числе – это их выбор. Я уважаю их право на выбор, но делаю свой. И путь этот очень непростой. Но я нашла лазеечку, я решила, что для меня это такая игра, своего рода тренажёр для ума. Ведь приходится постоянно отслеживать свои реакции сразу в нескольких плоскостях. Влияние же не всегда прямое. Реакция может быть от обратного – сопротивление, действие наперекор… и все это значит – поддаться влиянию, а, следовательно, отказаться от собственного свободного выбора. Тяжёлая это борьба, скажу я тебе. А я терпеть не могу войну! Для меня это слишком серьёзное и мрачное действие, вот и переименовала я войну в игру, и сразу мне полегчало. Ведь игра – это развлечение, это легко и весело. Что скажешь? Будешь всё так же лелеять своё (ли) эго?

– Постой, ты сказала «реакции», но ведь это то, что почти не поддается контролю. Они как раз и выдают натуру, а значит, это и есть я настоящий. Как, скажи, отделять – вот здесь я настоящий, а вот здесь – моё (ли) эго? Я против насилия. Тем более над собственной личностью, пусть и во благо.

– Ты текущий, в настоящий момент. Не забывай, всё изменяется. А реакции – тебе только кажется, что твои. На самом деле, они вырабатывались в течение жизни, под влиянием множества людей и различных обстоятельств. Как отделять, говоришь? Выявить первооснову, мотивы – они и определяют характер реакций. Иногда для этого необходима помощь, на этом построен психоанализ, гештальт-терапия и многие другие психологические практики, каждая в своем узком ключе. А я считаю, что здоровому, умному человеку вполне по силам самостоятельно осознать их и взять под контроль, то есть начать настраивать тренажёр для ума на отслеживание реакций, а точнее, их мотивов. А там уже только практика. Совершенствуешься в процессе. Приобретаешь, кстати, всяческие бонусы, побочные эффекты – увеличивается скорость и качество анализа, причем это настолько входит в привычку, что ты анализируешь всё подряд, моментально. Развивается невероятная проницательность! Которая не слишком радует большую часть твоего окружения, конечно, но зато с людьми действительно близкими выводит на совершенно новый уровень. Только на этом уровне выстраивается настоящая глубокая близость и взаимопонимание.

– Ну да… или останешься совершенно один. Мало кому понравится постоянно ощущать себя голым, и тогда они разбегутся. И окажется, что мало кого приятно наблюдать голым, и тогда уже убежишь сам.

– Верно. Зато есть шанс, что с теми, кто останется, произойдет настоящая встреча. Но есть и другой выбор, привычный. Можно продолжать играть в социальные игры, носить маски, чуть-чуть соприкасаться, чуть-чуть любить, осторожненько… Боясь обжечься, хлебать супчик чуть тёплый и безвкусный.

– У тебя прямо какой-то талант все разрушать! Вот уж не назвал бы я свою жизнь безвкусной, она очень даже насыщенная, порой даже слишком, но… – замолчал резко, а после продолжил удручённо, – закрадывается у меня сомнение – знаю ли я настоящий вкус.

– Вкус? Он так же далёк от привычного, как воздух на краю утёса, что врывается в лёгкие насыщенным ароматом трав, брызгами моря, и парусом раздувает рубашку, от того мёртвого, чем ты дышишь в офисной своей коробке… Но если страшно, не выходи на этот путь, к свободе. Потому как обратной дороги нет. Невозможно вернуться в менее сознательное состояние.

– Да уж, умеешь ты обнадёжить. И как же понять, где она, точка невозврата?

– Просто. Когда по большей части всё то, что раньше радовало в твоей бурной социальной жизни, утратило для тебя интерес, не приносит уже удовольствия, а напротив, утомляет, значит, она пройдена.

Смотрит пристально ей в глаза, будто надеясь найти в них ответ: «Как же так получилось, что умудрился я себя потерять… и смогу ли найти…» Пауза, тем временем, затянулась.

– Вернёмся к нашему разговору, если ты не против? – голосом нежным мягко его возвращает.

– Не против. Продолжай, обращай меня! – отвечает с усмешкой и облегчением.

– Расслабьтесь и получайте удовольствие, – смеётся в ответ. – На чём мы остановились?

– На том, как ты победила свое эго, – забавляется и изображает прилежного ученика.

– Для начала, я его определила как зло. Звучит мрачновато, да, но совершенно необходимо. Ещё в юности, задалась я одним вопросом, а так ли случайно у великого Вильяма один из злодеев носит имя настолько созвучное – Яго. Как думаешь?

– Закрадывалась такая мысль и ужасно меня раздражала.

– А как же! Не слишком приятно осознавать, что всего лишь марионетка в руках хитрого негодяя.

Прямо подскакивает на месте, наклоняется к ней, всем свои видом выражая крайнюю степень удивления и даже раздражения. А она продолжает, как ни в чём не бывало:

– Мудрый Вильям разделил личность на две, используя форму гротеска, показал нам, кто этот внутренний голос, тихо нашептывающий гадости, кто вносит раздор и сомнения. Знакомые методы, так ведь? Ведь скажи человеку прямо, в жизни не поверит и себя не признает в лукавом мерзавце.

– Тебе бы поучиться у мудрого классика, – отвечает вдруг слегка охрипшим голосом, хорошо поставленный мягкий баритон подвёл неожиданно.

– Пожалуй ты прав, я попытаюсь. Уж что, а учиться я обожаю, – смеётся и продолжает непринужденно, – одно утешает, что это лишь часть меня, и мне решать, кто кем управляет. А вот не признавать вовсе – не выход. Это как пытаться ходить с закрытыми глазами. Можно, конечно, но не слишком успешно, неминуемо спотыкаясь… Знаешь, наблюдая различные истории, пришла я к выводу, что многие успешные люди выбирают работать в тесном тандеме со своей тёмной стороной. И почти все истории большого успеха заканчиваются личностным кризисом и, в результате, неким переосмыслением. Заметил?

– Пожалуй, есть такое дело, – говорит медленно, раздумывая, – любопытно, куда это ты клонишь…

– Наверное, подумала я, она, эта тёмная сторона, каким-то образом помогает добиваться поставленной задачи, стремительно добиваться успеха.

– Куда зашла?! И где находится она, по-твоему?

– О локации я не задумывалась, – растягивает слова и задумчиво разглаживает поясок платья, – думаю, и на этот вопрос ответ найдётся. Это часть человека, это его выбор, скажу я тебе пока. С этим выбором мы сталкиваемся ежечасно. Все наши реакции, суждения, эмоции и поступки, все наши проявления исходят либо со светлой стороны, либо с тёмной.

– Так, интересно. И как же, скажите, сударыня, определить, где она, светлая, а где тёмная? – улыбается хитро, – например, секс. Это похоть? Это на тёмной стороне, по-твоему?

– Волнующая тема, – явно смущается и пытается это побороть. А он смеётся, довольный произведённым эффектом.

– Слово-то одно, движения вроде как те же, а вот процесс каждый раз разный… Разве не так? Ты вот мужчина привлекательный, умный. Много женщин у тебя было, верно? И как? Со всеми был одинаковый секс? В порыве страсти – восхитительна попка и ножки и глазки – всё прелестно, но потом, но… И снова другая, и вроде бы всё хорошо: и понимание, и комфорт, и тепло, но, может, чуть позже, в итоге все тоже «но»…

– Все мы – транзитные пассажиры, – подхватил печально.

– А ведь бывает, смотришь в глаза женщине и теряешь себя, к руке прикоснулся – и это уже наслаждение. И это тоже секс. Также входишь в нее…

– Прекрати, – безотчётно хватает её за руку, быстро отдёргивает свою, будто обжёгся, и нервно смеётся. – Увлеклась ты, однако.

– Как же ты боишься показаться слабым… Простое проявление чувств для тебя – непозволительная роскошь, – улыбается грустно, – хорошо, давай продолжим, а то так и к утру до конца не доберёмся.

– Точно. Только давай что-нибудь поесть закажем, а то я уже проголодался.

– Отличная идея! Закажем пиццу.

– Что за примитивный выбор? Здесь вполне приличная европейская кухня.

– Для меня любая вещь имеет свой характер и настроение, и еда не исключение. А пицца – идеальный вариант, если не хочешь отвлекаться на еду. Она, наоборот, как бы объединяет и поддерживает разговор, настраивает на лёгкую волну.

– Интересно. Никогда не рассматривал еду в таком ключе, но, пожалуй, что-то в этом есть. Уговорила, берём пиццу.