Неандертальца ищу. Роман-идиот. Первая часть

Мало того, незнакомка зачем-то ещё обмотала груди той же расписной, с ромбовидным узором тканью, и скрылась в чаще. Зуб решил, что она ему не соперница, не станет высматривать тайную ловушку и посягать на добычу, а потому просто пошёл к своему логовищу. Солнце перевалило за полудень, а надо было ещё многое успеть.

Он разбросал лапник, прикрывавший яму-ловушку, ухватился за крепкие канаты, свитые из жирного, хорошо размоченного, а после просушенного хвоща, и спустился вниз. Базальтовым острым ножом умело снял шкуру с мамонта, отделил громадные, ценнейшие бивни от головы, и топором стал разделывать тушу. Потом уложил куски в плетёные корзины и начал по одной поднимать верёвками наверх.

Большую часть освежёванного мамонта следовало, по древнему обычаю, отдать племени, а часть закоптить на костре, предварительно просолив мелко размолотым куском каменной соли. – Это для себя и детей, запасы в свою пещеру. Третью, меньшую часть, также для семейного пропитания, следовало просто просолить и провялить. Ходок туда и обратно, следовательно, до заката оставалось не менее пяти. Значит, пора подкрепиться.

Зуб разжёг костёр, нанизал на крепкую палку кусок свежего подсоленного мяса и принялся жарить. Капли сала, стекая в костёр, сочно шипели…

Зуб не сразу почуял шорох в кустах поблизости. Вначале даже не сам шорох, но какое-то невидимое алмазное копьё, тонко и резко пронзившее его.

Внезапно оглянулся, и среди ветвей вправду увидел копьё – голодные глаза незнакомки, которая даже не очень старалась прятаться, просто сверлила ими Зуба. И самого Зуба, и его добычу.

Своя, своя!.. Художница по сути, странное существо, она даже и среди Других была чужая. Во всяком случае, не вполне своя… почему-то Зуб это просто, непонятно почему, почуял…

***

Мироед поедает праведного… это – «Правда Истории»? Тогда с этой «правдой» следует кончать… пусть даже безобразно!.. Вот как в 17 году. И – покончили…

***

И покончили, и поверили шакалам, доверились обещаниям, что дадут исконному земледельцу его землю, которую он один любит и понимает как никто другой, дадут в полное и окончательное владение на всеобщее Благо. И воссияет, наконец, Правда Божья на несчастной грешной земле…

Пообещали. Дали. Отняли…

***

Винить простодушного человека за то, что поверил шакалам-безбожникам несправедливо. Но вот понять силу и механику, с помощью которой шакалы смогли выдавить почти всю аристократию с русской земли, это, пожалуй, возможно.

Тем более, что слишком много ненависти за долгие века скопилось у «низов» к «верхам» всех сословий…

***

Россия до Революции страна в основном крестьянская. А крестьянин, он кто? Он «хрисьянин», то есть христианин. Крестьянин – это ребёнок, роющийся в полметре гумуса, дарованного Богом, как дети роются в песке. Доверчивые дети, неандертальцы… Какой может быть спрос высокомудрых, изощрённых в ловкачестве кроманьонцев с наивных неандертальцев? Крестьянин всей душою верит в справедливость и братство людей, особенно соплеменников… даже дворян.

А они его обманывают. Век за веком дурят. Да ещё похихикивают при этом. Прямо как в стихах Блока о наивных работягах и хитрецах,

«хозяев» в «жолтых» окнах:

«…они войдут и разойдутся,

Навалят на спину кули,

И в жолтых окнах засмеются,

Что снова нищих провели»

***

Сколько можно!?.

***

Грянула Революция безобразно. Это понятно и не обсуждается. Но вот если задуматься попросту: почему же орды неграмотных, необученных воинскому искусству людей сумели выгнать с родной земли кучу дивизий, почти сплошь офицерских, владеющих воинской тактикой и стратегией?

А потому!

Кучка революционеров, людей хищных и умных, предельно циничных, сумела воспользоваться вековой нелепицей – малая толика народа, вероломная и безбожная толика так называемых «аристократов», «хозяев» земли, которую даже не умеет обрабатывать, попросту достала народ. Так достала простодушных людей, считавших своей главной обязанностью перед Богом в труде искупить древний грех человека, что они готовы были пойти за кем угодно, лишь бы восстановить главное – Путь к Спасению…

Главный человек земли, Земледелец, попросту отвернулся от «аристократа», и тот проиграл всё, почти в одночасье. Что потом изумляло самые толковые русские мозги: Розанова, Бунина…

***

«… – Арба арабу тяжела,

Как христианину крестьянство…

– А это всё: разбой и пьянство,

И муки женщин, и тиранство

Рвачей, дорвавшихся дворянства,

И смерть зерна, и гнёт пространства —

За первородные дела?..

– Мала цена за окаянство…

– Малым-мала?

– Малым-мала…»

***

А шакалы воспользовались ситуацией. Ну как, скажи, шакалу не попользоваться гнильцой? Иначе не шакал…

***

Но ведь не будь её, этой ситуации, они бы не смогли ни-че-го!..

«Ситуация» – подоснова успеха всякого шакалья.

***

Можно сказать, сама История (читай – История Предательств) вывела шакалов из убежищ, логовищ и подполий на широкую дорогу, где погуляли вволю!..

Шакалы потом казнили самых честных из «своих» – этого не отменить. Но сваливать их «успех» на какой-то всемирный заговор просто глупо. Никаким американским или немецким, японским или еврейским банкирам (которые были, были и помогали шакалам, факт известный) не свалить в одночасье великую страну, если бы Главный Человек Земли этого не захотел.

Главный человек, Земледелец, и его воля. Страстная любовь к Земле…

***

…Зуб, не оглядываясь, поманил рукой незнакомку и та, осторожно ступая голыми узенькими ступнями по колючкам палым иголкам, подошла к костру. Села на поваленный ствол ели, продолжая сверлить умоляющим взглядом Зуба и его добычу. Зуб ножом отрезал поджаренный, сочащийся кусок, молча протянул. Не издав на звука, незнакомка просто схватила, почти вырвала его и принялась хищно вгрызаться в кус. Отрывала маленькими белыми зубками, рвала мясо и, почти не разжёвывая, глотала.

Понятно, не ела давно. Но как давно? И откуда взялась на их берегу? Зуб ждал, пока насытится и сама всё объяснит. Куда там! Она и не думала останавливаться, рвала зубами мясо и глотала, запихивала в рот и тут же, давясь, чуть ли не урча, глотала, глотала…

«Вот ещё, не хватало – насторожился Зуб – обожрётся и помрёт тут же, у костра, а потом отвечай перед чужим племенем».

А это значило, во-первых, рассекретить свою яму-ловушку, но главное – проблемы с чужим племенем. С племенем Других был заключён на Совете во главе с Великанами стародавний мирный договор. И с тех пор он никогда не нарушался.

«Они – Другие, вы – совсем Другие – сказали Великаны. Вы намного старше. Они моложе, они появились не так давно. Чему можете, обучите их. У вас громадный в сравнении с ними опыт, полезные навыки. Старайтесь знать язык друг друга и уважать его. Но только живите порознь. Ни в коем случае не воюйте. Найдёте мертвого из Других – предайте земле. Всё» – Так сказали Великаны и ушли в свои горы. Великанов старались не тревожить по мелким бытовым делам. Но волю их, точнее, их Слово нарушить не смел никто.

***

…и как ни отвратительны шакалы, использовавшие народ с его вековыми чаяниями для своих целей, они по сути были ничуть не хуже аристократов-мироедов, веками пивших кровь «хрисьян». Только прежде верховодили в основном «свои», русские, а потом – всё чаще – инородцы, «чужие». И победили в очередной раз не по сословному или родовому принципу, а по степени безбожия.

Как поётся, «снова наша не взяла!..».

***

Но «шакалы», да и потомки их всё же дали людям кое-что из обещанного: бесплатное образование, медицину, символическую квартплату, стабильные цены.

Более того, оглядываясь назад и сравнивая прошлое с настоящим, можно бегло подытожить – период с 50-х по 90-ые годы 20 века был высшей во всей русской истории точкой социальной справедливости. Поколение, рождённое в 50-ые, это ощутило на себе.

Да, мы знали про ужасы Гражданской войны, лагеря, первые пятилетки, где люди насмерть надрывались, закладывая фундамент Победы, и не только, – всего нынешнего существования. Да, да! – На тех основах и держимся, ничего ведь существенного не создали после перестроечного бреда, Советы поносим… козлы!

Да прекрасно я помню, как мы, нормальные мальчишки, не любившие пионерских галстуков («ошейников») и выспренних комсомольских речей, как мы любили демонстрации и субботники! Это же были истинно всенародные празднества – с музыкой, цветными шарами, выпивкой на морозце…

Помню ощущение – если не сходил на демонстрацию, то и праздник неполный. Кругом висели красные тряпки с уже анекдотическими призывами, по-прежнему рьяно партийные «глоты» призывали к чему-то смехотворному… мы просто не обращали на всё это никакого внимания.

«Больные люди» – посмеивались над партийными, комсомольскими вожаками, самозабвенно толкавшими многочасовые речёвки, полные вдохновенного, препустейшего пафоса. При этом не впадали мы ни в какое диссидентство, чаще просто не слыхивали о нём и не собирались с кем-то бороться, тем более со своей собственной страной. Мы были просто нормальные люди – мальчишки, девчонки, потом юноши, а потом… потом всё рухнуло.

Но мы не рушили страну. Прекрасно понимали – осязали всей кожей! – Страна пережила страшные годы, возродилась после войны, переболела… и вот, наконец, у людей, у народа в целом выработался иммунитет. К репрессиям, казням, корневым переделкам всего и вся.

Наконец-то можно спокойно оглядеться, одуматься и начинать жить по-человечески. Только не рушить, не крушить основы!..

Фигушки.

Шайка властных и околовластных негодяев, оборотней, колдунов сбросила личины, «перестроилась». Если б только сама! Так нет, всю страну распушили, перепаскудили…

***

А самый главный русский раскол – между Чёрной и Белой костью – так и остался непреодолённым. Одна только несчастная интеллигенция пытается ещё замазать его поверхностными «умственными» склейками…

Да и той достаётся за попытки. Причём, что совсем уж позорно, от самой же себя порой достаётся. Одна книга «Вехи» чего стоит!

***

…Зуб молча вырвал остатки мяса из тоненьких ручонок голодной Капельки, бросил их в зашипевший от жира огонь и коротко, непререкаемым тоном прикрикнул: «Всё. Хватит. Лопнешь». Она виновато, как нашкодившая девочка, глянула на Зуба и, проглотив последний кусок, смолкла. Зуб приказал: «Рассказывай. Всё. – Откуда? Зачем? Кто такая?..»

Капелька затараторила. Зуб знал, что они, эти Другие, очень болтливы, в отличие от людей его племени. Их даже называли, смеясь, трещётками. Но такого пылкого, сбивчивого, многословного рассказа Зуб не слышал никогда.

Из путаного повествования понял главное – она нарушила святое и была изгнана из племени. Святое, это большая Белая Скала. Считальная Скала. На ней высекались числа добытых зверей, шкур, на ней отмечали имена должников – кто у кого занял провизию, орудия и до сих пор не отдал. Высекались имена героев и позорные имена. В общем, всё то, что в племени Зуба решалось устно, на соборе старейшин, у тех высекалось на Белой Считальной Скале.

Скала эта была отвесная и совершенно плоская, прямо как их Красная Скала. Только на своей Красной Скале соплеменники Зуба вечерами смотрели цветовые картины в лучах всё темневшего и постоянно меняющегося солнечного света. Это было настоящее чудо! По преданию, самые первые художники племени ещё в незапамятную старину высекли на Скале сцены оленьего гона и другие охотничьи композиции, картины любимых племенных игрищ, которые днём были почти не видны, но зато когда начинало вечереть…

Вот уж тут было на что посмотреть! Все, кто был здоров и не очень занят неотложными делами, приходили сюда, на гладкую травяную полянку у подножия Красной Скалы, рассаживались поудобнее и ждали мгновенья, когда последние солнечные лучи скроются за Скалой, а их яркие отблески начнут своё ежевечернее – в ясные дни – колдовство.

И вот оно начиналось. Почти невидимые днём на Красной Скале охотники словно бы оживали и привставали с колен. В руках у них неизвестно как проступали и начинали сверкать копья, дротики, пики. И они – стая древних безвестных охотников – опять продолжали свой бессмертный Бег за оленьим стадом, тоже вдруг оживавшим в отблесках вечернего света…

А иногда оживали иные картины – юношеские игрища, ратоборства, также высеченные на Красной Скале неизвестными, но неизменно чтимыми художниками их древнего племени… – тут всё зависело от времени года, накала и наклона Солнца. А может быть, Солнце и было главным художником? Скорее всего…

Важно, что несколько прекрасных минут цветового колдовства вливали силы в души и тела соплеменников. И они очень дорожили этими неповторимыми минутами.

А вот в племени Капельки, на их Белой Скале велись в основном финансовые расчёты. Но их Белая Скала точно также защищала всё племя от пронзительных ветров, от непогоды. Именно под ней были прорыты рукотворные жилища-пещеры, где обитало то, почти незнакомое для Зуба и его сородичей племя…

***

…Хлебников – может быть, неосознанно, – один из первых обнаружил Разлом между Чёрной и Белой костью в русском народе. Разошлись две тектонические плиты под Русью и, почему-то, снова сошлись. Столкнулись намертво: Чёрная и Белая кость…

***

У грузин был обычай – ребёнка из княжеской семьи отдавали на воспитание в крестьянскую, а крестьянского в княжескую. В итоге белая и чёрная кость у грузин не столь трагически, как в России, разнородны. Грузины народ небольшой, это понятно, там «верхи» легче поймут «низ». И наоборот.

В огромной же России до самой Революции вековечное чванство, отвращение бар к простонародью так и не было преодолено. Пресловутое «освобождение» Александра Второго только усугубило положение и приблизило к развязке. Некрасов тогда ещё, сразу после реформы, писал:

«Распалась цепь великая,

Распалась и ударила…

Одним концом по барину,

Другой по мужику…»

В итоге – массовый люмпен-пролетариат, хлынувший из безземельных деревень в города, а как следствие – Великая Октябрьская Социалистическая Революция.

***

…но, не могущи сойтись стык в стык, две гигантские тектонические плиты – Чёрная и Белая кость одного народа – долгие века уродовали, деформировали друг друга. И всё-таки, почему-то сошлись, столкнулись где-то в подпочвенных глубинах. И – выдавили – сами из себя выдавили чёрную кровь камня. Может быть, именно её теперь называют Мумиё?

«Мумиё» это, образно говоря, – русская Интеллигенция, смазка между белым и чёрным народом. Глупо её судить приземлённо, позиция её более страдательная – в самом уже изначальном предназначении понимать всех, стараться примирить всё и вся, а значит принимать на себя все удары, побои, насмешки…

Даже высоколобая книга «Вехи» кажется ныне глупостью. Интеллигенция в ней предстаёт унтер-офицерской вдовой из гоголевского «Ревизора», той самой, которая сама себя высекла. Россия вообще опасная страна, боятся её… не зря боятся! Хотя и нет интриги при выборах, кто наследный принц или правопреемник – всегда известно, какая уж тут интрига? Скукота до зевоты. Тут пострашнее дела творятся: то грозит всему миру Твердыня, а то выпорет себя публично – миру же на посмешище. Вот как при распаде своём, ни с того, ни с сего, в Беловежье… а потом в дрожащем ГКЧП.

И обплачешься, и обхохочешься. Вот те и все вехи… печальные, смешные, никем не понятые по сути вехи. Где высота? Где глубина?

А вот Хлебников – это и глубина, и высота!

***

…да вот он уже, Переворот 17 года…

***

Но Хлебников, этот Крылатый Гигант, летит и летит над Россией, ему надо успеть пролететь её в самом огне, успеть сказать главное!..

А он опять, кажется, бредит: «Падают Брянские, растут у Манташева…». О чём это, зачем это – в самом огне народоубийства? Что такое «Брянские»? Кто такой Манташев? Неужто поэт и впрямь с ума сошёл, как твердят некоторые?..

Заглянешь в словари, в справочники того времени, и ахнешь – идёт первая Мировая Война, нужна прежде всего нефть, а что такое брянские, в основном лесные акции? Да никому они не нужны сейчас! А вот нефтяной магнат Манташев явно в фаворе, и акции у него растут. Нет, не сошёл с ума…

Только вот Хлебникову некогда разжёвывать, он верит в нас, его соплеменников – разберутся! А только начни разбираться, тут-то и понимаешь: это высший поэт России.

***

…нет, совсем недаром заслуженный учитель литературы рыдал в телевизор: «Беда! Дети перестают воспринимать язык Пушкина, им Хлебникова, видите ли, подавай!..».

А тот факт, что дети уже практически разговаривают в интернете языком Хлебникова и его «побочных детей» обериутов – куда денешь?

«Судну вава, море бяка,

Море сделало бо-бо…»

Это же язык детей, самый безгрешный язык, который только-только вырабатывается в русском, да и во всемирном пространстве. Может быть, самый честный язык. А детям – и Царствие Небесное.

***

«…Некто

Некогда

Кое-никак,

То есть, кое-нигде

Понял, что это

И то, и так,

Так как всегда —

Везде…»

***

…иногда кажется – современных детей вообще учить не надо. Зачем их учить, и чему их сегодня учить? Нынешним детям, матерящимся, пьющим и курящим нужно всего три класса. Читать, писать, считать – и всё. Компьютер освоят проще простого.

Остальному – всей дряни мира – обучатся сами, без школы. Зачем обществу тратить деньги впустую? Кому суждено учиться, просиживать в библиотеках, свершать великие открытия, найдутся, найдут себя и без высшей (обязательной, то есть) школы.

В детях важно другое – их детство…

***

Хлебников совершил неоценённый и – неоценимый! – Подвиг: через ослепительные вершины русской поэзии перемахнул и приникнул к самим изначалиям, к мощным ключам. К тому, что и является – доныне! – всей нашей подосновой, что незримо и непрестанно действует в осознании самих себя, как народа, несмотря на стремительно меняющуюся действительность.

Эта подоснова – народное творчество. Былины и сказки, лирические, исторические песни, колыбельные, загадки, пословицы, поговорки.

Вся письменная литература стоит на этой основе, как блистательные вершины айсберга на подводной, громадной его части, скрытой от поверхностного взгляда.

Дыхание и размах былинной, качающейся, как всадник в седле ритмики куда вернее соответствовали русским пространствам, нежели измеренный стопами светский письменный стих.

***

Чайковский признался однажды, что никто ничего сам по себе сочинить не может, всё уже сочинено и звучит в народе. Только народ не вполне осознаёт, что это именно его безымянная музыка звучит в операх и балетах знаменитых композиторов, которые «грамотно» оформили, варьировали и усложнили великие народные мелодии, вправили их в «свои» сочинения…

Да ведь то же мог бы сказать и любой честный писатель, самый даже великий писатель. С тою только разницей, что в основе музыки лежит всего семь нот, а в азбуке более тридцати букв. Не говоря уже о количестве слов и словосочетаний в море языка.

Тем не менее, всё это не касается души, ритмов её. Это отдельно.

«…не достоялся Достоевский.

Перетолстил Толстой.

Но кто,

Кто состоялся?

Дед Пихто.

Немотствующий, дословесный…»

***

6. Дед Пихто и Орфей

До-Словесность – Словесность – После-Словесность…

Что это? Картина завершения мира?

Пред-Жизнь – Жизнь – За-Жизнь…

***

– Чем велик ты, скотина?

– Да ведь не этим же… не доблестями всякими там…

– А чем?

– Несказанным… в основном – несказанным. Неосяжаемым…

– Что это?

– Поживи, милый, поживи. Изживи зернь, хоть и плоть… откроется многое, многое, многое…

***

Триста лет позорища Романовской династии, после Петра сплошь немецкой.

Да не национальный признак здесь определяющий! Сложность и путаница в том, что и международную политику, и жизнь народную определяли романовские идеологи сугубо европейской статью, по-русски изуродованной европейской меркой. Тогда как само евразийское пространство, сама история, казалось бы, говорила такое очевидное!..

***

Талант, это когда позвоночник от прочитанного вздрагивает.

Гений, это когда Благодать нисходит…

***

Двести лет позорища русской светской поэзии…

Орфеево, европейское начало оказалось во главе русской поэтической эстетики. Светской эстетики. А какой, к чёрту, Орфей в России? Тут не Орфей главный, тут главный —

Дед Пихто. Великий. Неосяжаемый…

***

В этих двух племенах крылось некоторое различие. Почётным жителям в племени Зуба издревле доставались самые удобные, веками обихоженные естественные пещеры, которые можно было расширять и углублять по своему разумению – для личных надобностей разветвлявшегося рода, но не подрывая при этом Красной Скалы, разумеется. А в племени Капельки почти все пещеры были рукотворные.

Не это изумило Зуба. Оказывается, Капельку изгнали из племени за то, что она густою охрой, накануне Праздника Забоя, искренне желая порадовать соплеменников, разрисовала Священную Считальную Скалу. Причём, сами долговые числа, выбитые старейшинами их племени, почти не были замалёваны. Она лишь провела ромбо-точечные узоры по периметру Скалы, и только. Но старейшины сочли это страшным надругательством над Святыней, над Считальной Скалой. Важно изрекли, что лишь благодаря Скале все знают кто кому должен, кто лучший в племени, кто подлежит наказанию!

Это было корневое Уложение племени, его главный закон. А несчастная сиротка Капелька, с детства возившаяся лишь с красками, толокшая цветные камни в ступе и малевавшая диковинные картинки на каждом плоском камушке, всегда была чужой в племени, никому не нужной дикаркой, только отъедавшей Общую Долю, а значит, вполне никчемной единицей. Ей и выдавали еды меньше других, и она росла худенькой, забитой девчушкой. А тут ещё эта, Считальная Скала…

***

Боготворя Орфея, забывают, что это очень жестокий бог. Ревнивый песнопевец. Настолько ревнивый и жестокий, что однажды, услышав о песнопевце Марсии, возревновал к его славе и вызвал на состязание.

Марсий перепел Орфея… Дурак!

Орфей, используя верховные полномочия, велел содрать с Марсия кожу. Живьём. И кожа эта висела на ветках, сушась под солнцем, развеваясь и позванивая на ветру, в назидание другим.

Боги жаждут, не забывайтесь!..

***

Подвиг Хлебникова повторил в 20 веке, на казахской почве, в тюркском космосе, но на русском языке – вот что поразительно! – Олжас Сулейменов. Тоже сильно недооценённый современниками поэт, как и его русский кумир. Ещё в своей геологической молодости, где-то в пустыне, в палатке, в дефиците воды и пищи, он писал:

«…хлеба нет, но зато есть Хлебников…»

Это говорит о многом: не самых хрестоматийных классиков золотого и серебряного века он ставит превыше хлеба, но – Хлебникова…

Как некогда Хлебников через голову великого Пушкина перелетел к древним корням и вернул живую воду первоистока, Сулейменов через голову великого Абая перелетел к истокам и подлинным ритмам своего, степного народа. И нисколько Абая не унизил, тем более «не отменил». Да и возможно ли отменить гениальное?..

Абай был не только русофилом и переводчиком Пушкина, Лермонтова, но и всю ритмику русского гения перенёс на казахскую почву. Выдающийся человек, это понятно каждому, кто соприкоснулся с его творчеством и биографией, особенно с его песнями. Но то, что удалось Абаю в силу его гениальности, не удавалось потом никому из казахских письменных поэтов. И вот уже сто с лишним лет его последователи (или подражатели) «пушкинскими» ямбиками, перенесёнными на казахскую почву, пытаются выразить душу своего народа. Но, похоже, ни души, ни природного ритма заёмными формами в полной мере передать невозможно…