Когда небесное светило все выше и выше поднималось над линией горизонта, солнечные лучи мало-помалу озаряли комнату Барни и все ближе подбирались к его неподвижному телу.
Каково же было его удивление, когда лучи уже яркого полуденного солнца, блуждая по его массивному торсу, практически не причиняли ученому, характерного в его ситуации, жжения, скорее, оно походило на легкое покалывание, которое время от времени казалось даже приятным.
«Значит, вакцина все-таки что-то да сделала, но что именно?» – задавался мучительным вопросом Барни. Острая колючая боль пронзила его мозг, словно острое копье неандертальца, брошенное в древнего мамонта. В то же мгновение Барни потерял сознание.
Сознание к Барни вернулось только к вечеру. Придя в себя, он заметил, что за окном уже стемнело. На самом деле еще было не так поздно, но собирающиеся грозовые облака заслонили собой заходящее солнце. Урчащие звуки, доносившиеся из объемного желудка ученого, возвещали о возрастающем чувстве голода.
«Неужели весь день никто даже не удосужился проверить номер и постояльца? – в уме спрашивал себя Твил. – Надо было быть полюбезней с персоналом. Даже горничная не пришла. Наверное, Питер сказал, что я слишком нервный, и что будет лучше, лишний раз меня не беспокоить. Я сам виноват! Я в своей жизни совершал слишком много ошибок, но эта, наверное, оказалась самая глупая», – в заключении признался сам себе Барни.
Ощущение, словно гигантская оса каменноугольного периода, палеозойской эры, ужалила изнутри в область солнечного сплетения, пришло также неожиданно, как и появившаяся в следующую секунду, красноватого оттенка, полосатая конечность. Зеброобразный придаток, как хвост извивающейся змеи, хлыстал по стенам и окружающей дорогостоящей утвари. Те места, куда попадали хлесткие удары, светящегося красноватым неоном, изворачивающегося придатка, оставались глубокие трещины, ребристые выемки, а в некоторых местах и вовсе разломанные куски мебели из редких пород деревьев.
Под интенсивные движения взбесившейся конечности, тело Барни хаотично тряслось, а порой даже подпрыгивало. Не в силах пошевелиться, он мог только осознавать страшное, случившееся с ним, событие. Теперь он страстно желал своей смерти, не стремясь к спасению, потому что такового уже не могло и быть вовсе. Мучения ученого закончились в тот самый момент, когда гигантских размеров монстр, которому принадлежала конечность, разорвав на части торс человека, вырвался наружу.
Спустя всего полчаса неестественных размеров паук, поужинав останками Барни, в холке достигал уже, по меньшей мере, сто пятьдесят сантиметров, а в длину, и того больше. При всем притом он еще являлся только подростком, а не взрослой особью.
Если говорить о физиологии насекомого, то первым делом внимание привлекала пара крупных бивнеобразных челюстей, нещадно разрывающих все еще теплую плоть ученого. Мощная головогрудь членистоногого мутанта была покрыта хитиновой броней, все того же – ядовито-красного цвета, а в центре, большим пятном рисовался вычурный незамысловатый рисунок, желтого свечения. По обе стороны головогруди в совокупности торчали, что характерно, восемь неимоверно длинных члеников, наверняка, служивших пауку не только для перемещения, но и для убийства добычи во время, несомненно, кровожадной охоты.
В заключение всего прочего, тело паука заканчивалось массивным, яйцевидным, красным брюшком, на конце – немного загнутым вверх, а перед загибающейся частью размещался круглый, скорее всего детородный нарост. От основания брюшка и вплоть до детородного нароста тянулась пара дугообразных, единожды прерывистых, линий, все того же желтого свечения, а между ними виднелись шесть, перпендикулярных друг другу, точек.
За окном, наводнившие ночное небо, хмурые облака извергли из своих недр скопившуюся там влагу, и на человеческий мегаполис обрушился проливной дождь. Капли шумно забили по прямоугольному стеклу, превращая его бывшую прозрачность в мутную поверхность и лишь видневшийся вдалеке свет неоновых реклам, переливался в обильных струйках, хаотично скатывающихся вниз.
Поднявшись на лифте, а затем, следуя по красной ковровой дорожке, вдоль коридора восьмого этажа, Питер, остановившись напротив двери комнаты, в которой проживал постоялец по фамилии Твигл, поднял руку, но прежде чем постучать, нерешительно замер. Дворецкий, почувствовав, доносившийся из комнаты, отвратительный аромат дохлой крысы, слегка заволновался.
Трижды постучав в дверь, Питер произнес:
– Мистер Твигл, у вас все в порядке? – Ответа не последовало, и тогда дворецкий спросил: – Сэр, может вам что-то нужно? – Вновь тишина. – У меня есть ключ, – взволнованно прохрипел старик. – Можно мне войти? – Как и прежде, никакого ответа не прозвучало.
Питер, сняв с ремня связку многочисленных ключей, воспользовался одним из них. Когда замочный механизм щелкнул, возвестив о том, что дверь открыта, дворецкий, дабы не застать постояльца врасплох, вошел в комнату спиной вперед. Заперев за собой дверь, он, заслышав позади себя подозрительное шуршание, внимательно прислушался.
В комнате царил полумрак, казалось, было практически темно, но что-то все ж источало скудный свет из-за спины дворецкого. Питер подумал про включенный торшер.
– Сэр, Вы здесь?.. – прежде чем повернуться осведомился Питер. Шумно глотнув, он не спеша обернулся.
Сказать, что зрелище было не из приятных – ничего не сказать!
Дворецкий, широко выпучив глаза и крепко прижав руки к груди, отшатнулся, при этом он, что было сил, уперся спиной в дверь. Круглая позолоченная ручка здорово врезалась ему в поясницу. Питер открыл рот, чтобы закричать. Нет, не от боли – от страха, перед ужасным монстром, который неподвижно стоял посередине комнаты в окружении обломков разрушенной мебели.
Когда дворецкий повернулся боком, чтобы было удобно дотянуться до дверной ручки – громадный, красный паук протянул одну из своих удлиненных конечностей к дрожащему от страха человеку.
– Боже мой, нет… – воскликнул Питер, чувствуя, как красный, полосатый членик грубо уперся в его спину.
Случайно уронив связку ключей, старик, поспешив подобрать ее, быстро присел. В тот же миг второй придаток нанес резкий прямой удар, как раз в то место, где еще секунду назад находилась грудная клетка Питера.
Похоже, что паук еще не успел получить достаточно практических навыков при ловле своей добычи, именно поэтому и промахнулся.
Вынув кончик придатка из, пробитой насквозь, входной двери, паук, злобно щелкнув челюстями, прижал дворецкого к полу, а дрогой конечностью попытался прицелиться в область грудной клетки вырывающегося старика. Вновь дворецкий оказался проворней неопытного монстра и, ловко вывернувшись, освободился от сильной конечности, прижимающей его к полу.
Не поднимаясь с колен, Питер быстро протопал к ванной комнате и, оказавшись внутри, поспешил запереться. Защелкнув механизм, дворецкий, поднявшись на ноги, отпрянул от двери и уселся на бортик ванны. Он тяжело дышал, к тому же, в его возрасте, при подобной ситуации, можно было без особого труда заполучить инфаркт, но к счастью, сердце старика оказалось достаточно выносливым, чтобы выдержать столь невероятное психологическое потрясение.
Дворецкий, на мгновение, задержав шумное дыхание, внимательно прислушался. Непродолжительная тишина сменилась настораживающим шуршанием с противоположной стороны двери. Паук не хотел сдаваться. Не желая отпускать первую свою живую добычу, он принялся изучать преграду.
Продолжающееся уже в течение нескольких минут не затихающее шуршание – сменилось устрашающим древесным хрустом. Питер, немного отдышавшись, практически на ощупь, подошел к душевой пластиковой кабине и, нащупав выемку, открыл небольшой проход. Закрывшись внутри, он, свернувшись калачиком, тихонько улегся на гладкую поверхность.
Наконец, потрескавшаяся деревянная дверь ванной комнаты не выдержала натиска охотника, ее петли, натужно поскрипывая, вышли из своих пазов, и с продолжительным хрустом вся недолговечная конструкция рухнула на изысканный гранитный пол.
Проникнув внутрь, паук занял практически все свободное пространство ванной комнаты. Он замер, и в течение какого-то времени то ли прислушивался, то ли принюхивался, ну, в общем, пытался отыскать старика – присущими себе, специфическими органами чувств.
Тем временем сам Питер, лежа на дне душевой кабины, поджав нижнюю губу, пытался сдерживать накатывающий, одна другой выше, волнами страх. Интенсивность дыхания тоже пока что была под его контролем. Он дышал очень тихо и медленно, стараясь не выдать своего места нахождения. Но единственное, что наверняка спасло бы Питера – это остановка собственного сердцебиения. Именно его и почувствовал паук в стандартном «пластиковом контейнере» душевой кабины.
Одним единственным взмахом полосатого придатка, членистоногий монстр разнес целостную структуру кабины на индивидуальные фрагменты. Некоторые, из более крупных кусков, накрыли распластавшегося внутри Питера. Прицелившись в сформировавшийся из пластмассы бугорок, паук резким рывком вонзил свой придаток в его центр.
Немыслимо, но фортуна вновь оказалась на стороне дворецкого, хотя она и была недолговременной. Пока монстр пытался освободить из душевой ванны застрявшую конечность, Питер быстро выбрался из-под пластикового завала и попытался убежать, но на выходе из ванной комнаты челюсти паука оказались слишком близко к человеку.
Паук, клацнув мощными челюстями, в одно мгновение перекусил хрупкое человеческое тело надвое, а затем освободившимся придатком пробил грудь старика снайперски точным попаданием в область сердца. Дворецкий умер мгновенно.
Людвиг – консьерж, работая с компьютером за своей персональной стойкой, как раз вносил данные очередного заказа на лимузин, как вдруг, неожиданно прозвучавший, звонок телефона отвлек его сконцентрированное внимание.
– Консьерж восьмого этажа – слушает! – выразительно произнес он.
В ответ прозвучал взволнованный голос женщины преклонного возраста:
– Извините, меня зовут Мередит Сваленс. Я услышала странный шум и когда выглянула в коридор, то поняла, что не ошиблась. Случилось что-то страшное.
Слова пожилой женщины не вызвали у Людвига волнительных мыслей, так как он уже неоднократно слышал подобные заявления. Вообще он считал, что богатые люди воспринимают все слишком эмоционально.
– Объясните, пожалуйста, что именно вызвало у вас подобное подозрение? – Людвиг, ожидая ответа, уже предвкушал, как будет рассказывать бредни старой миллионерши своим друзьям и родственникам.
– Я наверняка не могу утверждать от чего именно но, похоже, что от выстрела, а может быть, еще отчего-то подобного, в дверях, напротив моего номера, зияет огромная дырка.
От подобного заявления, консьерж чуть было не прыснул слюной.
– Не выходите из своего номера, я сейчас буду… – быстро проговорил он и, положив трубку телефона, подозвал двух охранников.
Консьерж, в сопровождении пары охранников в полицейской форме, прибыл к указанному месту. В подтверждение словам богатой старушки, в двери номера, в котором проживал, недавно въехавший, мистер Твигл, находилось, выбитое наружу, рваное отверстие – практически овальной формы.
– Что за чертовщина?! – произнес Людвиг, заинтригованно рассматривая брешь.
Охранники недоуменно переглянулись.
Любопытный консьерж прощупал края отверстия и почувствовал, как из комнаты дует легкий прохладный ветерок. Отдавая дань любезности, Людвиг постучал.
– Мистер Твигл? – Дернув за ручку, он убедился, что дверь заперта на ключ. Тогда консьерж повернулся к противоположной двери и постучал в нее. – Миссис Сваленс? – Входную дверь открыла миловидная старушка с выкрашенными в гранатовый цвет волосами. Глядя на ее лицо, становилось ясно, что женщина перенесла уже около трех пластических операций и немного походила на китаянку.
– Можно воспользоваться телефоном в вашем номере? – поинтересовался Людвиг.
– Конечно, конечно, проходите! – добродушно произнесла Мередит, в душе радуясь тому, что может как-то помочь прояснить ситуацию. Охранники остались снаружи, а когда Людвиг подошел к телефону и взял трубку, она спросила: – А вы уже выяснили, что там случилось?
Консьерж, поспешно набирая номер, вежливо ответил ей:
