Краски года времен. Сборник поэзии и прозы

В мерзкую погоду о стране, которой нет

Владимиру Высоцкому

Молитва о мире

О, Господи! Бог справедливый!

Прими молитву

и выполни её своей небесной силой!

Грехи усердно отпусти,

не допустивши

беззаконий, больные головы уйми-

войны, несут, которых кони.

Царей всех самозваных клику

рукою гневной покарай,

на свой народ войска ведущих с шиком!

Безумных и завравшихся рабов-

на суд свой строгий-призови к ответу!

Сойди на землю-наш владыка!

Народ не хочет взрывов,

смерти крика-фашизм,

что снова на земле-

твоего пусть побоится лика!

И пусть не будет нечисти прощенья…

Помилуй тех-

в душе есть у кого-

сей светлый мир любить стремление!

Помилуй женщин и детей-

к ним проявивши уважение!

Всех режиссёров сечи сей-

метлою в ад-смети, ТЫ, со старанием!

Любви и кротости-посей, Бог, новы всходы,

чтоб только в счастье на земле

отныне жили все народы, Забыв страдания,

разрушения.

имели люди бы терпенье!

Вселенной мир и тишину,

любовь-несла проникновенна,

и чтоб любое лихо,

зло-здесь умирали бы мгновенно!

Старик, ты-помнишь?

проза

Переправа в гетто

Прохладное июльское утро 1942 года. Солнце только поднималось из-за леса, превращая капельки, холодной росы на травах, в сверкающее в розовых лучах ожерелье.

Возле берега Западной Двины вспохнула и застрекотала сорока. Лесной голубь далеко в зелёном массиве затянул свое: Ку- КУ- ку до бесконечности. Стефан, бородатый старик и Петро, мальчуган лет пятнадцати, с автоматами наперевес подходили к лесной опушке. «Так я сам дзядзька Стэфан ўчора бачыў як немцы каля ракі штук пяцьдзесят плытоў з груэовиков выгружалі… Напэўна харчаатрад чакаюць» – сказал по -белорусски юнец и указал пальцем в сторону берега: Вон де они, а командир с товарищем Артамоновым мне не верят!

Стефан в знак одобрения кивнул головой и насторожился. Со стороны проселочной дороги послышался шум моторов. Оба партизана залегли возле кустов орешника, откуда хорошо открывался обзор и сняли со своих поясов по связке гранат. Минут через пять шум усилился и на полном ходу на заросшее травой поле вокзал немецкий тигр. Вслед за ним показалась колонна из нескольких десятков крытых грузовиков. Танк остановился почти прямо у воды, развернув пушку в сторону другого берега. Чуть выше один за одним стали останавливаться грузовики.

Один, два, три- начал их считать Петро. Из первой машины выскочили два эсэсовских офицера, а рядовые, коих было человек двадцать выгрузили несколько пулеметов. Офицер зарядил ленту в один из них и сделал выстрел очередью куда то в середину реки. С того берега немедленно ответили такой же очередью.

Стефан с Петро переглянулись, не понимая что происходит и затаили дыхание. невооруженные эсэсовцы, поочередно открывали машины и помогали спускаться людям, которых строили в колонну по четыре недалеко от того места, где в траве лежали плоты. Когда построение было закончено к ним обратился офицер на немецком языке, а после самый первый в первом ряду колонны сделал шаг вперед и перевел: Немецкое командование обещает нам жизни, если мы обещаем трудиться во благо Вермахта. Свободное еврейское поселение расположено в километре от того берега в самом центре Глубокого… Он говорил еще долго, но всего было не раслышать двум партизанам.

Вскоре погружив на плот один пулемет и прихватив несколько автоматов от берега отчалила немногочисленная немецкая команда, оттолкнувшись самым большим багром, за ним синхронно отбыли еще два экипажа с немцами.

Schneller, lebendiger- слышалось у уст тех, кто остался на берегу, подгоняя евреев, собранных по всем уголкам Белоруссии.

Те же немцы на плотах, что к этому времени достигли середины реки вдруг притормозили, дожидаясь, когда первые еврейские плоты, поравняются с ними. Как только это произошло, довольные немцы сблизились с ним и перевернули своими баграми, хохоча и крича: Wer nicht schwimmen kann, kann nicht Leben. Wer wird das gest; rkte Wohlergehen aus der F; hrung Deutschlands retten.

С немецкого плота и обоих берегов раздались пулементные очереди. Среди тех, кто еще не успел спуститься на воду началась паника. Несколько десятков человек, бросив плоты ринулись в сторону леса. В сторону беглецов очень быстро танк развернул свою пушку и произвел выстрел. Люди падали, крася зеленую траву в красный цвет. Река давно уже была красной от крови, а перекрестный огонь с берегов не прекращался. Офицер, стоящий около танка дико хохотал, что то пританцовывая и изображая руками стрельбу из пулемёта.

Вось сволачы! Гады, гады! Рожы фашысцкія! – заорал Петро и выпустил из укрытия автоматную очередь.

Вообщем так, дурень! Давай мне свой автомат, буду отсекать вас огнем! Помоги тем, кто доберется до леса и уходите в отряд! – скомандовал Стефан, силой вырвал у парня оружие, почесал бороду и откатился траве от того метров на десять в сторону и сделал прицельный выстрел по немцу, что еще продолжал хохотать, как конь. Танк сдвинулся с места и медленно стал двигаться в сторону Стефана. Стефан сменил позицию и выпустил еще одну очередь. Паника на берегу продолжалась. Еще десятка два человек предприняли попытку бежать к тому месту, откуда руками подавал сигнал Петро. Один из пулеметов немцы развернули туда же и палили беспрерывно. Несколько автоматчиков бежали за танком и хаотично выпускали патроны, срубая ветви орешника, в которых укрылся Петро. Остальные немцы, что были без оружия, ломали еще не спущенные на воду плоты и этими ьревнами загоняли людей в воду, без всякого разбора: детей, женщин и стариков.

Не надо, дяденька! Не надо! Я воды боюсь! Я плавать не умею! – с мольбой в голосе голосила черноволосая девчушка лет семи. Раненый в шею, недавно хохотавший офицер, глотая воздух подлетел к ней и с криком: Юда! -вцепился в ее горло.

К этому моменту около пятнадцати человек добежали до Петра. Тот рукой указал им, что бежать надо в чащу к оврагу и вовремя успел пригнуться. Пуля только чиркнула по его голове и вонзилась в ствол дерева. Юный партизан схватился за голову, которая была рассечена и ручьем лилась кровь хотел было ринуться в сторону Стефана. Но тот увидел это и выпуская патроны один за одним заорал: Бяжы дурань!

Петро побежал и за ним еще с десяток спасшихся. Кто то на бегу отодрал кусок рукава от своей рубашки и перевезал ему голову. Автоматчики еще с час прочесывали лес, но далеко углубляться не собирались. Автоматная очередь Стефана стихла

Через пару часов умолкли и немецкие пулеметы на этом берегу. Выплывших и уцелевших после переправы евреев строили уже на другом берегу. Всех мужчин от пятнадцати до пятидесяти растреляли на месте, скинув их тела в реку. Женщинам, старикам и детям опять что то долго говорили о величии Германии и о том, что среди недостойных достойно жить смогут сильнейшие, которые будут хорошо работать…

Далее в еврейское гетто в Глубокое немногочисленный немецкий отряд повел тысячную толпу пешком.

Грузовики с того берега, куда привезли людей для переправы разъехались. Недалеко от орешника стоял пустой «Тигр» с пробитой гусеницей. А недалеко от него виселица в которой болталось, изрешеченное тело Стефана. Фашисты выкололи ему глаза и отрезали оба уха.

Свое «ку-Ку-ку» твердил лесной голубь, а малиновое солнце уже с другого берега на закате садилось в огненно-краснуюот крови Западную Двину.

В такое же красной траве зашевелилось подавая признаки жизни старческое тело. Подняв одну руку к небу, а другое положив на сердце, лежа на спине оно полушепотом пело на польском, со свойственным евреям акцентом.

А в партизанском отряде, что в двух верстах, принимали пополнение в двадцать восемь бойцов, который привел безусый мальчишка.

В то время еще не думали о Победе, но она жила в сердце каждого советского человека, с нарастанием ненависти к фашисткой заразе.

Гетто в Глубоком просуществовало до лета 1944, где безжалостно было уничтожено великое множество человеческих жизней

Не говори мне об этом…

Малиновое солнце вставало над первозданным лесом, предавая белоснежному убранству богатств в виде искрящих в лучах драгоценных жемчугов. Дед Егор, лез по проселочной дороге по сугробам, что были ему выше колена. Тридцати градусный мороз мешал дыханию, градус внутри уже не грел, а ноги едва волочили.

Вон она его деревушка Тетерино, совсем рукой подать, всего то каких то триста метров. Но ему, изрядно погулявшему у свата в соседнем селе, еле волочивщего домой ноги, это расстояние казалось вечностью.

Покачиваясь в сугробе он стал нащупывать в своих карманах душегрейки сигареты и не мог понять куда их «окоянные» с пьяну засунул.

От досады хотел плюнуть, да не успел…

Прямо перед ним из оврага выпрыгнула лосиха, дыхнув ему в лицо горячим паром и помчалась прыжками в сторону его деревни.

И пока старик приходил в себя, огромный лось выскочил и с опушки леса и издав страшное мычание понесся прямо на бедолагу. Но в метре от него задев рогами сугроб, ударив его потом задним копытом прыжками исполина помчался за самкой.

«Вот это любовь!» -воскликнул замерзающий Егор и рухнул в снег лицом.

Сколько так пролежал старый бедокур ему было не ведано. Сон в котором супруга Евдокия Федоровна подчевала его горячими щами из печи прервал гул мотора трактора. Приподняв свое небритое лицо, к которому прилип снег он тут же ощутил чей то горячий поцелуй в щеку. Затем как ему показалось все лицо своим дыханием обжег сатана. Егор открыл наконец глаза и увидел над собой знакомую парочку лесных великанов, которая пыталась его согреть…

Трактор приближался все ближе и ближе. Подняв голову и поведя рогами мужская особь сделала прыжок в овраг и жалобно позвала подругу за собой.

В тот момент, когда фермер Василий усадил деревенского гуляку в кабину сладкая парочка была уже далеко. за соснами леса, что продолжал завораживать своим видом…

«Вот, Василий, кабы не они, то хана бы мне-завел разговор протрезвевший дед Егор: «Ведь за мной баечник в образе бабки моей приходил. И спать бы вечным сном в том сугробе. А они бессловесные твари грели меня дыханием звериным… Слышь, Васька и не говори, ведь зверье иногда нас людей человечней! Только вот мысли не умеют выразить! А любовь у них ты б видел какая! Молчи и ничего в защиту нас людей не говори!

Василий улыбнулся, остановив своего железного коня возле желанной калитки парировал: Значит, старый это они тебя спасли, а не я, что доброе дело для деревни решил сделать…»

Толкнув ногой дверцу трактора дед решительно стоял на своем: «Молчал бы, Вася! Вот он сохатый, небось самочке своей не похваляется, что доброе дело для старого человека сделал и ее к этому привлек! Молчи! Молчи и не говори мне о добре своем! С каждого за чистку дороги ведь по червонцу дерешь! А они- безвозмездно, меня грели…

Но враз как то обмяк и замолк увидев свою жёнушку со скалкой в руке на крылечке.

«Ох, не говори мне, Вася об энтом, не надо! У них душа, у нас эмоции!» -воскликнул дед Егор и шагнул виниться навстречу суженной.

За его спиной затарахтел трактор и сквозь гул мотора, как голос с неба прозвучала ирония тракториста: Кайся, дедушка Егорушка!

«Не буду, Васенька! Не говори, не говори мне об этом! -расставив руки для обьятья жены выдавил полушепотом гуляка, но та подняла скалку и замахнулась на супруга с визгом: «Алкаш окаянный вернулся!

Не говори, Васенька! Звери нас человечнее! -заорал Егор и побежал на таран.

Как та лосиха с лосем, Васенька! Только у них рога, а у бабки скалка! -это последнее, что услушил Василий в момент штурма парадной двери. И он уже хотел тронуться с места, как из сеней дома послышался женский крик: Помогите! Фермер уже было выскочил из трактора, но услышал заливистый смех обоих стариков.

Вцепившись в руль Василий и сам расхохатался, вслед за обитателями. Утерев слезы от смеха Василий дал газа поехал очищать дорогу с другой стороны деревни.» Ах, и не скажу, не скажу, черт, старый! Но любовь то у людей поинтересней звериной будет» -бубнил он весело про себя до самого конца деревни. Прямо на его транспорт медленно шел хромающий с обломанными рогами огромный сохатый, видимо третий, что оказался лишним в поединке за любовь. Он не мычал, а неистово орал, прося человека о помощи…

«Вот и ты мне не говори про любовь! Помолчи, не говори мне никогда об этом! -извлекая из аптечки бинт и йод выпрыгнул из трактора фермер. Раненый в поединке лось остановился в ожидании…

«Что то вас, сегодня многовато, ребята! Эх, селяви! Сложновата у вас с этим, гляжу! -присвистнув пробубнил Василий, увидев глубокую рану на шее животного почти профессионально взявшись за дело. Животное стояло не шевелясь, гордо вскинув голову вверх. Вдалеке тихо. спал лес в зимних шубах. Малиновое солнце закрыли свинцовые тучи и вот должно было снова завьюжить. Эхом на снежных просторах воцарявшееся молчание нарушил угрожающий крик победителя, что продолжал покорять свою даму.

А в теплом доме дед Егор смакуя горячий чай с пирогами все никак не унимался, признаваясь в миллионный раз в любви своей бабке с коей прожил 54 года» Она, любовь то возрасту не помеха, ибо вечна! -словно читая торжественную речь по бумажке степенно говорил он.

А женушка смеялась и твердила: Ох и старый дурак! Никогда боле не говори мне об этом! По нам же уже небеса плачут!

Не отпускай меня…

Вокруг единственной многоэтажки возле парка собралось бесчисленное множество ротозеев. Местный участковый с двумя сотрудниками патрульно-постовой службы, ожидая команду спасателей, хотел разогнать толпу или отодвинуть куда нибудь подальше, да не тут то было… Ведь народу хлеба не надо- зрелище давай. А чем не зрелище симпатичная девица в открытом купальнике на крыше, что неистово истерит и желает покончить с жизнью, бросившись с высоты восемнадцатиэтажной башни, забаррикадировав единственный выход на крышу. Вон смотри ноги свесила! – заорал лысый дедок. Сейчас полетит!!! – поддержал его молодой широкоплечий парень и тут же завопила девица, что была с ним: Валера! Ты идиот! Не ужели тебе не жалко человека!

Эх, был бы человек! Самовлюбленная курица! Все равно ведь не прыгнет! – вмешалась в их разговор соседка этой самой красавицы на крыше.

И в этот самый момент уличные речи заглушила сирена пожарной машины, которая подьехала вплотную к дому. Наступая на работников правоохранительных. органов толпа постаралась как можно ближе продвинуться к спасателям, что стали выдвигать свою лестницу.

Глянь! – опять завопил лысый дед и показал рукой на окно лестничной клетки последнего этажа.

Пашка! Пашка не смей! – падая в обморок выдавила из себя соседка.

А молодой крепкий парень в джинсах и черной рубашке уже встал на подоконник и начал размахивать крепкой веревкой. Забросив один конец на металлическое кровельное ограждение крыши обычной шваброй он стал подтягивать конец веревки к себе. Показав большой палец руки, поднятый вверх, всем кто его лицезрел, молодой человек привязал веревку к батареи и начал восхождение наверх. Лихо упираясь кроссовками в стену руками он мастерски поднимал свое тело и в считанные секунды оказался возле заграждения. Уцепившись за него рукой он что то крикнул пожарным и подобно цирковому артисту оказался на самой крыше. Внизу раздались аплодисменты.

До девушки было метра три- четыре. Вцепившись руками за выступ она свесив ноги сидела на узком пространстве переступив кровельное ограждение, благодаря которому юноша смог забраться.

Подняв голову к небу что есть силы она заорала:" Ты кто такой! Не приближайся ко мне мразь! Я брошусь вниз! Брошусь!»

«Так ведь одной несподручно! Что жених? муж бросил?» – сделав несколько коротких шагов в ее сторону ответил на истерику смельчак- " С другой небось застукала! Бывает! От меня тоже сегодня жена ушла… Так что я твой брат по несчастью! Слух до меня дошел, что красивая девушка эффектно хочет расстаться с жизнью… Дай думаю я ей компанию составлю! Вместе то умирать не так страшно!

Еще несколько более смелых шагов и его рука легла на плечо девушки. От неожиданности та сильно дернулась и ее тело скользнуло с крыши. Но крепкая, сильная, по- настоящему мужская рука мертвой хваткой впилась в локоть самоубийцы.

«Все еще хочешь прыгнуть, детка! Ты только скажи, я отпущу твой изящный локоток» – издевательски сказал тот, в руке которого находилась жизнь девчонки

«Лифчик… лифчик! – шептала она, пытаясь упереться ногой в стену.

– Что! Что лифчик?

– Он расстегнулся!

– Ну и что?

– Стыдно!

Во дает! Стыдно! А полуголой на крыше быть не стыдно! Умирать в двадцать лет не стыдно!

В восемнадцать! – прошептала девица и потеряла сознание. Паренек наклонился и стал пытаться занять лежачее положение, цепляясь ногами за вертикальные перегородки. Получилось! Но как только его вторая рука схватила другую руку «мадам без лифчика», который улетел к зевакам внизу, с высоты казавшиеся муравьями, перегородка под правой ногой издала противный звук и звонко прогремев возле его головы полетела вниз к лифчику. Сам спаситель, сохраняя хладнокровие, не смотря на то, что его нога скользила по краешку крыши, попытался потянуть девушку наверх. Достаточной опоры не было и боясь самому соскользнуть вниз мужчина еще крепче вцепился в ее руки и замер в раздумье. На какое то время, пришедшая в себя девчонка взглянула снизу в его глаза и то ли прошептала, то ли промычала чуть слышно сухими губами: Не отпускай меня! Пожалуйста…

Громкие шаги тяжелых башмаков совсем рядом предали уверенности парню, который извиваясь змеей перенес свою ногу к следующей перегородке и рванул легонькое тельце девицы на себя. Еще рывок, мгновение и вот она уже лежит далеко от края на безопасном месте. Сняв с себя рубашку и прикрыв ее обнаженную грудь он сел рядом, вяло помахав рукой подбежавшим спасателям.

«Кажется ребята, я переусердствовал и этой дурехе руку сломал. Да и сам с ней бросаться передумал… – выдавил он из себя и достав из джинсов сигарету закурил…

Люди! Люди! Это сын мой Пашенька! – визжала среди еще не разошедшейся толпы соседка девушки. Лысый дед утирал слезы. А девушка широкоплечего парня сыпала один за другим воздушные поцелуи герою на крыше.

Через несколько минут Пашка вернулся в дом тем же способом, по своей веревке и спустившись вниз на два этажа остановился у своей квартиры. Посмотрев на свою ободранную руку и» вдвэшную татуировку», что сделал в армии он интуитивно обернулся!

На ступеньках стояла и влюбленно смотрела на него жена.

«Я вернулась, Паша! Если можешь прости! Если нет…» – еле слышно сказала она и замолчала из за навернувшихся на глазах слезы.

Бывший десантник подбежал к ней обнял и потом поднял на руки и понес к двери квартиры

Лиза смотрела в его глаза и шептала: Не опускай и не отпускай меня, Пашка! Не отпускай меня, герой!

В глазах у Павла навернулись слезы, ведь только он один и знал, что на крышу полез не спасать девушку, а вместе с ней покинуть этот мир из за нелепой ссоры сначала с женой, а потом с матерью…

Чупакабра

«Слыхал, Матвеич, говорят в нашей речке, некая невидаль завелась, чупакаброй кличут» -завидев егеря Митрича у колодца из за ограды своего участка прокричал старому другу дед Семен. Егерь усмехнулся в свои буденовские усы, набрал воды в ведра и ответил грубым хрипатым голосом:" Я ж тебе, Семен, говорил,

ты б Семен себе какую -нибудь бабушку в доме завел, чтоб она тебя скалкой лечила! А то дернегь вечером самогонки и давай сказки от скуки сочинять!»

Дед Семен почесал лысину, видимо обдумывая, что ответить уважаемому в деревне сверстнику,

то ли от ужаса к большому недоверию им сказанного, скорчил кислую мину и тяжело вздохнув сплюнул через плетень, протараторил: " Ну, не хочешь, не верь! А у меня сведения то достоверные! К Степаниде внук из Пензы приехал погостить, а с ним компашка сокурсников… Так вот, Игорек – то, внучек этот, давеча ща добрым делом ко мне приходил и газетку то показывал! Там про эту дрянь и понаписано…»

«Ну! "– уже Митрич недовольно скривил физиономию- «Написано! А наша то речка, что в болото превращается причем?»

«А при том!» – отворив калитку и шагнув навстречу другу не унимаясь продолжил Семен- «При том, что они, студенты ейные, фильм про нее снимать тут будут,

чтоб всему миру про нашу чупакабру рассказать!»

– Да, я скорее в русалку поверю, чем в твою чушь, в нашей то реке» – махнул рукой Митрич, подхватил ведра и что то бурча себе под нос поспешил к своему дому, дабы бесполезная беседа с местным балагуром, что хлебом не корми, а дай ему языком почесать, не затянулась на час, а то и два.

Быстро умывшись в своем огороде и приготовив на буржуйке под старой вишней яичницу на большой сковороде, егерь посмотрел на небо, затянутое облаками и облачился в камуфляж, взял из дома новенький» Сайгак» и прихватив рюкзачок с провизией поспешил в свою лесную сторожку.

Путь к лесу через деревню Варварка был неблизким, а там вниз оврагами с густыми зарослями сосен киллометров пятнадцать до звонкой речки Клубиш, а оттуда еще семь по звериной тропе к Бабкину болоту,

где и располагалась сторожка лесника и многочисленные кормушки для лесных обитателей.

Выйдя из деревни по клеверному полю, Митрич решил идти не обычной дорогой, а сократить путь по чаще. Пройдя с десяток сосен и отбиваясь от комаров, в двухстах метрах от себя он услышал веселые молодые голоса. «Интересно и кому это в пять утра в нашей деревне, кроме Матвея – Оголтелого не спится!» – подумал он и вспомнил о студентах из Пензы, что приехали к Степаниде и из большого интереса решил поменять свой маршрут и податься за ними, но для солидности, чтоб не выдавать себя сразу, держаться на приличном расстоянии. Ветки сосен мешали ему разглядеть сколько» туристов» впереди него и что они везут в садовой тачке, тяжело толкая по густой траве.

Пройдя так киллометра три- четыре за ними Митрич решил сделать небольшой привал на перекус бутерброда с салом и небольшой перекур. Но когда трапеза была закончена, голоса стали не слышны. «Неужели они малым оврагом вниз напрямик к болоту пошли» – размышлял местный хозяин леса и решив, что все равно, все лесные тропы вдоль реки ведут именно к этому месту, досадуя, что потерял хлопцев из виду, свернул на свой, продуманный ранее маршрут.