Император. Собрание сочинений

I

Тени сгущались быстро. Гроза, грязь и слякоть, погода была мерзкой. Молнии били отовсюду. Старые деревья мгновенно падали на землю. Теперь уже огненные и страшные, они уже были никому не нужны- только создавали препятствия на дорогах.

Холодный ветер пробивал до мурашек, что даже невозможно было выйти на улицу. Грянул гром. Белки попрятались в дуплах, суслик прыгнул в нору, медведь упал на спину, заорал протяжно и громко глухарь. Лес взбудоражен, неистовствует. Животные в панике. Кругом хаус и грязь.

Очередная вспышка света. Пулей выбежал из лесу босоногий, с огромными глазищами, в серой майке, в рваных, коротких джинсах человек. И прыгнул, зависая в воздухе, в крапиву, ужалив колени, пятки, локти, ноги, ладони, но встал и побежал дальше.

Листья кукурузы хлестали в лицо, обливали его. Мокрый, вспотевший, измученный он стремительно бежал и бежал, перепрыгивая через преграды. Ему казалось, что вот-вот, если он даст себе хоть одну слабину, то упадёт навзничь в грязь.

Вдруг снова грянул гром. Молния спалила напрочь дерево и пожар перешёл на поле. Листья горели, пламя расширялось, становилось подвижным. Ноги ныли, пятки зудели, руки отваливались. Тощее, бледное лицо требовало спокойствия, но босоногий нарочито оборачивался назад оттого оно становилось ещё более изумлённее. Страшные, выпученные, красные глаза, говорили о том, что он бежал от чего-то большего, чем медведь или волк. Странные звуки преследовали вдогонку. Слышен был крик, звук змей и топот копыт.

Затмение, огромное кукурузное поле и один человек, который бежит, сам не зная куда, в неизвестность. А ливень всё бьёт и бьёт.

II

Тем временем старушка меланхолично вздыхала, сидела у окна, попивая чай, и смотрела на своё отражение в зеркале. Малоподвижные брови и скулы уже не удивляли её. Даже улыбка на её лице смотрелась ущербно. Множество морщин, дряблое тело всё это говорило об ушедшем времени, которого уже не вернуть. Сама себе она часто повторяла:

– Старость не за горами. Век проживёшь да в могилу уйдёшь.

Её сын- Степан подкидывал дрова в старую, русскую печь и отвечал обычно матушке так:

– Н-но если с пользой проживёшь, то н-не грех п-под землёй п-поваляться.

В ответ она ничего не говорила, сидела спокойно и медленно вздыхала.

Зоя Михайловна- старушка, лет восьмидесяти, в молодости была балериной, жила в городе, купалась в лучах славы. Все её любили, мужчин у неё было много, но все они ей как-то не нравились и всё ей как-то не нравилось. Она была очень капризной и требовательной женщиной. Мужчины толпами бегали за ней, падали у её ног, встречали цветами после концерта, водили в кино, в рестораны, угощали дорогими винами, пряностями, клялись в верности, целовали ей руки, были без ума от неё.

Однажды приятным вечером, после спектакля ей встретился вполне галантный, красивый, стройный мужчина, таким он казался на вид. Он попросил проводить её до дома и она согласилась. Они шли и болтали на мосту. Молодой человек дурно интересовался её персоной, подшучивая. Она смеялась и радовалась. Он покатал её на катамаране. Приятный вечер, огни, звёзды, луна. Безудержное веселье благодаря которому у них зародился роман. Это был первый мужчина, которого она полюбила: кудрявый блондин с голливудской улыбкой. Он всегда знал чего она хотела, чувствовал её и поэтому мог управлять ею. Вскоре она ему надоела и как-то только она родила ему ребёнка- он бросил её, убежал.

III

Деревня была маленькой. Пять домиков, одна центральная дорога, как бы проехал и даже не заметил что проехал. Аптека, почта, маленький киоск хоть чем-то радовали жителей. Домик Зои Михайловны стоял в стороне сиротливо, если его можно назвать домом. Он был очень старым и ветхим- точнее напоминал избушку с пристроем, в котором лежало хламьё: охотничье ружьё, рваные сапоги, сломанные удочки, брошенные сети, как попало, но одно всегда было неизменно, среди такого беспорядка, ненужных вещей и прочего хлама- в стороне, в углу лежали аккуратно сложенные дрова, которые ждали очередной топки.

Когда было совсем холодно Степан Прохоров отапливал дом и активно конопатил щели.

Степан Викторович Прохоров- зрелый мужчина, лет пятидесяти двух, не женат, имеет двух детей, но живёт один с матерью. Биография его личной жизни печальна- два брака и два развода.

Степан по себе неуклюжий, заика. Борода у него махровая, русая, волосы не подстрижены, касаются ушей, седые.

Иногда он напоминал жителям деревни лешего, который ходил на почту, чтобы получить очередное, долгожданное письмо от своих дочерей.

– А это Машенька мне н-н-написала. А в-вот это м-мне Лидочка отправила.

«Папа, мы тебя очень любим. За нас не переживай. Мы вчера с дядей Володей ходили в парк аттракционов- было здорово и весело. Мама тоже хорошо поживает, недавно о тебе вспоминала.

подпись: Это Маша, люблю тебя»

«Привет, Папа. Как поживаешь? Как твоё здоровье? Я тебе аэрозоль от астмы отправила и немножечко конфет. Думаю, вы с бабушкой приятно проведёте чаепитие. Честно, не люблю дядю Володю. Пап возвращайся поскорей, мы тебя ждём.

подпись: Это Лида, люблю тебя, Папочка»

IV

Погода не стихала, ветер бушевал. Деревья качались, калитки стучали, у некоторых жителей ворота падали.

– «Э-э-эх», ну и погодка же сегодня, – говорила Зоя Михайловна, доставая конфеты из шкафа.

– «М-да», мам, вы абсолютно п-правы, – отвечал Степан, накрывая на стол.– Постойте, н-но у нас в-воды нет в чайнике.

– «Ох, да», совсем забыла тебе сказать. Стёпа, будь добр, сходи по воду, – вздыхая и держась за спину, пробормотала она.

Колодец стоял рядом с кукурузным полем. Степан набирал воду. Набрал первое ведро, поставил. Зацепил второе ведро, спустил на глубину, поднимает, поднимает; доволен собой. Как вдруг откуда не возьмись из гущи вылетел чёрный человек и набросился на него. Ворот и ручка с бешеной скоростью покрутились назад. Ведро с треском полетело вниз и исчезло под воду.

– «Ааа-а-а-ааа-аа-а!»

– Спаси меня, – шёпотом сказал босоногой, лежа на пострадавшем.

– «Аааа-ааа-аа-аа-а!»

– Да что ты орёшь?!

– «Ааааа-аааа-ааа!»

– Тихо!!! Замолчи, – рявкнул он и дал пару раз пощёчину.

– Не трогай меня! Отстань, отстань, – в бешенстве кричал Прохоров, обороняясь ногами, руками. Выбравшись, он схватил ведро и кинул в неприятеля.

Босоногий повалился на землю. Степан глянул на него и побежал стремительно домой.

– Так, где моё ружьё?! Я помню, дед, мне его оставлял. Где оно, где? О, нашёл!

Как только Прохоров вышел с амбара, появился он. Он стоял на расстоянии пяти шагов. Чёрный, как тень. Сгорбленный, весь в грязи, похожий на чёрта- он стоял, шатаясь, пытаясь удержать равновесие. Повисла минута молчания.

И снова грянул гром и засверкала гроза. Как тут незнакомец, стиснув зубы и подняв с усилием руки вверх, закричал:

– Не стреляй! Не стреляй! Помоги мне, – последние слова произнёс, выдавливая из себя, и рухнул навзничь в грязь.

– «Эй», вставай, вставай, – повторял Степан, тыча его дулом ружья, проверяя живой он или мёртв. Толкнул дверь и затащил тело в дом.

– «Ай! Ай!» Что случилось? Что случилось? – переспрашивала старушка, испытывая шок и потрясение.

Грязь размазалась по полу. Человек лежал в отключите. Теперь уже можно было разглядеть силуэт: мужчина среднего возраста, невысок, худощав, длинные, неухоженные волосы, курносый, лопоухий, но с красивыми зелёными глазами; серая майка, короткие, рваные джинсы; на щеке шрам, а на левой руке браслет с подписью «Спаси и сохрани». Тело лежало неподвижно.

– Да я сам не знаю, мам. Выбежал непонятно откуда, набросился на меня и давай пугать, – вдумчиво объяснял матери, смотря на лежачего.

– Что? Этого не может быть! Не может быть!

– Не понимаю вас, мам.

– Ты, ты перестал заикаться, – восхищённо произнесла Зоя Михайловна.

– Постойте, мам. Это не я, это не со мной. Мам, скажите, что это не я.

– Это ты мой сын и всё это происходит с тобой, – проговаривала она ему, держа ладонями его щёки.– Это ты…