Конан и потомок Пха

Сразу Конану не понравилась эта морская черепаха.

Словно кто-то внутри него, тот тихий и мягкий голос, что всегда предупреждал его о подвохе, или грозящей опасности, шепнул: «Сейчас начнутся проблемы!»

Пришлось, прикрывая глаза ладонью от слепящего света заходящего солнца, бившего прямо в лицо, повнимательней смотреть на черепаху, и местность вокруг неё, на всякий случай проверив, легко ли вынимается верный меч из ножен. И на месте ли оба метательных кинжала. И поосновательней принюхаться к запаху соли, и отвратительно вонявшим полусгнившим водорослям, выброшенным прибоем. Но ничего опасного или необычного на пляже, по песку которого Конан шёл, чтоб дать ветру и прибою занести и смыть свои следы, не имелось. Лишь шумели мерно набегавшие на берег волны, да свистел в ушах порывистый тёплый ветер.

Собственно, и сама черепаха явно пока ничем ему не угрожала, и пока кроме огромного размера ничем другим не поражала. Да и ползла вовсе не в сторону варвара, а явно просто подальше от океана, к зарослям прибрежного леса, пересекая под прямым углом путь киммерийца. И даже невнимательному наблюдателю было бы заметно, что она припадает на правую переднюю лапу, что делало движения животного по пологому пляжу какими-то судорожными, и беспомощно-торопливыми. А массивная голова размером с лошадиную не держалась над землёй, и, словно свешиваясь туда же – направо, иногда даже скребла нижней челюстью по песку пологого пляжа.

Однако Конан к ненаблюдательным не относился никоим образом, поэтому сразу заметил: и то, что черепаха движется из последних сил, и узкую тёмную полоску, тянувшуюся за еле волочившимся по песку за семифутовым, и похожим, скорее, на две гигантские соединённые сковородки, тёмно-зелёным туловищем. Нетрудно было догадаться, что эта тёмная полоса, выделявшаяся на чуть более светлом мокром, а затем и сухом песке – кровь.

Вода на том месте, откуда шли следы метровых ласт-конечностей и тянулась канавка от хвоста, забурлила, и Конан понял, что неприятности начались.

Мерзкая рожа, возникшая из волн прибоя, киммерийцу понравилась, если честно, ещё меньше, чем похожая на обличье гигантского попугая морда черепахи. Но у этого «гостя» не было массивного рогового клюва, и огромных, застланных пеленой из жёлто-серой не то – слизи, не то – гноя, перепуганных часто моргающих глаз. А имелись у него выпученные бусинки очень даже злобных и сосредоточенных сейчас на тыльной части несчастной рептилии, глазёнок. Убедившись, что не успел далеко отползти предмет его преследования, чудище словно осклабилось с облегчением, и стало двигаться нарочито неторопливо, словно осознавая, что деваться его жертве теперь всё равно некуда.

Конан, прибавив шагу, направился прямо к месту предстоящей расправы – уж что-что, а сложить два и два он умел. И понимал, что раз уж у преследователя имеется и змееподобное способное извиваться длиннющее – в воде даже не видно было конца-края этому телу! – туловище и даже лапки, преодолеть двадцать шагов песка, на которые успела отдалиться от кромки прибоя обессилевшая черепаха, не будет для монстра проблемой.

Собственно, до появления второго морского чудища киммериец планировал просто пройти мимо странной обитательницы глубин, предполагая, что та просто выбралась на пляж для обычной жизненной необходимости: отложить в ямку пару десятков яиц. И то, что черепаха ранена, и находится если не совсем при смерти, то очень близко к этому, его не особенно взволновало: подошёл, как говорится, срок и возраст – будь любезен: оставь потомство, да и освободи место другим, более молодым и здоровым!

Но вот то, что и без того раненную или больную бедолагу кто-то весьма мерзкий и злокозненный хочет прикончить прямо у него на глазах, не могло оставить его равнодушным. Неправильно, нечестно это!

Если уж ты, вот именно – молодой и здоровый, будь любезен: найди себе достойного противника! Ну, или хотя бы равного.

Пройдя поэтому прямо за спину, похоже, инстинктивно почуявшей, или услышавшей преследователя, и поэтому начавшую двигать ластами ещё быстрее, черепахи, он недвусмысленно дал понять странному монстру, что намерен пресечь преследование беззащитной жертвы, встав в боевую стойку, и обнажив свой любимый хайбарский меч.

Чудище, похожее, если честно, на огромную змею, но с тремя парами крохотных, и смотревшихся карикатурно непропорционально, лапок по бокам туловища у передней части тела, которые, правда, не столько помогали, сколько, по мнению варвара, мешали передвигаться по рыхлой песчаной поверхности пляжа, остановилось. Очевидно, монстра поразило не столько то, что кто-то решился противостоять его намерению прикончить уползающий обед, сколько то, что это оказался именно – человек. Метровая пасть морского змея открылась, продемонстрировав длинный раздвоенный язык в добрую руку толщиной, глубокую, словно пещера, глотку, и отличный набор белейших и острейших треугольных зубов, украшавших как верхнюю, так и нижнюю челюсть.

Конана демонстрация не впечатлила – видали и поглубже, и побольше, и поострее! Поэтому в ответ на неприкрытую угрозу он просто нахмурил густые смоляные брови, чуть нагнув голову, и блеснул и своими пусть не столь большими, но вполне крепкими зубами сквозь чуть приоткрывшийся рот. Тварь, похоже, угрозу адекватной не посчитала, как и самого киммерийца явно не приняла за серьёзного противника, потому что спустя секунду снова двинулась вперёд, так, словно человека и не стояло на пути её двухфутового в диаметре тела.

Чтоб убедить наглого монстра в серьёзности своих намерений защитить несчастное создание, Конан ударил тварь мечом. Ударил не так, чтоб сильно, но вполне по боевому: лезвие меча очень даже легко разрубило кожу и мышцы на верхней челюсти, мгновенно дойдя до кости, служащей той основанием. Конан подивился: то, что там, под мышцами и кожей, кость – он понял сразу, по характерной отдаче. А ведь по-идее у крупных, или, как вот этот, червеобразных морских обитателей, вроде угрей или акул, вместо костей обычно всякие там хрящи да полугибкие пластины…

Однако ещё больше варвар удивился, когда тварь, поморгав на него бусинками сразу налившихся ещё большей злобой и кровью, глазёнок, вдруг снова остановилась, и подалась чуть назад. Из глубины пасти донёсся рокочущий и свистящий, но вполне разборчивый голос:

– Отойди, человек. Ты не должен встревать в наше противостояние.

Конан не растерялся ни на краткий миг:

– Какое ещё противостояние? Противостояние – это когда противники равны. По весу, силе, и вооружению. А ты нападаешь на заведомо более слабое, больное, и невооружённое существо! Какое же это противостояние? Это просто – убийство!

– Это не убийство. Это – наказание. За нарушение наших Законов и обычаев.

– И что же это за законы, которые заставляют убивать беременную самку?

– Всё верно. Именно за то, что забеременела, мы и должны её убить. Чтоб другим Жрицам было неповадно. Да и в назидание остальным нашим подданным!

– Не вижу особого смысла в таких жестоких законах.

– И тем не менее они – наши. Мы ведь не обсуждаем, не осмеиваем, и не отрицаем те законы, что есть у вас, сухопутных. У каждого существа свои представления о том, что хорошо, а что – плохо. Что правильно, а что – нет. Но довольно пустой болтовни. Просто отойди, и дай мне свершить правосудие.

– Какое, Бэл его раздери, правосудие! Убийство!

– Поскольку мы вернулись к тому, с чего начинали, не вижу смысла в дальнейшей дискуссии. Ты отойдёшь по-хорошему?

– Нет!

– Ну так пеняй на себя, смертный!

Существо вдруг очень быстро приподняло примерно двадцать передних футов своего тела над пляжем, встав почти вертикально на оставшиеся сорок, и стремительно бросило это туловище на Конана, с явным намерением прихлопнуть того, словно какого-нибудь комара!

Однако не для того киммериец прошёл сотни битв и тысячи кровавых приключений, чтоб позволить убить себя столь примитивным и бесхитростным манёвром!

Отскочив в последний момент в сторону, Конан рубанул со всего размаху по тому месту туловища, что грохнулось с шумом о землю, и оказалось в непосредственной близости к нему.

Сегмент футов в десять оказался практически до половины перерублен, крошечные лапки замельтешили, давая понять, что их обладатель поражён невыносимой болью! Однако сдаваться странное существо и не подумало: теперь в дело вступил его хвост – поднимая тучи брызг, покрытый на конце огромными иглами с полупрозрачной перепонкой между ними отросток метнулся к Конану, с явным намерением сбить с ног, пронзить, опутать…

Киммериец не стал ждать этого, просто перепрыгнув на другую сторону тела монстра, и бросившись плашмя на песок! Массивная «дубина» просвистела над ним, осыпая песком и обдавая брызгами солёной воды, по инерции улетев практически туда же, откуда и начала движение – к кромке прибоя. Конан не придумал ничего лучше, как докончить начатое: раз уж оказался по другую сторону от длинного туловища, вскочил и доперерубил его ещё одним могучим ударом!

Некоторое время у твари происходила агония: передний обрубок разевал пасть, но сдвинуться с места не мог, а задняя часть тела буквально выписывала кренделя по пляжу, свиваясь и извиваясь, но до варвара добраться не могла. Ещё бы: у неё же не было глаз…

Конан подошёл к отрубленной передней части. Сердито буркнул:

– Н-ну? Как насчёт – исполнить приговор? Сможешь теперь?

Шипящий голос стал в сотню раз слабее, но различить слова можно было всё равно:

– Н…не радуй… ся раньше времени, че… ловек. Не я один – служитель Ффаскара. На моё место придут другие. Приговор так или иначе будет… приведён в исполнение. Потому что рано… или поздно… Грешница всё равно должна будет вернуться в океан!

– Мардук тебя задери, возможно. – Конан осознавал серьёзность угрозы. Ведь там, в воде, он не сможет защитить несчастную, – Но пока она здесь, на суше, вряд ли я позволю расправиться с вашей согрешившей нарушительницей и им. Однако тебя этот вопрос уже волновать не будет. Потому что скоро душа твоя отправится к праотцам, на небо, или в огненные подземелья Мардука! Ну, или куда ей там положено отправится!

На это замечание чудовище уже ничего не ответило: глаза словно подёрнулись матовой пеленой – почти совсем такой, как у черепахи! – и пасть закрылась. Тварь будто бы растеклась по песку пляжа, словно из неё вышел не только Дух, но и воздух. Ну, или что там имелось внутри полостей её тела. Конан сплюнул.

Затем наконец оглянулся на ту, которую защищал.

Словно затылком чуявшая, что битва выиграна, и ей больше ничто не угрожает, она задними ластами выгребала песок из пляжа, медленно, но упорно роя ямку. А вернее – ямищу: метровые ласты выгребали буквально горы песка.

Конан отер и спрятал верный меч. Подошёл и встал напротив птицеобразной морды. Он не ждал благодарностей, просто хотел убедиться, что с рептилией всё в порядке.

Однако это оказалось не так.

Теперь он понял, почему черепаха истекала кровью, и не могла двигаться быстро. Между передней правой лапой и шеей торчал наружу примерно трёхдюймовый толстый обрубок не то копья, не то – обломок кости. Поскольку он был весь измазан почти чёрной густой кровью, точно определить, что это, было пока невозможно. Конан подошёл вплотную, и попытался ухватиться как следует рукой за торчащий обломок.

Черепаха порывисто подняла к нему голову, хотя и вряд ли видела что-то бельмами почти заплывших гноем глаз:

– Нет! Пожалуйста, не делай этого! Не вынимай! – голос был куда выше, и приятней, чем у змееобразного. Да и тон… Совсем как у до смерти напуганной женщины! Ну правильно: даже если б Конан не видел, что она роет яму для откладывания яиц, сейчас бы точно понял, что это самка! – Он сидит слишком близко к сердцу, и если его извлечь, я тут же истеку кровью и умру! А я не закончила то, что должна сделать. Не исполнила своего главного Предназначения!

– Хорошо, не буду. Но… Скажи – что я могу для тебя сделать? Как помочь?

– Ну… Я была бы очень благодарна, если бы ты промыл мне глаза. Чтоб я могла хотя бы увидеть моего спасителя.

– Ладно. – Конан не видел смысла отказывать в просьбе, поэтому вынул из сброшенной на песок сумы свой походный котелок, и оторвал от объёмного пакета с тряпками для перевязки ран приличный кусок полотна. Сходил к океану, набрал чистой воды. Приблизившись снова к черепахе спереди, опустился перед ней на корточки, и полил ей на оба глаза. После чего принялся поливать понемногу, осторожно удаляя тряпицей загустевшую и засохшую слизь с налипшим песком. Воды вполне хватило. Тряпицу Конан отбросил, котелок отставил, и снова поднялся во весь рост – так поражён оказался осмысленным выражением и ярким блеском выразительных и непривычно больших глаз. Да их обладательница – просто красавица! Уж сколько он, побывавший в десятках стран и сотнях городов, и достаточно часто встречавшийся с тамошними женщинами, повидал этих самых глаз! Но таких… Не-ет, таких выразительных – точно ни у кого не было!

– Спасибо. Спасибо за то, что не позволил Стражу прикончить меня. Это было очень… Храбро и благородно. Благодарю и за то, что промыл глаза! Это было заботливо.

– Да пожалуйста. – Конан мрачно усмехнулся, думая, что вряд ли его новая подопечная протянет даже до заката – уж больно много крови она всё равно потеряла, и рана действительно выглядела смертельной.

– Я даже не спросила, как тебя зовут, отважный воин. Потому что не каждый отважится вступить в битву с морским демоном. Пусть и младшим.

– Зовут меня Конан. Конан-киммериец. Ну а что до отваги… Младший демон не показался мне слишком уж опасным и хитрым противником. А кроме того, я не люблю, когда обижают раненных и слабых. Ну, и женщин. Но как зовут тебя, несчастная Жрица?

– Я – Нэйла. Младшая Жрица в храме Ффаскара. То есть, прости… – в уголке одного из глаз снова появился натёк из гноя, и Конан поспешил снова взять котелок, и смыть его, Жрица чуть кивнула, – Спасибо. Бывшая Жрица, я хотела сказать. Ведь я согрешила.

– То есть, ты с кем-то… Занялась любовью? – Конан, не видевший смысла говорить намёками, не столько спрашивал, сколько утверждал.

– Да. – в уголке глаза теперь сверкнула слеза – непривычно огромная и тягучая.

– Вот уж не вижу в том, что естественно для каждой нормальной жен… Э-э… Прости – самки – греха!

– Но ведь я – Жрица. И была обязана хранить… Верность Обетам. И служить нашему верховному Божеству… Но – не получилось. Хотя в этом вина – не только моя. Мы с… Эртексом полюбили друг друга. И… Ну, ты уже всё понял!

– Да и на здоровье. Я же сказал: я не вижу в стремлении создать Семью и нарожать детей никакого греха!

– Да, всё это не считается столь уж тяжким грехом и у нас. Даже Жриц.

Но дело – в Эртексе.

– А что с ним такое? – Конан насторожился, снова внимательно осматриваясь, и подозревая, что ему, возможно, придётся спасать и этого любвеобильного балбеса.

– Эртекс – сын Верховного Правителя. То есть – Наместника нашего сектора Океана. И сейчас он мёртв. Из-за меня. Его отец приказал казнить его. Опять – в назидание! Статус! Правитель не хотел, чтоб дети от неравного брака, неблагородные полукровки, могли претендовать, или взойти на трон Ксулибии. Нет, Эртексу предназначали в жёны Сютуру – дочь Верховного Жреца нашего Храма. А он, мой наивный любимый…

Конан видел, что воспоминания явно бередят душу несчастной Нэйлы, и слёзы снова полились ручьём из её огромных глаз. Конан снова отметил, что они и правда – очень красивы, и чувственны: неудивительно, что сын даже Верховного Правителя не устоял перед их чарами! Но что же было дальше?

– Так что там с твоим возлюбленным? Он… точно мёртв?

– Да. Да. – черепаха судорожно вздохнула, но продолжала упорно копать песок, в чём Конан особого смысла уже не видел – наверняка после смерти младшего Стража сюда явятся и другие подданные Наместника. След от раны и тела Нэйла оставила такой, что не найдёт только совсем уж слепой преследователь. Ну, или – лишённый нюха. И уж обнаружить яйцо, да ещё столь неглубоко зарытое, для врагов вряд ли будет такой уж серьёзной проблемой… – Мне показали… Казнь. Чтоб сильней было моё горе!..

– Послушай, уважаемая Нэйла… – Конан решил, что от трагической части нужно переходить к практической, – Я от души сочувствую твоему горю. Но… Ты ведь, наверное, хотела бы спасти своих детей от гнева их высокопоставленного деда?

– Разумеется! Разумеется, Конан. И именно поэтому я и сбежала из темницы, куда он приказал заточить меня, и пытаюсь отложить яйца с ними здесь, во владениях суши!

– А ты не подумала, что этому самому деду не составит труда узнать, куда ты уплыла, и найти твою кладку, раз уж тебя так легко нашёл этот Страж? Младший демон?

– Подумала. Но… Мне некуда деваться, Конан. Это – всё, что я могу сделать для своих детей! Потому что я чую – час мой близок. И пусть готово всего одно яйцо, а остальные ещё не созрели… Отложить хотя бы его – надо! Потому что если я умру, не успев отложить и его – у моего сына не будет даже шанса!

– Не знаю, не знаю… – Конан пошкрёб подбородок, – Но разве для его деда и его прихвостней станет проблемой найти место, куда ты это яйцо отложишь?

– Нет. Но я надеюсь всё же…

– А если они найдут яйцо – что они с ним… Или вылупившимся черепашонком – сделают?

– Убьют, конечно! Ведь Наместнику бастарды или незаконные наследники не нужны. Он женит на дочери Верховного Жреца своего второго сына – уж чем-чем, а обеспечением престолонаследия он обеспокоился! – и трон передаст ему. Ну, когда подойдёт положенный срок…

– Так что же ты собираешься делать, Нэйла? Прямо сейчас?

– Я хочу выкопать ямку поглубже. Может, всё же ищейки Наместника не найдут яйца.

– А вот скажи мне, уважаемая Жрица… Твой сын, твой будущий сын – может жить в пресной воде?

– Да, Конан, конечно, может.

– А если выпустить его в какое-нибудь… Озеро – он найдёт там для себя прокорм?

– Да, наверняка.

– Тогда как тебе, уважаемая, такой план. Я забираю твоё отложенное яйцо. И отношу его подальше от океана – в озеро Баскунчук. Оно здесь неподалёку: всего три дня пути. Озеро большое и глубокое. Правда, расположено в горах, а к океану из него течёт только маленькая речка – Ворхул.

– А там… найдётся солнце и песок на пляже?

– Найдётся.

– Конан. Ах, Конан-киммериец… Если б ты сделал это, я благословляла и благодарила бы тебя до конца моей несчастной и короткой жизни!

– В таком случае прекрати копать – ведь ты тратишь свои и без того крохотные, последние силы на бессмысленную работу. Просто: расслабься, немного отдохни, собери свои, вот именно – силы, и снеси яйцо!

– Хорошо. Хорошо… Я… Попробую. Только… Пожалуйста, отвернись!

Конан, если честно, не видевший в таком действии особого смысла – а то он женских «яйцекладовых» органов не видел! – тем не менее отвернулся к кромке прибоя, и занялся рассматриванием волн. Неторопливо и мерно они набегали на плоский и обширный пляж, наверное, успокаивая и навевая лёгкую печаль на более чувствительные натуры. К которым варвар ну никак не принадлежал. Тем более, что вместо любования мирным пейзажем он внимательно следил: не появятся ли где новые Стражи. Или ещё какие враги. И напряжённо думал: сможет ли он действительно выполнить обещание, данное, скорее, под давлением, вот именно, сентиментальных порывов своей очерствевшей души, или…

Однако сдерживаемые стоны и тяжкое дыхание, что послышались за его спиной, всё равно разбередили какие-то скрытые струны в его зачерствевшей душе – он даже закусил губу, почти силой заставив себя не оглядываться – Нэйла же просила!..

Но вот раздался последний отчаянный вскрик-всхлип, и его подопечная словно выдохнула с явным облегчением. Сильно ослабевший и тихий голос позвал:

– Ко…нан!

– Да, Нэйла? – он поспешил обернуться, и снова встать перед ней. Голова рептилии бессильно лежала на песке, и глаза уже были закрыты.

– Яйцо… Должно быть всегда в… Сырости. И до вылупления моего сына оно должно полежать в тёплом и влажном песке пять дней. И…

Ты был прав. Зря я потратила столько сил впустую – не помогло бы это спасти Улюкена от…

Голос вдруг прервался. Но больше ничего не произошло – голова не опустилась ещё ниже, поскольку и так уже лежала ниже некуда, и единственное, что выдавало, что жизни больше нет в огромном плоском теле, так это то, что крошечная жилка на кожистой складчатой непривычно длинной шее больше не билась…

Конан вздохнул.

Ну вот он и нашёл себе проблему. Сам.

Никто ведь не просил его вмешиваться в «разборки» жителей морских пучин, и кого-то спасать, кого-то убивать… Да и Жрица собиралась просто отложить яйцо. Туда, куда смогла бы. Предоставив Року и его Величеству Случаю оберегать или прикончить её первенца…

Ну почему, почему он не может равнодушно смотреть на неправедные дела и циничные убийства?!

Вот и сейчас: мешкать некогда, нужно скорее поместить яйцо во влагу. А как это сделать? Да очень просто.

Конан прошёл снова к океану. Вошёл по щиколотку, выбрал место, где вода казалась почище, и не имелось следов мути, поднятой хвостом Стража. Бросил в это место остатки пука из тряпок, которые всегда таскал с собой для перевязок разных ран и наложения шин при переломах. Пропитал водой, чуть отжал.

Вернулся к яйцу. Завернуть в тряпки круглую жёлто-белую штуковину размером с небольшой арбуз было нетрудно. Как и упрятать его в суму – так, чтоб не повредить об имеющиеся там столь необходимые железки и причиндалы: пояс с набором метательных кинжалов, запасные наконечники для стрел, футляр с картой, запас пищи, бурдюк с водой, одеяло, и прочее столь нужное походное оборудование. Подумав, Конан переложил яйцо во вновь оказавшийся сверху пятилитровый котелок: оно очень даже удобно вместилось туда. Порядок! Теперь он чуть более уверен, что нежная непривычно гибкая скорлупа, кожистая, и так не похожая на скорлупу яиц птиц, не повредится при ходьбе.

Закончив укладывать и устраивать яйцо, он в последний раз встал перед мордой несчастной Жрицы. Он отлично понимал, что нужно бы предать её тело, как положено, земле. Но ведь тогда те, кто непременно приплывёт сюда в поисках Нейлы, и Стража, посланного в погоню, и отложенного и спрятанного нарушительницей Законов, будущего потомства, сразу догадаются – что яйцо похищено!

Впрочем, если уж быть честным хоть с самим собой, то они об этом всё равно догадаются: по убитому явно мечом младшему демону. Значит, решающим аргументом должна являться как раз безопасность этого самого яйца! Поэтому Конану противопоказано долго торчать здесь, пытаясь отдать последний долг несчастной рептилии, а нужно бежать как можно быстрее вглубь суши, по дороге старательно заметая и запутывая следы. И как можно быстрее поместить яйцо, вот именно – в тёплый песок озера Баскунчук! Прости, следовательно, и прощай, Нэйла!

Конан однако не ринулся бегом в гущу джунглей, что окружали широкую полосу пляжа, а снова прошёл к передней части черепахи. Вздохнул. Но понимал, что сделать это нужно – он должен знать, с какими монстрами и тварями из глубин может теперь встретиться и сам… И может столкнуться черепашонок, когда вылупится, и, возможно, попытается выбраться домой – в океан.

Пробормотав: «Прости ещё раз, уважаемая Нэйла!», Конан упёрся левой рукой в кромку панциря у шеи, а правой выдернул то, что казалось обломком копья.

Обломок вышел с трудом: ещё бы! Киммериец покивал головой: как раз чего-то именно такого он и ждал! В руке у него оказался кусок явно конечности какой-то немаленькой твари: более чем полуметровый не то – шип, не то – кусок клешни. Двухдюймовый в толщину у основания, очень острый на конце, чуть изогнутый равномерно по всей длине и похожий на саблю, только суживающийся к концу. Трёхгранный. И снабжённый обратными зазубринами по всей длине – словно у природного гарпуна!

Конан, внимательно рассмотрев обломок, покачал головой: не хотелось бы встретиться с обладателем такого оружия на суше! Не говоря уж – о море! Бедная Нэйла. Нетрудно представить, какие страшные мучения ей доставлял этот шип. И сколько мужества и сил ей понадобилось – чтоб обломить его!..

Вода в полумиле от кромки прибоя вдруг забурлила – словно тот, кто собирается выбраться на поверхность, гораздо, гораздо крупнее даже Стража.

Конан понял, что правильно поступил, не став пытаться похоронить несчастную Жрицу: нельзя, чтоб тот, кто сейчас выберется на поверхность, заметил его. Благо, наступающие сумерки позволяли быстро скрыться среди кустов и деревьев, окружавших пляж, растворившись во мраке, уже царившем под сводами тесно стоявших стволов, и переплетённых лианами и густо поросшей ягодными кустами и папоротником, почвы подлеска зарослей.

Так Конан и поспешил сделать.

Однако уйти в чащу глубже киммериец не торопился, хорошенько спрятавшись за очень даже удобный поваленный ствол, лежащий у самой кромки песка. Он хотел посмотреть, что за создание способно вызвать столь большой водоворот.