I
Я просыпаюсь от раздражающе-высокого металлического стука. Сначала приходит осознание, что опухшая голова готова лопнуть, словно изнутри её туго набили какой-то противной, вязкой кашей, передавив нервы и сосуды. И лишь потом с большим усилием понимаю, что звук, каждая дробь которого болезненно отдаётся в голове, идёт с кухни. Кажется, это обычный стук чайной ложечки о тарелку.
Организм пробуждается словно бы по частям. Причём каждая часть, проснувшись, даёт о себе знать новым неприятным ощущением. Например, становится ясно, что срочно нужно бежать в туалет.
Собрав в кулак волю, резко сажусь на кровати и тут же морщусь от нахлынувшей боли, сотней молотков ударившей по мозгам. Встаю, бреду в сторону уборной.
Проходя мимо кухни, вспоминаю о навязчивом стуке, который уже стал привычным. Заглядываю за дверь. Звук тут же прекращается. Яна виновато таращит на меня глаза. Её белобрысая головка торчит над тарелкой, щёки, набитые как у хомяка, продолжают шевелиться.
– Что там у тебя, – мычу невнятно, заглядывая в тарелку. – Яна, чёрт побери! Что это?
На дне тарелки ещё осталось немного живописной коричнево-бело-розовой мешанины. Я провожу по кухне глазами, подмечая следы преступления: табуретка, подставленная к холодильнику, на котором обычно стоит стеклянная миска с печеньем; затолканные под холодильник осколки той самой миски и крошки печенья по всему полу; лужица молока на столешнице; измазанный малиновым вареньем стол, руки и белая маечка.
– Да что ж это такое, Яна! – ору в сердцах. – Говорил же тебе ничего не трогать! Какого чёрта ты везде лезешь, а?
– Я хотела кушать, – она съёживается в комочек и трясёт нижней губой, готовая расплакаться. – Ты спал…
– А подождать ты не могла, пока я проснусь? С голоду бы померла, а?
Договаривая, а точнее, докрикивая последнюю фразу, я эмоционально взмахиваю рукой. Девочка коротко взвизгивает и прикрывает голову руками, словно защищаясь от удара.
Земля на секунду уходит из-под ног. Стою посреди кухни, уставившись на ревущего ребёнка, и медленно осознаю ситуацию. Моя дочь в страхе закрывается от меня руками. Она ждёт, что я её ударю, она готова к этому. Ну что я за отец? Бью свою дочь…
А всё из-за чего? Ребёнок захотел есть и проявил самостоятельность: пошёл и приготовил себе еды. А папа за это отругал и хотел ударить. Кидаю взгляд на часы: пол-одиннадцатого… Представляю себе Янку, вставшую, как всегда, часов в семь, и бродившую по пустой квартире в ожидании, когда папа проснётся и даст чего-нибудь покушать.
Прикусываю губу, чувствуя, как на глазах тоже выступают непрошеные слёзы; нос тут же реагирует и опухает, ещё больше увеличивая давление в голове, и без того гудящей.
– Прости, малышка, – шепчу я, подходя к ней и проводя рукой по жиденьким, растрёпанным волосам. – Прости…
Она начинает реветь ещё сильней и обнимает меня обеими тонкими ручонками за талию.
– Ты болеешь? – всхлипывая, спрашивает, чуть успокоившись.
– Да, малышка, папа себя плохо чувствует, поэтому так долго не вставал, – ощущаю ещё один острый укол совести, кинув быстрый взгляд на шкафчик, где стоит недопитая вечером бутылка коньяка. – Но папе уже лучше, гораздо лучше.
Заглядываю ей в глаза.
– Давай, детка, доедай свою… э… кашку, а папа пока сходит умоется, ладно?
Она с очень серьёзным видом кивает, блеснув огромными серыми глазами, обведёнными тёмными кругами.
Из туалета я возвращаюсь уже полностью прощённым. Яна весело чирикает что-то из своей детской чепухи. В очередной раз подивившись, как легко и безоговорочно забывают дети об обидах и неприятностях, всё ещё терзаемый чувством вины перед дочерью, спрашиваю, чтобы поддержать разговор, что ей снилось.
– Мне снилось, что я большая-пребольшая, и у меня есть красивая корзинка. А я иду и собираю туда звёздочки. Прямо с неба. А потом мне снилась мама, – тепло и мечтательно добавляет девочка.
Мрачно поднимаю голову, уже жалея о своём вопросе. Вздыхаю.
– И… Что мама делала?
– Она мне расчёсывала волосы. А корзинку, где звёздочки, я ей отдала. Чтобы она мне их в волосы цепляла. Знаешь, пап, они у меня во сне были такие длинные-длинные, и шекло… шелковистые, как у тёти в рекламе, и из них можно было заплести целую косу! Как у Эльзы. Или как у Рапунцель.
Мну в руках наспех сделанный бутерброд, отчаянно пытаясь выбросить из головы нахлынувшие горькие мысли.
– Пап, а когда я вырасту, мама мне заплетёт длинную косу?
Может, соврать?
– Нет, малышка. Мамы больше нет. Тебе заплетёт косу кто-нибудь другой.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой, – снова дуется она. – Я хочу, чтобы мама заплетала.
Откладываю бутерброд. Комок в горле растёт, рот наполняется кислой слюной. Ещё этого не хватало, реветь при ребёнке.
– Пап, – не унимается Яна. – А куда она ушла?
– Мы же с тобой уже разговаривали об этом. Она никуда не ушла. Её просто больше нет.
– Но так не может быть. Она всё равно где-то есть! – дочка возмущённо смотрит на меня, но я молчу. – Баба сказала, она на небе.
– Бабе лучше знать, – без выражения соглашаюсь я. – Вот у неё и спросишь об этом в следующий раз, договорились?
II
– Да, тёть Саш… обязательно… конечно… Да, погуляем. Прямо сейчас пойдём. Соберёмся и пойдём… Да, всё нормально. Точно. Спасибо… До свидания.
Кладу трубку и тупо пялюсь на телефонный аппарат. Тёща бы с радостью забрала Янку насовсем, но я сам настоял, чтобы по выходным она была со мной. Настоял скорее из чувства долга, чем от желания. А ведь слишком это оказалось тяжело. Слишком она похожа на мать.
– Папа, ты с бабой разговаривал?
– С бабой, детка. Переживает она за тебя, беспокоится.
И правильно делает.
– Почему? Ты же меня от всех защитишь!
Утвердительно мычу и беру себя в руки:
– Давай собираться. Погода замечательная. Баба сказала погулять.
– Ур-ра! Гулять! Пап, пап, а можно по лужам поплюхаться?
– Можно, – я смеюсь. – Только не сильно, а то бабе Саше плохо станет, когда она твою одёжку увидит.
На улице всё журчит, поёт, пахнет. Из-под остатков снега пробивается зелень. Воздух, чистый и прозрачный, весело звенит от детских голосов.
По лужам и ручейкам в любимой Янкиной манере «плюхается» стайка разновозрастной малышни, мельтеша разноцветными резиновыми сапогами. Дочь при виде этого приходит в состояние полного восторга и мигом вывинчивает свою руку из моей.
Я позволяю ей ворваться в гущу событий, а сам, улыбаясь, остаюсь стоять в сторонке.
Неподалёку дурачится компания подростков – мальчишки из кожи вон лезут, чтобы произвести впечатление на девчонок. Те хихикают и переминаются с ноги на ногу, не отводя от них взгляд. Внезапно одна из них, в ярко-красной шапке, поворачивает лицо в мою сторону.
У меня перехватывает дыхание.
Нет, конечно, это не она. Что за глупости. С похмелья мерещится. Просто похожа. Похожа, и всё.
Но она… Как она могла меня оставить в такое время, в самый разгар весны, этого праздника жизни?
Хватит.
Хватит!
Судорожно вздыхаю, и темнота в глазах расступается.
Кто-то из детей ревёт во весь голос. Спохватившись, поворачиваюсь к луже, где плещется малышня. Нет, это не моя. Мальчишка лет пяти. Надо же, как пищит.
– Папа! – Янка бежит ко мне, поднимая фонтаны брызг. – Смотри, смотри! Корзинка! Моя корзинка!
– Где? – рассеянно спрашиваю я, придирчиво оглядывая мокрую одежду.
Резиновые сапоги не помогли. Они защищают от воды только до колен, а не до подбородка. Тёща, может, и не скажет ничего, пощадив моё депрессивное состояние, но посмотрит с укором.
– Там! У тёти! – она тыкает пальчиком в сторону уже удаляющейся группы подростков. – Это та самая корзинка! Которая мне снилась!
Приглядываюсь. И правда, одна из девчонок вместо сумочки, как у остальных, несёт на сгибе локтя самую настоящую корзинку, плетёную. И шапка красная. Постойте-ка, да это ж та самая…
– Пап, пойдём! – Янка тянет меня за рукав.
– Куда пойдём, дочь? Это чужая корзинка. Тётина. Она просто похожа на твою. Может быть, их один и тот же эльф делал.
– Эльфы не делают корзинки! – возмущается Яна. – Я не буду просить себе. Просто посмотрю.
Подумав, решаю, что просто посмотреть можно. Тем более, хоть и боюсь себе признаться, мне хочется ещё раз взглянуть в лицо этой девочки. Всего лишь чтобы убедиться, что показалось.
– Только вежливо попроси, – вполголоса говорю возбуждённой дочери. – А то тётя рассердится.
– Извините, – Яна вырывается вперёд, догоняя молодёжь. – Тётя! Красная шапочка! Извините!
Подростки оборачиваются, улыбаются при виде бегущей к ним девчушки.
– Идите, я догоню, – машет остальным «красная шапочка».
Внимательно изучаю её лицо. Конечно, показалось. Совсем другая форма носа, глаза другого цвета. Не такие длинные волосы. Но так похожа!
– Привет, – она приседает на корточки, чтобы оказаться с Яной на одном уровне.
– Простите, ради бога, – обращаюсь к ней я поспешно. – Дочь увидела корзинку у вас…
– Да ничего страшного, – улыбается девушка. – Как тебя зовут, подружка?
– Яна, – гордо отвечает мелкая. – Мне эта корзинка снилась! Но я не буду просить, просто посмотрю. Пожалуйста.
– А я хочу тебе её подарить, – спокойно отвечает «красная шапочка».
– Нет, не стоит, – вмешиваюсь я. – Просто посмотрим.
– Мы с мамой дома перебирали после смерти бабушки, – отвечает девочка, в карих глазах появляются грустные искорки. – Это её корзинка. Я хотела отнести в школу, вдруг пригодится. Но лучше такой красавице отдать.
Из глубины души почему-то поднимается странная тоска. Не знаю, в чём дело, но мне не хочется, чтобы Яна брала эту вещь. Глупости какие…
– Да она всё равно поиграется три дня и забудет…
– Ну, как только забудет, вы вместо меня в школу отнесёте…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги